Я не стану описывать тебе в подробностях дальнейшие наши странствия. Вряд ли у тебя будет возможность когда-нибудь посетить эти страшные места, а если такое и случится, то я в любом случае буду твоим поводырем Довольно и того, что пять раз по пять веков мы все плыли и плыли вперед над мрачным каменистым дном, над горными хребтами и холмами, перемежающимися участками совершенно ровного ила, к которому мы привыкли во время первой части нашего странствия над равниной.
Тот край, который во много-много раз обширнее земли, где мы живем, - самый нижний уровень Вод Аннона. Там нет ничего истинно упорядоченного. Там сидят или ползают твари, состоящие только из пасти и заднего прохода. Они постоянно пожирают грязь и тут же тонкой струей выбрасывают ее сзади. Они - живое олицетворение этой пустынной бездны, где все лишь огромная затхлая куча мусора. С высоты тысяч футов, с поверхности великих вод вниз постоянно опускаются останки жизни, падают на мертвую поверхность этого отхожего места земли. Миллионы миллионов лет оно принимает все, что отвергает земля, - не просто пыль, прах и камни падают вниз с тающих ледяных островов, но испражнения и трупики миллионов миллионов птиц, рыб, морских тварей и - временами - трупы людей. Все это затягивает бесформенная слизь, чья поверхность во тьме незаметно поднимается. Если нога моряка вдруг неудачно соскользнет с планшира, упадет с небес подстреленная птица или пылающая огненная гора выплюнет в небо клубы дыма и копоти - все, все это уйдет под воду и все затянет ровная первозданная трясина, и все будет вечно поглощаться и исторгаться с мускусной слюной свернутых спиралью червей, ползающих в слизи.
Но в хаосе лежат девять начал творения. Было время, когда я мчался прямо, как стрела, к теплым землям юга, к границам Срединного Моря, где живет народ Гроэгуйр. И там я говорил с мудрым человеком, с лливрауром. Это был мудрейший из своего народа в те времена. Это он мне показал, что вначале нет целых форм, но есть лица без шей, руки без плеч, глаза без лиц, тупые, тяжело ползущие, тысячерукие - все бесплодные, без потомства.
- Многие головы, - сказал он, - рождаются без шеи. Но потом приходит ночь, а в ночи - огонь, из которого выходят прекрасные тела мужей и дев, естественные, сплетенные не в хаосе, а в благословенном восторге любви. Это любовь приносит превращение - любовь, что блистающая Арианрод питала к сыну своему Ллеу Ллау Гиффсу, Друстан - к прекрасной Эссилт, и в свой черед и я (возможно, и ты также испытаешь, о король) - к сестре моей Гвенддидд.
Но я ничего не знал об этом во время своего ученичества у древнего Лосося из Ллин Ллиу. И с возрастающим с каждой милей отвращением и страхом начал я понимать, что мы приближаемся к нашей цели. Хотя мы не перемолвились ни словом, я ни разу не усомнился, что мой поводырь вел меня туда для некой необыкновенной цели. Ты должен припомнить, о король, что светлый мир, в котором живешь ты и люди твоего королевства, по сравнению с Иным миром на вершине Каэр Гвидион не более чем ползучий мрак морской по сравнению с этим миром.
Наконец мы приплыли к могучему горному хребту, мимо чьих крутых, заросших гроздьями ракушек склонов мы скользили все быстрее и быстрее. Теперь мы добрались до самого хребта, переплыли через него. Под собой я увидел искореженную землю - там были горы, чьи впалые вершины говорили о том, что когда-то они изрыгали серный огонь и камни, что взлетали даже над поверхностью моря, гневно грозя небесам.
Вскоре я увидел, что внизу все резко изменилось. Душный покров осадков, что покрывал вершины и склоны всех подводных гор и холмов, устилая невероятно глубоким слоем все равнины и долины, начал истончаться, пока вдруг как-то сразу не исчез. Теперь мы видели нагие, скалистые вершины гор, более острые, чем кто-либо когда-нибудь видел. Всюду громоздились чистые скалы, с оплавленными скользкими склонами, потеками плавленого камня, который, казалось, не так уж и давно изливался из острых гребней этих потухших кузниц. То, что извержения были не слишком давно, было ясно по теплу, тянувшемуся от лавовых долин, где некогда раскаленные камни, охлажденные водой, тотчас после извержения спеклись в округлые подушки с боками, изрезанными извилистым узором.
Над этой открытой, чистой, но угрожающе бесформенной землей мы и плыли. Больше мы не следовали изгибам холмов, как прежде, но шли прямо над вулканами. Временами теплые течения оттесняли нас в сторону, и я думал - неужели горы там, дальше по хребту, еще извергаются, прорывая тонкую корочку? Один раз земля заметно содрогнулась, ее очертания на миг расплылись перед моим испуганным взором. Несмотря на доверие к моему вожатому, я беспокоился все сильнее и раза два, признаюсь, подумывал о том, чтобы удрать.
Но как раз в самое угрожающее мгновение мы достигли своей цели. Скользя по острому ребру хребта, мы внезапно оказались над краем огромной глубокой расселины, в обе стороны тянувшейся неизвестно как далеко. Впервые с нашей встречи Лосось был явно встревожен. Вместо того чтобы прямо, как стрела, нестись сквозь океан, мы свернули влево и поплыли на юг по граничному хребту. Я проследил взгляд моего спутника, когда он время от времени всматривался в огромное ущелье, что было подобно глубокой ране в рассеченном теле земли. Он стал чрезвычайно осторожным. Временами Лосось останавливался и замирал, перебирая плавниками, прежде чем двинуться дальше.
Через некоторое время я увидел, куда мы плывем. Иногда я чувствовал, что по воде проходила какая-то беспокойная дрожь, и ощущал, как все более теплые потоки омывают меня. Мы прошли сквозь тонкие облачка серого взбаламученного осадка - прежде нам такой не встречался, - а затем… затем это оказалось перед нами! Неподвижно зависнув над вогнутым пиком огромной горы, мы прекрасно видели соседнюю гору - мрачный утес, возвышавшийся над тем через который мы переплыли. Его огромное основание было затянуто клубами взбаламученного осадка и дыма. Был он невероятно высок, так что взор едва достигал его вершины. Но мы видели, как над этим пиком, отвесным, как крепостная стена, взлетают головешки и яркие искры, словно одичалые бесы и демоны Преисподней.
Внезапно вершину горы разнесло безмолвным взрывом. Она рассыпалась мириадами осколков. В глубине, под тяжестью великих вод, все это происходило медленно. Как только желтый и оранжевый пламень вырвался из горла обезглавленной горы, расколовшаяся вершина лениво поплыла вверх и в сторону, огромные валуны, расколотые камни полетели вверх, наружу хлынули потоки горячей лавы и текли, медленно срываясь в окружающую бездну.
Зачарованный ужасным зрелищем, смотрел я на все это. Я представил себе огненное содержимое горы, кипящее и булькающее, как колдовское варево в Котле Керидвен. Я видел, как струя пылающей лавы хлынула через край - так кровь пенится и течет струйками из уст сраженного воина. Открывшийся гнойник истерзанной земли извергал клубы пара, что уходил вверх рекой пузырьков и пепла. Когда лава начала стекать по склонам горы, ледяная вода охладила ее так, что на нижних склонах она превратилась в катящиеся камни вроде тех, что мы видели вокруг потухших вулканов, тянущихся вдоль огромного мирового ущелья.
Волнение вокруг нас становилось все сильнее и сильнее, а вода становилась все теплее и теплее. Водовороты бросали нас туда и сюда, и, пока я пытался сохранить равновесие и удержаться рядом с моим защитником, я краем глаза увидел, что и другие горы в цепи начали выплескивать пар и с грохотом раскалываться. Пики пылали словно горнила Гофаннона маб Дон - а может, это они были… Одна за другой они взрывались, выбрасывая водопады камней, яростные клубы пара и кипящей жижи. Потрясенный чередой извержений, я временами видел, как внезапные взрывы выбрасывали наружу камни с такой силой, что легко было представить, как они, вращаясь, вылетают из воды в тысячах футов над нами и взлетают в пропитанный солнцем воздух над пустым океаном.
Я умоляюще посмотрел на огромную рыбину, что была рядом со мной, и, к удивлению своему, заметил, что Лосось с невиданным ранее вниманием устремил свой задумчивый взгляд на дно гигантской долины, лежавшей у подножья параллельных хребтов пылающих пиков, - огненный путь, освещенный пылающими факелами (так мне казалось), ведущий вниз, к ледяным ужасам Ифферна. Проследив его взгляд, я увидел, что, когда земная кора начинает трескаться и раскалываться огромными глыбами с острыми краями, дно долины вздымается и опадает чудовищными волнами. Внезапно глубокая трещина вспорола долину по всей длине по самой середине, вскрывая то, что показалось мне поначалу бесконечным швом. И из этого шва поднялась двойная стена скал, покачиваясь взад и вперед, движимая какой-то невообразимо могучей подземной силой.
Слои камня поднимались, валились в стороны, выпирая из все более расширяющейся трещины, вытесняемые со дна долины непреодолимым давлением. Сквозь толщу воды я ощущал дрожь и колебание и ошеломленно взирал на то, как все дно долины, гора подо мной, великая корка мира начала сползать и медленно, но заметно смешаться куда-то нам за спину. В то же время я увидел, что такое же творится на противоположной стороне ущелья - двойная гряда гор начала раздвигаться!
Горы взрывались и рассыпались со всех сторон, океанская вода бурлила, кружила в бешеном водовороте расколотые скалы, ил и пепел, и ослепительные вспышки рваного пламени полыхали в сгущавшейся тьме. Меня швыряло туда и сюда так, что я потерял всякое чувство направления и уже ничего не осознавал. Вновь восставал первозданный хаос, девять стихий распадались на бессмысленные клочья вне времени, пространства и связей. Добрый аббат Мауган говорил мне, что я обладаю способностью видеть одновременно прошедшее и грядущее, но то, что я видел, было разрушением и прошлого, и настоящего, и грядущего. Как упорядоченные предметы верхнего пространства распадались на первичную грязь, оседая на дно океана, так теперь я видел, как элементы мирозданья расходились и опускались в безвременную, бессвязную, не ведающую направлений пустоту, из которой они возникли в дни рассвета богов.
Меня охватил такой страх, которого я не ведал даже тогда, когда копья воинов короля Кустеннина готовы были вонзиться в мое сердце на берегу у Башни Бели. Ведь смерть - это, несомненно, врата жизни, нашей собственной или чужой. Но теперь я знал, в каком гонком равновесии, которое поддерживаешь Ты Своею Верной Рукой, находятся все твари живые. Лишь чуть нарушится оно, упадет случайно фигурка с доски гвиддвилла - и вся эта прекрасная гармония погибла навеки. Разверзается дно Водоворота Брихана - бездна, в которую затягивается все, чтобы не выйти уже никогда.
И вот, когда я висел, потерянный, среди страха, я вдруг перехватил взгляд спокойных серых глаз Лосося из Ллин Ллиу, с укоризной смотревшего на меня. Сразу же мое холодное сердце сельди забилось горячее. Взгляд этого мудрого, старейшего изо всех сотворенных существ создания вмиг привел меня в себя. Как же первичный хаос мог быть здесь, если я находился рядом и созерцал его? И я с трепетом силы ощутил, что, даже рассыпься все на бесформенные, разобщенные атомы, мне будет довольно взглянуть на них, чтобы восстановить порядок. Ибо я Мирддин, сын Морврин, рожденный в Башне Бели, и игравший с моим другом крапивником, и смотревший из окна на бакланов, и до крещения проживший двенадцать дней, полных солнца, ветра и бури. Я существую во времени и пространстве, я вижу (не ясно, но вполне достаточно), как сменяют друг друга короли, те, кто правил и будет править Островом Придайн и Тремя Соседними Островами, - и то, что я вижу, имеет порядок, направление и цель. Я записал это, начертал это и заставил существовать одним моим существованием!
О Сверкающий, Славный! Как мог я усомниться! Когда окружил Ты черные воинства Оэт и Аноэт в битве Годдеу, передвигаясь на одной ноге и не сводя с них Своего Единственного Ока, этот сверкающий глаз охватывал королей и королей над королями, свободных и несвободных, и, более того, веши, которых никто не знает, но которые есть: снежные хлопья, капли росы на лугах, градины, и травинки под конскими копытами, и белых коней сына Ллира в час бури на море. Все это Ты знаешь и, когда придет время, ниспошлешь мне это знание. Я не страшусь!
Когда я впервые погрузился в океанские волны в заливе Хаврен, я испытал неожиданное спокойствие и удовлетворение, какое чувствует человек, засыпая после тяжелого дня. Я чувствовал себя так, словно черное лоно великих вод милосердно укрыло меня от забот и тревог земных. Я почти с благодарностью воспринял свое погружение в глубину. Теперь, однако, я ощущал все возраставший ужас. Я жаждал дневного света, я хотел бодрящего предвкушения жизни среди друзей, ее тягот, борьбы и недолговечности, равно как и теплоты ее удовольствий. С облегчением я ощутил, что мой спутник готов покинуть зрелище хаоса, которое мы наблюдали почти бесконечность. Я забил плавниками, готовясь уплыть прочь отсюда. Я не мог удержаться от того, чтобы не бросить прощальный взгляд туда, вниз, где вспухала пламенем раздвигающая горы бездна. И то, что я увидел, поразило меня, и зрелище это до конца дней моих останется в моей памяти - ежели когда-нибудь конец этот настанет. Как думаешь, настанет ли он, о король Кенеу Красная Шея, сын Пасгена?
Когда подземная река пылающего расплавленного камня хлынула из-под толстой шкуры земли по всем краям, я углядел среди громоздящихся обломков нечто, что болезненно извивалось под их тяжестью Оно походило на чешуйчатое, наполовину погруженное в лаву тело, медленно размалывавшее скалы, и извечный пламень сочился из пор его от натуги. Теперь я понял, что в глубине лежала могучая тварь, именуемая Адданк Бездны. Не знаю, змей это или дракон, но тело его обвивает весь мир. Как и все люди, я знал предание об этом чудовище Хаоса и о том, как Ты, о Блистающий, с Верной Рукой Твоей, после ужасной битвы поверг его в самые темные бездны Океана. Но увидеть эту ужасающую тварь самому…
oritur nauis et desuper Draco mortuus, nocatur Terra.
К тревоге своей, увидел я, что Лосось из Ллин Ллиу уже повернул прочь. На какой-то краткий, ужасающий миг я снова глянул туда, где в мучительном своем заточении извивалась тварь, источая ядовитое пламя и газы из бесчисленных скрытых пор своей всеобъемлющей силы. Охваченный неодолимым ужасом, я как мог быстро поплыл вслед за моим поводырем, и в единый миг устремились мы назад прежней дорогой. За своим блестящим боком я уловил последний отблеск великой горы, изрыгающей пламя в бурлящие воды и вновь поглощавшей его так, что она казалась сплошным шаром пламени.
Так и с Адданком Бездны, подумал я, если люди не врут. Ведь, опоясывая мир пожирает он собственный хвост всюду, где попадается он ему. Пожирая себя, убивает он себя и затем, извергая себя, сам себя порождает. Как ты думаешь, почему носишь ты на шее эту черно-золотую гривну, о король Кенеу Красная Шея?
Время и необходимость окружают всякое творение, новое возрождается из старого Мрак таится в глубинах моря, но свет золотит его поверхность. Одно требует другого, пусть и противоположного, и золотая колесница Бели должна ночью отдыхать в темной пещере, ежели желает она поутру подняться по арке верхнего неба.
Как учат нас друиды и лливирион, "души человеческие и вселенная неразрушимы, хотя временами огонь и вода могут побеждать", и я принимаю это как откровение сменяющих друг друга циклов смерти и возрождения. И что есть Адданк Бездны, хвост которого в его же всепожирающих челюстях, как не беспощадный круг обновления, заключающий себя самого и хранящий себя в соли, мучимый своими подземными странствиями, постоянно вновь создающий вселенную, прорываясь сквозь толщу вод?
И снова мы устремились прямо, как стрела, сквозь водную бездну, оставляя далеко внизу ложе морское. Сейчас, среди того страха и ужаса, что охватил меня, даже неуклюжий морской слизень показался бы мне милым и родным, но путь выбирал не я. На самом-то деле мне следовало бы поблагодарить Лосося, поскольку мы неслись неожиданно быстро.
Через неделю или вроде того настал тот счастливый момент, когда наш однообразный путь над безликой бездной окончился и мы начали быстро подниматься через все более теплые и светлые воды, пока наши головы вдруг не вынырнули над плещущимися волнами. Оглядевшись, я увидел, что мы приплыли к широкому устью реки, по берегам которой тянулись такие пышные зеленые луга, каких я раньше и не видывал. Да и потом тоже - на меня явно повлияли сорок лет жизни в водной пустыне. К югу тянулась зубчатая горная гряда, вершины которой уже припорошил первый снег. Над ними царственно возвышался пик, окутанный толстой гладкой мантией снега. Прекрасные округлые облака, светлые и пушистые, словно овцы Гвенхудви, что прыгают по гребням волн, лежали на вершинах великой горы и ее сестер. Солнце, улыбаясь сквозь разрывы плывущих по небу облаков, казалось, дарило им часть своего сияния. Оно светилось внутри них, бросая яркие лучи, словно фонарь из-под серой крыши туч, отражавших серое безграничье устья и океана. Чудесным было это сочетание гор и облаков, и прекрасна была игра света на них.
Приближалось время прощания с моим наставником, мудрым Лососем из Ллин Ллиу, который ныне нес меня по мерцающему проливу. Примостившись на спине старейшего из созданий, я смотрел, как море постепенно скрывается за ровным, покрытым травой полуостровом.
Оглянувшись в последний раз, я увидел необычное зрелище. Мне показалось, что океан поднялся до западного предела небес и поверхность его нависла надо мною стеклянной стеной. И, словно стоя на земле, я посмотрел сквозь воду, которая была столь прозрачной, ясной и чистой, что все рыбы и чудовища океана предстали передо мной в своем кишащем изобилии, словно стада на широкой равнине. Но как же неизмеримо шире и населеннее была эта равнина! Мои старые приятели селедки прошли мимо косяками, словно обширные плавучие королевства, останавливаясь и продвигаясь вперед во время кормежки единым целеустремленным облаком. Темными пятнами на фоне неба проплыли могучие киты, чьи тени на дне были больше, чем неприступные стены твоей крепости в Каэр Лливелидд, о король!
Я услышал грохот океана, увидел лосося - радужного, белобрюхого, стремительно прыгающего по волнам. За ним неслись самцы тюленей, толстые и темные, вместе с прожорливыми рептилиями с зубчатыми хребтами и острыми зубами. Затем сверкнула молния и раздался рев волн и ветра, океан вспучился холмами и неприступными горами. Шквал, буря, Ураган - водоворот бездны, в сердце которого исчезало время и пространство, всеуничтожение невообразимое.