Чудовищная, неуничтожимая, всепроникающая, полуразумная алая тварь захватывает астронавтов "Гончей" и откладывает в их телах яйца. Лишь благодаря мужеству, научной подготовке и сплочению команды землянам удается победить Икстла.
Повесть написана в 1939 году, переработана в часть романа в 1950 г.
Альфред Элтон Ван Вогт
"Этюд в алых тонах"
Икстл неподвижно распростерся в беспредельном ночном пространстве. Время медленно ползло в вечность, и космос застыл в своем непроницаемом мраке. Через эту необъятность холодно взирали на него мутные пятнышки далекого света. Каждое - он это знал - было галактикой, полной ярких звезд, которые бесконечное расстояние превратило в водоворот светящейся туманности. Там была жизнь, распространившаяся на мириады планет, вечно обращающихся вокруг своих родных солнц. Так давным-давно и на его древней планете Глор жизнь выбралась из первобытных болот и текла, пока космический взрыв не разнес его могущественную расу и не вышвырнул его тело в межгалактические глубины.
Он жил; в этом заключалась его личная катастрофа. Пережив катаклизм, его почти неподвластное смерти тело поддерживало свое жалкое существование благодаря энергии света, пронизывающей весь космос и само время. Мысль его постоянно возвращалась к одному - к надежде: надежде на один-единственный шанс из дециллиона, что он снова окажется в какой-нибудь галактике. И уж совсем бесконечно малой величиной выражалась надежда попасть на какую-нибудь планету и найти там подходящего гуула.
Повторяясь миллиард раз, теперь эти мысли стали частью его самого. Словно перед ним прокручивали одну и ту же картину. Вместе с далекими, тоненькими лучиками света она составила тот мир, в котором он существовал. Он стал забывать, что его тело обладало широчайшим диапазоном чувствительности. Века назад она простиралась практически безгранично, но теперь, когда таяли его силы, ни один сигнал, возникший на расстоянии более нескольких световых лет, не доходил до него.
Он уже ничего не ждал и поэтому едва уловил появление корабля. Энергия, плотность - материя! Его вялое сознание с трудом обратилось к смыслу происходящего. Но даже это отозвалось болью, похожей на боль в мышцах, если после долгого бездействия вдруг перейти к активным движениям.
Боль прошла. Исчезла мысль. Мозг снова погрузился в многовековой сон. Он снова жил в своем мире безнадежности и мутных световых пятен в черноте пространства. Эта идея об энергии и материи - не более как вечно повторяющийся сон. И лишь отдаленный уголок его сознания, еще сохранивший способность к анализу, наблюдал за сигналами, сравнивая их с давно забытыми образами и ощущениями, медленно всплывавшими из глубин бездействовавшего веками мозга.
Но вот снова, сильнее, острее, потревожил его сознание все тот же сигнал. Его распростертое в пространстве тело невольно вздрогнуло. Четыре руки раскинулись, а четыре ноги с силой сложились, словно перочинный нож. Среагировали мышцы. Его широко открытые, будто удивленные глаза обрели осмысленное выражение. Вернулось к жизни давно невостребованное зрение. Та часть нервной системы, что контролировала все поле его восприятия, как будто лишилась равновесия. Громадным усилием воли он перенес ее контроль с миллиардов кубических миль пустоты на то, чтобы определить область, где сосредоточился источник возбуждения.
Пока он пытался определить место сгустка материи, объект переместился на большое расстояние. И тут Икстл впервые подумал о нем как о корабле, летящем из одной галактики к другой. Было мгновение дикого страха, что корабль выйдет за границы его чувствительного поля и контакт будет утрачен навсегда, прежде чем он сможет что-либо предпринять.
Он слегка расширил поле своего наблюдения и теперь уже не сомневался в присутствии незнакомой материи и энергии. На этот раз он решил не упускать их. То, что было его полем восприятия, сконцентрировалось в пучок энергии, всей энергии, какую только могло собрать его ослабленное тело.
Точно направленный пучок энергии извлекал огромное количество энергии из корабля. Энергии оказалось в миллионы раз больше, чем он мог уместить в себе. Ему пришлось отклонить ее поток от себя, разрядить в пространство и во тьму. Но, подобно чудовищной пиявке, преодолевая расстояние в четыре… семь… десять световых лет, он высасывал энергию большого корабля.
После бесчисленных веков жалкого существования, когда он полностью зависел от скудных инъекций далеких световых лучей, он даже не осмеливался овладеть этой колоссальной мощью. Безбрежный космос жадно вбирал в себя отброшенный им поток энергии, будто его вообще не было. Но даже та малость, которую он поглотил, мгновенно вернула жизнь его телу. С дикой яркостью представились ему открывающиеся перед ним возможности. И он неистово принялся перестраивать свою атомную структуру, а затем бросил себя вперед и понесся вдоль пучка.
Далеко от него корабль - он мгновенно восстановил утраченную энергию - продолжал свой полет и проплыл мимо, все ускоряя свое движение. Он удалился на световой год… потом на второй… на третий. Страшное отчаяние охватило Икстла, когда он понял, что корабль вот-вот уйдет, несмотря на все его усилия. И вдруг…
Корабль встал. Мгновенно. Остановился на полном ходу. Только что он убегал от Икстла со скоростью многих световых лет в день - и вдруг завис в пространстве. Он был на огромном расстоянии от Икстла, но оно больше не увеличивалось.
Икстл догадывался о причине остановки. Там, на борту корабля, почувствовали его вмешательство и остановились, чтобы разобраться в происходящем. Их метод моментально сбрасывать ускорение свидетельствовал о чрезвычайном развитии науки, хотя секрет его был ему непонятен. Существовало несколько способов решения этой проблемы. Сам он намеревался остановиться, обратив огромную скорость в электронный процесс внутри собственного тела. На такое преобразование потребуется совсем немного энергии. В результате в каждом атоме электроны станут обращаться чуть быстрее - совсем чуть-чуть - и эта микроскопическая скорость преобразуется в движение на микроуровне.
Осуществив все это, он почувствовал, что находится совсем близко от корабля.
А потом произошла целая вереница событий, которые последовали слишком быстро, чтобы успеть их обдумать. Корабль окружил себя непроницаемым энергетическим экраном. Такая концентрация энергии автоматически отключила действие механизмов, которые Икстл установил в своем теле. Это остановило его в долю микросекунды, прежде чем он осознал случившееся. От корабля его отделяло не более тридцати миль.
На фоне черного пространства корабль казался сверкающей точкой. Защитный экран по-прежнему окружал его, и у Икстла не оставалось ни малейшей надежды проникнуть внутрь. Он предположил, что какие-то чувствительные приборы зафиксировали его приближение и они там, на борту, решили, что это снаряд, и включили защитный экран.
Икстл приблизился к едва видимому барьеру и остановился в нескольких ярдах от него. Потеряв последнюю надежду реализовать свои замыслы, он жадно вглядывался в корабль. Не больше пятидесяти ярдов отделяло его от черного металлического чудовища, сверкающего бриллиантами световых точек. Космический корабль подобно огромному драгоценному камню плавал в черно-бархатной тьме, неподвижный, но живой, живой до ужаса. Он вызывал ностальгию и видения тысяч далеких планет с неукротимой, бурной жизнью. И это видение вернуло Икстлу утраченные было надежды. И - несмотря на первоначальное разочарование - он воспрянул.
До этого мига он тратил столько физических усилий, что не успел задуматься о том, что могло означать достижение цели. Его сознание, отчаявшееся за века одиночества, билось в исполинских тисках. Его руки и ноги пламенели, скручиваясь и изгибаясь в свете иллюминаторов. Рот, похожий на глубокую рану на карикатурном подобии человеческой головы, выпускал белые шарообразные льдышки, которые уплывали в пустоту. Надежда настолько возросла в нем, что вытеснила все другие мысли. Как сквозь дымку, он видел, что на металлическом корпусе корабля появилось вздутие. Оно превратилось в огромную дверь, которая отошла в сторону. Через нее хлынул поток света.
Какое-то время ничего больше не происходило. Потом появились с дюжину двуногих существ. На них были полупрозрачные скафандры, и они то ли тащили за собой, то ли перемещались на больших аппаратах. Скоро эти аппараты расположились вокруг небольшого участка на поверхности корабля. Языки пламени казались небольшими, но их поразительная яркость свидетельствовала о необычайно высокой температуре или о титанической мощи других видов излучения. Было очевидно, что ведутся срочные ремонтные работы.
В неистовстве Икстл обследовал экран, отделявший его от корабля. Но слабых мест в нем не оказалось. Энергия, питающая экран, была слишком мощной. Он ничего не мог ей противопоставить. Почувствовав это еще на расстоянии, теперь он убедился в этом непосредственно.
Работы - Икстл видел, как они сняли толстую секцию внешней обшивки и заменили ее новой, - закончились так же быстро, как и начались. Шипящее пламя сварки погасло, и агрегаты отвели от стенки и спустили в отверстие. Двуногие существа скрылись следом за ними. Широкая, ребристая поверхность корабля стала такой же пустынной, как космос вокруг.
Шок от происшедшего едва не лишил Икстла разума. Он не мог позволить им уйти от него сейчас, когда вся Вселенная раскрывалась перед ним - всего лишь в нескольких ярдах. Он вытянул вперед руки, словно хотел удержать корабль. Медленные, ритмичные удары отдавались болью во всем его существе. Мозг был ввергнут в черную яму отчаяния.
Большая дверь мягко повернулась. Один из двуногих проскользнул в узкое отверстие и побежал к месту ремонта. Он что-то поднял там и поспешил обратно, к открытому воздушному шлюзу. Он немного не дошел до него, когда увидел Икстла.
Существо замерло в какой-то странной, неустойчивой позе. В свете иллюминаторов его лицо было ясно видно за прозрачным скафандром: округлившиеся глаза и открытый рот. Потом он как бы спохватился, губы его быстро задвигались. Не прошло и минуты, как дверь снова полностью открылась и через нее выплыли несколько существ, которые стали рассматривать Икстла. По-видимому, последовала дискуссия, так как губы существ шевелились не одновременно.
В конце концов из шлюза выплыла клетка с металлическими прутьями. На клетке сидели двое, скорее всего управлявшие ею. Икстл догадался, что его хотят изловить.
Как ни странно, он не почувствовал подъема. Напротив, было ощущение, будто он принял наркотик, такая тяжесть вдруг навалилась на него. В страхе он попытался сбросить с себя оцепенение. Он должен быть настороже, если хочет, чтобы его раса, которая овладела в своем развитии почти универсальными знаниями, возродилась.
2
- Черт побери, да разве что-то может жить в космосе, вдали от всех галактик?
Напряженный до неузнаваемости голос прозвучал в скафандре Гроувнора.
Вместе с другими он стоял возле шлюза. Ему показалось, что этот вопрос заставил вышедших наружу людей ближе сбиться в кучку. Но ему даже такой близости показалось мало. Пожалуй, впервые с начала их путешествия необъятность вселенской тьмы так глубоко потрясла его. Он слишком часто смотрел на нее изнутри корабля, что стал к ней безразличен. Но сейчас он внезапно осознал, что самые далекие звезды из тех, на которых побывал человек, не более чем булавочные головки по сравнению с этой тьмой, простиравшейся на миллиарды миллиардов световых лет во всех направлениях.
Испуганное молчание прервал голос директора Мортона.
- Вызываю Ганли Лестера. Ганли Лестер…
После короткой паузы послышалось:
- Да, директор?
Гроувнор узнал голос главы астрономического отдела.
- Ганли, - сказал Мортон, - тут имеется кое-что для ваших астроматематических мозгов. Рассчитайте, пожалуйста, коэффициент случайности того, что двигатели "Гончей" занесли нас именно в ту точку пространства, где болтается эта тварь. Даю вам несколько часов.
Это было характерно для Мортона - дать возможность другому покопаться там, где он сам был большим докой.
Астроном засмеялся, потом серьезно заявил:
- Тут расчеты ни при чем. Нужна совершенно иная система понятий, чтобы описать математически данный случай. То, что произошло, с точки зрения математики просто невозможно. Мы имеем корабль, напичканный людьми и всякой всячиной. Он остановился на полпути между двумя галактиками, чтобы произвести ремонтные работы, и первый раз за все время нашего полета на поверхность нашего островка-вселенной направляются люди. И вот, подчеркиваю, эта крошечная частичка материи пересекается в своем полете с другой, еще меньшей частичкой. Но это невозможно, если только весь космос не кишит вот такими существами.
Гроувнору показалось, что у него есть лучшее объяснение. Хотя и не явно, но эти два события имели одну причину. И результат. Большая дыра в стене аппаратной. Поток энергии, хлынувший в пространство. Необходимость остановки для ремонта… Он уже было открыл рот, чтобы предложить свою версию, но передумал. Существовал здесь и еще один фактор: фактор сил и возможностей этих сил в данном конкретном случае. Какие силы должны понадобиться, чтобы за считанные минуты опустошить всю емкость атомного реактора? Он наскоро подсчитал эту мощность и покачал головой. Число было таким немыслимым, что гипотеза, которую он собирался изложить, отпала сама собой. Тысяча керлов не справилась бы с таким количеством энергии, а это означало, что здесь мы имеем дело не с отдельными индивидуумами, а с механизмами.
- Для встречи с такой тварью нам неплохо было бы обзавестись войсковым соединением, - сказал кто-то.
Дрожь в голосе говорившего отражала те же чувства, что испытывал сам Гроувнор. То же передалось и другим, поэтому, когда заговорил директор Мортон, в его тоне чувствовалось желание успокоить людей:
- Обычный кроваво-красный дьявол из кошмарного сна, конечно, страшный, как смертный грех, но, возможно, настолько же безвредный, насколько смертельно опасной была наша прелестная киса. Смит, что вы об этом думаете?
Долговязый биолог был предельно логичен.
- У этого типа, насколько я могу судить, есть руки и ноги, признаки обычного планетарного развития. Если он разумен, то проявит себя, как только мы посадим его в клетку, иными словами, изменим среду обитания. Это может быть старый почтенный мудрец, медитирующий в тиши космоса, где ничто не отвлекает его. А может, это молодой убийца, приговоренный к ссылке, изнывающий от желания вернуться в свою цивилизацию и там закончить свои дни.
- Я бы хотел, чтобы сюда вышел Корита, - проговорил Пеннон. Главный инженер, как всегда, был спокоен и практичен. - Он ведь сразу сообразил, что представляет собой наша киса и…
- Корита у коммуникатора, мистер Пеннон, - как всегда четко и ясно прозвучал голос японского археолога. - Я слушал ваши споры и должен сказать, что образ существа, который я вижу на экране коммуникатора, поразил меня так же, как и большинство из вас. Но боюсь, мои выводы на основе теории циклического развития будут беспочвенны и опасны. В случае с кисой у нас перед глазами была покинутая планета, почти лишенная пищи, к тому же о многом позволяла судить архитектура разрушенного города. Теперь же мы столкнулись с существом, обитающим в космическом пространстве, откуда до ближайшей планеты по меньшей мере четверть миллиона световых лет. У него нет ни пиши, ни средств передвижения… Я полагаю, что убирать защитный экран не следует, надо проделать в нем отверстие, достаточное, чтобы протащить клетку. Когда это существо окажется в клетке, понаблюдайте за ним - не упуская ни единого движения. Сделайте рентгеновские снимки его внутренних органов, способных работать в космическом вакууме. Узнайте о нем все, чтобы известно было, что мы берем на борт корабля. Не надо убивать его, но нельзя допустить и того, чтобы он убивал нас. Самые тщательные меры предосторожности прежде всего.
- Разумно, - подытожил Мортон и принялся отдавать приказания.
Из корабля наружу извлекли самую разную аппаратуру и установили на гладкой изогнутой поверхности. Только массивную флюорокамеру прикрепили к клетке.
Гроувнор с чувством тревоги следил, как Мортон отдает последние приказания водителям автоклетки.
- Откройте дверцу на всю ширину, - командовал Мортон, - и опустите клетку на зверя. Не давайте ему хвататься за прутья.
Гроувнор подумал: "Или сейчас, или никогда. Раз у меня имеются возражения, я должен их высказать".
Но сказать было нечего. Разве что описать смутные сомнения. Он мог довести до логического конца высказывание Ганли Лестера, подтвердив, что происшедшее не является случайностью. Больше того, мог высказать предположение, что целый корабль этих красных дьяволоподобных существ, возможно, затаился и поджидает поодаль, когда возьмут на борт их собрата.
Но факт оставался фактом: все предосторожности против подобных случайностей были предусмотрены и меры приняты. Если вражеский корабль где-то и был, то небольшое отверстие в защитном экране - слишком маленькая мишень для его пушек. Ну, опалят немного наружную оболочку, сам же корабль не пострадает. И врагам станет ясно, что действия его напрасны. Они обнаружат, что против них выступает прекрасно вооруженное и оснащенное судно, населенное людьми, готовыми вести борьбу до беспощадного конца. И, дойдя в своих рассуждениях до этого пункта, Гроувнор решил промолчать.
Опять заговорил Мортон:
- Может быть, у кого-нибудь есть замечания?
- Есть, - это был голос фон Гроссена. - Я сам хочу как следует изучить этого монстра. Это означает, что мне понадобится неделя или месяц.
- Вы предлагаете нам, - сказал Мортон, - сидеть здесь, в космосе, пока наши эксперты будут изучать чудовище?
- Да, - сказал физик.
Мортон помолчал, потом медленно проговорил:
- Я должен обсудить это со всеми, фон Гроссен. Наша экспедиция исследовательская. Мы оснащены таким образом, что можем брать на борт образцы тысячами. Как ученых нас интересует все, до последней мелочи. Но я абсолютно уверен, что, если ради изучения каждого нового образца мы по месяцу будем торчать на одном месте, прежде чем взять его на борт, наше путешествие вместо пяти-шести лет затянется на пять столетий. Прошу не рассматривать это как мое личное возражение: каждый образец должен быть изучен, чтобы отнестись к нему соответственно.
- Я считаю, - твердо проговорил фон Гроссен, - что тут надо хорошо подумать.
- Будут ли еще возражения? - осведомился Мортон. Поскольку все молчали, он спокойно сказал: - Ладно, ребята, пойдите и возьмите его!