- Я все слышала, - раздается сдавленный от волнения голос Галины. - Мне бы лучше других следовало знать своего муженька и ничему не удивляться, однако даже я не ожидала от него такого…
Алексей молчит, не зная, что сказать, а Галина продолжает, с трудом сдерживая негодование:
- Постеснялся хотя бы разглашать свои ориентации. И потом, откуда такой энтузиазм, такая вера в обитаемость Галактики? Передо мной он вечно скепсис свой изливает: "Мы одни во Вселенной. Вокруг слепая стихия, вырождение и "белая смерть" космической материи"! Сверхновые звезды у него "самоубийцы", белые карлики - "звезды-банкроты". От такой картины завыть можно, глядя в бездонное небо. И я все ждала, что вот-вот заговорит он об этом открыто или хотя бы попросит от должности отстранить. И вдруг такая жажда открытий!
- Ну что вы так его ниспровергаете, - пробует заступиться за Басова Алексей. - Он человек незаурядный, с большой эрудицией. Особенно памяти его я завидую…
- Ну, знаете ли, - с досадой перебивает Галина, - это не память у него, а запоминающее устройство, как в электронно-счетной… И потом, память и эрудиция - это не одно и то же.
Костров слушает Галину, не скрывая удивления. Значит, у Басовых не случайная размолвка. Она неплохо разбирается в людях. Получше, пожалуй, чем он, Алексей Костров. И он проникается еще большим уважением к этой женщине, хотя вслух произносит укоризненно:
- Вот уж никогда не думал, что вы такая злая…
- А это, знаете ли, не такое уж плохое качество - быть, когда нужно, злой, - хмурится Галина. - Вам бы оно тоже пригодилось. Но вы все-таки молодец, не поддались на лестное предложение директора. Не взял он вас и новой антенной, хотя я понимаю, что значил бы для вас радиометр с зеркалом в семьдесят метров. И не меняйте, пожалуйста, вашего Фоциса ни на дзету Люпуса, ни на альфу Кобры. Мы непременно выжмем из его "радиограммы" все, что только будет в силах кибернетики.
- И ваших, - улыбается Алексей.
- Да, и моих, более скромных, конечно. Хотя, должна вам честно признаться, ничем не могу вас пока порадовать…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Спустя несколько дней обсерваторию посещают несколько иностранных ученых и сопровождающие их журналисты. Басов, встревоженный их приездом, суетится, наводит порядок, инструктирует научных сотрудников. Заходит он и к Кострову, хотя в последнее время был с ним холоден и разговаривал лишь по служебным вопросам. А теперь приветливо улыбается и спрашивает прежним дружеским тоном:
- Ну, как дела, Алексей Дмитриевич? Американцы к тебе зайдут сейчас, так ты с ними поделикатнее…
- А нельзя ли, чтобы не заходили? Ну о чем я с ними буду говорить? Чем похвалюсь? Ты же знаешь, какие у меня успехи. Отведи их лучше к Климову.
- Но ведь тебя там, - он почему-то тычет пальцем в небо, - за границей, знают. Ты доктор наук, твои работы переведены на английский. Эти господа о тебе еще в Москве спрашивали. Так что ты подготовься.
- Что же, мне для этого в смокинг облачаться? - ворчит Костров.
- На смокинге не настаиваю, а вот о чем будешь говорить с ними, подумай. Да учти, что это не представители дружественного демократического государства. К тому же с ними журналисты. Эти могут написать такое, о чем ты даже и не собираешься говорить.
- Так за каким же чертом тогда мне с ними встречаться? злится Костров. - Если они могут написать такое, о чем я с ними говорить не собираюсь, так у них вообще нет необходимости во встрече со мною.
- Поэтому-то и нужно не молчать, а говорить, - поучает Басов. - Там, где ты промолчишь, они и напишут за тебя. А говорить нужно, опять-таки помня, с кем имеешь дело, - дипломатично, всего не выкладывая. Избави тебя бог бухнуть им, что у нас ничего пока не получается, чтобы они потом не раструбили на весь мир о нашем бессилии…
- Ну ладно, - резко обрывает его Костров. - Будем считать, что инструктаж окончен. Сам как-нибудь соображу, о чем с ними разговаривать. Дай только хорошего переводчика.
- Переводить тебе будет Галина. Я уже предупредил ее. А ты ни на минуту не забывай, кто перед тобой… Сам потом пеняй на себя, если…
Надо бы послать его к черту, но у Кострова пропадает всякое желание продолжать разговор с этим человеком. Он лишь вспоминает с невольной усмешкой:
"А ведь верно изрек кто-то: покажись мне, каков ты в начальниках, и я скажу тебе, что ты за человек".
Вопреки опасениям Басова, американцы ведут себя очень деликатно. Даже журналисты вполне корректны. Да и Галина переводит так, что ответы Кострова их вполне удовлетворяют. Алексей хотя и не решается говорить по-английски из-за плохого произношения, но понимает почти все, что спрашивают американцы и что переводит им Галина. Старший из американцев сам, оказывается, ведет исследование космического радиоизлучения, но потерял уже всякую надежду на возможность принять сигнал искусственного происхождения.
- Ну, а как вы? - спрашивает он. - Все еще надеетесь?
- Все еще, - не очень охотно отвечает Костров.
- И вас не смущают ни новые гипотезы, ни новые данные о строении Вселенной?
- Нет, не смущают. А какие, собственно, новые данные?
- Красное смещение, например.
- Этим новым данным более двух десятков лет, - усмехается Костров.
- Но теперь они бесспорны. Бесспорна в этой связи и гипотеза расширяющейся Вселенной.
- Вселенной?
- Ну хорошо, допустим, не всей Вселенной, а лишь Метагалактики. Это не меняет существа моей точки зрения на эволюцию органической материи.
- А какими же еще новыми данными вы располагаете?
- Существованием вещества и антивещества.
- Так-так… - Костров начинает понимать "точку зрения" американца. - Метагалактика, значит, расширяется и где-то на периферии вещество ее встречается с антивеществом соседней Метагалактики. Аннигиляция, грандиозный взрыв, превращение вещества в излучение - и все сначала? Эволюция метагалактик через катастрофу?
- Совершенно верно, - убежденно кивает головой американец. - И если это так, - а я не сомневаюсь, что это именно так, - значит, нет никаких объективных оснований полагать, что на какой-то из галактик живая материя достигла большего совершенства, чем у нас, ибо все эти галактики существуют не многим дольше нашей.
- Вы полагаете, значит, что процесс эволюции органической материи протекает всюду одинаково?
- Да, более или менее. Для развития живых существ от первичной белковой молекулы до хомо сапиэнс требуются, как известно, миллиарды лет. Думается мне даже, что нашей планете просто посчастливилось завершить эволюцию органической материи созданием современного человека в такой короткий срок. А так как эволюция не только органической, но и вообще любой материи конечна - я имею в виду те космические катастрофы, в результате которых все приходит в исходное состояние праматерии, - то живые существа лишь в исключительных случаях успевают развиться до состояния мыслящих.
Американец говорит так убежденно, что у Кострова пропадает всякая охота спорить с ним. Разубедить его можно, видимо, лишь конкретным фактом приема искусственного сигнала из космоса.
- В связи с этим, - продолжает американец, - просто непостижимо, каким образом кому-то тут у вас удалось принять чуть ли не целую радиопередачу с дзеты Люпуса. Об этом только что сообщил нам ваш директор.
Костров с Галиной смущенно переглядываются, не зная, что ответить. Хорошо еще, что гость не просит разъяснений. А когда они уходят наконец, Алексей с досадой спрашивает Галину:
- Что же такое мог сообщить им Михаил?
- Это он о Климове, наверное, раззвонил, - хмурится Галина. - Климов действительно принял сигнал с довольно значительной стабильностью чередования импульсов, но нет ведь пока никаких доказательств, что он искусственного происхождения. Надо спросить Басова, зачем он болтает об этом раньше времени.
- Э, не стоит! - вяло машет рукой Костров. - Теперь этого все равно не поправишь.
ГЛАВА ПЯТАЯ
К концу дня Галина все-таки заходит к Басову. Она застает его мирно беседующим с комендантом Пархомчуком. Пархомчук чрезвычайно любознателен. Его интересует буквально все, особенно астрономия.
Галине нравится этот бодрый, по-военному подтянутый человек, хотя в последнее время у него вошло в привычку на любую просьбу отвечать в мрачном тоне: "Ладно, сделаю, если буду жив…"
На вопрос, чем вызвана такая неуверенность в собственном будущем, он изрекает: "Долго ли в наше время инфарктов и термоядерного оружия отдать концы?"
С Басовым, судя по всему, он ведет сейчас какую-то глубокомысленную беседу. Галина слышит:
- А что, Михаил Иванович, здорово, пожалуй, поумнеют люди лет эдак через пятьсот? Я ведь по себе вижу. Ну что я знал, работая в пожарной команде? Разве мыслимо даже сравнить те мои примитивные познания с тем, что я тут у вас постиг? Имел я разве полное представление, что такое Галактика, к примеру, или Метагалактика? А о таких терминах, как альфа и бета магнитоионных компонент, и не слыхал даже. Подумать только, какие это слова! А техника ваша? Параболические рефлекторы, синфазные антенны с полуволновыми диполями, экваториальные установки… Вот я и интересуюсь, что же будет с человечеством через пять веков?
- Кто-то из зарубежных ученых, - усмехается Басов, - на подобный вопрос ответил примерно так: лет через пятьсот человек по уму будет настолько превосходить современных людей, насколько современные люди превосходят корову.
Пархомчук счастливо улыбается. Видимо, его восхищает такая перспектива. Но тут уж Галина не выдерживает и решает вмешаться в их ученый разговор.
- А знаете, что ответил на подобный вопрос академик Опарин? Он сказал, что, думая о будущем, не мешает оглянуться и на прошлое. Не пятьсот, а почти две с половиной тысячи лет назад жил такой человек, как Аристотель. И если мы станем сравнивать мощь его ума с умственными способностями некоторых наших современников, с теми даже, у которых звания кандидатов наук, - Галина бросает при этом быстрый взгляд на Басова, - то вряд ли это сравнение будет в пользу последних.
- Вы идите, Остап Андреевич, займитесь тем, что я вам поручил, - поспешно обращается Басов к Пархомчуку. - И завтра чтобы все было готово.
- Если буду жив, Михаил Иванович, - недовольно бурчит комендант, которому очень хочется еще немного, пофилософствовать.
Как только муж и жена остаются одни, Галина без всяких предисловий спрашивает:
- Зачем ты рассказал американцам о каких-то успехах Климова, Михаил? Ничего ведь не известно пока…
- А я лично уже сейчас ни в чем не сомневаюсь. Уверен, что Климов принял именно тот сигнал, за которым мы так долго охотились.
- А если не тот?
- Ну, так ведь я им об этом предположительно…. И потом, не столько для них, сколько для самого же Климова, чтобы он понимал, как важно теперь подтвердить сказанное мною дальнейшей работой.
- Да-а, - качает головой Галина, - оригинальная у тебя метода. А они на основании твоего заявления черт знает что могут теперь написать. И уже не предположительно, а утвердительно, как о подлинном факте. И раструбят об этом конечно же на весь мир. Они мастера по этой части. А тем временем окончательно выяснится, что принятый Климовым сигнал не искусственного происхождения. Что тогда будем делать?
Басова, однако, не смущает такая перспектива. Он отвечает невозмутимо:
- Во-первых, я не думаю, чтобы американские ученые были так недобросовестны. А во-вторых, если не Климов, так Костров примет этот искусственный сигнал, У него тоже ведь кое-что нащупывается…
- Ах, оставь, пожалуйста! Ничего такого у него пока не нащупывается, - сердито прерывает Басова Галина. Ей уже не хочется продолжать разговор. С каждым днем она все больше разочаровывается в этом человеке…
Скверное настроение не покидает Галину и весь следующий день. Очень хочется зайти к Кострову, поговорить с ним, посоветоваться.
"А не часто ли я захожу к нему в последнее время?" мелькает тревожная мысль. Нет, она не боится, что кто-то может обратить на это внимание. Ей просто не хочется надоедать Алексею.
Вспоминается, как несколько дней назад, проходя поздно вечером мимо домика Кострова, она увидела его у открытого окна и остановилась, чтобы окликнуть. Ее удивил вид Алексея. Он был небрит, волосы его были всклокочены, воспаленные глаза уставились куда-то в пространство. Письменный стол перед ним был завален книгами, журналами, чертежами и исписанной бумагой.
Понаблюдав за ним некоторое время, Галина негромко окликнула его, но он, видимо, не узнал ее по голосу и, досадливо махнув рукой, принялся торопливо записывать что-то. А она ушла, так и не решившись окликнуть еще раз.
Но сегодня Галина не может удержаться, когда проходит мимо домика Кострова.
- Добрый вечер, Алексей Дмитриевич! Можно к вам?
- Вы еще спрашиваете! - восклицает Алексей и спешит к ней навстречу, широко распахивая двери.
- Вы от Климова, наверное? Каковы у него успехи?
Галина неопределенно пожимает плечами:
- Слишком мало данных пока. Во всяком случае, ничего, свидетельствующегооб искусственном происхождении этих сигналов. Боюсь даже, что это вообще не обнаружится… Ну, а у вас что, Алексей Дмитриевич?
Костров, вздыхая, собирает со стола листы исписанной бумаги, комкает их и бросает в корзину.
- Давайте-ка лучше чай пить. У меня давно уже чайник буйствует.
- Хорошо, - соглашается Галина, - но при условии, что приготовлю все я сама. Покажите только, где у вас что. И не уходите, пожалуйста, от ответа на мой вопрос.
Пока Галина заваривает чай и достает из буфета посуду, Алексей задумчиво ходит по комнате.
- А что, собственно, рассказывать? - произносит он наконец. - Разве только то, что и меня начинают одолевать сомнения.
- Как, уже сомнения? - испуганно восклицает Галина.
- Да, сомнения, но не разочарование, - спокойно подтверждает Алексей, вглядываясь в настороженные глаза Галины. Это ведь не одно и то же.
- А я очень боюсь этих ваших сомнений. Откуда они у вас? Вы так верили в успех, что и меня заразили этой верой. Я и сейчас продолжаю верить… И - если хотите знать всю правду, - я просто в вас поверила! Но ваша-то вера на чем была основана? Не на одной же только интуиции?
- Да, не только, конечно, - вяло соглашается Костров. Было кое-что и более существенное. Очень обнадеживало, например, то обстоятельство, что излучение это создавало впечатление направленного. Ну, а сомнения оттого, что все еще отсутствует в этих сигналах модулирующая функция. А вам хорошо известно, что только она способна нести информацию.
Галина пододвигает к Алексею чашку:
- Пейте-ка лучше чай и не слишком поддавайтесь сомнениям. А я напомню вам кое-что из теории информации. Вы знаете ведь, что, чем выше уровень шумов в канале - в данном случае в той среде, через которую идет к нам сигнал с Фоциса, - тем труднее передать информацию без значительной энтропии ее. Для преодоления этой трудности существуют, как известно, помехоустойчивые способы передач. Простейшим из таких способов является многократное повторение передачи или растягивание ее во времени.
- Вы полагаете, что в данном случае каждый элемент космического сигнала сильно расчленен и передается длительное время без изменений?
- Ну да! Сигналу этому нужно ведь пройти колоссальное расстояние, он ослабляется, временами испытывает поглощение, искажается. Будь он передан в виде короткого импульса, вообще едва ли дошел бы до нас, а если бы и дошел, то исказился бы до неузнаваемости.
- Да, весьма возможно, что каждый элемент этой информации действительно передается нам длительное время, - после некоторого раздумья соглашается Костров. - Это дает возможность надежнее выделить его из общего фона галактических радиоизлучений.
Галина ждет, что он встрепенется, загорится желанием немедленно что-то делать, просто повеселеет, наконец. Но огонек надежды, вспыхнувший было в его глазах, тускнеет.
- Можно, значит, считать, что положение наше не безнадежно, - заключает он прежним бесстрастным голосом. - Не будем, однако, торопиться с окончательными выводами. Тут еще многое нужно уточнить и проверить. И не осуждайте меня, пожалуйста, за мою, может быть, чрезмерную осторожность.
Он виновато улыбается и делает такое движение, будто хочет коснуться руки Галины. Но рука его, не дотянувшись до нее, как-то беспомощно ложится посередине стола. Тогда Галина сама порывисто хватает руку Алексея:
- Конечно же, Алексей Дмитриевич! Мы все будем проверять и уточнять столько, сколько потребуется. Меня не пугают никакие трудности. Я готова работать день и ночь, лишь бы только мы одержали победу. А вы, пожалуйста, не охладевайте к вашей звезде… - Она смущается вдруг и добавляет почти скороговоркой: - К нашему Фоцису!
Когда она уходит, Костров долго не может успокоиться. Он открывает все окна и, не зажигая света, неутомимо шагает по комнате из угла в угол.
"Кажется, я больше не выдержу, - думает он. - И почему, собственно, должен я сдерживать себя? Басова мне жалко? А за что его жалеть? Чем заслужил он мою жалость? Стал бы он разве раздумывать, будучи на моем месте?.."
Сколько километров он уже вышагал? Может быть, пора закрыть окно и лечь спать? Или пойти сейчас же к Басову и поговорить с ним откровенно?
Но при чем здесь, собственно, Басов? Говорить нужно не с Басовым, а с Галиной. Она за многое осуждает своего мужа, но разве следует из этого, что не любит его? Напротив, не любя, Галина была бы равнодушна к нему, не возмущалась бы так его поступками…
"Она любит его, конечно! - убежденно заключает Алексей. Просто между ними произошла какая-то размолвка. Может быть, Басов случайно обидел ее чем-то, и она не может этого простить".
Охваченный благородным порывом, Алексей решает завтра же пойти к Галине и попытаться помирить ее с Басовым.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Галина живет почти в таком же домике, что и Костров, только у нее уютнее. Это тем более удивительно, что все тут заполнено электромеханическими моделями и "кибернетическими игрушками".
Алексей заходит к Галдне рано утром, опасаясь, что принятое ночью решение может показаться теперь несерьезным.
Он застает ее в тот момент, когда она готовится к игре в "чет и нечет" с релейной машиной. Подняв глаза на Алексея, Галина смущенно улыбается. Говорит, словно оправдываясь:
- Это не просто забава, Алексей Дмитриевич. В поединках с машиной много поучительного. Они ведь ужасно хитрые, эти "машины, умеющие играть". Вот мой "Муи", например.
Она ласково похлопывает по эбонитовой панели своей машины. Зеленый огонек лампочки "Муи" сигнализирует о готовности к игре.
- А они могут перехитрить всякого или только не очень умного? - улыбаясь, спрашивает Алексей.
- Напротив, чем умнее противник, тем больше у машины шансов его обыграть. Умный противник непременно постарается ее перехитрить, а ей ведь только это и нужно. Попробуйте-ка сыграть с моим "Муи" хотя бы одну партию. Что вы выбираете: "чет" или "нечет"?
- "Чет", - говорит Алексей.