И все же им обоим стало легче, когда звезды исчезли, и корабль погрузился в туманность.
Этим вечером после ужина Карсон провел короткое совещание. Первый вопрос: что известно о Бета Пасифике? Он признал, что известно немного.
– Ни один исследовательский корабль не посещал ее и даже не пролетал поблизости. Это звезда класса G, примерно на три миллиона лет старше Солнца. Расположена на границе с Пустотой.
– Значит, мы даже не имеем представления, что нас ждет, – заметила Жанет.
– Да, – ответил ей Карсон.
Мэгги сложила вместе ладони.
– Этот сигнал, – сказала она, – начал свой путь примерно в начале двадцатого века. Попытались выяснить, является ли источник сигнала все еще активным? Вы консультировались с другими станциями?
Карсон кивнул.
– Мы запрашивали Нок и "Эшли Ти" – ближайший к звезде разведывательный корабль. Но они ничего не слышали. Возможно, потому что их приемники не достаточно чувствительны. Сигнал, который поймал Тиндл, был очень слабый, почти шепот.
– Триста лет – не так уж много, – сказал Джордж, – для тех, кто построил Оз одиннадцать тысяч лет назад.
– Итак, какие же у нас планы? – спросила Жанет. – Что мы будем делать, когда доберемся туда?
Вид у Карсона был очень сосредоточенный.
– Мы возьмем курс на сигнал. Выход в обычное пространство надо сделать как можно ближе к его источнику. Точнее сформулировать наши планы трудно. Если они окажутся там, у нас есть указания не вступать в контакт и не обнаруживать себя. Но мы хотим знать, кто там находится и привезти как можно больше информации. Кстати; поэтому мы не будем вести никаких передач, пока находимся в системе Бета Пасифика.
Они сидели за круглым столом. Мэгги слушала очень внимательно.
– Позвольте мне на секунду выступить в роли адвоката дьявола. Мы говорим о цивилизации, которая развивалась двадцать тысяч лет. А может, и гораздо больше. Неужели вы действительно верите, что мы сможем проникнуть туда, все разнюхать и незаметно улизнуть?
– Мы не знаем, развивались ли они двадцать тысяч лет, – заметила Жанет. – Их развитие могло остановиться. Могла даже наступить деградация.
Карсон согласился.
– Можно предположить разные варианты. Давайте действовать очень осторожно. И будем импровизировать.
Мэгги рассердилась.
– Какое дело развитой цивилизации до того, интересуемся мы ими или нет? Не слишком ли мы важничаем? Мне кажется, надо войти через парадную дверь с поднятым флагом, а не ходить вокруг да около. Иначе нас просто не будут уважать.
– Может быть, ты и права, но это прямое нарушение инструкций. Мы не собираемся действовать подобным образом.
Официально Хатч не являлась членом экспедиции и поэтому не имела права голоса. Но она несла ответственность за сохранность корабля.
– Я думаю, – сказала она, – что мы должны серьезно отнестись к возможности враждебного приема.
– Они не опасны, – настаивала Мэгги.
Жанет оторвалась от чая.
– Почему?
– Потому что развиты, а значит, рациональны. Неспровоцированная агрессивность иррациональна. А если они не так уж развиты, то нас не слишком обеспокоит их враждебность. – Она говорила тоном уставшего инструктора.
Джордж молча слушал. Наконец, он спросил, что думает по этому поводу Академия.
– Кого ожидает найти Хорнер? Действительно ли есть шанс, что это Создатели Монументов?
– Эд знает не больше нас, – ответил ему Карсон.
– Я могу дать точный ответ, – заявила Мэгги. – Если кто-то и обитает на Бета Пасифике, то только не Создатели Монументов.
Уверенный тон Мэгги удивил Хатч и привел ее в раздражение.
– Откуда ты знаешь? – спросила она.
– Возможно, это та же раса, – стала объяснять Мэгги. – Но Создателей Монументов больше нет, как нет древних греков. Я имею в виду то, что больше никто не создает Памятники. И не создавал вот уже несколько тысяч лет. Но Монументы демонстрируют, что некогда существовала устойчивая цивилизация. Кто-нибудь хочет пофилософствовать, – что происходит с культурой, возраст которой двадцать тысяч лет? Становится ли она высокоразвитой? Или умирающей? А может, развитие идет не по стандартному пути?
– Возьмем Китай, – сказала Жанет. – Или Египет. Или Индию. Опыт показывает, что долговечность не всегда хороша.
Хатч отвела в сторону Карсона.
– Давайте на секунду рассмотрим самый плохой вариант. Что, если по прибытии нас сразу атакуют?
– Почему ты задаешь такой вопрос?
– Сначала ответь.
– Мы сразу улетим.
– Хорошо. Но чтобы планировать дальше, ты должен знать, что после того, как мы совершим скачок в пространство Бета Пасифики, нам потребуется четырнадцать часов для перезарядки двигателей. Мы не сможем сразу улететь оттуда, с чем бы мы там ни встретились.
Он кивнул.
– Ладно. Будем надеяться, что ничего плохого не произойдет.
Хатч не забыла о неизменной готовности Мэгги жертвовать своими товарищами. Ей не нравились внутренние распри, да и профессиональный долг требовал не показывать своих чувств. Но она твердо решила не спорить с Мэгги Туфу, но и не доверять этой женщине в критических ситуациях.
Из четырех пассажиров только Мэгги оставалась для нее чужой. Хатч не общалась с ней ни в Храме, ни на обратном пути, когда они возвращались с Куракуа.
Мэгги держалась вежливо, но она всегда относилась иронично ко всему, что не имело прямого отношения к ее профессиональной деятельности.
Но, несмотря на ее присутствие, в этой группе чувствовалась сплоченность. Никто не оставался в стороне. Никто не проводил слишком много времени в своей комнате, удалившись от остальных. И никто не замыкался в себе. Даже Мэгги через несколько дней стала менее высокомерной и снизошла до разговоров на общие темы, хотя было очевидно, что ей это не слишком интересно. Выяснилось, что она неплохо играет в покер. Карсон даже сделал вывод, что она интересуется военными делами. Джордж сказал, что Мэгги стала гораздо общительнее, чем на Куракуа. Хатч подумала, что возможно их всех сплотила неизвестность.
Каждый вечер после ужина они собирались вместе и разговаривали. Как ни странно, именно здесь их больше занимали земные проблемы. Выдвигались планы, как бороться с голодом и сократить население, остановить войны, покончить с национальной рознью. Также обсуждалось, как относиться к сексуальным отношениям подростков и как усовершенствовать школы. Впрочем, все соглашались, что в их планах чувствуется фашистский душок. В межзвездном полете почему-то испарилась терпимость к земному беспорядку.
Они обсуждали, может ли социальная структура выжить и просуществовать без изменений десятки тысяч лет. Жанет доказывала, что такая стабильность неизбежно приводит к "почти абсолютной несвободе. Там, должен быть, настоящий ад".
И разумеется, они говорили о Создателях Монументов и о разрывах в истории. И, наконец, перешли к вопросам личной жизни. Хатч узнала, что женщина с фотографии Карсона сбежала с продавцом ценных бумаг, что Мэгги страшно боится смерти, что Жанет почему-то не нравится положительным мужчинам.
– Не знаю, почему, – призналась Жанет, а Хатч подумала, что это действительно так. Большинство мужчин, которых она знала, опасались бы Жанет Аллегри. Им всегда было бы не по себе в ее присутствии.
Она решила, что Джордж захотел отличиться, чтобы девушка, которая несколько лет назад ушла от него, пожалела о своем выборе.
А Хатч? Она точно не знала, выболтала ли она что-нибудь о себе. Она старалась не упоминать Келли и не говорила о Ричарде. Но Жанет много лет спустя сказала Хатч, что она впервые поняла ее, когда Хатч рассказала о своем страхе и унижении, когда Жанет вступила в схватку с чудищем.
– Я дала слово, что никогда не буду стоять в стороне, – процитировала Жанет и добавила: – Мне это понравилось.
Что касается миссии, то главный вопрос – если это действительно Создатели Монументов, то помнят ли они о путешествии в Солнечную систему? Помнят ли то великое время?
– Оз, – говорил Джордж, когда ему задавали вопрос о пришельцах. – Я хочу знать, зачем они построили Оз.
Вечерние встречи быстро превратились в ритуал. Сдержанность в отношениях была отброшена, и они почувствовали себя раскованно. Все шутили, смеялись, каждый старался как-то развлечь остальных. Показывали фокусы, читали монологи, пели. Мэгги, поначалу неохотно разделявшая их развлечения, обнаружила способность подражать голосам и манерам всех присутствующих. Она пародировала военную выправку Карсона и говор Джорджа. Она подметила манеру Хатч откидывать голову и немного чувственные позы Жанет.
Они поставили танец (мужчины при галстуках, леди в юбках) и начали репетировать импровизированную комедию "Великие раскопки", в которой археологи-неудачники во время таинственных раскопок пытаются обмануть и уложить друг друга в постель.
Хатч нравились веселье и игры. Они всегда на пользу в тесном коллективе звездного корабля, где так высоко ценится дружба. Каждый вечер они засиживались до утра, и Хатч чувствовала, как крепнут их отношения.
К концу третьей недели Мэгги отвела ее в сторону.
– Я хочу, чтобы ты знала, – сказала она. – Мне очень жаль, что так получилось с Ричардом.
– Спасибо, – ответила ей удивленная Хатч.
– Я не знала, что вы были так близки, иначе я сказала бы это раньше. Думаю, что я вела себя глупо.
– Все нормально. – На Хатч накатила волна жалости. Она сама не знала, почему.
Мэгги казалась растерянной.
– Я знаю, многие думают, что с Генри обошлись несправедливо, и считают, что во всем виновата я. – Ее темные глаза смотрели прямо в глаза Хатч. – И я думаю, что они правы. – Голос ее дрогнул. – Я очень сожалею обо всем, – снова повторила она. – Мы делали то, что надо было делать. И Ричард знал это. Поэтому он и оказался там. Но как бы мне хотелось, чтобы все сложилось иначе.
Хатч кивнула. Мэгги помолчала, и они обнялись. Щека Мэгги была теплой и мокрой.
Хатч следовала своим принципам и осторожно вела себя с Джорджем. Она радовалась, что он участвует в экспедиции, и в то же время понимала, что его присутствие ставит ее в трудное положение. Долгими вечерами он не сводил с нее глаз, но стоило ей посмотреть на него, как он отводил их в сторону. Их лица светлели, когда они разговаривали друг с другом, и оба оживлялись, когда она обращалась к нему с вопросом.
Ей хотелось откровенно поговорить с Джорджем, как-то объяснить свою сдержанность. Она вовсе не собиралась ему отказывать. Но она не могла ничего сказать ему до тех пор, пока он не сделает первый шаг.
А когда это наконец случилось, она упустила шанс.
У них уже стало традицией заканчивать вечернюю встречу полуночным Тостом и отмечать наступление нового дня на календаре, который Карсон нарисовал и повесил на переборке в коридоре. На двадцать шестой вечер Джордж показался ей особенно беззащитным. Он сидел напротив, всем своим видом показывая беззаботность, но она заметила смущение и взволнованность.
Когда все разошлись, Джордж подошел к ней.
– Хатч, – серьезно произнес он, – давай прогуляемся.
Сердце у нее забилось.
– Да, конечно.
Они спустились в нижнее помещение. Конфигурацию корабля изменили специально для этой экспедиции. Колец было по-прежнему три, только размером поменьше. Огромные грузовые отсеки убрали. Стало меньше жилых комнат. Конечно, свободное место для размещения предполагаемых археологических находок все еще оставалось, но у Хатч уже не возникало ощущения, что она входит в самолетный ангар. Этот "Уинк" уже не являл собой столь превосходную мишень для сканеров.
– Хатч, – произнес он почти робко, – ты самая прелестная женщина из всех мною виденных в жизни.
– Спасибо, – ответила она.
– Когда мы вернемся, мне бы хотелось провести с тобой вечер. Только с тобой.
"Да". – Мы так и сделаем.
Он был совсем близко. Они почти касались друг друга, дыхание его было теплым и прерывистым. Она увлекла его к окну обзора. Снаружи мимо них медленно проплывал туман гиперпространства. Казалось, они находятся в старом доме на краю вересковой пустоши.
– Как он похож на тебя, – сказал Джордж, глядя на туман. – В нем ничего не видно, его не поймать, и он все время движется.
Она засмеялась. Он тоже засмеялся. И она сама сделала первый шаг – она склонилась к нему – чуть-чуть, совсем незаметно. Импульс передался ему, и Хатч почувствовала, как его тело само приняло решение.
– Хатч…
Джордж потянулся к ней и погладил волосы. Губы его совсем близко.
Хатч почувствовала, как в ней забурлила кровь. Она коснулась его кончиками пальцев. Бедра почти соприкасались. Руки обвились вокруг плеч, а щекой она почувствовала его щеку. Хатч приподнялась на цыпочки и, чуть приоткрыв рот, ждала.
Напряжение росло. Ее дыхание, биение сердца растворялось в нем. Грудь, прикрытая лишь тонкой униформой, касалась его тела. Он наклонился и поймал ее губы, нежно и требовательно. Она ответила. Сердце его стучало, как молот. Она совсем задохнулась. Когда он, наконец, оторвался, Хатч мягко, но настойчиво обняла его и опять притянула к себе.
Сознание на мгновение вернулось к ней, она заколебалась, потом прижалась к нему, стала частью его. Она его звала. Ей приходилось подниматься на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ, но ей это нравилось. Пальцы ласкали ее грудь, потом их движение замедлилось и, наконец, замерло.
Во время полетов ей приходилось натыкаться ночью на людей, приютившихся в разных закутках. Она не хотела ничего подобного.
– Пойдем со мной, – сказала она.
Он бесшумно шел вслед за ней.
– Только сегодня, – предупредила она.
Он положил руку ей на плечо, погладил шею. И вдруг остановился.
– Хатч, – сказал он, – ты действительно этого хочешь?
Да, дурачок.
Она привела его на палубу для шаттлов. "Альфа" стояла в своем ангаре – темная, тихая, надежная. Окна кабины ярко сияли в окружающем полумраке. (Часть стабилизатора, погнутую цунами, заменили.)
Джордж легко поднял ее и понес по палубе. Потом слегка замешкался у двери в грузовой отсек шаттла. Он нажал на ручку, но дверь не открылась.
Хатч сделала это за него: надо сначала убрать блокировку.
Он скользнул вместе с ней внутрь, нашел одеяло и расстелил его.
– Ты не ответила на мой вопрос, – сказал он, наклонившись к ней. – Я спрашиваю, потому что не хочу все испортить. Я люблю тебя, Хатч.
Она поцеловала его в щеку.
– Думай, что говоришь. Я ведь могу это потом припомнить.
– Навсегда с тобой, – ответил он. Ответ такой ненатуральный, что Хатч чуть не рассмеялась. Но он твердо добавил: – Я действительно так думаю, Хатч.
Что ожидало их на Бета Пасифике? Может быть, их пригласят присоединиться к Межгалактической Лиге? Или они узнают историю и получат подробную карту Млечного Пути со всеми его цивилизациями, достопримечательностями и местами для отдыха? Карсон сидел, удобно развалившись в кресле и положив ноги на стол.
– Как ты думаешь, что носители такой культуры имеют в виду под осуществлением желаний? – спросил он. – Чего они хотят от жизни?
– Того же, что хотим мы, – ответила Жанет.
Джордж отпил глоток вина.
– И что же это? – спросил он.
– Власть, – сказала она, – и любовь.
– Мы не можем этого знать, – сказал Карсон. – Потому-то их разум нам чужд.
На коленях у Хатч лежала раскрытая книга.
– Но мы же понимаем мифы чуждых нам цивилизаций, по крайней мере тех, с которыми до сих пор сталкивались. Это говорит о том, что нами движут одни и те же силы. – Она опять подумала о следах в горах Япета. – Мне кажется, что они живут, как и мы, ради достижений. Чтобы что-то созидать и чтобы другие узнали об их творениях. В этом и состоит весь смысл Монументов.
Защитные экраны на окнах обзора открыты, свет падает на клубящийся вокруг туман. Всегда такое чувство, будто там, вне пределов видимости, что-то есть. Хатч вспомнила старую историю, как пилоты, выходившие наружу во время полета в гиперпространстве, слышали голоса.
Джордж соблюдал их договор и держался на расстоянии. Ей было приятно, что он понимает необходимость вести себя осторожно и воздерживался от проявлений собственнических чувств. Они больше не встречались. Оба обладали достаточным опытом, чтобы знать, какой вред наносит небольшой команде разделение на пары во время продолжительных экспедиций. Поэтому они проявляли друг к другу такое же дружелюбие, как и к другим членам экипажа. Но Хатч это давалась нелегко.
В отличие от ее личной жизни, "Уинк" без приключений прокладывал свой путь меж звезд. Он никогда не трясся и не дрожал, никогда не прибавлял скорость. Его системы работали безотказно.
Хатч любила участвовать в компьютерных постановках. Она изображала циничных антигероинь в любовных сценах. Таких, как Марго Колби в "Голубом свете" и Ильза в "Касабланке". Джордж очаровал ее в роли Антуана в первой пьесе, а Карсон был особенно хорош в роли Рика во второй. (Она открыла в Карсоне совершенно неожиданные стороны характера. И по-настоящему страдала, когда Джордж (Антуан) оставил ее и ускакал, чтобы найти смерть у стен Москвы.)
У Карсона обнаружилась склонность к масштабным историческим зрелищам, проходившим на открытом воздухе. Он был великолепен, только немного толстоват, в роли Антония в "Актиуме" – верхом на боевом коне, в сверкающем под ярким солнцем шлеме. И все единодушно признавали, что Мэгги блестяще удалась роль Клеопатры.
Когда наступала очередь Мэгги, она всегда выбирала державшие зрителя в постоянном напряжении триллеры Мак-Ивара Томпсона. В них она выступала в роли девицы, на которую постоянно обрушиваются всякие несчастья. (Хатч удивляло, что наиболее интеллектуальный член экспедиции больше всего любит кошмары.) И Мэгги действительно была в них хороша: она пронзительно кричала в пьесе "Теперь рассвет", когда за ней гнались члены кровожадной религиозной секты; убегала в парке развлечений от клоуна-маньяка Наполеона в "Смехе в ночи" и отбивалась от брата Тадеуша – монаха-убийцы в "Это принадлежит Цезарю", пока ее будущий избавитель, повидавший свет авантюрист Джек Хэнкок (Джордж) пытался прийти в себя после сильного удара по голове и отбивался от пары орлов на круглой башне.
Жанет любила играть роли женщин, ступивших на неправедный путь. Она с таким удовольствием изображала злодейство леди Макбет, что сама себе ужаснулась, сидя рядом с Хатч. (Наблюдение за тем, как знакомые люди играют классические роли, помогало им лучше понять человеческую природу, особенно если принять во внимание, что все они были изначально хорошими людьми. Видимо, все зависит от баланса энергии и страстей в человеческом характере.) Жанет сыграла интриганку Мэри Паркер в пьесе "Дороги в Рим" и Катерину в "Ровалинде".
– У тебя есть вкус к власти, – заметил Карсон, наблюдая, как она захватывает контроль над сталелитейным консорциумом и строит планы убийства своего мужа, который не желал принимать участие в ее интригах.
– Да. – Лицо ее сияло. – Ты чертовски прав.