Асольв, сообразительный парень двадцати трех лет, был лицом очень похож на отца, но нрав у него был совсем другой, добродушный и покладистый. Фрейвид хёвдинг хотел бы видеть в сыне побольше смелости и огня и считал Асольва рохлей. Но толковостью и беспрекословным послушанием Асольв завоевал доверие отца, и Фрейвид часто поручал ему дела, которые требовали ответственности и сохранения тайны.
Словно невзначай Асольв присел на скамью рядом с Модольвом, немного посидел, якобы наблюдая, как Орм Проворный трясет в руке стаканчик с костями, готовясь бросить. Вот кости со стуком высыпались на доску, Орм и еще двое нагнулись, в полутьме считая метки, а Асольв слегка наклонился к уху Модольва и что-то шепнул ему.
Модольв был не менее сообразителен. Он даже не оглянулся на парня. Вот стаканчиком завладел Гутторм Бродяга, Модольв поднялся и неспешно вышел. И никто не обратил на них внимания.
Кроме Хёрдис. Она сидела среди рабов на полу возле самой двери, куда не доставал свет очага. Обняв колени и сгорбившись, закрыв лицо разлохмаченными волосами, она наблюдала за Модольвом, как тролль из чащи леса, и посмеивалась про себя. Ее очень забавляла такая опасная игра – она так близко от фьяллей, которые считают ее виновницей своей беды, но они не видят ее! Зато она отлично видела и Модольва, и Асольва. Их неприметная беседа от нее не укрылась. А Хёрдис Колдунья была не из тех, кто довольствуется маленьким кусочком. Она неизменно стремилась получить все целиком.
Пропустив Модольва вперед, Хёрдис неслышно скользнула за ним. Острое чутье, унаследованное от бабок и прабабок Фрейвида, говорило ей, что Модольв пойдет вовсе не на задний двор. Так и есть: он свернул к дверям спального покоя.
Хёрдис кинулась в девичью. Сейчас здесь было пусто: все служанки сидели в гриднице. В дальнем углу Хёрдис ловко вытащила из стены белый клок сухого мха. Всем телом прижавшись к стене, она услышала сквозь щель между бревнами голос отца.
– Нам нужно поговорить с тобой без чужих ушей, Модольв ярл, – сказал Фрейвид, и Хёрдис неслышно усмехнулась в темноте: чужое ухо было гораздо ближе, чем полагал ее отец.
Модольв все еще был невесел после ссоры с Гримкелем. Проницательный Фрейвид сразу заметил это.
– Не годится провожать Высокое Солнце с таким пасмурным лицом! – сказал хёвдинг. – Я думаю, для тебя пришло время радости, Модольв ярл. Твой племянник совсем здоров, и я хотел бы завтра видеть его у себя за столом. Вам не придется жаловаться на недостойное вас место. О чем же ты грустишь?
– Конечно, я благодарен богам за жизнь моего племянника и за всех оставшихся людей. Но, по правде сказать, я надеялся, что наш поход сложится более удачно. В Аскефьорде у меня не будет особых причин гордиться. Невелика честь привезти из мирного похода пустой корабль и меньше двух третей дружины. Я ходил на Квиттинг вовсе не за "гнилой смертью". А теперь я возвращаюсь домой с пустыми руками и должен благословлять богов, что не возвращаюсь совсем один.
– Так, значит, Гримкель ярл верно сказал, что ты хотел купить на Остром мысу железа? – спросил Фрейвид, так пристально посмотрев в лицо гостю, как будто хотел прочитать его мысли.
– Это верно, – сдержанно ответил Модольв. Он был убежден, что Фрейвид и без его ответов знает обо всем этом деле намного больше, чем говорит. – Но разве в этом содержится какое-то преступление? Разве достойный человек не имеет права предлагать настоящее, полновесное серебро за товары, в которых у него есть нужда?
– Так по каким же причинам ваша сделка не состоялась?
– Наверняка ты сам знаешь об этом, Фрейвид хёвдинг! – с досадой ответил Модольв. – Наверняка Гримкель ярл уже спел тебе свою песнь. Чтобы сделка состоялась, знаешь ли, требуется взаимное согласие обеих сторон. Нельзя купитьчто-то силой, если тебе не хотят продавать. Можно только отнять. Но мы приехали сюда не грабить. Однако Стюрмир конунг встретил нас как разбойников. А ведь цены, которые он нам предложил за свое железо, иначе как грабежом и не назовешь! Прошлым летом я за те же деньги мог купить вчетверо больше железа. Неужели квиттингские горы истощились?
– Нет, горы Медного Леса далеки от истощения. – Фрейвид покачал головой. – Возле моей большой усадьбы, возле Кремнистого Склона, мои люди копают не меньше руды и выплавляют не меньше железа, чем всегда. Дело здесь в другом.
– И я не вчера родился, – сурово ответил Модольв. – Ваш конунг Стюрмир слишком горд и притом имеет плохих советчиков. Вместо того чтобы усмирять его заносчивость и учить приобретать друзей, они еще больше ее подзадоривают и добывают ему врагов!
– Ты, как видно, говоришь о Гримкеле ярле и его родичах! – заметил Фрейвид.
– А ты, как видно, не хуже меня знаешь положение дел! – ответил Модольв. – Да, я говорю о нем. Об этом догадается всякий, кто слышал нас сегодня в гриднице. Стюрмира конунга не поздравишь с такой родней. И напрасно он женился на женщине из рода Лейрингов. Его прежняя жена была куда разумнее, чем нынешняя. А Лейринги не доведут его до добра. Они жадны, кичливы, крикливы и думают только о своей выгоде.
– Да, приятными людьми их не назовешь, – сдержанно согласился хёвдинг.
Он тоже считал, что женитьба овдовевшего Стюрмира конунга на Далле из рода Лейрингов была неумным и недальновидным поступком. А теперь эти Лейринги – жадные, как свиньи, шумливые, как вороны, и тупые, как треска, – лезут к конунгу с советами, один глупее другого, и только и ищут, как бы побольше урвать. В борьбе с ними Фрейвиду хёвдингу очень хотелось иметь надежного союзника, не зависящего от Стюрмира. И вот боги послали ему подходящий случай такого союзника приобрести. Кто может быть полезнее самого конунга фьяллей? А там, если удастся как-то потеснить Лейрингов, на смену Далле у Стюрмира, возможно, появится и третья жена… Отказывая всем женихам Ингвильды, Фрейвид не только уважал ее вкус, но и вынашивал некие тайные замыслы.
– Нашего конунга обвиняют в том, что он собирается идти походом на Квиттинг, – тем временем продолжал Модольв. – Гримкель боится, что ваше железо станет оружием против вас же.
– А разве это не так?
– Нам пока хватает серебра, и мы не собираемся платить за товары собственной кровью, – сдержанно ответил Модольв.
– Если так, то я смогу продать тебе железо по той же цене, что была прошлым летом, – предложил Фрейвид.
Модольв посмотрел в глаза хозяину, и тот опустил веки, подтверждая сказанное. Он все взвесил и принял решение.
– У меня много железа и в Кремнистом Склоне, и здесь, – продолжал он. – Сколько у тебя серебра?
– Боюсь, у меня нет времени ждать, пока ты пошлешь людей в Кремнистый Склон. Я давным-давно должен был быть дома, в Аскефьорде. Торбранд конунг ждет меня. Как бы он и в самом деле не начал снаряжать боевые корабли, подумав, что я не вернусь!
– Ему не придется ждать долго. Раньше чем через десять дней твои люди не смогут сесть на весла, а к тому времени мои успеют съездить в Кремнистый Склон и обратно. Я не задержу тебя, а Торбранд конунг будет знать, что и среди квиттов у него есть друзья. Знаешь, как говорит пословица? У каждого найдется друг среди недругов, верно?
Модольв кивнул, подавляя колебания. Голубые полупрозрачные глаза хозяина не внушали ему доверия. Но возвращаться в Аскегорд с пустыми руками не хотелось, а железо – это железо, его не подделаешь. Ведь не самого же Фрейвида ему предстоит везти во Фьялленланд!
Фрейвид был доволен уговором. Он ценил и берег свое добро, а Прибрежный Дом стоял в слишком опасной близости от моря.
Легкий ветерок, напоенный свежим запахом моря и сосновой хвои, просочился в дымовое отверстие и мягко погладил Хёрдис по щеке. Она мгновенно открыла глаза. Нет, она не спала – просто задремала, соскучившись в ожидании. В девичьей было тихо, чуткий слух Хёрдис различал мерное, уютно-сонное дыхание полутора десятка женщин. Спали все до одной.
Хёрдис осторожно приподнялась на локте, огляделась. Никто не шевельнулся, только Серый, спавший здесь же на полу, под боком у хозяйки, чутко вскинул голову и ткнулся носом в плечо Хёрдис. Она поспешно положила ладонь на его широкий крутой лоб и повелительно пригнула голову пса к полу. Серый послушно улегся.
Выскользнув из-под старого плаща, которым укрывалась вместо одеяла, Хёрдис встала на ноги. Темные волосы окутали ее до самых ног, так что в полутьме девичьей смутно белели только лицо и подол рубахи возле самого пола. Несколько мгновений Хёрдис постояла, прислушиваясь, но ни одна из женщин не проснулась. Бесшумно ступая по земляному полу, Хёрдис пробралась в глубь девичьей, где на широкой лежанке спали Ингвильда и еще две девушки. Вернее, на месте были только Ингвильда и Тордиса, а Бломма ушла вроде бы на задний двор и все еще не возвращалась. Опасно было подниматься, когда кто-то должен войти, но и ждать Хёрдис не могла – вот-вот минует полночь, время самого крепкого сна Ингвильды. Еще вечером Хёрдис незаметно подбросила в чашу Ингвильды маленький камешек, а потом вынула его и закопала в землю, под мох. Это называлось сонное заклятье – теперь Ингвильда будет спать, как камушек подо мхом, ничего не видя и не слыша. Сигнехильда Мудрая не учила такому внучек, Хёрдис сама додумалась до сонного заклятья и очень гордилась его отличным действием. Наедине с собой, конечно.
Подобравшись к лежанке, Хёрдис быстро ощупала платье Ингвильды и украшения. Кончики ее пальцев коснулись прохладной серебряной цепочки, круглой застежки, нескольких амулетов. Но того, что Хёрдис искала, здесь не было.
Тогда Хёрдис, прищурившись, склонилась над лежащей Ингвильдой. Одна рука сестры была засунута под подушку. Огниво было там, в кулаке, – Хёрдис так же твердо была уверена в этом, как если бы видела его при свете дня. Огниво было там, и оно властным голосом древнего волшебства звало Хёрдис, притягивало, обещало многократно увеличить ее силы, открыть ей новые знания. Но как его достать?
Хёрдис осторожно запустила руку под изголовье сестры. Пальцы ее коснулись чего-то твердого – в кулаке спящей Ингвильды был зажат теплый кусочек железа. Оно здесь! Дрожа от нетерпения, Хёрдис вцепилась в него кончиками пальцев и осторожно потянула. И тут же всем существом ощутила, как Ингвильда вздрогнула, как глухой камень ее сна пошел быстрыми трещинками.
С кошачьей ловкостью Хёрдис отпрыгнула от лежанки, мигом оказалась в другом конце девичьей и легла на свою соломенную подстилку, натянула плащ и застыла, как будто спит.
Скрипнула дверь, из сеней вошла Бломма. Подозрительно часто дыша и как будто смеясь про себя, она прошла к лежанке и устроилась с краю. "Любопытно, кто же ее так задержал?" – мельком подумала Хёрдис. Отлично! Если Ингвильда и проснется, то решит, что ее разбудила Бломма.
А брать огниво сейчас и в самом деле нельзя. Если оно пропадет ночью, то подумают сразу на тех, кто здесь ночевал. А Хёрдис не заблуждалась насчет родственной любви и хорошо знала, как мало доверия питают к ней домочадцы Фрейвида. Ничего, успокаивала она сама себя, незаметно поглаживая мохнатый загривок Серого. Со времени уговора Фрейвида с Модольвом и отъезда Асольва в Кремнистый Склон прошло всего пять дней. Время есть, и новолуние еще впереди.
Время приближалось к полудню, но серые тучи с такой удручающе равномерной плотностью затянули небо над Медным Лесом, что ни единого солнечного проблеска не выдалось с самого рассвета. Да и рассвета тоже не было, если строго рассудить, – его сожрали инеистые великаны, те, что живут на самых высоких горах. Конечно, на горах Фьялленланда, которые ближе всех к небу. "Одни беды от этих фьяллей!" – с рассеянной досадой думал Асольв, поглядывая на небо. Если бы Модольву не понадобилось железо, отец не стал бы посылать его в эту долгую и не слишком веселую поездку в опустевший Кремнистый Склон, где оставались только рабы, берегущие усадьбу и большое стадо. Когда дома нет никого из близких, это вроде как и не дом вовсе.
С утра уже пару раз принимался накрапывать мелкий дождь, в воздухе висела прозрачная холодная морось, и Асольв с надеждой всматривался в темнеющий впереди ельник, обещавший хоть какое-то укрытие. Если польет настоящий дождь, пережидать его негде – человеческого жилья теперь не будет до самой ночи.
Асольв и десяток работников ехали по Медному Лесу – огромному пространству, покрытому рыжими и бурыми кремневыми скалами, болотистыми и лесистыми долинами, ельниками и вересковыми полями. В горах Медного Леса таились огромные запасы железной руды, но место это славилось также своей таинственной и не слишком доброй силой. Древняя нечисть, обитавшая здесь до прихода племени квиттов, не ушла отсюда, и люди чувствовали себя тут не хозяевами, как в других частях страны, а гостями, да такими, что явились без зова и терпимы до поры. Дворы и усадьбы в Медном Лесу стояли далеко друг от друга и были немноголюдны. Здесь не прокладывали дорог, и путь отмечался стоячими камнями, разбросанными от священной горы Раудберги до самого побережья так, чтобы от одного был виден другой. Такие камни в Медном Лесу нигде больше не встречались, поэтому спутать их с другими было нельзя. Никто не знал, какие силы сумели принести их сюда.
Позади Асольва лошади тянули четыре волокуши*, нагруженные толстыми лепешками из сырого железа. Каждая лепешка была размером с собачью голову и напоминала ноздреватый, плохо пропеченный хлеб, черный, с сизой и бурой окалиной. В повозках лежало немалое богатство: железо Медного Леса заслуженно ценилось по всему Морскому Пути. Из каждой такой "головы" после перековки выйдет один хороший меч. То есть он везет с собой будущее вооружение неплохой дружины. Асольв был доволен собой – он успевал даже чуть раньше срока, назначенного отцом, и надеялся заслужить похвалу.
Вдруг его конь забеспокоился, зафыркал, словно почуял волка. Быстро оглянувшись и не заметив ничего опасного, Асольв успокаивающе потрепал коня по шее. Откуда-то долетал неясный шум – то ли водопад гудит, то ли лавина где-то сходит… Лавина?
Один из работников, ехавших возле повозок позади Асольва, внезапно охнул. Асольв обернулся к нему, хотел спросить и сам вздрогнул. На всех лицах был явный испуг, и все смотрели куда-то вперед и вбок от дороги. Асольв поспешно оглянулся.
На склоне одной из гор впереди было заметно какое-то шевеление. Что-то огромное двигалось там, раздвигая ели. Присмотревшись, Асольв различил очертания гигантской человеческой фигуры. Холодный пот хлынул по спине, Асольву хотелось зажмуриться, но он не владел ни единым мускулом и не мог пошевелиться.
По склону горы неспешно шел великан. Над верхушками елей виднелись его черноволосая голова с густой бородой и могучие плечи, покрытые плащом из косматых темных шкур. На плечах великана они казались маленькими и тоненькими лоскутками, как если бы человек вздумал сшить себе наряд из мышиных шкурок. Исполин двигался через самую чащу, не выбирая дороги и сминая по пути огромные ели, как человек сминает высокую траву. В тишине долин далеко разлетался треск и гул от его шагов. Великан шагал медленно, почти лениво, как будто ему было тяжело нести самого себя. Но в этих мнимо ленивых движениях была такая неутомимость и размеренность, что любой смельчак вспотеет от страха – а что, если Хозяин Гор пойдет на тебя? Наверное, лучше уж лавина!
– Свальнир, – севшим от страха голосом проскрипел один из рабов. – Вышел из пещеры. Пасмурный день – вот он и вышел. Видно, опять проголодался. Едем скорее, пока он нас не заметил. Мы доберемся до ельника…
Все как будто проснулись, тронули лошадей.
– Нет, нет! – поспешно остановил рабов Асольв. От страха он говорил приглушенно, почти шепотом, хотя великан был слишком далеко, чтобы их услышать. – Не двигайтесь! Как только мы сдвинемся с места, он сразу заметит нас! А пока мы стоим, он примет нас за камни. Великаны плохо видят при свете дня. Другое дело – в темноте.
– Ему днем вообще не полагается разгуливать! – сказал один из молодых рабов, по имени Гисли, стараясь показной храбростью обмануть собственный страх. – Свет обращает великанов в камень!
– А Свальнир не такой, как все! – ответил Асольв, немало запомнивший из рассказов бабушки Сигнехильды. – Он не боится света. Он даже умеет принимать облик обыкновенного человека. Он только не любит огня, и собаки его боятся.
Как положено хозяйскому сыну, Асольв старался держаться уверенно и не выказывать страха, но на самом деле ему хотелось стать маленьким-маленьким, не больше мышки, и забиться под какой-нибудь камушек на тропе. О храбрый Тюр, отведи глаза великану, пусть он идет своей дорогой и не смотрит сюда! При кажущейся медлительности великаны умеют очень быстро бегать и проворно ловят свою добычу в самом густом лесу. Пожелай он догнать людей – и лошади не спасут их.
К счастью, великан не глядел на них, а медленно удалялся на север, где лежало его обиталище – Великанья долина.
– Смотри, у него на плече косули! – Прищурившись, Гисли отважно всмотрелся. Через плечо великана была перекинута связка каких-то маленьких светло-рыжих тушек. Трудно было поверить, что это не мыши, а косули или олени.
– Слава Тюру и Видару!* – с облегчением заговорили рабы. – Он хорошо поохотился и не тронет нас.
– Поедемте скорее в ельник! Вдруг ему покажется мало?
– Да, поедем в ельник! – решил Асольв.
Ему было холодно – от фигуры великана веяло стылым ветром древней инеистой крови, иного мира, темного и загадочного.
Свальнир был уже далеко – его голова едва виднелась меж еловых вершин на дальнем гребне. Асольв тронул коня, как вдруг великан обернулся. Может, ветер переменился, а может, потомок Имира* учуял устремленные ему в спину человеческие взгляды. И Асольв застыл, как будто под взглядом великана сам превратился в холодный камень. Таинственный темный мир инеистого племени захватил людей в ледяные сети, сковал невидимой колдовской цепью, никто не мог пошевелиться. Мгновения повисли, как замороженные.
Великан отвернулся и пошел своей дорогой. Его темная голова исчезла среди еловых вершин, слилась с ними, далекое движение затихло. Люди перевели дух и без промедления погнали коней дальше. К счастью, им было не по дороге с великаном.
– Ничего бы он нам не сделал! – бормотал Гисли, все еще дрожа и ощущая на себе каменный взгляд великана. – У нас ведь железо! Вся нечисть боится железа.
Но его голос звучал не слишком уверенно. Никто толком не знал, чего боится Свальнир, зато его боялись все. Последний из могучего и некогда многочисленного Племени Камней, он сумел выжить и приспособиться к новому миру, в котором для великанов почти не осталось места. Изредка он уносил скотину с дальних пастбищ, если ему не везло на охоте, а жители ближайших к Великаньей долине усадеб распускали слухи, что у соседей иногда пропадают люди.
"Кто его знает?" – хмуро думал Асольв, скрывшись наконец в спасительной тени ельника и от дождя, и от страшных глаз. Может, и правда великан ест людей. Про инеистое племя ничего нельзя знать наверняка. И любой умный человек поймет – от него лучше держаться подальше.