Глава 14.
Время прорывов закончилось. Наша дивизия была слишком обескровлена, чтобы предпринимать какие-либо активные действия. Мы укрепляли позиции, превращая руины во что-то более-менее подходящее для обороны. Главным достоинством и одновременно недостатком их было очень близкое расположение к третьей линии вражеских окопов. И нам, и альбионцам придется очень туго во время атаки. Орудия и пулеметы будут косить солдат, как только те выберутся из траншеи. Любая, самая массовая атака, скорее всего, обернется катастрофой.
И потому мы засели в окопах, обстреливая вражеские позиции из всех имеющихся орудий. Демоны заявили, что тащить свои в гору все равно не станут, ибо при таком раскладе вести огонь прямой наводкой смысла не имеет, и они подождут до тех пор, пока мы не возьмем гору. А уж тогда они поднимутся - и откроют огонь врагу внизу, как и было предусмотрено планом, разработанным союзным штабом. В общем, брать гору нам придется самим.
Для этого нам выделили уйму средств. Прислали пополнение, превосходящее числом всю нашу дивизию. В основном, правда, его составляли строевые полки, всего два гренадерских и только один драгунский. И что самое удивительное, вся тяжелая пехота оказалась в моем подчинении.
В тот вечер, когда к нам прибыли полки тяжелой пехоты, генерал-полковник вызвал меня в свой форт. Ставка Волостова располагалась в первой линии окопов - подальше от вражеских орудий, как и положено командиру дивизии. Когда я прибыл, в форте меня уже, кроме генерал-полковника ждали три офицера в полевой форме и доспехах тяжелой пехоты. Волостов представил их как командиров полков подкрепления.
- Два гренадерских и один драгунский, - сообщил он, - все с Саара. Номера пока еще не запомнил, ну да, вы сами с командирами познакомитесь. Все три полка поступают в ваше распоряжение.
Все три полковника почти синхронно щелкнули каблуками и наклонили головы.
- Кроме того, ваша бригада из ударной переформируется в бригаду тяжелой пехоты, - продолжал Волостов. - Вы отлично справились со своей задачей при атаке на вражеские траншеи, так что не будет ошибкой поручить вам командование всей тяжелой пехотой армии. Да и представление на вас уже написано и отправлено в штаб Литтенхайма. Жди Георгия, а то, что это такое, заслуженные боевой полковник, на генеральской должности, ни единой награды. Непорядок это. У тебя, Нефедоров, все по статуту "лично предводительствуя войском, одержит над неприятелем, в значительных силах состоящим, полную победу, последствием которой будет совершенное его уничтожение", - процитировал он. - Прибавил еще и про стремительное взятие Туама, действия на железнодорожной станции и при штурме Килкенни. Думаю, Литтенхайм не откажет. Он ведь вас еще по Пангее помнит. Да и в полковниках вы засиделись уже, пора выходить на новый масштаб, галунный погон после Эрины получите, могу обещать.
Генерал-полковник хлопнул меня по плечу, как бы обозначая место, где будет красоваться тот самый погон.
- После этой войны, что еще будет, - как-то даже философически заметил я. - Да и не звания и награды служу, господин генерал-полковник.
- Зато вознеслись-то как, - усмехнулся Волостов, - в ваши годы уже полковник да на генеральской должности. Скоро и генералом будете, как пить дать. Вы правы, Нефедоров, после этой войны все в империи закрутится. Ох, закрутится, не остановишь. Ну да, нам не до того сейчас, чтобы гадать о том, что будет после войны. Сейчас надо взять эту гору. И дорогу, как сами понимаете, открывать снова вашей бригаде. Хотя уже не бригаде. Многовато вас для бригады, будете корпусом тяжелой пехоты. Письменный приказ получите уже завтра. А сегодня отправляйтесь на позиции, покажите господам полковникам их места в окопах.
Три полка основательно заполнили наши траншеи, многим приходилось квартировать в воротках от снарядов, предоставлявших хоть какую-то защиту от вражеских артобстрелов. А палили, что мы, что альбионцы, день и ночь. Казалось, стоит закончиться нашей канонаде, как тут же вражеские орудия открывают огонь. Снаряды малых калибров - самых чертовски опасных на таком мизерном расстоянии - сотнями обрушивались на головы нам и нашим врагам. Даже в крепком блиндаже я не чувствовал себя достаточно защищенным, хотя и отлично понимал, что мне ничего не грозит. Не тот калибр у вражеских орудий, чтобы повредить мое укрытие. Блиндаж выдержал обстрел даже демонских орудий, что ему альбионские с легкими снарядами. Но все равно, каждый раз, когда он подпрыгивал при попадании такого вот снаряда, у меня внутри все сжималось.
Кроме полков тяжелой пехоты армию Волостова пополнили и артиллерией, добавив, наконец, резервную батарею осадных орудий. Наверное, ввиду того, что демоны отказались тащить свои пушки в гору. Да и понять, что основной удар нанесен на нашем участке фронта теперь мог бы и непроходимый кретин. Чего уж теперь скрывать?
Система подвоза боеприпасов у альбионцев была налажена самым лучшим образом - укрепрайон строился не один год. Были проложены колейки, по которым бегали небольшие дрезины со снарядами. Однако обстрел демонов разрушил большую их часть, а потому альбионцам приходилось таскать снаряды по старинке, на себе, или толкая колесные повозки. Теперь инженеры восстановили эти колеи, пустили по ним все те же дрезины. Склады заполнили боеприпасами к нашим орудиям, выкинув альбионские - калибры их не совсем подходили к отечественным столам. Сложенные на тех же складах тела захоронили - наших солдат, конечно. Альбионцев передали их товарищам. Для этого даже организовали нечто вроде локального перемирия.
Руководил передачей тел сам Волостов, а со стороны Альбиона был гвардии полковник О'Грэди, командующий всем фронтом обороны Серых гор. Я не входил в делегацию офицеров, туда отобрали пару адъютантов генерал-полковника да несколько чинов от контрразведки и медицинской службы. Зато мог рассмотреть все происходящее через бинокль. Глядел я, в основном, на великолепного полковника эринской гвардии.
Как и наш командующий, полковник О'Грэди оделся в парадный мундир красного цвета, расшитый зеленым галуном, и медвежью шапку. Вокруг него стояли одетые подобным образом гвардейцы, выглядящие весьма импозантно на фоне наших офицеров, оставшихся в полевой форме и доспехах. Однако, наверное, именно из-за этого они представлялись настоящими солдатами рядом с какими-то слишком уж парадными альбионцами.
А рядом с двумя группами офицером стоял ряд колесных повозок, накрытых белыми простынями. Несколько штук вереницей тащил один легкий артиллерийский тягач. Из них выбирались наши водители в кожаных куртках и танковых шлемах. Их места занимали мрачные альбионцы. Везти покойников не самое приятное занятие. Среди них я разглядел и нескольких священников разных конфессий. Скоро они разберут мертвецов, отпоют по своим канонам и зароют. Хоронить их в твердую землю горы будет очень тяжело, ведь тут под тонким слоем почвы - скала.
Перемирие для похорон продлилось целую неделю. Никаких обстрелов. Мы сидели в своих траншеях, глядели на близких альбионцев. А те в свою очередь пялились на нас. Осеннее солнце блестело стеклах биноклей по обеим сторонам линии фронта.
Об окончании перемирия возвестили альбионские летчики. Ровно неделю спустя после похорон на нас совершили первый налет. В небо, наверное, поднялась целая эскадрилья. И обрушилась нам на головы. Зашли со стороны солнца, чтобы обороняться от них было сложней. Наши зенитчики тут же открыли по ним огонь и пушек и пулеметов, но шустрые истребители ловко уходили от пуль и снарядов, взрывающихся в воздухе.
- Ложись! - пронеслось по окопам. - Налет!
Никому не надо было рассказывать, что это значит. Солдаты, унтера и офицеры падали ничком, закрывая руками голову. Вражеские пули разницы между чинами не делают - и самую лучшую броню вспорют как консервным ножом. Я и сам повалился, где стоял, едва услышав характерный шум пропеллеров, не дожидаясь когда к нему присоединиться стрекот пулеметов и авиапушек. А уж не замедлил последовать.
Истребители прошлись над нашими позициями на бреющем полете, казалось, подними голову - и увидишь выкрашенное синей краской брюхо вражеского самолета. Пули пробивали солдат вокруг меня, превращая их доспехи в решето, а тела - в кровавое месиво. Но меня счастливо миновала эта участь.
Я поднял голову, как раз чтобы увидеть удачу наших зенитчиков. Ловко взяв альбионский самолет в своеобразные клещи двумя установками счетверенных пулеметов, они буквально надвое раскроили его - только крылья в разные стороны полетели. Корпус рухнул где-то внизу за первой линией окопов.
Больше сбитых я не видел. Правда, и самолеты уже уходили прочь, снова на солнце, провожаемые огнем изо всех стволов.
- Истребители-бомбардировщики, - произнес поднимающийся на ноги рядом со мной Фермор, - а скоро и пикировщики пожалуют по наши головы. Они-то раньше на другом склоне налеты устраивали, обманули их осадными орудиями. Теперь же поняли, где главный удар будет нанесен, разведали сегодня - и завтра уже жди пикировщики.
- Волостов обещал подкинуть нам еще зениток, - пожал плечами я, - но их уже и так пихать некуда. А истребителей почти и нет у нас, так ему Литтенхайм ответил. Так что в воздухе теперь будет хозяйничать враг, по крайней мере, до тех пор, пока не прибудет подкрепление с других планет. Когда же оно будет, не знает и Литтенхайм, хотя он и отправляет один рапорт за другим.
Я оглядел поднимающихся солдат, уныло глядящих по сторонам, тормошащих тех, кто не встает. Неприятно резанул взгляд одного из них, как у рабочей лошади, долготерпеливого животного, каких еще используют в сельском хозяйстве на том же Бадене. Слишком уж много было в этих глазах тупой обреченности. Нет, так мои солдаты смотреть не должны!
- Бойцы! - закричал я, включив и общую связь. - Покажем врагу, на что мы способны! Стрелки, на банкеты! Открыть огонь по альбионцам! Пулеметы, орудия, мортиры, бей по гадам!
Я подал пример остальным. Фермор, который, похоже, слабо представлял себе, что я творю, взобрался следом на банкет - и принялся палить по позициям альбионцев. Надо сказать, очень удачно все вышло. Расслабившиеся после налета враги потеряли бдительность - пули, мины, осколки разили их. Многие из них повалились под этим жутким градом. Смертоносные лучи замелькали разноцветной паутиной. Альбионцы открыли ответный огонь. Теперь уже нам следовало поберечься.
Совершенно удовлетворенный я спрыгнул с банкета в окоп, глядя на творящийся вокруг хаос. Фермор снова последовал за мной, ствол его винтовки дымился от частых выстрелов.
- Ты для чего весь этот кавардак устроил? - спросил он, перекрикивая взрывы и залпы орудий.
- Все просто, - ответил я. - Надо было срочно поднимать моральное состояние после этого проклятого налета. А тут пусть немного пар выпустят - и будут вспоминать уже не налет, а то, как мы альбионцам после него врезали в ответ.
- Тонкая психология, - усмехнулся Фермор.
С тех пор налеты приобрели регулярный характер. Наши траншеи атаковали истребители и пикирующие бомбардировщики. Зенитные установки надрывались день и ночь, часто отдельные участки неба бывали часами затянуты серо-коричневыми облаками от разрывов снарядов, а трассирующие пули чертили его длинными очередями.
Наши истребители сражались с ними над нашими головами, однако их было все-таки слишком мало, чтобы организовать настоящее сопротивление. Больше походило на какое-то обозначение собственного присутствия в воздухе, чем на полноценную войну. Но, сказать по чести, мы бывали рады и этому. Как-то совсем уж тяжко видеть в небе и видеть там только вражеские самолеты.
- Славно альбионцы взялись за нас, - произнес командующий саарского гренадерского полка из свежего пополнения. - Нам тяжело будет брать их.
- Тоже мне тактик доморощенный, - рассмеялся сидящий с нами в одном блиндаже, пережидая очередной вражеский обстрел, Фермор, который сразу невзлюбил мрачного саарца неизвестно за что. - Все позиции в современной войне оборудуются таким образом, чтобы взять их было практически невозможно. Только ценой большой крови.
- Но отчего тогда Волостов тянет с наступлением? - подивился полковник с Саара, ничуть не возмущенный насмешками Фермора. - Мы теряем людей что ни день. Обстрелы, налеты, перестрелки. А все чего-то ждем.
- Танки, - решительно заявил я. - Будем прикрываться их броней, чтобы избежать серьезных потерь.
- Ты еще скажи, что нам "Бобров" пришлют, как на Пангее, - рассмеялся злой сегодня, что твоя оса Фермор. - Не дождемся мы никаких танков, будем штурмовать как обычно. Как там в той песенке "Ну-ка на уру". Штыки примкнуть - и в атаку.
- Оставьте эти глупости, Фермор, - остановил я его. - Танки будут - это решенное дело. Вряд ли нам пришлют "Бобры", конечно, им нечего делать в такой гористой местности, а вот два полка средних танков и полк тяжелых прибудут со дня на день. И как только они подойдут, мы сразу же атакуем.
- Как только, - ехидства Фермора хватило бы на десяток человек, - так сразу, верно?
- Вернее уж некуда, - кивнул я.
Танки прибыли спустя три дня после того памятного разговора. Привезли по железной дороге в крытых вагонах, таких же, в каких нам обычно привозили боеприпасы. Из конспиративных целей даже большего количества зенитных платформ ставить не стали, не смотря на особую ценность груза.
И уже спустя несколько часов по окопам прошел слух о том, что наступление будет завтра. Однако это была уверенно запущенная дезинформация. Работу жандармов контрразведочного отделения все оценивали на "отлично", однако перед решающей атакой на столь опасном направлении все уловки пустили в ход.
- Все начнется этим вечером, - доводил я командиров вверенных мне полков тяжелой пехоты, - вроде бы с обычной перестрелки. А затем по команде к обстрелу присоединятся танки, стоящие на замаскированных позициях. После третьего выстрела - они двинутся через наши позиции на альбионцев, ведя огонь на ходу. За ними мы - тяжелая пехота. Танки должны проломить вражескую оборону передней линии окопов. Наша же задача - развить их успех, уничтожая альбионцев в траншеях. Если все пройдет по плану, то уже к полуночи мы возьмем эту гору.
- Гладко было на бумаге, - процитировал Башинский.
- Реализация планов командования, - ответил ему я, - это наша прямая обязанность. Надеюсь, это все понятно.
Отвечать никто не стал. Мрачные настроения охватывали войска. С таким моральным состоянием вести их в бой - гиблое дело. Вся эта проклятая война может обернуться большой катастрофой.
Орудия плевались огнем, пулеметы поливали позиции альбионцев длинными очередями. В общем, все шло как обычно. Я вскарабкался на банкет, оглядел вражеские позиции в бинокль. Альбионцы азартно палили по нам из лучевых винтовок. Удачным попаданием снесло часть и без того сильно поврежденного бруствера. Когда развеялся дым, я увидел десяток тел в коричной форме.
И тут в бой пошли танки. Некоторые командиры танковых полков включали запись какую-нибудь величественной музыки, вроде творений древних композиторов или бравурных маршей. Наши были как раз и таких.
Разломав сложенные заранее специально для них деревянные укрепления, танки переехали через нашу линию окопов и, ведя огонь, двинулись на врага. Их орудия плевались огнем - снаряды, не уступающие калибром тем, какими стреляли драгунские орудия, врезались в бетонные укрепления, разбивая их. Фугасы рвались в траншеях, убивая солдат. Пулеметы хлестали окопы длинными очередями.
- Пулеметчики, - скомандовал я по общей связи, - поддайте огня! Стволов не жалеть! Враг не должен и нос высунуть из своих окопов!
Пулеметы на наших позициях затарахтели сильнее, наверное, выплевывая целую ленту одной очередью, пуская стволы вразнос. Так мы палили, верно, только на линии Студенецкого, отражая атаку демонов во время общей эвакуации.
- Сейчас они протянут еще немного, - почти прошептал я в микрофон, - и будем подниматься из окопов. Приготовиться к бою, господа. Минутная готовность.
Я опустил глаза на часы, следя за секундной стрелкой. Она стремительно пробежала три четверти круга, но в районе цифры 45 как будто замерла. Теперь каждое мгновение растягивалось на века. Стрелка отсчитывала секунды, для многих они отделяют чью-то жизнь от смерти. И вот она подобралась-таки к заветному нолику - и началось форменное безумие, которое обычно называют атакой.
Грохотали орудиям танки, стрекотали пулеметы, но, все равно, казалось, что до того, как засвистели унтера, вокруг царила мертвая тишина. Рев и свист разнесли эту эфемерную тишь. К ним присоединились крики солдат - они подбадривали себя и друг друга. Без этого многим было не подняться из окопов на пулеметы альбионцев.
Одним из первых я перебрался через бруствер и побежал вслед за танками. Солдаты, увлекаемые порывом самых отважных или глупых, бежали рядом. Пусть бежать вверх по склону было сложновато, однако танки мы догнали достаточно быстро. Те катили едва-едва, постоянно останавливаясь, чтобы выстрелить по врагу. То и дело впереди в небо подлетали комья земли, часто вперемежку с трупами или частями тел, или попадания фугасов вспыхивали ярким пламенем.
Враг не спешил освобождать свою нынешнюю первую линию окопов. Они вцепились в землю и разбитые укрепления, отчаянно отстреливаясь. В передовые цепи и танки летели гранаты. С сухим треском принялись стрелять противотанковые ружья. Оружие не слишком популярное на фронтах, из-за достаточно низкой эффективности и большой опасности для стрелков. Сокращение ПР - противотанковое ружье, часто расшифровывали, как "Прощай, Родина", и для многих это оказывалось правдой. Выстрелом из такого перебило гусеницу среднего танка. Тот повело в первые секунды, но зачем он дал очередь по не успевшему укрыться за бруствером стрелку. Альбионец скатился в окоп вместе с оружием. Только длинный ствол ружья остался торчать. Однако поврежденный танк стал превосходной мишенью для вражеских орудий. И вот уже спустя считанные секунды в борт его врезался снаряд, оставив дыру в броне. Скоро за ним последуют новые. Экипаж не стал дожидаться этого - танкисты полезли из него через все люки. Только пулеметчик прикрывал их огнем до последнего. И это стоило ему жизни. Второй снаряд угодил танку под башню, сорвав ее напрочь. Вряд ли кому-то внутри удалось выжить.
Мы бежали, стреляя, кто прямо на ходу, кто припадал на колено. И только вахмистр Быковский палил из своего ручного пулемета на бегу, останавливаясь лишь для того, что сменить опустевший патронный короб на новый. Временами цепи не выдерживали плотного пулеметного огня, люди растягивались на земле рядом с мертвецами, пытаясь таким образом спасти себе жизнь. И это было самым страшным для любой атаки. Подобного допускать никак нельзя, что отлично доказала захлебнувшаяся контратака альбионцев.
- Офицеры! - выкрикнул я в микрофон. - Унтера! Поднимайте солдат! Не давать цепям ложиться! Пинками, прикладами, как угодно гоните солдат вперед! Остался последний рывок!
Про то, что некоторым унтерам, да и кое-кому из офицеров стоило бы подняться, я упоминать не стал, щадя гордость. Хотя одного молодого поручика мне пришлось поднимать самому. Я схватил его левой рукой за поясной ремень и рывком поднял на ноги.
- Нечего в пыли валяться! - рявкнул я ему. - Лежа орденов не завоюешь! Вперед, парень!