- Это, пожалуй, посмотреть можно. Потому как я сама деревенская, а ничего почти о том времени не знаю, если не считать рассказанного в "Поднятой целине" Михаилом Шолоховым. Эту книгу мы в школе изучали. Он там уж больно коммунистов расхваливает. Во всей станице три коммуниста: Нагульнов, Разметнов и Давыдов. И, оказывается, самые умные были. Казаки же даже землю хуже пахали, чем рабочий-матрос. Он их учил пахать, да ещё ночью с фонарём. А тогда, как рассказывала мне моя бабка, керосин дороже стоил, чем вся его ночная пахота… Поедем в твои колхозы на экскурсию. Посмотрим, чем они лучше наших.
- Не мои, а ваши, - уточнил зелёный.
- Так уж и наши? - с недоверием посмотрела на него доярка.
Глава 4
ТРИ ВЫСТРЕЛА ИЗ НАГАНА
"Селёдочница" быстро и бесшумно рванулась с места, и не успела женщина опомниться, как они зависли над какими-то деревенскими избами, сплошь с соломенными крышами. И только три или четыре, пока ещё Нюрка не успела сосчитать, сколько их, были крыты железом.
- Смотри внимательнее. Что-нибудь узнаешь? - спросил инопланетянин.
Нюрка пристально оглядела окрестности и от удивления широко раскрыла рот.
- Так эта же деревня на наше село похожа? И окрестности те же?
- Да, ты права. Таким ваше село было лет шестьдесят назад.
- Быть того не может! - нахмурилась Нюрка. - Ведь там же люди по улицам ходят. Они что же, тоже живыми сюда из истории пришли? А вон там даже несколько верховых скачут. У нас лошадей сейчас нет. Вернее, есть две, но они как музейные экспонаты. А остальных ещё при Никите Сергеевиче Хрущёве на колбасу перевели. Америку тогда по мясу догоняли.
Нюркй вдруг замолчала, словно забыла, о чём говорила, и пристально взглянула за борт "селёдочницы".
Она искала глазами свой дом, хотя и не очень большой, но кирпичный и крытый шифером, средних размеров, с настоящим подворьем, как у всех, как и полагается в деревне. Но там, где должен был стоять её дом, Нюрка увидела маленькую неказистую избёнку, придавленную полусгнившей почерневшей соломенной крышей. Она ойкнула от испуга:
- Ой, мамочка! Это куда же вы мой дом дели?! Ах вы ворюги проклятущие! - и она хотела было наброситься на своего экскурсовода с кулаками.
Но зелёный мгновенно накренил "селёдочницу" так, что Нюрка вынуждена была схватиться обеими руками за комбинезон своего спутника.
Когда "селёдочница" выровнялась, зелёный сказал:
- Я же объяснил тебе, что эта ваша деревня шестьдесят лет назад. Это копия вашей деревни. И она здесь, на нашей Голубой планете, вместе с когда-то умершими, а теперь одушевлёнными вашими людьми.
- Даже покойников своровали, - тихо и обречённо проронила Нюрка. - А мы их "на родители" и на пасху оплакивать на кладбище ходим. А оказывается, что там и оплакивать-то уже некого.
- Ты опять не понимаешь! - досадливо поморщился зелёный. - Мы не крали ваших покойников, а, как бы правильнее выразиться, души позаимствовали и сделали им облик, как у живых.
- Роботы, что ли?! - уточнила женщина.
- Да. Вроде этого. Но они живут и умирают так же, как и на Земле, даже и не подозревая того, что продолжают, а вернее, повторяют свою жизнь на другой планете.
- Да это же нарушение всех прав человека! Да на вас в ООН надо жаловаться.
- Есть у нас и из этой организации, они в другом секторе заседают. Все чего-то решают, хотя братоубийственные войны продолжаются. Они же только декларации штампуют да руки поднимают, кто за, а кто против тех или иных санкций… Так мы будем сектор коллективизации осматривать или нет?!
Пока Нюрка пререкалась с зелёным, всадники в будёновках уже согнали всех проживающих в деревне к бывшей церкви, переделанной большевиками в клуб.
На крыльце клуба, т. е. на церковной паперти, стоял стол, покрытый красным сатином, и три табуретки. Толпа волновалась, перешёптывалась, ожидая, что же будет дальше? Ездовые окружили толпу людей по бокам и сзади, на всякий случай, чтобы кто-то не вздумал ослушаться и сбежать домой.
- Раньше на сход приходили сами, а теперь под конвоем, - чей-то шёпот, как шелест опавшего осеннего листа, хоть и тихо, но внятно, послышался из толпы.
Люди испуганно переглянулись, но промолчали. Из дверей клуба вышли трое мужчин с револьверами на поясных ремнях.
- Этот тучный и краснорожий, видимо, из района? Ни разу его ещё здесь не видал, - послышалось из толпы.
- Батюшки, бабы, - воскликнула одна из женщин, - а те двое в кожаных куртках - наши брандахлысты, два двоюродных братца - Мишка Новокрещенов и Мишка Никулин.
- Ёж и Нужда всегда вместе пьют да в карты играют. Вместе и в начальники пробились. Голь перекатная, - проворчал чей-то мужской голос.
- И Генка-Тоска, сынок Нужды, хоть и мал, а рядом, за отцовскую штанину держится. Подрастёт, тоже начальником станет.
Услышав такие высказывания, Мишка Никулин, по прозвищу Нужда, зыркнул зеленоватыми злыми глазами по толпе, выискивая говоривших, и срывающимся голосом визгливо закричал:
- Молчать!
Но незнакомец из района повернулся к нему и, положив руку на плечо, что-то проговорил в самое ухо, отчего Нужда ещё больше сгорбатился и ещё с большей ненавистью поглядел на притихшую толпу.
Когда тройка подошла к столу, Ёж, оказавшийся по правую руку от приезжего из райкома, громко объявил:
- Товарищи! Прежде чем приступить к собранию, мы должны избрать президиум. Слово для этого предоставляется Никулину Михаилу Сергеевичу! - и, показав рукой на двоюродного брата, сел на табуретку к столу.
Нужда тут же вытащил из кармана заранее заготовленный листочек бумаги и начал читать:
- Мы, добровольно собравшиеся на сход крестьяне, для проведения собрания по поводу организации колхоза имени замечательного полководца и героя гражданской войны Климента Ефремовича Ворошилова должны избрать президиум в составе трех человек. Кто "за"? - вскинул он свои хорьковые глазки на толпу и мгновенно ответил: - Единогласно! Поэтому предлагаю в президиум избрать инструктора райкома Ведерникова Николая Гавриловича, Новокрещеного Михаила Васильевича и Никулина Михаила Сергеевича, то есть меня, - и он ткнул себя в грудь указательным пальцем.
Толпа молчала.
Нужда, снова заглянув в бумажку, строго сказал:
- Будем голосовать. Кто "за", прошу поднять руку.
И снова ни одна рука не взметнулась над головами сельчан, но Нужда, будто и не замечая этого, громко, чтобы слышали все, выкрикнул:
- Единогласно!
Тут Нюрка не вытерпела наглости и заорала во всю силу своих лёгких:
- Ты чего же врёшь, черт горбатый?! Ведь ни один человек даже и пальцем не пошевельнул, чтобы руку поднять!
Однако на крик её никто не обратил внимания.
- Они что же, глухие там все? От такого крика даже мёртвый на ноги встанет, а им хоть бы хны?
- Они нас не видят и не слышат, - пояснил инопланетянин.
- Как это не видят и не слышат?! Но ведь они же живые! И ходят, и разговаривают между собой. Ты что-то не то плетёшь, милый!
- Мы их отключили от внешнего мира, создав вокруг своеобразную оболочку. У них свой мир, свои радости и заботы. Так запрограммировано. Поняла?
- Издеватели вы, по-иному и назвать больше никак нельзя. Хуже фашистов! Ну погоди! Доберусь я до вас!
- Если не желаешь смотреть этот сектор, давай улетим?
- Нет уж, - возразила Нюрка. - Давай поглядим, чем у них здесь дело закончится, - и, чуть подумав, добавила: - Хотя ясно, что колхоз они организуют, потому что он у нас есть и по сей день.
Внизу инструктор райкома, тоже по бумажке, втолковывал толпе сельчан о преимуществе коллективного хозяйства.
- Вот ты, - обратился он к стоявшему ближе всех тщедушному крестьянину с жиденькой, всклоченной бородёнкой, - в колхоз вступить хочешь?
- Нет, - стащив с головы облезлую замызганную шапку, ответил мужичок.
- Ведь ты же бедняк, и, по всему видно, безлошадный?
- А зачем она мне, лошадь-то? - ухмыльнулся мужичок.
- Как это, зачем? Чтобы землю пахать. Чтобы хлеб для самого себя и для государства выращивать.
- Я не люблю землю пахать. Я люблю в лес ходить и птичек слушать, - улыбнулся беззубым ртом мужичок.
- А как же жена? Дети? Ведь их же надо кормить и одевать, - не отставал Ведерников.
- Вот пусть они и пашут. А я к Темке Копылову схожу, хлев уберу или дров нарублю, он меня и накормит. Он мужик справный и добрый.
Инструктор посмотрел в листок бумаги, лежавший перед ним, и, сделав строгое лицо, снова навалился на тщедушного мужичка:
- Темка Копылов у нас в списке числится как кулак-мироед. Он таких, как ты, эксплуатирует и богатство наживает. Таких, как Темка Копылов, мы в Сибирь вышлем с конфискацией всего имущества. У нас все будут равны и богатых не будет.
- Все будут такие, как я? - ухмыльнувшись в реденькую бородёнку, спросил мужик.
Разгорячённый своей речью, Ведерников, не задумываясь, тут же ответил:
- Да! Все будут, как ты!
Толпа ахнула, и до ушей инструктора донёсся чей-то ехидный возглас:
- Такой колхоз нам не нужен!
Ведерников, услышав это, нахмурился и хотел что-то сказать, но его опередил мужичок:
- Начальник, я тебе вот что скажу. Темку Копылова отправлять в Сибирь нельзя. Он своё добро своим трудом наживал. Он с зари до зари работает.
- Хватит разглагольствовать! - оборвал его инструктор и, повернувшись к Ежу, приказал: - Пиши его в список подкулачников. Тоже с конфискацией имущества в Сибирь на высылку пойдёт. Там на лесоповале подумает. Ишь, в рваньё вырядился. Мы мироедов, врагов народа и мировой революции в любой одежде узнаем!
Мужичонка, ничуть не смутившись, подскочил к столу и быстро заговорил:
- Пиши, пиши, Миша, да так, чтобы я с Темкой Копыловым рядом, в одной графе был. С ним я и в Сибири не пропаду. Он всегда накормит. А здесь, в нашем колхозе, я, пожалуй, быстро загнусь. - И, на мгновение замолчав, с усмешкой добавил: - А насчёт моего имущества не беспокойтесь. Его мне с себя прямо сейчас снимать или чуть погодя?
- Прямо сейчас! - не поняв насмешки мужичка, рявкнул инструктор.
Мужичок быстро стянул с себя драную кацавейку, оставшись только в нижней давно не стиранной рубахе с нательным крестом на засаленном, почерневшем от грязи шнурочке.
- Лапти тоже снимать? - вскинув глаза на инструктора, спросил мужичок.
Ведерников, брезгливо взглянув на мужичка, прошипел ему через стол:
- Сгинь! И чтобы духу твоего больше здесь не было! Но мужичок хитровато улыбнулся и спросил:
- А с кем же ты колхоз строить думаешь? Одних в Сибирь, меня сгинь, а третьих ещё куда-нибудь отошлёшь.
Инструктор поманил к себе одного из всадников. И мужичок, почуяв, что запахло жареным, метнулся в середину толпы. Передние ряды плотно сомкнулись.
- Так! Я гляжу, здесь ничего не получится, - встав с табуретки, заговорил молчавший до этого Нужда. - С нашими людьми по-другому надо, - уже обращаясь к инструктору, добавил он: - Вы садитесь, а я поговорю с ними.
Нужда выхватил из кобуры наган и пальнул из него пару раз над толпой, которая шарахнулась в разные стороны. Но верховые будто только и ждали этого момента, подняли над головами кнуты и, наезжая на растерявшихся людей, снова согнали их в плотную кучу перед столом президиума.
А когда все утихли и больше не было слышно голосов, только похрапывание возбуждённых лошадей да затаённое дыхание селян, Нужда грохнул рукояткой револьвера о тяжёлую дубовую столешницу и сквозь оскаленные зубы проговорил:
- Больше предупреждать и уговаривать вас не буду. Колхозы организовывать - не моё решение, а нашего правительства и родной большевистской партии. Те, кто сейчас не запишется в колхоз, тут же будут объявляться врагами народа.
- А мы что, не народ, что ли?! - кто-то, не вытерпев, выкрикнул из толпы.
Нужда пропустил это мимо ушей и закончил угрозу:
- Они будут отправлены в Сибирь, на Соловки или куда ещё дальше. А имущество их будет конфисковано в пользу бедняков.
- Уж лучше здесь помереть, чем на каких-то Соловках! - послышались возгласы из толпы.
- Совсем с голоду-то, поди, не дадут умереть? - вторили им другие.
А когда Нужда снова поднял наган кверху, толпа рванулась к столу с возгласами:
- Меня пиши! Пиши меня!
Тут Нужде пришлось снова выстрелить вверх, но уже не для того, чтобы нагнать на сельчан страху, а для того, чтобы толпа не снесла стол вместе с президиумом. А когда люди снова успокоились и притихли, Нужда, загыгыкав, сказал райкомовцу:
- Видал, как быстро колхоз организовали?! Три выстрела из нагана - и колхоз имени полководца гражданской войны Климента Ефремовича Ворошилова уже готов!
Началась запись в колхоз. Это дело было упрощено, по желанию крестьян, без заявлений.
После поголовной записи в колхоз к клубу подъехали четыре подводы, окружённые верховыми красноармейцами. На первой подводе сидел Темка Копылов со всем своим многочисленным семейством. На второй и третьей - его родные братья с семьями и с такими же дорожными узелками в руках, как и у Темкиного семейства. На четвёртой подводе было семейство лавочника Петра Карташова, которому даже сейчас, несмотря на Мишкин наган, сельчане кланялись в пояс, за то, что он всегда и в любое время выручал их.
И тут снова произошла небольшая заминка. Маленький сынишка Нужды, Генка-Тоска, державшийся за штанину отца, вдруг сорвался с места и подбежал к первой подводе. Не говоря ни слова, он сдёрнул красные фетровые сапожки с ног девочки и, тут же усевшись на грязной обочине, начал их примерять на свои босые ноги.
Девочка залилась слезами. А Темка только искоса посмотрел сначала на сопливого Генку, потом на оскалившегося Нужду и тихо сказал:
- Не плачь, дочка. Бог дал - Бог и взял. Куплю я тебе сапожки ещё лучше этих.
От ласкового голоса отца и его обещания девочка сразу же успокоилась и заулыбалась.
- На Соловках не купишь, мироед. Здесь всю деревню обокрал и ещё там кого-то обокрасть собираешься?! Не выйдет! - с этими словами из толпы вылетела женщина, одетая не по сезону и крикливо. Она подбежала к мальчику, подняла его с земли и подолом юбки вытерла его сопливый нос.
- Бесстыжая, разоделась в чужое, да ещё насмехается!
- Вороги! И греха не боятся!… - полетело из толпы. Нужда скривился, как от зубной боли, и крикнул:
- Антонина! Марш домой!
В эту минуту райкомовец махнул рукой красноармейцам, а те в свою очередь возницам, и подводы двинулись с места. Вслед им понеслись сочувственные возгласы: "Спаси вас Бог!". А некоторые женщины, не скрываясь, вытирали слезы.
- А я ведь её уже совсем старухой помню, - вдруг, повернувшись к зелёному, сказала Нюрка.
- Кого? - не поняв, спросил тот.
- Кого! Кого! - разозлилась Нюрка. - Тётю Тоню Моргушку, вот кого!
- А-а-а-а, - понимающе протянул зелёный.
- Она до старости пила. И схоронила её какая-то опекунша. Тоже пьяница. Не наша, приезжая. Как напьётся, так всех подряд ругает на чём свет стоит. Её в селе ненавидели и боялись. А Нужда, как мне мать рассказывала, видимо, за все измывательства над людьми, перед смертью так скособочился, что его кое-как в гроб втискали. Тоска, сынок их, тоже раньше времени умер, спился. А та девочка, у которой он сапожки снял, приезжала в наше село. Конечно, не девочкой, а уже зрелой женщиной. Красивая, разнаряженная да расфуфыренная, каких и в городе-то редко встретишь. Я тогда совсем маленькая была, но помню её…
Нюрка задумчиво посмотрела вниз и с удивлением спросила:
- А почему они в полях-то ничего не сеют? Кругом села черным-черно…
Зелёный заулыбался и ответил:
- Они инструкцию из райкома ждут. Без инструкции из райкома ни сеять, ни жать, ни пахать колхозникам не положено.
- И то правда, - и Нюрка вдруг весело рассмеялась.
- Ты чего это развеселилась? - спросил спутник.
- А хочешь, я тебе анекдот про это расскажу! Слушай! Когда кончилась гражданская война и уже колхозы организовали, нашему полководцу, герою гражданской войны Василию Ивановичу Чапаеву нечем стало заняться. Тогда он и решил настрочить заявление в ЦК партии с объяснениями о своём безделии. Там, в Кремле, подумали-подумали и решили отправить его председателем в самый отсталый колхоз, - может, и вывезет колхозец-то из отстающих в передовые на своём лихом коне!
Прошло некоторое время, и к нему в колхоз инструктора посылают, чтобы посмотреть да подсказать, что, где и как. Приезжает инструктор, заходит в правление колхоза, а там только бухгалтер со счетоводом сидят. Поздоровавшись и погрев у печки руки, инструктор спрашивает бухгалтера:
- А где же Василий Иванович?
- Сеет, - отвечает бухгалтер.
- Как это сеет?! - даже поперхнулся инструктор. - Февраль месяц, а он сеет! Да ещё без инструкции райкома! Опять самодеятельностью полководец занимается?!
Молчавший до этого счетовод показал пальцем на бухгалтера и сказал:
- Он букву "р" не выговаривает.
Инструктор, тут же поняв, где находится Василий Иванович, смягчился, довольно заулыбался и проворковал:
- Тогда другое дело. А я-то думал, что он без нашей инструкции сеять начал…
- Суть понял? - хлопнув по плечу инопланетянина, засмеялась Нюрка.
Глава 5
СЕКТОР СЛЕДСТВЕННЫХ ИЗОЛЯТОРОВ, ТЮРЕМ И ЛАГЕРЕЙ
Смотреть дальше колхозную жизнь Нюрка отказалась, объяснив зелёному, что и так все знает на эту тему лучше любого профессора.
- А тюрьмы ваши видела? Что в них творится, знаешь? - почему-то горел желанием продолжить экскурсию инопланетянин.
- Не видела и видеть не хочу! - запротестовала Нюрка. - И вообще назад лететь надо, Шурку время доить.
- Откуда ты знаешь, что пора? У нас нет с собой измерителя времени. Да и время здесь иное, чем на Земле.
- Знать не знаю, но нутром чувствую, что пора.
- Ишь ты?! - удивился зелёный. - Обещаю, что не опоздаем.
- Ну ладно, давай посмотрим твои тюрьмы, а потом уже и к Шурке полетим.
Во время их разговора "селёдочница" бесшумно двигалась. Наконец Нюрка почувствовала, что её больше не покачивает.
- Смотри вниз. Вот ваш следственный изолятор, - объявил зелёный.
Нюрка посмотрела вниз и увидела высокий забор с протянутой поверху в несколько рядов колючей проволокой. Вышки по углам с часовыми внутри. И серое, с отвалившейся кое-где штукатуркой длинное здание.
- Ну и что? У нас и в областном городе точно такая тюрьма есть. Дальше-то что?! - повысив голос, спросила она.
- Сейчас спустимся пониже и посмотрим, что там внутри происходит.
Нюрка тут же испуганно схватила его за руку:
- А может, не надо? Видишь, вон на той вышке, у ворот, как часовой насторожился?
- Он нас не видит и не слышит, я же говорил…
- Ладно, спускайся пониже. Ведь всё же интересно, что в тюрьме происходит. Я там ни разу не была. И только кое-что слышала от своих сельчан, бывших заключённых, которые кто за мешок посыпки, кто за полувозик травы сидели.
Площадка перед бараком была пуста. Из всего живого - только часовые на вышках.
- Вот те раз! - разочарованно вздохнула Нюрка. - Ни черта же не видать!
Зелёный что-то стал нажимать на панели. Загорелся экран небольшого телевизора.