Сверху на него с криком набросился сорокопут. Когти хищника вонзились в спину и прорвали летную кожанку. Волна боли прошла по всему телу; Альт Мер рванулся в сторону и едва не свалился, когда его ноги потеряли опору, и он повис, держась пальцами за нок–рею. Парус, надувшийся как воздушный шар, поддержал его, и он откинулся на него, собираясь с силами. В это время примчался другой сорокопут, но, не сумев подобраться к нему достаточно близко, унесся прочь неудовлетворенным.
"Не останавливайся, - сказал себе Рыжий Верзила, преодолевая нечеткость мыслей, порожденную усталостью и болью. - Не сдавайся!"
Он вновь взобрался на нок–рею, затем прополз до конца, свесился с перекладины и заскользил вниз по средней тяге, распутывая и расправляя лини, по мере того как он спускался. Разбитый и изнуренный, отчаянно цепляясь за обе тяги, он позвал на помощь команду. К нему бросились двое с левого борта, оказавшись рядом с ним через считанные мгновения. Скитальцы схватили тяги и оттянули их к трубам, с которых они сорвались, невзирая на пикирующих сорокопутов и град стрел с вражеских кораблей.
Редден Альт Мер рухнул на палубу, его спину, влажную от крови, жгла нестерпимая боль.
- На сегодня достаточно героизма, капитан, - проворчал Бритт Рилл, который, появившись ниоткуда, взял его за руку и поставил на ноги. - Вам нужно вниз.
Альт Мер попытался было возражать, но у него так пересохло горло, что он не мог выдавить из себя ни слова. Хуже того, его полностью покинули силы. Все, что он мог, - это подняться с помощью Рилла. Он посмотрел на него и кивнул. Он сделал то, что мог. Теперь дело было за кораблем, а он поставил бы на него в любой гонке.
В каюте Бритт Рилл помог капитану снять кожаный костюм и начал промывать и прочищать его раны.
- Насколько это скверно? - спросил Редден Альт Мер, голова которого была наклонена вперед, локти лежали на коленях, руки были сцеплены, его просто скрутило от боли. - Мышцы повреждены?
- Не так уж все плохо, капитан, - прозвучал спокойный ответ. - Несколько глубоких ран, о которых ты сможешь рассказывать истории своим внукам, если у тебя они когда–нибудь будут.
- Мало вероятно.
- Полагаю, это будет благодеянием для мира.
Рилл наложил на раны мазь, перевязал их полосками ткани, дал капитану хорошенько глотнуть эля из фляги и предоставил его самому себе.
- Я буду нужен остальным, - сказал Рилл, выходя из каюты.
"И я", - подумал Альт Мер. Но не двинулся с места. Еще несколько минут он сидел на своей койке, прислушиваясь к завываниям ветра за иллюминаторами, прикрытыми ставнями, ощущая телом движение корабля. По его покачиванию и скольжению он понимал, что судно вело себя так, как нужно, и что энергии вновь было достаточно, чтобы обеспечить его движение на нужной высоте. Но бой еще не закончился. Преследователи, обладавшие магией, которая позволила им подчинить себе сорокопутов и командовать ходячими мертвецами, не отступят так легко.
Он поднялся наверх через несколько мгновений, вновь натянув на себя изорванную кожаную одежду. Выйдя наружу, в ветер, он быстро огляделся, чтобы оценить их положение, затем направился в кабину пилота и встал рядом со Спаннером Фрю. Довольствуясь тем, что корабел ведет судно, он не просил уступить ему штурвал. Вместо этого он несколько долгих минут смотрел назад, на группу темных силуэтов, которые, все еще преследуя их, начали растворяться в туманной дымке. Даже сорокопуты, казалось, прекратили погоню.
Спаннер Фрю, окинув Рыжего Верзилу взглядом и поняв, в каком он состоянии, промолчал. Вид капитана скитальцев не вдохновлял на беседу.
Альт Мер посмотрел на окружавшее их небо. Оно было сплошь серым и туманным, темнее на севере, что означало приближение дождя. Впереди с обеих сторон вырисовывались горы: "Ярл Шаннара" все больше продвигался в глубь континента, к ледяным полям, которые им предстояло преодолеть, чтобы добраться до Руэ и остальных.
Вдруг он увидел россыпь точек впереди и справа по борту, там, где береговая линия была изрезана множеством глубоких бухточек.
- Черная Борода! - сказал он стоявшему у штурвала прямо в ухо, прикоснувшись к его плечу и указывая в ту сторону.
Спаннер Фрю посмотрел туда. Точки впереди стали обретать форму, у них появились крылья и паруса.
- Снова они! - проворчал гигант, в его грубом голосе прозвучала нотка недоверия. - И сорокопуты тоже, если я верно разглядел. Как они оказались впереди нас?
- Сорокопуты знают береговую линию и эти утесы лучше, чем мы! - Альт Мер был вынужден кричать, чтобы его было слышно сквозь шум ветра. - Они нашли способ отрезать нас. Если мы пойдем этим курсом, то они нас достанут. Мы должны взять в глубь континента, и побыстрее.
Его собеседник окинул взглядом горы, покрытые пеленой тумана:
- Если мы полетим туда в таком тумане, то разобьемся вдребезги.
Альт Мер посмотрел ему прямо в глаза:
- У нас нет выбора. Дай мне штурвал. Отправляйся вперед и подавай мне знаки, когда тебе покажется это нужным. Сигналь только руками. Голоса могут нас выдать. Постарайся, чтобы мы не налетели на скалы.
Отремонтировав порванные тяги и убрав обломки, экипаж выстроился на палубе. Спаннер Фрю отправил людей по местам, сообщив им о том, что происходит. Никто не произнес ни слова в ответ. Они были воспитаны в традициях скитальцев: хранить веру в тех, кому сопутствовала удача. Никому не везло так, как Редден Альт Меру. Они отправились бы на горящем корабле в огненную бурю, если бы он отдал такой приказ.
Капитан глубоко вздохнул и еще раз окинул взглядом силуэты, видневшиеся впереди и позади. Их было слишком много: ни ускользнуть от них, ни сразиться с ними. Резко положив лево руля и не снижая скорости, он ввел корабль в густую пелену тумана, а затем перешел на самый малый ход, наблюдая, как тонкие белые полотнища тумана окутывали темные гребни гор. Если корабль врежется в вершину на этой высоте, в таком тумане, притом что мощность двигателей уже упала на треть, с ними будет покончено.
Но сорокопуты не могли выследить их, а преследователи столкнулись с такими же трудностями.
Странная тишина царила в тумане, баюкающем горные вершины, когда "Ярл Шаннара" скользил вперед, как птица. Казалось, что горы вокруг них плывут, темные массы то появлялись, то исчезали подобно миражам. Альт Мер посмотрел на показания компаса и отложил его в сторону. Ему придется прокладывать курс, руководствуясь навигационными счислениями и природным чутьем, в надежде вернуться на прежний курс, когда туман разойдется. Если он разойдется. Он может остаться таким же и дальше над континентом, за горами. А если так, то они заблудятся.
Альт Мер едва различал фигуру Спаннера Фрю, стоявшего на баке. Громадный скиталец наклонился вперед, сосредоточив все свое внимание на движущихся белых пластах. Время от времени он подавал рукой знаки: принять влево, вправо, замедлить движение, - и капитан соответственно манипулировал рычагами управления. Ветер задувал неожиданными порывами, затем сходил на нет, встретив преграду в виде утеса или воздушного потока. Туман вихрями кружился меж горных вершин, безжизненный и бесцельный. Лишь "Ярл Шаннара" тревожил его неосязаемую ткань.
Вместе с нагромождением темных облаков вернулся дождь, который быстро превратился в ливень. Он поглотил корабль и его команду, промочив их насквозь, покрыв их саваном сырости и мрака. Альт Мер, который видел на своем веку и кое–что похуже, старался не думать о том, как дождь искажает формы и пространство, создавая видимость препятствий там, где их не было в помине, и намекая на возможность прохода там, где застыли в ожидании скалистые утесы. Он больше полагался на свои инстинкты, нежели на зрение. Он был моряком и летчиком всю свою жизнь и кое–что знал о тех шутках, которые могут сыграть ветер и вода.
Корабль окутывали туман и мрак. Не было никаких признаков преследователей - вообще ничего, кроме неба и гор, а между ними - изменчивого дождя и тумана.
Спаннер Фрю вернулся в кабину пилота и встал рядом с ним. Не было никакого резона оставаться на носу. Мир исчез во мгле.
Корабел огляделся по сторонам и одарил Редден Альт Мера свирепой улыбкой. Капитан скитальцев улыбнулся ему в ответ. Им нечего было сказать друг другу.
"Ярл Шаннара" продолжал плыть во тьме.
ГЛАВА 4
Жара и свет сменились прохладной темнотой, странное ощущение покалывания уступило место онемелости, а настоящее превратилось в прошлое, когда на ведьму Ильзе обрушилось могущество меча Шаннары. Она то оказывалась глубоко под землей, в катакомбах Погребенного Замка, наедине со своим врагом, друидом Странником, в окружении руин Старого Мира, то настолько погружалась в свое подсознание, что уже не понимала, где она. В мгновение ока она - существо из плоти и крови - превратилась в нечто не более материальное, чем те мысли, которые уносили ее из реальности. Она успела лишь изумиться тому, что с ней происходит, и превращение завершилось.
Она шла одна в темноту и, тем не менее, сознавала, что друид был там вместе с ней, но не в привычном, узнаваемом виде - вообще не приняв окончательно какую–либо форму. Он был бесплотным духом, тенью, которая следовала за ней, как поток ее длинных черных волос. Она ощущала его пульс в талисмане, который сжимала как спасательный трос. Его присутствие было неосязаемым, но он был рядом с ней, и он наблюдал.
Когда она вынырнула из тьмы, то оказалась в другом времени и другом месте, которое сразу узнала. Она была в своем доме, из которого ее забрали ребенком. Она думала, что никогда больше не увидит его, и все же это был он, такой, каким запомнился ей с детства, укрытый предрассветными тенями, окутанный тишиной и опасностью. Она ощущала прохладу раннего утреннего воздуха и вдыхала резкий аромат мокрой сирени. Она сразу же поняла, что вернулась в то утро, когда ее родители и брат погибли, а ее похитили.
Она наблюдала, как вновь разворачивались события того утра, но на сей раз - со стороны, как если бы они происходили с кем–то другим. Вот убит старый Барк, их собака. Фигуры в мантиях проскользнули мимо ее окна в тусклом предрассветном свете, направляясь к передней двери. Вновь она бежала, и опять это было напрасно. Снова она спрятала своего брата в подвале и попыталась избежать судьбы своих родителей. Но фигуры в мантиях дожидались ее. Она видела, как они хватают ее, а их дом горит в дымном красноватом тумане. Она видела, как они похищают и уносят ее, потерявшую сознание и беспомощную, в направлении алеющего востока.
Все было так, как она запомнила это. И вместе с тем по–другому. Она видела себя окруженной темными фигурами, которые собрались вместе и о чем–то совещались, в то время как она лежала связанной, с кляпом во рту и завязанными глазами. Но что–то во всем этом было не так. Они не были похожи на оборотней, которые, как она знала, захватили ее. Не было и никаких признаков присутствия друида Странника. Видела ли она, как он прошел мимо окон ее дома на сей раз, как он это делал прежде в ее воспоминаниях? Похоже, что нет. Где же был он?
Будто в ответ на ее мысли, из–за деревьев появился кто–то высокий и темный, одетый в плащ с капюшоном, как и те, кто пленил ее. Напоминая обликом друида, он был частью уходившей ночи, предвестием грядущей смерти. Сделав знак ее похитителям, он собрал их вокруг себя, сказал несколько слов, которых она не расслышала, и отступил в сторону. Все пришло в движение: похитители изготовились к бою и начали сражаться друг с другом. Но их схватка не была настоящей - просто учебный бой. Время от времени то один, то другой останавливался, чтобы взглянуть на нее, словно для того, чтобы оценить воздействие этого фарса. Неизвестный в капюшоне в течение некоторого времени созерцал происходящее, а затем неожиданно потянулся к ней, схватил и унес в лес, оставив странное действо позади.
Когда он бежал, она мельком увидела его руки. Они были пятнистыми и покрытыми чешуей. Они принадлежали пресмыкающемуся. От внезапного осознания истины у нее голова пошла кругом. Нет!
Ее унесли глубоко в лес, в спокойное место, и неизвестный в темном капюшоне положил ее на землю. Она смотрела, как он разоблачался, и это оказался не друид, теперь она уже знала, что он и не мог быть им. Моргавр. Изменник! Это слово звенело в ее голове. Лжец! Но он, разумеется, был гораздо хуже. Его невозможно было описать никакими словами, в нем не было ничего человеческого. Он был чудовищем.
Она знала: то, что она видела, было правдой. Она осознавала это инстинктивно. Видения, вызванные магией меча Шаннары, были истиной. Она ощущала это всем своим существом, и это было ей совершенно понятно. Как же вышло, что она не знала этого прежде? Как она позволила провести себя столь легко?
Тогда ей было лишь шесть лет, вспомнила она. Грайан была всего лишь ребенком.
Обуреваемая чувствами, которые раздирали ее подобно голодным волкам, она готова была визжать от ярости и отчаяния. Но она не могла выразить звуками то, что чувствовала. Она могла лишь наблюдать. Магия меча позволяла лишь это.
Она слышала, как Моргавр говорил с ней, его вероломные слова успокаивали и опутывали ложью. Она видела, как сама постепенно согласилась с его ложью, приняла ее, поверила, что он - тот, за кого себя выдает, и что она стала жертвой происков друида. Она видела, как он унес ее на сорокопуте в свое логово в Диких Дебрях. Она наблюдала за тем, как сама закрыла дверь своей собственной тюрьмы, старательная глупышка, пешка в игре, которую впервые стала понимать. Она видела, как начала новую жизнь, - малое дитя, введенное в заблуждение, влекомое ненавистью и предубежденностью. Она наблюдала за собой, понимая, что никогда не станет вновь той девочкой, не сможет ничего изменить, испытывая отчаяние от уготованного ей жребия.
Тем временем образы продолжали возникать в ее сознании, разворачиваясь один за другим, открывая ей истину, которая была скрыта от нее все эти годы. Она видела, как оборотень копался в дымящихся руинах ее дома, чтобы отыскать ее брата - младенца, все еще живого. Она наблюдала за тем, как он уносил ее брата в уединенную крепость, в которой она сразу узнала Паранор. Она смотрела, как он передал ее брата друиду, который, в свою очередь, отнес его в горы Ли, чтобы вверить его мужчине с добрым лицом и его жене. Она видела, как ее брат рос в этой семье, и как крошечное личико младенца менялось, по мере того как шли годы, и его черты постепенно становились узнаваемыми.
Должно быть, она открыла рот от удивления или даже что–то воскликнула, осознав, что смотрит на юношу, который пришел в эти далекие земли со Странником, юношу, который встретился с нею лицом к лицу и сказал, что он - Бек. В этом невозможно было ошибиться. Это был тот самый юноша, которому она не поверила, кого она преследовала с кауллом и чуть не убила. Бек, ее брат, который, как она была абсолютно уверена, погиб в огне…
Она была не в состоянии довести эти размышления до конца, ни одну из этих мыслей. Она с трудом заставила себя сопоставить их. У нее не оказалось и времени на взвешенные раздумья, для того чтобы примириться с тем, что она узнавала. Другие видения хлынули на нее быстрым потоком, они переполнили ее сознание так, что она физически ощутила, как под их сокрушающей тяжестью у нее сдавило грудь и перехватило дыхание.
Она увидела, как проходило ее воспитание под началом Моргавра, ее долгое суровое обучение, как она овладевала самодисциплиной, как сосредоточилась на одной цели, изучая способы уничтожения друида. Она видела, как росла, превращаясь из девочки в молодую женщину, но, в отличие от Бека, ее взросление проходило в совершенно иной атмосфере, где не было места ни свободе действий, ни свободе мыслей. Она видела, как постепенно изменялась, превращаясь из человеческого существа в нечто все больше напоминавшее Моргавра, так, что когда все было завершено, она отличалась от него только внешне: ее тело было покрыто кожей, а не чешуей. Она стала таким же темным существом, безжалостным и полным ненависти, как и он. Она восприняла губительные возможности своей магии с присущими Моргавру рвением и свирепой решимостью.
Она наблюдала за тем, как училась применять свою магию в качестве оружия. Весь ее долгий, мрачный жизненный путь предстал перед ее глазами с ошеломляющими, отвратительными деталями. Она видела, как калечила и убивала тех, кто вставал у нее на пути. Смотрела, как истребляла осмелившихся противостоять ей или подвергнуть сомнению ее действия. Она наблюдала за тем, как лишала людей надежды и мужества и обращала их в рабов. Она лицезрела, как уничтожала людей просто потому, что это было удобно или соответствовало ее целям. Гадючья Грива умерла, чтобы она смогла получить власть над Райер Орд Стар. Ее соглядатай в доме целителя в Браккен Клелле умер, чтобы его связь с ней никогда не обнаружилась. Аллардон Элессдил ушел из жизни ради того, чтобы путешествие, которое стремился предпринять друид, не смогло получить поддержку эльфов.
Были и другие, так много, что она быстро потеряла им счет. Большинства из них она даже не помнила. Она смотрела, как они возникают из прошлого, подобно призракам, и видела, как они умирают вновь. От ее руки или по ее приказу - они все равно погибали. У тех же мужчин и женщин, кто не уходил из жизни, зачастую был такой вид, будто они жалели об этом. Она ощущала их страх, беспомощность, разочарование, ужас и боль. Она могла чувствовать их страдания.
Та ведьма Ильзе, которая никогда ничего не чувствовала, которая взяла за правило проявлять полное безразличие к любым эмоциям, начала рассыпаться подобно старому наряду, который носили слишком часто.
"Больше не надо, - услышала она свой просительный голос. - Пожалуйста! Пожалуйста!"
Видения вновь переменились, и теперь она увидела не свои деяния, но их последствия. Там, где отец семейства умирал во имя ее целей, мать с детьми оказывались без хлеба и крова. Там, где ради нее была погублена дочь, на опасном пути, ведущем к смерти, непреднамеренно оказывался брат. Там, где одна жизнь была принесена в жертву, две другие становились несчастными.
И это еще было не все. Сломив дух и повредив разум военачальника Свободнорожденных, она, ради своей прихоти, лишила народ мужественного вождя, оставив его без лидера на долгие годы. Дочь политика была заключена в тюрьму в самый разгар борьбы между двумя группировками, в то время как ее мудрость могла помочь разрешить этот конфликт. Похищенные дети исчезали в других землях, чтобы те, кто повиновался ей, смогли управлять убитыми горем родителями. Племена гномов, лишенные священной земли, которую она потребовала для Моргавра, обвинили дворфов и стали их врагами. Подобно тому, как от камня, брошенного в спокойный пруд, расходятся по воде круги, последствия ее эгоистичных и хищнических действий были гораздо значительнее их первоначального воздействия.