- Всем отойти в сторону и подальше от трупа. - Хриплым шепотом произнесла Ивонн.
Краем глаза она заметила, как маркиз Алистан нерешительно положил руку на шпагу, но, взглянув на Борга, отказался от идеи и скользящим шагом отошел в сторону от ледника, но комнату не покинул. Борг же повел себя, как агнец перед закланием, он спокойно сделал шаг назад, но держась, как можно ближе к магине.
- Труп нельзя трогать, его нельзя касаться руками живого человека, в нем что-то хранится, но информация будет передана тому, кто сумеет себя обезопасить и не дать телу погибшего низвергнуться в геенну огненную. У меня хватить сил обезопасить только себя, а вас обоих я не смогу защитить. Поэтому будьте добры держаться от меня и тела Айрона подальше, не подходите к нам ближе, чем на четыре метра. - Шептали сразу высохшие губы Ивонн Де ля Рунж, а глаза, вспыхнувшие алым цветом, дюйм за дюймом ощупывали пядь за пядью тело бывшего Придворного Мага. - Оставьте нас в покое и не обращайте внимания на то, что будет происходить в этом помещении.
С этими словами Ивонн сделала легкое движение плечами и на пол упал цветастый полушалок. Затем она шагнула вперед и сбросила с ног туфельки. Борг было ринулся в комнату, чтобы схватить эти туфельки и снова их одеть на эти прекрасные женские ножки, которые сейчас босыми стояли на ледяном полу, но был остановлен жесткой рукой маркиза Алистана. Пока мужчины возились между собой, Ивонна уже кружилась в странном танце, напоминающим танцы дикарей вокруг костра. Тело женщины грациозно изгибалось и принимало прекрасные и недвусмысленные позы, а ноги принимали то одну, то другую танцевальные позиции, они - то резко взлетали вверх или отбрасывались под прямым углом в стороны. Танцующая женщина, превратившаяся в колеблющийся язычок пламени, неуловимым движением рук распустила свои длинные волосы и сбросила верхнюю одежду. Уже совершенно обнаженной она резко увеличила темп танца, ее движения стали сливаться в сложный магический орнамент, превращая реальность бытия в иллюзию безвременья. В комнате начал гаснуть свет, но Ивонн своим танцем не давала ему погаснуть до конца и дать ночи или злу возобладать над светом и добром.
Трудно сказать, сколько времени продолжался этот танец обнаженной магини, когда в помещении послышался нарастающий звериный рев и на ноги стал подниматься Айрон Филдинг. С трудом поднявшись на ноги, он попытался начать танцевать, но танец ему не давался, но привлекаемый танцевальными па магини, он стал слепо следовать за ней и, широко расставив руки, пытался ее обнять, заключить в свои объятия. К счастью и большему облегчению Алистана и Борга, проделать этого ему никак не удавалось, зомби был слишком медлителен. Но Ивонн стала уставать, по выражению ее лица было хорошо видно, что она уже с трудом выдерживает темп танца и может свалиться на пол. Маркиз Алистан выхватил шпагу из ножен и стоял, в любую секунду готовый прервать танец женщины и встать на защиту женщины-мага.
В какой-то момент комната все же погрузилась в темноту, но через мгновение вспыхнувший яркий свет пронизал тьму и мужчины увидели магиню, ничком и неподвижно лежащую на полу с кинжалом в руках, который имел зигзагообразное лезвие. Неподвижное тело Айрона Филдинга было также на полу, в глаза бросалось огромное кровавое пятно на его спине. Борг и Алистан рванулись в комнату, чтобы помочь Ивонн и забрать ее из этого ледяного помещения, но были остановлены неведомой преградой, возникшей в дверном проеме. Это задержка в дверях позволила им просмотреть с начала и до конца трехмерную картину изображения, возникшую над телом бывшего придворного мага.
Изображение началось с искорки пламени, появившегося на острие лезвия кинжала и которая начала разгораться и разрастаться, пока не превратилась в громадный язык пламени. Мгновение ничего не происходило, но затем в пламени стали возникать и формироваться образы, поочередно сменяющие друг друга, - человек, сидящий за столом и пишущий на листах пергамента, еще человек, но уже в другом помещении, больше смахивающим на тюремную камеру и третий образ было существом, которое по определению было не человеком, но внешне очень похожим на него. В ходе развития сюжетной линии изображения это существо успело пообщаться и с человеком в тюремной камере, после краткого разговора отправив его на судно с парусами в море, и с пишущим человеком. В какой-то момент Алистан и Борг сообразили, что существо не разговаривало с этим человеком, а осторожно подкрадывалось к нему, далее их мнения разделились. Маркиз полагал, существо подкралось к пишущему человеку со спины и нанесло удар кинжалом, а Борг придерживался мнения, что существо упало на человека сверху, чтобы нанести смертельный удар в спину. Изображение завершилось кадрами, показывающими, как существо рыскает по помещению, торопливо собирая бумаги и другие предметы, и исчезает в короткой вспышке золотистого марева магического портала.
Оба мужчины четко зафиксировали, что последнее, что захватило существо с собой был янтарный камень, который до смерти пишущего человека лежал перед ним на столе.
Магическая преграда в дверном проеме исчезла, когда окончательно погас язычок пламени, Борг сразу же влетел в помещение и схватил на руки Ивонн Де ля Рунж, а маркиз Алистан принялся осматривать комнату, надеясь разыскать и другие свидетельства, но был остановлен едва слышимом шепотом магини.
- Здесь больше ничего делать, мы узнали все, что хотели и могли узнать. Все кончено. Айрон до последней минуты и после смерти оставался настоящим магом и мужчиной, он дал нам возможность живыми покинуть это проклятое место. Нам следует вернуться на поверхность, как можно быстрее, так как через мгновение здесь все сгорит. Айрон хочет в огне навсегда покинуть этот мир, а мы должны уважать его посмертное желание. Через секунду будет задействован портал переноса. - Голова Ивонн безвольно упала на плечо министра.
Когда помещение покинули люди, тело Айрона Филдинга взорвалось ярким пламенем и через секунду все помещение превратилось в зону сплошного пламени, в этом магическом огне горел даже лед.
ххх
Жизнь на "Весенней Ласточке" шла по строгому расписанию.
Если бирема находилась не в плавании, то сигнал утренней побудки рабов-гребцов подавался ошейником в пять часов утра и напоминал звучание горна в пионерском лагере. Матросы экипажа, разумеется, не слышали этого сигнала, они поднимались обычно в шесть часов утра. Примерно минут тридцать уходило на разминку и на разогрев мускулатуры рабов-гребцов. Они в своих закутках-кабинах ложились на спину на деревянный настил палубы, приподнятыми ногами упирались в стену и расслаблялись, а затем ошейники инициировали нечто вроде электронного массажа - по группам мускулов проходили различные электронные импульсы, стимулирующие бег по пересеченной местности, прыжки, физические упражнения для рук и ног, а также живота и спины. После массажа все рабы поднимались на ноги здоровыми и бодрыми людьми, готовыми приступить к работе в любую секунду.
Затем в каморках рабов-гребцов появлялись контейнеры с завтраком и обедом одновременно. Их никто не приносил и не раздавал, а они сами собой возникали в точно определенное время перед каждым рабом. Причем каждый раб получил именно те блюда, которые ему предписывались неизвестным диетологом. Никто не интересовался его вкусами и пожеланиями, но каким-то образом все учитывалось. Не раз я пытался проследить, как контейнеры с завтраками и ужинами появлялись в наших закутках. Как только мой сосед и напарник по весла получал свой контейнер, я во все глаза следил за пространством вокруг меня, желая уловить мгновение появления контейнера, но все мои усилия и уловки были напрасными. Контейнер появлялся именно тогда и именно в том месте, от которого я только что отвел взгляд. Поняв, что мне не удастся обмануть провидение, я вскоре забросил это занятие и стал воспринимать появление контейнера, как должное и повседневное дело.
Днем рабов вообще не кормили, а давали поужинать в районе шести-семи часов вечера. Но и утром и вечером кормили хорошо и плотно, никто из рабов -ребцов не страдал от голода. Практически всегда подавалось мясо или рыба, меню готовилось в зависимости от пожеланий раба, который абсолютно ничего об этом не знал и не ведал. Я очень любил рыбу и контейнер часто приносил мне рыбные блюда с картошкой, свежими или жареными овощами, а однажды мне дико захотелось кофе с сыром, на следующий день в утреннем контейнере я обнаружил коричневую бурду с непонятно какой жидкостью и тарелку, полную нарезкой различных сортов сыра. Там даже был настоящий земной итальянский пармезан, но сколько бы я потом не бился, контейнер ни разу не делал мне повторно подобного подарка. В лучшем случае я получал кружку молока и краюху кукурузного хлеба.
Несколько слов о самом контейнере. Нет, он не был из пластика или другой известной мне синтетики. Основу материала, из которого изготовляли контейнер, составляла тканая материя, но пропитанная смолами, делающая этот контейнер непроницаемым для окружающей среды. Пища в нем могла в течение долгого времени сохраняться и оставаться горячей и свежей. Однажды нам только подали завтрак, но не успели мы вскрыть контейнер и позавтракать, как пришлось сесть за весла и отмахать веслами практически весь дневной день, но когда выдалась минута поужинать завтраком, то он оставался горячим и весьма питательным. Удивительным было и то, что, как только он оказывался в чьих-то руках, то крышка контейнера откидывалась сама собой. Но когда мой напарник попытался съесть мой ужин, то не смог открыть крышу контейнера. Опустевший контейнер через некоторое время растворялся, оставляя после себя небольшую маслянистую лужицу жидкости, которая сразу же впитывалась в дерево.
Что касается столовых приборов, то все, чем я располагал, это была ложка в форме глубокого ковшика. Им было удобно пользоваться, но, если попадались куски мяса, то их приходилось разрывать зубами, так как ни ножа, ни вилки у меня не было и не появилось за все свое время пребывания на "Весенней Ласточке".
Не было проблем и с физиологическими отходами человеческого тела, как только возникала необходимость появлялись темные контейнеры, по своей форме похожие на горшки, которые исчезали, не оставляя ни запахов, ни грязи, после использования по назначению.
С момента появления на "Весенней Ласточке" я был прикован к бревну чурбаку в своей каморке и ни разу его не покидал, с раннего утра и до позднего вечера находился на рабочем месте и в полной готовности в любой момент приступить к работе. У меня имелся постоянный напарник, вместе с которым мы ворочали гигантское весло одновременно поднимая и опуская его в едином ритме со всеми гребцами нашего борта. Когда опускались паруса, то мы приступали к своей работе. Ошейник барабаном или другим ударным инструментом выдавал ритм гребков, частота которых зависела от ситуации. Если бирема не спешила и ей не нужно было скрываться, то выдавался размеренный ритм гребков, который позволял нам работать в течение долгого времени. Однажды мы три дня и три ночи шли под веслами, в то время на море стоял полный штиль, а шкипер спешил доставить груз к точно условленному сроку. После этой работы, он дал нам отдыхать полтора дня, в течение которых мы не прикасались к веслам.
Если же бирема попадала в сложные ситуации или она скрывалась от погони, то частота гребков постоянно возрастала. В таких случаях не существовало верхней планки ограничения частоты гребков. К слову сказать, ошейник, хорошая кормежка, отличное физическое состояние рабов-гребцов творили чудеса, когда ситуация требовала, то наши тела могли выдавать любую частоту гребков, мы могли превратиться в отличный движитель для биремы. Слава богу, но подобное насилие над человеческим организмом осуществлялось только в исключительных случаях и только тогда, когда "Весенней Ласточке" угрожала смертельная опасность. Моя память хранит только один такой случай, когда ошейник отключил наше сознание и в течение второй половины дня на всю катушку использовал наши тела. Три четверти рабов-гребцов биремы так и не сумели обрести сознание и их трупы матросы специальными крюками повыбрасывали в море на съедение акулам. Шкиперу пришлось немало претерпеть и помучаться, прежде чем он нашел новых рабов на оставшиеся вакантными места в каморках рабов-гребцов, закалить организмы этих рабов и превратить их в живой движитель биремы.
Три месяца бирема была не трудоспособна.
В этом эксперименте погиб и мой напарник по веслу, с которым я так и не сумел перемолвиться и словечком. Только через неделю ко мне в каморку скинули нового раба, который был на голову выше меня и любившего поговорить. Он трепался, не переставая, пока наш судовой кузнец не набросил ему на шею рабский ошейник, он все пытался выяснить, как меня зовут и как живется на этой галере. Я не мог с ним разговаривать, а мыслеречи он не понимал. К тому же до появления кузнеца его охраняли два матроса пикинера, которые держали наготове свои пики в боевой готовности. Так они боялись этого мужика и настолько этот мужик был силен. Как только ошейник оказался на мужике, он сразу успокоился, а глаза потеряли блеск и он долго стоял в углу закутка, не поимая и не осознавая, что происходит с ним и где он находится.
За этим редким исключением состав рабов-гребцов биремы "Весенняя Ласточка" поддерживался на штатном уровне и вел размеренный и здоровый образ жизни. Свежий морской воздух и регулярное питание. Через пару месяцев такой жизни и работы раб-гребец превращался в совершенный и в отлично отлаженный механизм с железным прессом и мускулатурой. Тело и мускулы раба наливались силой и здоровьем, его можно было бы бояться и уважать за одно то, что он был сильным человеком. Любое объединение этих рабов грозило страшными последствиями, ни при каких обстоятельствах ни матросы экипажа и ни другая военная сила не могла бы противостоять этим рабам в поединках или столкновениях.
Но ошейник раба полностью контролировал поведение и мысли гребцов и подавлял их веру и волю в борьбе за свободу. Ошейник любого человека, рожденного на Тринидаде, превращал в раба. Он исключал любую возможность общения рабов между собой и свободными гражданами. Ошейник не ограничивал активность или действия раба, но контролировал их поведение, работу головного мозга и, обнаружив малейшее отклонение от нормы, наказывал. Наказание раба варьировалось от легкой электронной встряски до лишения жизни.
Таким образом, как только такой ошейник оказывался на шее человека, этот человек немедленно превращался в раба и терял право на жизнь или смерть. Те люди, которые никогда не были зависимы от подобного магического устройства - ошейника, представить себе не могли, что в мире может существовать такая форма неволи. Человек с ошейником не принадлежал самому себе, а становился простым и дешевым биологическим механизмом, придатком к магическому артефакту. По всей видимости, это магическое устройство были вечным, я никогда не видел, чтобы на рабе заменяли ошейник, ремонтировали или его подзаряжали энергией.
Рабы-гребцы являлись частью экипажа биремы "Весенняя Ласточка" и их не презирали или унижали, свободные матросы экипаж их просто не замечали, рабы-гребцы для них не существовали. На военных галерах гребцами становились солдаты, которые несли нелегкую службу морских пехотинцев на морских судах и которые в промежутках между основным занятием - воевать, работали веслами. Этим достигались две цели, солдаты не болтались бестолку по палубе во время морских переходов и поддерживали тела в отличном физическом состоянии. Но они никогда не теряли личной свободы, оставались свободными гражданами и были уважаемыми членами экипажа. Цивилизация планеты Тринидад достигла такой ступени развития, когда рабство еще сохранялось в отдельных государствах, но уже отступало и находилось на последней стадии существования. Графства Западной Империи давно отказалась от рабства, как неэффективной формы производственных отношений. Но на море существовали свои законы, которые существенно отличались от законов на суше.
На торговых суднах гребцы частично набирались рабами, но в основном они были свободными людьми, которые получали оплату за свои труды. Раб-гребец на этих судах не получал оплаты, но через некоторое время мог потребовать свободы в качестве оплаты за свой труд, скажем, через год или два работы на веслах. Эти рабы не знали и не ведали, что такое ошейник раба. Из всего этого можно было сделать только один вывод, бирема "Весенняя Ласточка" принадлежала такому лицу, которое обладало большой магической силой, не так просто создать такой уникальный артефакт, как ошейник раба и систему по полному подавлению воли человека и который также мог устанавливать и блюсти свой собственный закон на море. Поэтому "Весенняя Ласточка" особо не стремилась подолгу задерживаться в крупных портах Внутреннего океана, а на ночь всегда останавливалась в тихих и неприметных гаванях побережья.
Но эту ночь бирема собиралась провести в крупном порту.