- Ты не устал, - монотонно проговорил мальчик. - И руки не болят. Грести весело. - Голос его звучал скучно и совершенно неубедительно, но Файер почувствовала у гребцов прилив энтузиазма. Скрежещущий звук, в котором она узнала теперь скрип весел в уключинах, ускорился.
Он очень силен, а она слаба. Нужно украсть у него этих затуманенных, но получится ли? Она ведь совсем застыла от боли, холода и смятения.
Рыбы. Нужно заставить этих огромных рыбин, что толпятся под ней, всплыть на поверхность и опрокинуть лодку.
Рыбины принялись биться о дно. Гребцы с криками повалились на пол, побросав весла. Еще один мощный удар, звуки падения и ругательства, а потом кошмарный голос мальчишки.
- Джод, - сказал он. - Выстрели в нее еще раз. Она очнулась, и это ее рук дело.
Бедро обожгло что-то острое. "Ну и хорошо", - подумала она, соскальзывая во тьму. Какая польза в том, чтобы утопить их, если так она утонет сама.
Очнувшись, Файер схватилась за сознание ближайшего к мальчишке гребца, проткнула туманное облако и овладела его разумом. Заставила его встать, бросить весло и ударить мальчишку в лицо.
Его кошмарный крик словно когтями проскрежетал по мозгу.
- Стреляй, Джод, - прохрипел он. - Нет, в нее. Стреляй в чудовищное отродье.
"Ну, конечно, - подумала она, чувствуя, как кожу пронзает дротик. - Нужно завладеть лучником. Я совсем не соображаю. Они опаивают меня дурманом, чтобы я не могла думать".
Она провалилась в забытье под дрожащие от боли и ярости всхлипы мальчишки.
На этот раз ей казалось, что ее кто-то мучительно выдирает из темноты. Тело вопило от боли, голода, тошноты. "Уже долго, - подумала Файер. - Они травят меня уже очень долго. Слишком долго".
Ее пытались кормить чем-то вроде мясного пирога, растертого до состояния каши. Она подавилась.
- Двигается, - сказал мальчишка. - Стреляй.
На этот раз Файер схватилась за лучника, проткнула туман, попыталась заставить его прицелиться в мальчишку, а не в нее. Послышались звуки борьбы, а потом детский крик:
- Я ваш защитник, дурак! Я о вас забочусь! Это в нее ты должен стрелять!
Укол в руку.
Тьма.
Она вскрикнула. Ее тряс мальчишка. Открыв глаза, Файер обнаружила, что он склонился над ней, занеся руку будто для удара. Они уже пристали к берегу, и она лежала на камне. Было холодно, и солнце светило слишком ярко.
- Просыпайся, - рычал он, прожигая ее взглядом разноцветных глаз - такой маленький, но полный злобы. - Просыпайся, вставай и иди. А если вздумаешь мешать мне или моим людям, клянусь, я так тебя изобью, что никогда болеть не перестанет. Не верьте ей, - внезапно и резко бросил он своим спутникам. - Вы доверяете только мне. И делаете, что я скажу.
Нос и скулы мальчишки казались одним сплошным синяком. Файер подтянула колени к груди и лягнула его в лицо. Когда он закричал, схватилась за сознания окружающих и постаралась встать, но была слишком слаба и измотана и шаталась, словно стояла на чужих ногах. Глухим от слез голосом он выкрикнул несколько приказов, и один из его людей скрутил Файер, заломил ей руки за спину и схватил за горло.
Кровь и слезы перемешались на лице мальчишки. Он с размаху ударил ее ладонью по носу, и, вынырнув из потока сокрушительной боли, она обнаружила, что плачет.
- Перестань, - прошептал он. - Перестань сопротивляться. Ты будешь есть, будешь идти, будешь делать, что я говорю, и каждый раз, как кто-то из моих людей обратится против меня, каждый раз, меня клюнет птица, каждый раз, когда белка как-нибудь не так перейдет мне дорогу, я буду делать тебе больно. Поняла?
"Не выйдет, - яростно послала она ему мысль, задыхаясь. - Твои слова на меня не действуют".
Сплюнув кровь на снег, он угрюмо поглядел на нее, а потом снова отвернулся к тропе.
- Значит, я найду другие способы.
На самом деле, ей не хотелось, чтобы тело болело еще сильнее, чем сейчас. И чтобы ее снова усыпляли, тоже не хотелось, хотя сон обещал умиротворяющую темноту, в то время как бодрствование - жизнь в теле, вырезанном и выточенном из цельного куска боли.
Чтобы выбраться, необходимо контролировать свой разум. Поэтому она стала делать то, что мальчишка говорил.
Они шли по крутым каменистым склонам, то и дело минуя водопады и ручьи, и Файер подумала, что, вероятно, та вода с большими рыбинами была Крылатой рекой. Скорее всего, они шли на веслах на запад, а теперь забирались на север, прочь от реки, куда-то в район Больших гор.
Впервые самостоятельно сидя за едой, она понюхала краешек своих безнадежно испорченных пурпурных юбок и взяла его в рот. На вкус он был не особо чистым, но и не соленым. Это подкрепило ее теорию. Вода, в которой она так долго провалялась, была речной, а не морской.
Уже через несколько минут, опорожняя несчастный измученный желудок после попытки поесть пирога, она вдруг поняла, насколько смешны ее попытки научного анализа. Конечно, ее везут к северу от реки, на запад Больших гор. Чтобы понять это, не обязательно проводить тест на соленость. Ее, скорее всего, везут к Каттеру, а она прекрасно знала, где живет кансрелов поставщик чудовищ.
Мысли о Каттере заставили ее вспомнить Малыша, и она пожалела, что его нет рядом, а потом, в ту же самую секунду, обрадовалась этому. Хорошо, что она одна, что поблизости от этого мальчишки нет никого из тех, кто ей дорог.
Ей выдали крепкие ботинки, ткань, чтобы укрыть волосы, и роскошную шубу из белого кроличьего меха. Эта красивая вещь очень странно смотрелась в сочетании с ней самой и с ее платьем, покрытыми грязью, и казалась самым неподходящим нарядом для долгого похода. По вечерам, когда они устраивались на ночлег, один из ее спутников, Саммит, у которого были нежные руки, добрый голос и круглые пустые глаза, осматривал ее нос и говорил, что и в каком количестве следует есть. Через пару дней ей удалось удержать пищу в желудке, что очень помогло вернуть ясность ума. Из того, как мальчишка разговаривал с Саммитом, она поняла, что тот - целитель. А еще - что ее разбудили только потому, что Саммит сказал: ей опасно и дальше находиться в отупляющем опьянении.
Значит, им требуется, чтобы она была жива и относительно здорова. Что кажется вполне естественным, раз она - чудовище, а они - контрабандисты.
Файер начала проводить эксперименты.
Вошла в разум одного из мужчин - для начала, Саммита - проткнула туман и принялась наблюдать за тем, как его собственные мысли льются обратно в голову. Совсем скоро мальчишка снова напомнил своим марионеткам, что ей нельзя доверять, что он их единственный друг и защитник. От его слов, произнесенных голосом, который Саммиту, кажется, не причинял такой боли, как ей, туман снова просочился, а потом заструился, клубясь, в разум целителя.
Поначалу ей показалось странным, что сила мальчишки - в словах и в голосе, а не в разуме. Но чем дольше она размышляла, тем больше приходила к выводу, что это не так уж удивительно. Она ведь тоже может околдовывать телом. А некоторых людей - одним только лицом или лицом в сочетании со словами, сказанными определенным тоном - тоном притворных обещаний. Или волосами. Все это - составляющие ее силы. Возможно, и с ним похожая история.
А еще его сила была заразна. Если мальчишка с кем-нибудь разговаривал, а тот передавал его слова Саммиту, то туман через этого кого-то переползал к Саммиту. Это объясняло, каким образом лучнику удалось заразить ее стражей.
Мальчишка всегда следил, чтобы между напоминаниями о том, что Файер - враг, а он - друг, проходило не больше нескольких минут. Это натолкнуло Файер на мысль о том, что он не способен, как она, заглянуть в их разум и проверить, не потерял ли он контроль. Это стало ее следующим экспериментом. Она снова завладела целителем, сдула туман и сделала так, чтобы он осознал, что мальчишка им манипулирует. Заставила разозлиться на него, задуматься о мести, немедленной и жестокой.
И мальчишка, кажется, не заметил. Даже взгляда на него не бросил, а через несколько минут повторил свою мантру, стерев гнев Саммита и снова ввергнув того в туман и забывчивость.
Мальчишка не умел читать мысли. Он виртуозно управлял людьми, но делал это вслепую.
Так что теперь Файер получила полную свободу делать с его людьми все что угодно втайне от него. К тому же можно было не беспокоиться, что они станут сопротивляться - туман, которым их пичкал мальчишка, прекрасно очистил головы мужчин от их собственных желаний, которые могли бы оказаться у нее на пути.
По ночам он велел опаивать ее каким-нибудь мягким снотворным, чтобы она не подняла восстание, пока он спит. Файер согласилась и на это. Но только убедилась, что контролирует маленький уголок саммитова сознания, так что каждый раз, как целитель тянулся к сонному зелью, которым лучник обмазывал дротики, он доставал вместо него обеззараживающий бальзам.
Коротая зимние ночи под голыми белыми деревьями, пока остальные спали или стояли на часах, Файер притворялась спящей и составляла план. Из разговоров ее спутников и из нескольких незаметных, удачных вопросов она поняла, что Ханну отпустили живой и здоровой, что сама она провалялась без сознания почти две недели, пока лодка с трудом продвигалась на запад, против течения реки. Что они не планировали такого утомительного путешествия - в Столицу приехали на лошадях и собирались вернуться на них же, проехав на запад по равнине к северу от реки; но, когда бежали из дворца с Файер на плече, за ними вдогонку бросилась ее охрана и погнала к реке, прочь от лошадей. Они наткнулись на лодку, пришвартованную под одним из городских мостов, и в отчаянии украли ее. Двое их сообщников погибли.
Двигаться почти ползком по черным скалам и белому снегу им было так же мучительно, как и ей. Но вовсе непереносимо становилось, стоило лишь ей подумать о том, что где-то Столица и война и в стольких делах нужна ее помощь. Тем не менее, они уже почти добрались до земель Каттера, и Файер решила, что лучше позволить отвести себя к нему. Будет проще сбежать, если украсть у него коня. А еще, быть может, удастся отыскать Арчера и уговорить вернуться вместе с ней.
Ей вспомнился другой искусный лучник, Джод. Лицо его осунулось, а кожа посерела, но под покровом болезни скрывался человек с крепкой фигурой и красивыми чертами лица. Его глубокий голос и выражение глаз лишали Файер покоя. Он напоминал ей Арчера.
Однажды ночью, когда Саммит стоял на часах, она заставила его принести ей крошечный флакон зелья, которым ее так долго опаивали, и дротик. Флакон она спрятала за корсаж платья, а дротик с тех пор носила в рукаве.
Каттер построил свое крошечное королевство прямо посреди пустыни. Земли его были настолько каменисты, что казалось, будто дом стоит на груде валунов. Само здание выглядело диковинно, потому что было построено частично из гигантских бревен, частично - из камней и густо покрыто мхом. Ярко-зеленый дом с мерцающими глазами-окнами, ресницами-сосульками, широко раскрытым ртом-дверью и мягкой шерстью был похож на чудовище, кое-как примостившееся на усеянном камнями холме.
Прилегающие земли ограждала каменная стена, высокая, длинная и неожиданно аккуратная. По владениям были установлены загоны и клетки, в которых за решетками друг на друга рычали яркие пятна чудовищ, хищных птиц, медведей и леопардов. При всей странности это зрелище было знакомо Файер, и воспоминания, хлынув потоком, подступили слишком близко.
Она почти ожидала, что мальчишка попытается засунуть ее в какую-нибудь из клеток. Еще одно чудовище на продажу на черный рынок, еще один улов.
Файер не особенно волновало, какие планы по поводу нее строил Каттер. Каттер - ничто, досадная мелочь, мошка, и она быстро избавит его от заблуждения, что его планы имеют хоть какое-то значение. Она выберется из этого места и вернется домой.
Ее не стали запирать в клетке, а привели в дом. Налили горячую ванну в комнате на верхнем этаже, где ревущий огонь в очаге пересиливал дующие из окна сквозняки. Стены этой небольшой спальни были увешаны гобеленами, которые ее просто ошеломили, хоть она и скрыла, как приятно удивлена. На них были вытканы изумрудные поля, цветы и лазурное небо, все очень красивое и реалистичное. Она подумала о том, чтобы отказаться принимать ванную, почувствовав, что цель в том, чтобы сделать ее покрасивее, но стоя посреди полей и цветов, ей вдруг отчаянно захотелось быть чистой.
Все вышли. Она вынула флакон с зельем и дротик и отлепила от кожи грязное платье. Перетерпела болезненное ощущение обжигающе-горячей воды и наконец расслабилась, закрыла глаза и отдалась блаженному ощущению того, как мыло очищает кожу и волосы от пота, засохшей крови и речной грязи. Каждые несколько минут за стеной слышались крики мальчишки, который сообщал караулящим ее у двери и, с той же регулярностью, часовым на камнях у нее под окном, что чудовищу нельзя доверять и помогать сбежать. Что он знает, что лучше. Что им нужно всегда следовать его совету. "Должно быть, это действует на нервы, - подумала Файер, - когда ты способен манипулировать сознанием, но не умеешь читать мысли". Его крики были излишни - она не пыталась вторгаться в чей-то разум. Пока что.
Она мысленно прошлась по зданию и окружающим землям - уже не в первый раз с тех пор, как почувствовала это место. Узнала Каттера - он вместе с мальчишкой и несколькими слугами был внизу. В голове у него было так же туманно, как у остальных, но самодовольства и лживости не убавилось ни на грамм - что бы ни делали с людьми слова мальчишки, натуру человека они не меняли.
Раскрывшись до предела, она насчитала в доме и вокруг около тридцати человек, в том числе нескольких женщин. У всех в головах царил бардак. Арчера не было.
Она заставила себя потянуться мыслью сильнее. "Арчер? Арчер!"
Ответа не последовало.
И она бы радовалась тому, что его здесь нет, и надеялась бы, что он пришел в себя и отказался от своей героической экспедиции, если бы не одно неприятное ощущение. Ей бы хотелось быть чуть трусливее и забыть о нем. Но пара затуманенных на этих землях показались ей знакомыми. Она подумала, что эти люди могли недавно служить во дворце Нэша, и самым простым объяснением их присутствия было то, что они оказались в конвое Арчера. За чем следовал вопрос: что случилось, кто теперь охраняет Арчера и где он сам.
Горячая ванна по-прежнему была абсолютным наслаждением, но Файер встала и вылезла из нее, вдруг ощутив прилив желания поскорее выбраться из этого места. Она досуха вытерлась и оделась в легкое платье с длинными рукавами, которое ей оставили. Оно было настолько похоже на ночную рубашку, что было неприятно в нем выходить, вдобавок у нее забрали башмаки и шубу и не дали ничего накрыть волосы. Она подошла к стоящему в углу шкафу и долго копалась во всевозможных вещах, пока не нашла носки, добротные мужские сапоги детского размера, тяжелый мужской халат, в котором буквально утонула, и коричневый шерстяной шарф, которым получилось сносно укрыть волосы. Немного мрачно она понадеялась, что выглядит она так же странно, как чувствует себя. Чтобы захватить пустоголовых марионеток мальчишки, красота не нужна, и у нее не было настроения радовать Каттера, изображая чудовище с томным взглядом, готовое отдаться первому же из его отвратительных клиентов.
Она пробежалась разумом по сотням живых существ на этих землях, заметила хищных чудовищ, лошадей и охотничьих собак, даже странное собрание грызунов, пойманных неизвестно зачем. Лошади ее успокоили. Ни одной такой же отзывчивой, как Малыш, среди них не оказалось, но некоторые для ее целей вполне подойдут.
Файер пропитала кончик дротика сонным зельем и спрятала флакон обратно в платье, а дротик зажала в руке так, чтобы его скрывал длинный, тяжелый рукав.
И глубоко вздохнув для храбрости, спустилась вниз.
Гостиная Каттера оказалась такой же небольшой и теплой, как и спальня наверху, с такими же гобеленами на стенах, изображающими цветочные луга и возвышающиеся над морем утесы. Ковер здесь тоже был очень пестрый, и Файер подумалось, что хоть частично вся эта красота соткана из шерсти чудовищ. Книжные шкафы ломились от книг, на каминной полке стояли золотые часы… Файер почему-то вдруг стало любопытно, какую часть этих богатств составляют краденые вещи.
Сам Каттер сидел посреди комнаты, явно считая себя в этом доме хозяином. Настоящий же хозяин - маленький и откровенно скучающий - стоял в окружении вытканных цветов, прислонившись к стене, и хлопал разными глазами. Рядом с Каттером стоял лучник, Джод. У каждого выхода из комнаты тоже поставили по стражнику.
Торговец едва заметил наряд Файер. Наглый взгляд его был прикован к ее лицу, а губы растянуты в ликующей, собственнической ухмылке. В общем, вид у него был такой же, как всегда, за исключением несколько отсутствующего выражения лица - похоже, побочный эффект тумана.
- Нелегкой задачей было выкрасть тебя, красотка, особенно после того, как ты поселилась в королевском дворце, - проговорил он хорошо знакомым ей самодовольным тоном. - Потребовалось немало времени и разведчиков. Не говоря уже о том, что пришлось убивать своих же людей; которые умудрились попасться в лесу тебе и твоим воинам. У нас, кажется, самые тупые шпионы во всем королевстве. Короче, сплошные хлопоты. Но оно того стоило, скажи, парнишка? Только посмотри на нее.
- Она прекрасна, - монотонно произнес мальчик. - Не нужно ее продавать. Лучше оставить у нас.
Лоб Каттера прорезали недоуменные складки.
- На рынке поговаривают, что лорд Мидогг готов отдать за нее целое состояние. Вообще-то уже несколько покупателей проявили немалый интерес. Но наверное, лучше оставить ее у нас, - его лицо просветлело. - Мы могли бы разводить чудовищ! За ее детенышей дадут немалую цену.
- Что мы с ней сделаем, можно решить потом.
- Точно, - согласился Каттер. - Можно решить потом.
- Если бы только она хорошо себя вела, - продолжал мальчишка, - тогда нам бы не пришлось ее наказывать и она бы поняла, что мы хотим быть ей друзьями. Может, ей бы здесь понравилось. Кстати говоря, мне хочется, чтобы она была поразговорчивей. Джод, прицелься. Если я прикажу, выстрели ей куда-нибудь, чтобы было больно, но не опасно. Стреляй в колено. Возможно, это и к лучшему, если она будет хромать.
Тут уже в ход пошли не дротики. Джод снял со спины длинный лук, вытянул из колчана белую стрелу и с легкостью натянул тетиву, на которую у большинства людей не хватило бы сил. Поднял стрелу и спокойно, расслабленно замер в ожидании. Файер стало слегка нехорошо, но не потому, что она знала: стрела такого размера из такого лука с такого расстояния раздробит ей колено в крошки. А потому что Джод управлялся с луком, будто с частью собственного тела, естественно и грациозно - слишком похоже на Арчера.
Она заговорила, чтобы успокоить мальчишку, и еще потому, что появились вопросы, на которые ей хотелось знать ответ.
- Прошлой весной в клетках моего отца был застрелен запертый там человек, - обратилась она к Джоду. - Это был необычайно трудный выстрел. Стрелял ты?
Было видно, что Джод не понимает, о чем она говорит. Он покачал головой, морщась, будто пытался вспомнить все, что когда-либо делал в жизни, и никак не мог продвинуться дальше вчерашнего дня.