И только теперь, не то, чтобы успокоено, сколько следуя приличиям улыбнулся, желая задобрить теплотой своего взгляда Дикинького мужичка.
- У вас господин ноженька болит, - не столько вопрошая, сколько утверждаючи сказала Костоломка.
Она, днесь отлепила кончики перст от плеча отрока, и ласково огладила его руку, пройдясь по ней сверху вниз, ощущая радость, что может прикоснуться к самому господину… почти к лучице Господа Першего. Все также медленно перста бесицы-трясавицы съехали на ногу мальчика, и, докатившись до каныша, остановились как раз на больной лодыжке.
- Знимице абутак, господин, - забываясь, произнесла Костоломка. Однако немедля поправившись, дополнила, - сапожек скиньте, господин, я ноженьку. Вашу дражайшую ноженьку огляжу… Да помогу, чтобы она вас болью не изводила.
- А ты умеешь? Умеешь кости вправлять? - удивленно поспрашал Яробор, решив не перечить духу и не гневить еще сильней. И тотчас принялся распахивать голенища, поелику опухшая нога, уже словно переполнила сам каныш.
- Агась…агась умею, оно для гэтага и дасланая, господин, - все также мешая языки протянула бесица-трясавица, радуясь тому, что мальчонка пошел на уступку и стал ровнее дышать.
- Чего? - переспросил отрок, не дюже понимая такую мешанину в словах Дикинького мужичка. - Дасланная? Это чего значит присланная? А кем тогда присланная?.. присланный? - проявив в таком вельми сумбурном ворохе слов значимую сообразительность.
Костоломка, между тем помогающая снимать каныш с ноги мальчика, так как сие ему давалось с трудом, бережно придержала его голень и легохонько потянула на себя подошву. Ярушка гулко ухнул от боли, лицо его зримо побледнело, а лоб покрыл мельчайшим бусенцем пота. Он тягостно дернулся вслед за слезшим с ноги канышом, и, прикрыв глаза, туго задышал. Яркое, слепящее даже очи бесицы-трясавицы смаглое сияние окутало голову отрока, спина его резко прогнулась в районе позвонка, а губы мгновенно свела корча, он едва видимо приоткрыл их, и чуть слышно, дюже глухо дыхнул:
- Скажи Родителю… скажи… я вельми… вельми на него сердит.
Яробор сызнова весь сотрясся, и срыву дернул голову назад. А миг спустя не только спина его испрямилась, помягчели губы, но и открывшиеся глаза, осоловело воззрились на бесицу-трясавицу.
- И почему господин? - спросил он, как почасту было даже не осознав давеча произошедшего.
Впрочем, вымолвленное дотоль его губами вельми четко уловила Костоломка и, наконец, заработавшая дыбка, в которой повелительно и единожды успокоительно прозвучал голос Кукера, указывающего отвлечь мальчика от поспрашаний, уменьшить в размере расширившиеся очи и уклончиво ответить:
- Господин, потому как так положено величать всякое человеческое создание, - повторила она вслед за Кукером. - А прислан я был давным-давно на Землю Богом Волопасом, еще на заре человечества, ибо дотоль состоял в его воинстве. Прислан, абы жить и управлять в этих лесах, быть защитником и смотрителем растений, к которым благоволит Бог Волопас. Посему века хаживаю я по лесу и проверяю все ли тут в порядке, помогаю животным, деревьям и птицам.
Уж и не ведомо на кого направлялась эта вельми бойкая речь Костоломки. На плюхающего ресницами мальчика, каковой итак не сомневался в истинности Дикинького мужичка? На Крушеца, который еще сильнее запульсировал сиянием накрывая им всю голову Ярушки? Или все же на того, кто мог приглядывать днесь от Родителя за происходящим? Поелику, как понимали Боги, за самим мальчиком Родитель не приставил догляда, явно не сомневаясь в Седми и Вежды. С тем однако, приглядывая за ними самими, посему толкование, те самые о которых не должен был ведать Родитель, велись ноне чаще в зале, которую Вежды прикрывал щитом, потому произнесенное в ней всяк раз раскатываясь по своду, не выходило за пределы маковки.
- И с Богами связи не имею, - добавила напоследок Костоломка, судя по всему, ранее озвученное предназначалось все же лучице, чтобы она более не рвала себя и мальчика.
Верно, эта последняя фраза возымела действие на Крушеца, может он поверил бесице-трясавице, а может все же смирился, потому перестал полыхать сиянием, и полностью выпустил из своего управления Яробора. Чему вельми обрадовалась Костоломка, и, не мешкая приступила к обязанностям, к которым имела способности. Она медленно сняла чулок с ноги отрока, и, положив его на оземь, опустила на него сверху пятку, легохонько при сем качнув головой, вроде оставшись недовольной голубовато-красной отечностью лодыжки. Потом Костоломка засунула за полу кафтана, где был карман, в который Кукер сложил все надобное для лечения, руку и малеша покопашившись в нем вынула оттуда две зеленоватые капсулы. Одну длинную и тощую как ее палец, а другую более короткую и слегка приплюснутую. Первую она сунула себе в рот, при этом разошлись в сторону густые заросли волос, на ее лице, мгновенно выпучив вперед, вроде узкого рукава, дотоль сокрытые губы. Горловина уст, энергично втянув длинную капсулу в свои глубины, также скоро свернувшись, пропала в ворохе волос, и тотчас послышался звук плюмканья и скрежета, точно перемалывали чего-то дюже жесткое. И не только подбородок скрытый брадой, но и вся голова Костоломки закачалась вниз…вверх. Вторую же капсулу бесица-трясавица сунула к губам мальчика, и, кивнув на нее, на чуток прекратив жевать, каким-то выплывшим из нутрей голосом дополнила:
- Сглотните, господин, патовку. Ножанька хварэць и перастане.
Яробор недоверчиво зыркнул на уткнувшуюся ему в уста патовку, не очень надеясь, что от такой малости прекратится боль, но спорить не стал, особлива после ранее услышанного. Потому открыв рот, зубами ухватил вязко-тягучую капсулу. Костоломка немедля подпихнула патовку в глубины рта отрока и та махом плюхнувшись сверху на язык, растеклась кислой вязкостью. Малец неспешно сглотнул получившееся месиво, а миг спустя ощутил, как забористо опалила жидкая патовка глотку. Эта жгучая вязкость свалилась каким-то тягучим комом в желудок отрока и своей едкостью обдала все внутренние органы: легкие, печень, почки… Еще чуть-чуть и она, кажется, впиталась в кровь, вклинилась в кости, став с ними единым целом, мощно напитав собой.
- Ох! - дыхнул мальчуган, ощущая вышедшую сквозь поры кожи прозрачную туманность, только не влажную, а вспять огнистую. - Что это такое? - вопросил Яробор немного погодя, и надрывисто передернул плечами, або ощутил, как с прозрачной туманностью испарилась из тела вся боль.
- Чва…чва…чва, - невнятно отозвалась жующая Костоломка.
Она неспешно наклонилась к ноге отрока, да столь низко, что на него глянул покрытый бурой волосней затылок, и на чуток показалось единственное ухо бесицы-трясавицы. Это был алого цвета серповидное, неширокое, плоское образование. Несомненно, кожное, поелику смотрелось вельми подвижным, и по всей поверхности слегка трепещущее. Ухо медлительно опускалось вниз, плотно прижимаясь к голове бесицы-трясавицы, а миг спустя слегка приподнимаясь вверх, зримо являло широкую по собственным очертаниям щель. Все еще продолжая жевать Костоломка, вонзилась взором в щиколотку мальца, и из ее левого глаза выпорхнул узкий, серый, дымчатый луч. Он мгновенно окутал блеклой серостью ногу Яробора, от кончиков перст до средины голени, и слегка закурился по коло повдоль поверхности кожи. Отрок недвижно замер, когда Костоломка стала мягко прикасаться своими воронкообразными перстами к коже его ноги, бережно при этом разворачивая ее вправо… влево и одновременно подсвечивая себе бело - голубоватым лучом с красноватыми пежинами, перемещающимися внутри его дымчатости, выскочившим днесь из правого глаза.
Прошло какое-то время, когда бесица-трясавица, наконец, втянула в свой глаз бело-голубоватый луч и убрала руки от ноги отрока, и тотчас дымка, досель окутывающая кожу, остановила свое движение, сначала застыв, а посем и вовсе погаснув. Костоломка еще ниже склонила свою голову так, что Ярушка смог заглянуть к ней за спину и сквозь приподнявшийся кафтан узреть буро-гладкую кожу, вельми гладкую. Еще доли секунд бесица-трясавица продолжала водить головой (верно дожевывая), а потом, внезапно громко хрюкнув, плюнула ядренисто-желтой густой жижей ему на ногу, попав прямо на одну из шишек.
- Ой! - негодующе дыхнул отрок, и лицо его перекосилось, оно как не очень-то ему стало приятно, что на него таково забористо плюнули.
- Зараз, зараз, господин, усё паправим, - торопливо произнесла Костоломка и придержала чуть было не дернувшуюся вправо ногу мальца.
Принявшись размазывать перстами по коже ту самую жижу, стараясь растянуть ее по всей поверхности лодыжки, захватывая пятку, частично стопу и голень. На удивление столь малый плевок жижи, дюже шибутно растекался под перстами бесицы-трясавицы, покрывая сверху кожу лодыжки тонким переливающимся слоем, не мешкая приобретающим единожды и твердость, хотя вернее, сказать крепость, при каковом все же сохранялась подвижность самой ноги. Костоломка вскоре полностью укутала ногу в ту переливающуюся субстанцию и благодушно молвила:
- Побудьте тут, господин, - иноредь поправляемая Кукером, посему не забывающая говорить правильно.
Бесица-трясавица рывком вскочила на ноги и отбежала от мальца влево на пару метров, остановившись подле невысокой сосенки, росшей прямо на краю оврага и своими коряво-изогнутыми корнями упорно держащейся за Мать-землюшку. Костоломка оперлась правой рукой об ствол сосны, и порывчато дрогнув всем телом, низко склонила кудлатую голову, гулко и словно дозами принявшись извергать из себя, судя по всему, содержимое желудка. И по лесу сразу прокатился раскатисто-рыкающий звук, а на землю стали плюхаться сизо-голубые сгустки жижи, чуток переливающиеся.
Яробор еще немного зарился на скидывающую чего-то неясное изо рта Костоломку, а погодя изогнув свои полные губы, отвернулся, тягостно вздохнув. Внутри него сейчас ощущалась не только обманчивость, но и смурь… надежда на встречу с кем-то иным, более ему близким, значимым, а вспять, как насмешка, получил лишь это плюющееся создание. Костоломка меж тем проблевавшись, и утерев подолом кафтана губы, испрямилась. Медлительно, точно была утомлена бесица-трясавица развернулась и покачиваясь вправо…влево подступила к сидящему отроку. Опустившись пред ним на колени, она провела перстом по плотной корочке, что теперь образовалась на щиколотке и принялась надевать на ногу чулок, каныш да сама его подвязывать, очень мягко меж тем пояснив:
- Господин, три дня так вот ходите. Не снимайте этой повязочки, а потом она сама отвалится. И тады можна бегаць, - сызнова забывшись, заговорила по своему Костоломку, однако немедля услыхав Кукера поправилась, - прыгать. Только в эти три дня ноженьку, вашу дражайшую ноженьку, не обмывайте водицей, а то селенит истончится до веремени.
- А почему, тебя Дикинький мужичок рвало? - приступил к своему любимому занятию Яробор, основательно успокоившись, потому как Крушец перестал на него давить, а дух как он понял, ему ничего плохого не желает сделать.
Однако Костоломка решила на непонятные вопросы не отвечать, несмотря на то, что Кукер чего-то шептал в дыбке. Просто сейчас она была занята более важным делом, излечением господина, посему предпочла смолчать, и протянуть руки уже к его лицу. Бесица-трясавица внезапно прямо-таки всосала подбородок отрока в воронкообразные кончики перст левой руки и с тем порывчато вздела вверх его голову. И Ярушка недвижно оцепенев, воззрился в лицо Костоломки.
- Не пугайтесь, господин, я всего-навсе осмотрю ваш нос, - добавила бесица-трясавица, вельми ласково.
Костоломка теперь, поджав мизинец к длани, приставила четыре перста правой руки мальчику сверху на нос, оные также быстро всосали в себя не только кожу, но, кажется, и саму перегородку. И тогда же из фиолетовых крупных зрачков, окаймляемых мгновенно запульсировавшей синей радужкой, выпорхнули едва зримые серебристые лучи, которые пошли диагонально меж собой, на чуть-чуть перемешав в пухлом шаре всю дымчатость, и выпустив широкий столб, махом упавший на нос отрока. Стоило столбу коснуться кожи на лице, как серебристость плотно поглотила под собой сам нос. Прошло не больше минуты, когда Костоломка убрала от носам мальца перста и резким рывком вогнала два из них, большой и указательный в ноздри. Послышался легохонький скрежет, который малой волной света отразился в очах мальчика, посланной словно из глубин мозга, а бесица-трясавица уже выуживала из ноздрей пальцы. Ноне она притушила сияние в своих очах, и капелючешку тряхнув головой, нежно принялась гладить мальчугана по волосам, с невыразимой мягкостью сказывая вслед за Кукером, слова звучащие в дыбке:
- Вы господин не выродок, не позор роду. И никакой вы не худобитный, не черный как смерть. Вы редкостный, очень умный и незаурядный мальчик. Вы не должны себя оскорблять и ругать, должны вспять себя жалеть. И вам нельзя своенравничать и плакать, ибо это вредно для вашего здоровья. Наш драгоценный, бесценный господин.
Костоломка нежно провела перстами у отрока под носом, смахивая оттуда капли крови, покинувшие ноздри и с теплотой обозрела его с ног до головы, так как может смотреть одна мать на свое ненаглядное дитятко.
Глава десятая. (продолжение)
Костоломке, как и понятно, не удалось ответить на все вопросы, что выдыхал Яробор. Хотя она внимательно вслушивалась в передаваемое ей Кукером и в точности это воспроизводила. Посему у них обоих получилось успокоить мальчика, убедив его, что отличия, которые он ощущает, не являются ущербностью, а вспять говорят о нем как об уникальном человеке. И сие, похоже, этим созданиям удалось сделать лишь потому как Крушец не влиял на Яробора. Тем не менее, еще раз и вже перед самым уходом, лучица ввела плоть в бессознательное состояние и потребовала у Родителя встречи с Першим.
Несомненно, желание Родителя, как можно меньше вмешиваться и появляться в этой жизни плоти Крушеца, абы она набралась чувствами, эмоциями от пережитого, было им воспринято с особой раздраженностью. Просто эту досаду он никак не мог озвучить, ибо не видел приближенных к Зиждителям существ, а Бабай Умный шел не в счет, потому как тогда Ярушка был слишком мал, и Крушец еще не умел в полной мере его себе подчинять. Потому сейчас, когда лучица властвовала над мальцом, и, увидев создание близкое к Богам, сызнова передала на Родителя весть:
- Увидеть… Хочу увидеть Отца… Скажи, это Родителю, не зачем от меня таиться, - губы мальчика выдохнув данную молвь глухим голосом, мгновенно побледнели… Он и сам весь побледнел, а после едва зримыми голубыми пятнами покрылась кожа его лица, отчего всполошившись, Костоломка подскочила с земли и придержала объятое тугой корчей тело отрока.
После того, как состояние Яробора нормализовалась, и он сглотнул запихнутую ему в рот бесицей-трясавицей голубую капсулу, последняя еще раз попыталась объяснить, что живет в этих лесах с давних времен, потому как была оставлена тут Богом Волопасом… и общения с Зиждителями не имеет. Стараясь достучаться не столько до Яробора, сколько до Крушеца. Одначе после того как голова отрока еще ярче вспыхнула смаглостью света, а губы шепнули: "передай!", благоразумно смолкла, и для нее ноне стало радостью, что пора отправляться назад. Посему достав из оврага колчан и сломанный лук, Костоломка заботливо помогла встать мальчугану и повела его к селению.
Правду молвить, Костоломка также плохо ориентировалась в этом лесу, как и в целом, на Земле. Дотоль она жила в Галактике Северный Венец, в Системе Бабка, на планете Твърдокуп, где таких мощных лесов и не бывает, а если и встречаются всего-навсе невысокие рощи, с растущими там крыштальками и ракитыми, чем-то напоминающими земные березки. Сама же поверхность Твърдокупа густо укрыта многообразными травами и не менее плотно напитана родниками, ручьями, крыницами, совсем узенькими речушками, крошечными озерцами. Потому дорогу до селения Костоломке указывала королева марух, прыгающая по ветвям в образе сороки. Нынче вообще лес как-то вельми кишил птицей и потому Ярушка видел не только сорок, но и кукушек, дятлов, трясогузок, которые зазвончато перекликались меж собой, а порой и внимательно следили за идущими.
Наложенная на ногу повязка при ходьбе плотно удерживала лодыжку, при том не ощущалось ни боли, ни того, что в кости имелась трещина. Подойдя к реке, немного выше того места, где ее утром переплывал малец, перешли по стволу древа, что заменял лесикам мосток. И уже там, на широкой тропе, каковую пробили людские ноги, Ярушка расстался с Костоломкой. Допрежь того, как и положено, он поклонился и поблагодарил Дикинького мужичка за помощь. На что Костоломка немедля отозвалась еще более низким поклоном.
Яробор вошел в селение уже к вечеру, легохонько прихрамывая на правую ногу, понеже при ходьбе повязка мешала полностью сгибаться голеностопу. И сразу направился по широкой улице, где по правую и левую сторону в ряды шли избы и хозяйственные постройки, к дому своего отца. По традиции именно около дома старшака собирались те которые проходили испытание, конечно, туда приходили и все мужи их общины сопереживающие аль просто любопытствующие. Под высокой, раскидистой яблоней, растущей подле их избы, уже собрались, как увидел подходящий мальчик, отец, старшие братья, отроки прошедшие испытание и даже Здебор Олесь, вернувшийся в селение час назад, да так и не разыскавший младшего сына Твердолика Борзяты. Еще бы ведь он искал его совсем в противоположной стороне гая.
Лишь на улице появился Яробор, явившийся в общину последним, тотчас стихли старшие, поколь толковавшие о чем-то… да и младшие. Так как впервые Здебор Олесь не выследил своего отрока, а если понимать, что не выследил он слабого в физическом отношение Яробора, днесь становилось и вовсе удивительно и необычайно.
Широкой улыбкой живописалось лицо не только Твердолика Борзяты, но и стоящих подле него сынов, мужей общины, как и лицо самого Здебора Олеся. Было сразу видно, как горд старшак тем, что его младшему удалось пройти первое испытание. Ведь надежды на удачу у него почти не имелось, он желал только одного, чтобы сын продержался хотя бы пару часов. А тут его любимец обошел Здебора Олеся.
Ярушка меж тем дойдя до отца, остановился. Он пригнул голову, ощущая, как тягостно застучало внутри него сердце и на мгновение сдавило горло, от страха. Однако сокрыть правду мальчик не мог, так как праведность была его основой.
- Отец, - наконец вскинув вверх голову, произнес Яробор и голос его затрепыхался. - Я должен сказать! Я не прошел испытания, так как мне помогли!
- Помогли?! - зычно дыхнул в ответ Твердолик Борзята и его мужественное лицо, укрытое как и положено воину, оные уподоблялись Богу Воителю, брадой и усами побелевшими от старости, зримо дрогнуло.
- Кто? - вопросил старшак общины, обводя суровым взором столпившихся подле них ребятишек и взрослых.
Ярушка приметил тот взгляд и порывчато качнув головой, пояснил:
- Эту помощь мне оказали не люди, а духи. Дух леса, хозяин зверей и птиц Дикинький мужичок пришел мне помочь…
Мальчика, однако, резко перебил Твердолик Борзята, подозрительно оглядев с головы до ног, на малость остановившись взором на сломанном луке. Этот взгляд Яробор хорошо знал. Твердолик Борзята его всяк раз таким обозревал, когда кто из старших отцу жаловался на нехорошие вопросы сына, а последний отвечал (всегда искренне), что ничего такого не говаривал… не говаривал, потому как те самые нехорошие вопросы задавал не столько мальчик, сколько лучица.