– Ты тоже, – ответил он, и это прозвучало вовсе не комплиментом.
Стэйси усмехнулась, наклонилась, погасила лампу. Несколько мгновений, пока она не распахнула дверь, они находились в полной темноте, и Натан слышал рядом с собой ее дыхание.
Она не знала, что имел в виду этот странный человек, обещая вернуть ей Рассела, – но выбор сделала, не размышляя ни мгновения. И не потому, что у нее не было времени.
Так зачем ты все-таки идешь в Тарнас, Эллен? Чтобы найти зомби, бывшего когда-то калардинским княжичем, и задать ему бессмысленный вопрос? Или ты сопровождаешь этого эльфийского подонка, чтобы ограждать и защищать его в пути, – ты, слабая беспомощная дура? Ты здесь, во враждебной стране, чтобы опекать человека, который тебя презирает и не нуждается в твоей опеке?
И все же она сделала то, что сделала.
"Береги себя. А эльфа еще пуще береги".
Она берегла. И прежде всего – от себя самой.
Она смогла бы убить его, если бы действительно захотела.
Эта мысль появилась у Эллен на следующий день после встречи со странным человеком в придорожном трактире. Они все так же ехали на юг, дорога никуда не сворачивала и не содержала развилок – Эллен не знала точно, где находится место под названием Тарнас, но просто чувствовала, что они движутся правильно. Типично женская логика – сказал бы эльф, если бы знал об этом… и если бы находился в хорошем настроении. Эллен казалось, что этого уже никогда не будет. Он оставался все так же мрачен и неразговорчив, что, в общем, ее устраивало, но и тревожило – словно она ощущала затишье перед грядущей бурей.
Только вот кто из нас изрыгнет молнию, милорд, думала она, глядя в его сгорбленную спину. Вы знаете? Я – нет.
Деревушка, в которой она получила ответ на свой вопрос, встретилась им на пути почти случайно – вынырнула из зыбкой пелены тумана и моросящего дождя, сначала – низким частоколом покореженного забора, потом – серыми соломенными стрехами крыш. Эллен в первый миг оторопела, не понимая, откуда посреди тракта могло взяться это богом забытое селение; потом вдруг увидела, что дорога, по которой они едут, – вовсе не тот широкий, утоптанный тракт, которым они путешествовали последние недели: скорее тропа, ухабистая и поросшая травой. Все-таки попалась по пути развилка, и они на нее свернули… должно быть, эльф свернул, а Эллен, погруженная в свои мысли, даже этого не заметила.
Так она решила для себя, потому что не хотелось думать о том, что их какой-то силой затянуло в это колдовское место. Хотя позже Эллен предпочла бы думать именно так.
– Где это мы? – вполголоса спросила она.
Эльф поднял голову, словно очнувшись от дремы, огляделся. И улыбнулся – легкой, беглой улыбкой, тут же исчезнувшей.
– Главное – вовремя-то как, – проговорил он, и Эллен не понравился его тон. Ответить она не успела – Глориндель пришпорил коня и галопом влетел за частокол, оказавшись на земле деревушки… из которой ему не суждено было уйти.
Эта мысль будто ошпарила Эллен кипятком, и она покачнулась в седле, еле успев вцепиться в гриву коня. Тот нервно запрядал ушами, переступил с ноги на ногу, будто не решаясь последовать за конем эльфа. Эллен перевела дух. Ее напугала не столько сама мысль – в последнее время ее часто одолевали странные мысли, – сколько ощущение, которое эта мысль вызвала. Будто ошпарило кипятком…
"Горячо, – подумала Эллен, – так горячо…"
Она нагнала эльфа, уже таявшего в повисшем над деревушкой тумане. "Сказать ему, что мне не нравится это место? Бессмысленно". А место ей в самом деле не нравилось. Ни души – лишь приземистые неказистые хижины в цепких объятиях густой дымки. И звуков никаких, кроме редкого стука дождевых капель по земле.
– Тут должен быть трактир, – уверенно сказал эльф. Где бы они ни оказывались, подобные места интересовали его в первую очередь. Эллен ничего не ответила – просто осматривалась, слушая, как барабанит по плащу дождь.
Трактир нашелся – совсем скоро, за первым же поворотом. Деревушка состояла из двух перекрещивающихся улочек, и на одном из углов перекрестка высилось неуклюжее двухэтажное здание. Окна полыхали желтым светом, изнутри доносились крики, пение и свист, а вокруг шатались пьяные кучки народу. Похоже, в деревне был праздник, что сразу объяснило затишье на окраине, показавшееся сперва таким зловещим. Эллен понимала это, но на душе у нее легче не стало.
– Эй! – звонко окликнул эльф пробредавшего мимо мужика. – Что празднуете?
Тот вскинул на него заплывшие глаза – цепкие и недобрые. Потом ответил. Они говорили на тальвардском, но Эллен к этому времени уже вполне понимала здешний язык – достаточно, чтобы разобрать: здешний корчмарь отдает дочку замуж и всю деревню поит задарма.
– Отлично, – сказал эльф и вдруг подмигнул Эллен. – Может, и нам что перепадет.
Она посмотрела на него с изумлением, все еще не привыкнув к тому, как резко у него менялось настроение, – только что он ехал впереди нее, сгорбившись в седле и излучая ненависть ко всему живому, а сейчас едва ли не насвистывал.
"Не к добру это", – подумала Эллен и поежилась.
Внутри царил полный хаос. Праздник, видимо, начался давно: кто-то уже валялся под сдвинутыми лавками, кто-то под нестройное гиканье зрителей танцевал на столе, а в углу шла шумная потасовка. Невесту Эллен узнала сразу: раскрасневшаяся, но счастливая с виду молодая девушка с широкой белой лентой в темных волосах сидела во главе стола рядом с крепким плечистым парнем, оглушительно хохотавшим и лупившим кулаком по колену. Самого корчмаря тоже легко было узнать – он сидел по левую руку от невесты и казался самым трезвым из собравшихся. Его хитрые маленькие глаза то и дело обводили зал, проверяя, не перешло ли веселое буйство гостей пределы, за которыми свадьба превратится в убыточное предприятие. Во время очередного такого осмотра он и наткнулся взглядом на добрых господ, почтивших своими визитом его скромное заведение в столь неподходящее время.
Эллен отдала корчмарю должное: он сразу сообразил, что свадьба дочки – не повод упустить наживу, тем более что в его захудалое заведение добрые господа забредали, очевидно, не каждый день. Он мигом вылез из-за стола и, почтительно согнувшись, трусцой подбежал к Глоринделю. Старик оказался из расторопных и смекнул, что, если гости по уши заляпаны грязью и с плащей у них течет вода, это еще не значит, что их карманы пусты.
– Полно тебе, любезный, – мило улыбаясь, перебил эльф, когда корчмарь начал рассыпаться в извинениях по причине неподобающего вида таверны. – В такую погоду хоть соломенный навес – а уже крыша над головой. Если у тебя угол найдется – заплачу щедро. А нет – так хоть пригласи к столу выпить за здоровье невесты.
Она должна была догадаться в этот миг. Я должна была понять именно тогда, думала Эллен позже, должна была, ведь я же знала, что он любит обесчещивать. Что это его самая излюбленная забава, и только ее предвкушение способно так поднять ему настроение.
Я это знала, думала Эллен несколько часов спустя. Не могла знать, но ведь знала же. И все равно не попыталась его остановить.
Разумеется, щедрый господин получил и угол, и преисполненное расшаркиваний и лебезения препровождение к столу. Эллен посадили рядом с ним. Взгляды, которые бросали на незваных гостей притихшие крестьяне, отличались от того взгляда, который бросил на нее мужик во дворе, – в них читалось лишь раболепие и искреннее восхищение. Будут теперь годами вспоминать свадьбу дочки корчмаря, которую почтили своим присутствием добрые господа дворяне…
Да уж. Будут вспоминать. Годами.
Пили здесь сидр и местный самогон – все отвратительного качества, и Эллен едва не стошнило сразу после того, как она опрокинула чарку в горло, надеясь хоть немного унять дрожь. Эльф тоже изволил испить поднесенную отраву, прикрыл рот тыльной стороной ладони, шумно вдохнул и разразился комплиментами. Корчмарь зарделся от удовольствия, а крестьяне слушали разинув рты. Уже сильно пьяный жених вторил им, млея от нежданно свалившегося свадебного подарка судьбы, а его невеста сидела, подперев круглое личико обеими ладонями, и не сводила с эльфа огромных, влажно поблескивающих глаз.
Сперва Глориндель, казалось, даже не обращал на нее внимания. Пил, ел, нахваливая хозяина, насвистывал в такт хрипящей свирели и очень много смеялся. Эллен никогда не видела его таким. От него невозможно было отвести взгляд – эльф словно излучал что-то, неумолимо к нему притягивавшее, и не только когда дело касалось грубых мужиков, привыкших при разговоре с господами глядеть в землю. Еще вчера Эллен готова была поклясться, что Глориндель убил бы любого холопа, который во время беседы с ним посмел бы оторвать взгляд от своих сапог, а сейчас он хохотал с ними и хлопал их по плечам, и уже через час они все, все поголовно были в него влюблены. Эллен, к тому времени почти оглохшая от всеобщего ора, с помутневшей от выпитого головой, отстраненно подумала, что господин Глориндель сейчас может взять молодую невесту на руки и унести наверх, а они будут хлопать ему, как хлопали бы ее законному мужу.
Она вдруг увидела это – в самом деле почти увидела, как он поднимается по лестнице, увлекая ее за собой… только волосы у нее почему-то рыжие, огненно-рыжие…
Что-то будто лопнуло у Эллен в голове – отчетливо, вязко и гадко. Она вскрикнула и сжала виски руками, но никто не обратил на нее внимания.
– Ну, друзья мои, потешили доброго господина, и довольно! – поднимаясь, наконец сквозь смех проговорил Глориндель. – Вы-то завтра на сенокос не встанете, а нам – в дорогу. Хозяюшка, проводи гостей до покоев!
Последняя фраза была обращена к невесте, и это, насколько помнила Эллен, был первый раз, когда эльф заговорил с ней. Та заулыбалась, стала вылезать из-за стола, подталкиваемая одобрительно шикающим мужем. На девушке было узкое красное платье с высокой талией и низким вырезом, расшитым белыми цветами.
Невеста вышла из-за стола. Глориндель, паясничая, предложил ей руку – таким непринужденным, небрежно изящным жестом, что отказаться не смогла бы и самая верная жена. Девушка, вспыхнув, заулыбалась шире и вложила маленькую ладошку в твердую руку эльфа. Тот принялся нарочито торжественно вышагивать к двери в спальную часть дома, гримасничая и подмигивая собравшимся через плечо, а они свистели и хохотали, и муж девушки – пуще всех. Эллен смотрела то на эльфа, то на пьяную толпу и думала – что же это, разве они… не понимают?.. и разве он… осмелится?
Она поняла, что произошло, только когда эльф с девушкой скрылись за тряпичной занавеской, отгораживающей зал от жилой части дома. С минуту Эллен сидела на месте, одурманенная стоявшим в воздухе ором, винным паром, запахом лука и немытого тела, потом стала подниматься – но ее тут же перехватил за локоть жених, пьяно залепетавший что-то вперемежку с икотой. Вид его перекошенного, раздутого от хмеля лица мгновенно протрезвил Эллен; она вырвалась, протолкалась меж рядов лавок, отбрасывая от себя чьи-то руки, и бросилась прочь из этого душного липкого хаоса в прохладную тьму, туда, куда эльф увел чужую невесту.
Она не верила, пока не услышала, – и тогда даже не хотела верить. Сначала ей показалось, что это просто усилился дождь, но потом она поняла, что слышит шум борьбы. Доносился он из-за двери на втором этаже, в самом конце коридора, – заботливый корчмарь выделил дорогим гостям место подальше от всеобщего гама… Эллен слышала глухие, полные ужаса стоны и тихий, ласковый голос Глоринделя, от которого у нее мурашки поползли по коже.
– …красивая, как эльфийка… – отчетливо услышала Эллен и вдруг поняла, что не может этого вынести.
Уже зная, что увидит, она протянула руку, коснулась кончиками пальцев двери, толкнула… Дверь отворилась без скрипа, и она увидела эльфа, стоявшего возле кровати на коленях с приспущенными штанами. Жертву он скрутил одной рукой, прижимая ее к постели своим телом, а другой задирал ее алую юбку. Девушка мотала головой, разбрызгивая слезы, льющиеся из остекленевших глаз. В первый миг Эллен не поняла, почему она не кричит, а потом увидела, что эльф заткнул ей рот белой лентой невесты, сорванной с ее головы.
Мгновение она стояла, не в силах пошевелиться, и этого мгновения ему хватило, чтобы почуять неладное и обернуться. Эллен не успела даже отступить – только завороженно смотрела, как он поднимается, отпускает свою жертву, шагает вперед… Эллен перевела взгляд ниже и увидела его напряженное мужское естество, выставленное наружу из штанов, – и в этот миг он ударил ее так, как никто никогда ее не бил. От удара из глаз Эллен брызнули слезы, зубы хрустнули, рот немедленно наполнился кровью. Эллен рухнула на пол, чувствуя, как темнеет в глазах, и моля небеса только о том, чтобы не потерять сознание. Жесткая рука вцепилась ей в волосы, подняла, швырнула в дверной проем, на шаткие лестничные перила. Эллен едва успела вцепиться в них, иначе свалилась бы вниз и свернула бы шею. Гулко хлопнула закрывающаяся дверь.
Эллен перевела дыхание, всхлипнула, сползла на пол, придерживаясь за перила. Осторожно сплюнула выбитый зуб, всхлипнула снова.
"Надо позвать на помощь, – вяло колыхнулась мысль, – надо…"
И что? Они ворвутся сюда и убьют его – на месте, и ты его не убережешь, а девочка навеки не оберется позора. Нет, никого звать нельзя. Надо самой…
Я справлюсь сама.
Ведь когда Рассел убивал моего ребенка, я же никого не звала на помощь, вдруг спокойно подумала Эллен. И я никого не позову на помощь, чтобы его убить. Я справлюсь с этим без посторонних.
Она поднялась, все еще шатаясь, снова сплюнула успевшую набраться во рту кровь. Огляделась в поисках чего-нибудь сподручного. Одна из палок в перилах, на которые ее бросил Глориндель, держалась плохо. Эллен не без труда вытащила ее, взвесила в руке.
Снова толкнула дверь, но больше не стала медлить.
Тут ей, как ни странно, помогла девушка. Без нее у Эллен ничего бы не получилось. Глориндель умел реагировать быстро, очень быстро, если хотел, – он обернулся, когда Эллен бросилась к нему. Он успел бы схватить ее, но ему снова пришлось отпустить свою жертву, и девушка, отойдя от первого, самого страшного шока, вскочила. Едва эльф повернулся к ней спиной, она с силой толкнула его вперед обеими руками. Он потерял равновесие, и это все решило.
Эллен опустила утолщенный конец деревянного бруска ему на шею, чуть пониже уха.
Этого удара оказалось достаточно. Глориндель рухнул как подкошенный, ткнулся лицом в пол. Крови видно не было, и Эллен заколебалась, не зная, следует ли ударить еще раз. Теперь это казалось намного труднее.
Убегая от необходимости принимать решение, она подняла голову и посмотрела на девочку.
А ведь и правда девочка. Еще почти ребенок. Лет шестнадцать, не старше. Черные волосы, глаза – как два колодца. Только теперь эти колодцы были… нет, не высохшими. Отравленными.
Девушка вытащила изо рта скомканную ленту, бросила ее на пол. Платье на ней не было разорвано, только помято, и юбка задрана до самого пояса. Не оправляясь, девушка шагнула к Эллен, взяла палку из ее ослабевшей руки.
Обернулась, занесла руку.
Эллен смотрела в отравленные колодцы ее глаз и знала, что, если не остановить ее сейчас, эльф умрет. Ему повезет, он не почувствует боли, но через несколько минут его прекрасное тело превратится в кусок кровавого мяса. И она не была уверена, что не хочет это увидеть.
Да. В том-то все и дело. Она не была уверена. И в том, что, найдя Рассела, сможет вот так же, как эта девочка, занести руку, спокойно и твердо, – тоже.
Что ж…
Пора проверить.
Пальцы Эллен легли на запястье девушки в тот самый миг, когда ее рука дрогнула, собираясь опуститься в первый раз. Кожа обесчещенной невесты была ледяной – а может, горячей, как пламя, но Эллен ведь разучилась чувствовать жар пламени.
– Не надо, – сказала она на калардинском, глядя в отравленные колодцы. – Я сама.
Девушка раздумывала мгновение, потом опустила руку – неохотно, но покорно, словно признавая за Эллен права, о которых та заявила. Устало моргнула – черная вода в колодцах пошла рябью. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза, и в этом было больше понимания, чем в любых словах, которые они могли сейчас сказать.
Потом Эллен медленно наклонилась и подняла с грязного пола вымазанную в крови и слюне наголовную ленту невесты.
Ночь они провели в логове Стэйси. Отпускать их пока никто не спешил, а прорываться с боем Натану не очень хотелось, и прежде всего потому, что затея была обречена на провал. Ночью банда ходила на дело, но в пещере осталось пятеро крепких парней, помимо ребят, патрулировавших снаружи. Натан предпочел не рисковать, тем более что в общем-то у Стэйси не было причин их убивать. А она, несмотря на всю свою бескомпромиссность, не из тех, кто убивает беспричинно.
Ночь Натан провел без сна, сидя в темном углу и раздумывая над сложившейся ситуацией. Рослин же вела себя не в пример раскрепощеннее – Натан и не подозревал в ней такого актерского таланта и с изумлением наблюдал, как надменная калардинская княгиня строит из себя маленькую девочку, на глазах завоевывая симпатию бывалых бандитов. Большую часть времени она болталась у них под ногами, а когда наконец сумела им надоесть, переместилась к походной кухне, где добряк-повар стряпал завтрак на утро. Общество Рослин пришлось ему явно по душе. Спать она пришла к Натану, хотя и с видимой неохотой. Когда она легла рядом и свернулась калачиком, плотно прижавшись к нему, Натан невольно вздрогнул. Ему хотелось спросить, что она задумала, но он не хотел лишний раз привлекать к себе внимание. А уже через минуту леди Рослин спала крепким здоровым сном, как и положено детям ее лет, и он тоже попытался задремать.
Утром ребята Сколопендры ввалились в убежище взъерошенные, злые и без добычи. Натан не понял толком, что произошло, – кажется, они нарвались на патруль, не осведомленный относительно договора с местной властью. Стэйси была с ними и злилась сильнее всех – что ж, Натан прекрасно ее понимал, хотя его положение такой оборот дел явно не улучшал.
Стэйси прошла мимо него, будто не заметив; земляной пол пещеры гудел под ее тяжелой поступью. Натан проводил взглядом ее угловатую фигуру, скрывшуюся в знакомой нише, и подумал, что пора все-таки убираться отсюда. В столь дурном настроении Стэйси могла и забыть свои благородные принципы.
Натан оглянулся. Рослин сидела в стороне с глиняной миской в руках – несмотря на неудачное для банды утро, повар, похоже, сохранил благосклонность к своей новой любимице. А вот о Натане все забыли, и никто из жадно набросившихся на еду людей Стэйси не предложил ему разделить с ними трапезу.
Натан снова посмотрел на Рослин. Она взглянула на него в ответ. От ее миски тянулся густой ароматный дымок, но есть она не торопилась.
Просто смотрела на Натана, грея пальцы о стенки миски, и все.
Позже он думал: пыталась ли она предупредить его таким образом, или ему следовало благодарить свою интуицию. А если так, то вполне возможно, что Рослин было все равно, догадается он или нет.
И вот об этом ему думать почему-то совсем не хотелось.
– Эй, парень! – окликнул его повар. – Жрать-то хочешь небось?