- Сюда!
Темнота. Скала: высокая и надежная. Они укрылись под ней, и буря, словно в отместку за нежданное спасение, швырнула Сетису в глаза последнюю горсть песка, болезненную и обжигающую; потом каким-то чудом он сумел вздохнуть, набрать полную грудь воздуха. Здесь можно было дышать!
- Переждем здесь. - Голос Орфета звучал необыкновенно гулко. Сетис протер обожженные глаза и понял, что лежит под нависающим выступом скалы.
Все еще задыхаясь, он встал на колени. Кожа стала серой от налипшего песка. Песок был везде - в одежде, в обуви, во рту, в ушах. Он размотал шарф, и с него рекой посыпался песок; отряхнул руками лицо и почувствовал его сухость в мелких трещинах и морщинках на коже, почесал голову, и под ногти тотчас же забились жесткие колючие кристаллы. Наверняка Орфет тоже покрыт песком с ног до головы.
Музыкант забился в уголок, сел, тяжело дыша, и стал глядеть на разверзшийся снаружи ревущий ад. Потом протянул своему спутнику флягу.
- Выпей. Надо!
Сетис послушно взял флягу и отхлебнул глоток. Вино приятно согрело его. Он вернул флягу музыканту.
- Надолго мы тут застряли?
- Ты у нас ученый. Разве нет никаких записей? Статистики бурь? Сложных многовековых наблюдений? - Орфет усмехнулся и присосался к фляге.
Есть, наверно, с горечью подумал. Сетис.
- Надо подождать...
- Ничего другого не остается. Разве что поесть не помешало бы.
У них были оливки, сыр и хлеб. Орфет жевал, чавкая. Песок облепил пищу; Сетис в раздражении стряхивал его. Потом заговорил о том, что мучило его больше всего.
- Как мы узнаем его? Этого мальчика. В Алектро полным-полно мальчишек. И как заставим родителей отпустить его?
- Скажем им, вот и все. - Орфет жадно проглотил кусок сыра. - Для них это будет большая честь. Глупцы!
- Это может оказаться нелегко.
- Доверься Богу, чернильная душа. У меня есть план. Сколько у нас осталось денег?
Сетис вытащил из-под плаща кошелек и раскрыл его.
- Шестьдесят... семьдесят...
Могучая рука Орфета выхватила кошелек; не успел Сетис и рта раскрыть, как все его содержимое было высыпано на песок.
- Не дергайся - думаешь, я собираюсь тебя обокрасть? Просто нам придется кое-кого подмазать.
И тут Орфет замолчал.
Его пальцы небрежно откинули монетки и выудили из песка маленького красного скорпиона.
Некоторое время он изумленно рассматривал свою находку. Потом перевел взгляд на Сетиса:
- Да-а-а... Пожалуй, я недооценил тебя, бумагомарака.
Сетис попытался взять себя в руки.
- Я его нашел, - тихо произнес он.
- Конечно. А я - танцовщица из Спалиса.
- Это правда. - Сетис попытался выхватить скорпиона, но толстые пальцы Орфета крепко держали вещицу.
- Где?
- Внизу, под залом, где работают писцы. Наверно, его кто-нибудь забыл. Много лет назад...
- А ты, значит, взял...
Сетис молчал.
- Собирался продать его? Каким образом?
- Я знаю нужных людей.
Маленькие глазки Орфета вспыхнули.
- Знаешь, значит? Кого, например? Что за лживую игру ты ведешь, писец ?
- Дай сюда, - в гневе воскликнул Сетис.
- Он принадлежит Богу.
- Сказано тебе, я его нашел...
- Ты что, не понимаешь? Он тебе его послал! - От волнения у Орфета перехватило голос; как одержимый он вертел скорпиона в руках.
- Послушай, бумагомарака, Бог не зря посылает свои знаки - у него на это есть веские причины, и эта красивая вещица явно... - Он дернулся, вскрикнул, выронил безделушку. - Он живой!
Сетис разинул рот.
- Что?!
- Он шевельнулся! У меня в пальцах. Пополз.
Скорпион лежал на земле. Снаружи выла буря, песок медленно заносил рубиновое тельце. Сетис осторожно наклонился и поднял скорпиона.
На него внимательно глядели маленькие золотые глаза.
Он поспешно сунул скорпиона в кошелек, засыпал сверху горячими монетами и затянул шнурок. Когда он поднял глаза, музыкант прошептал:
- Эта вещица священная. Надо было рассказать о ней девчонке. Это могло бы все изменить.
Буря стихала. Ее рев слабел, сменялся жалобным плачем. Летящий песок обжигал уже не так сильно. Сетис пожал плечами.
- Расскажу, когда вернемся.
Орфет пододвинулся ближе.
- Какие еще секреты ты от нас таишь? Собираешься предать нас Аргелину?
- Нет, конечно!
- Хорошо. - Глаза толстяка были суровы. - Если бы я так считал, то своими руками придушил бы тебя и бросил в пустыне. - Толстые пальцы ухватили Сетиса за тунику, притянули ближе. - Может, оставить тебя здесь? Здесь тебя никто не найдет...
Рука Сетиса метнулась к ножу.
- Попробуй, если сможешь, - прошипел он. И тут он увидел женщину. Охнув от страха, он оттолкнул Орфета; музыкант обернулся и остолбенел.
Не было больше ни обрыва, ни нависшей скалы. В небе над ними по-прежнему бушевала буря; но завеса песка съежилась, отступила. Они сидели среди развалин огромного храма. Высокие обрушенные колонны были так изъедены песком, что стали практически неотличимы от диких скал. Пустыня давно пожрала крышу, погребла под собой мраморный пол. Лики Бога, Царицы Дождя и других божеств, которым был посвящен храм, едва виднелись сквозь колючие побеги плюща, оплетающего высокие, некогда гордые стены.
Красивая и вероломная, Царица Дождя улыбалась им с разрисованной стены, маска у нее на лице сверкала золотом, голубая туника блестела и трепетала, словно по ней струилась вода. Сетис оттолкнул музыканта, подошел к стене и действительно ощутил под распростертыми пальцами прохладную, липкую влагу, сочащуюся из камня.
Под широко раскинутыми руками Царицы темнели два дверных проема, и сквозь них Сетис разглядел горстку жалких хижин, рассыпавшихся среди развалин храма. Буря утихла; на улицу вышли две облезлых курицы и принялись копаться в пыли, хлопнула дверь, заплакал ребенок. Воняли амбары, гудели мухи над рыночной площадью, гнилым зубом из желтых барханов песка выступал полузасыпанный колодец.
- Где мы? - прошептал Сетис.
Музыкант сплюнул.
- В Алектро.
У Сетиса упало сердце.
- Это - Алектро?!
Орфет невесело усмехнулся.
- Никто и не говорил, что оно окажется дворцом.
* * *
Спотыкаясь, они медленно брели по селению. Сетис заметил, что даже у Орфета тяжело на душе. Алектро пострадал от засухи куда сильнее, чем все виденные ими до сих пор города и деревни. Из приоткрытых дверей вслед им смотрели женщины. Навстречу, не скрывая враждебности, вышли несколько мужчин с косами и ножами в руках. Бегали дети, голодные и оборванные. Ни один не улыбался. Лишь изредка - искоса - украдкой стреляли глазами.
- Не забывай, - вполголоса произнес Орфет. - Действуем строго по плану. И прикрывай меня.
Сетис пожал плечами. План придумал Орфет, едва увидев плачевное состояние деревни. Спорить было бесполезно, хоть Сетис и считал его затею безумием.
Когда они вышли на рыночную площадь, там их уже поджидала кучка селян. Орфет поднял руку и провозгласил:
- Да пребудет над вами десница Божья!
Ответом ему было невнятное бормотание.
Сетис держался позади. Жители голодают. Это было видно по их глазам, по быстрым, расчетливым взглядам, которые они бросали на его одежду, на мешки с едой, на бурдюки с водой.
Может быть, Орфет все-таки рассчитал правильно...
Старейшина был невысок и жилист. На худых плечах болталась полинялая туника некогда красного Цвета.
- Что вам нужно, странники? - угрюмо спросил он.
Орфет распростер руки.
- Мы пришли торговать.
- У нас нет денег для покупок и нет ничего напродажу. И воды нет!
Этого и следовало ожидать.
Здесь, глубоко в пустыне, вода ценилась дороже золота. Засуха иссушила деревню. Многие дома стояли пустыми. Наверно, немало народу умерло.
- Вода нам не нужна. - Сетис не мог не восхититься выдержкой музыканта. Правда, на вид Орфет казался таким же гнусным негодяем, как и его собеседники. - Но у вас наверняка найдется то, что нас заинтересует.
Старейшина покачал головой.
- Ничего у нас нет. Ни еды, ни скота, ни соли. Иди своей дорогой, толстяк. Здесь для тебя ничего не найдется.
Орфет осклабился и подмигнул.
- У вас наверняка есть дети, - вкрадчиво произнес он.
Наступил самый опасный момент.
Сетис покрылся потом. Пальцы стиснули рукоять ножа.
Долго, очень долго лица поселян оставались непроницаемыми.
Потом старейшина выдавил кривую улыбку и кивнул.
- Конечно, есть...
Орфет скрестил руки на груди и поскреб щетинистый подбородок.
- Дети, - размышлял он вслух. - Очень много едят, всегда хотят пить. Плачут по ночам. Но в Порту, дворцах, в крепостях, на галерах дети всегда нужны. Детей легко обучить. Дети - дешевая рабочая сила.
Старейшина посмотрел на Сетиса, потом обвел взглядом своих земляков. Один из них кивнул, другой немного поколебался и пожал плечами.
Словно придя к какому-то решению, старейшина подошел к Орфету.
- Может быть, торговец, мы и придем к соглашению, - сказал он.
* * *
Времени зря не теряли.
Жители деревни быстро привели детей и выстроили их вдоль стены. Малыши глядели угрюмо, они были так измучены голодом, жаждой и болью от язв, что даже не капризничали. Кое-кто из женщин всхлипывал и ругался, но мужчины просто вырывали ребятишек у них из рук и швыряли в общую кучу.
Сетис глядел по сторонам, облизывая пересохшие губы. Что, во имя Бога, он здесь делает?! Его письменный стол в рабочем зале казался раем, далеким, манящим и недостижимым, как сады Царицы Дождя. Быть может, он никогда больше его не увидит...
Орфет же, напротив, с упоением играл свою роль. Он деловито рассматривал детей, приподнимал им подбородки, раскрывал рты, проверял зубы, ощупывал тонкие ручонки. Девчонок не надо, - прорычал он, и старейшина коротким взмахом руки велел девочкам убираться. Те, что постарше, вздохнули с явным облегчением.
Осталось пятнадцать мальчиков. Двое были слишком малы; остальным же было от семи до семнадцати лет. Точный возраст определить было трудно, до того они исхудали и зачахли.
Мало того, все они были похожи друг на друга - темноглазые, темноволосые. Казалось, все жители деревни состоят между собой в родстве, да так оно, скорее всего, и было. Один мальчик плакал, другой разговаривал сам с собой, беспрерывно бормоча что-то под нос. У всех на лицах темнели болячки. Все были невообразимо грязны.
Орфет почесал подбородок. Потом подошел к Сетису и спросил:
- Что будем делать?
- Откуда я знаю? - Сетис оглядел жителей деревни. - Все это - чистое безумие. Мы же не можем купить их всех! Если Бог привел нас сюда, пусть покажет, кто из них наш.
- Отлично, умник. А как?
Сетис облизал губы.
- Может, если мы объясним...
- Что мы ищем нового Архона? Ну да, конечно. Тогда они задерут цену раз в тридцать. Или сами отведут мальчишку к Аргелину. И сам знаешь, что тогда будет. Если у тебя нет других мыслей...
- Есть! - Сетис шагнул вперед.
Он прошел вдоль ряда ребятишек, вглядываясь в испуганные лица. Маленький мальчик в самом конце шеренги храбро встретил его взгляд. Может быть, этот?
И тут его осенило. Он втянул левую руку в рукав плата, нащупал твердое тельце скорпиона, приколотого там для пущей сохранности, и крепко сжал его в кулаке. "Скажи мне, кто из них - ты! Ужаль меня в знак снисхождения. Скажи. Скорее!"
Он снова прошелся вдоль шеренги. Мальчики в замешательстве глядели в песок, искали глаза матерей, плакали. Старейшина с нетерпением сказал:
- Можете приобрести всю партию по особой цене. Назовите.
Никакого ответа Бог не ужалил его в подтверждение.
Его здесь нет!
Сетис торопливо обернулся и спросил:
- Это все дети? Другие есть?
- Нет.
- Точно?
- Никого, кто годился бы на продажу.
Голос старейшины прозвучал неуверенно. Один из поселян угрюмо сказал:
- Калим, а где же твой приемный сын? Он должен быть здесь.
Орфет метнул на Сетиса торжествующий взгляд.
- Приведите его!
Старейшина пожал плечами.
- Мальчишка слаб на голову. Мечтатель. Никуда не годится...
- Ты что, не желаешь сделать на нем деньги? - прорычал Орфет.
Секунду Калим стоял в нерешительности, потом подошел к маленькой хижине на краю площади и рывком распахнул дверь. Сетис заметил, что замком ей служила грубая веревка.
- Выходи, - рявкнул старейшина.
Внутри было темно. Потом что-то шевельнулось во мраке.
Мальчишка. Худой, заплаканный. Волосы темные; лицо покрыто царапинами и синяками, но даже сквозь толстый слой грязи они разглядели его ослепительную красоту. Он медленно подошел, обхватив себя руками за плечи и дрожа.
Пройдя три шага, он споткнулся и упал, вскрикнув от боли. Сетис метнулся к нему, но Орфет оказался проворнее. Толстяк схватил мальчика и легко, словно пушинку поднял на руки. Темные глаза мальчика пристально взглянули на него, и он что-то укоризненно прошептал.
- Как долго ты искал меня, Орфет. Как долго!..
Лицо музыканта побелело.
- Архон! - беззвучно выдохнул он.
Они обсуждают цену, которую надо уплатить
Она услышала его за Утренним Ритуалом. Голос исходил не от статуи юного Бога; его мраморные губы не шевельнулись, а мрачная улыбка не обратилась к ней. Голос прозвучал в ее голове: "Как же долго ты меня искала!"
Голос был тихий, усталый, словно жалоба обиженного ребенка.
Мирани облизала внезапно пересохшие губы, настороженно застыла, украдкой взглянула на Гермию. Но Гласительница ничего не слышала.
И вот сейчас, когда она шла по террасе принимать послеобеденную ванну, голос зашептал снова. Мирани остановилась, сжимая в руках чистый белый халат.
"Мирани".
Из сводчатых ниш глядели на море красивые неподвижные лица давно умерших Гласительниц древности. Даже в разгар полуденной жары мраморный пол под босыми ногами оставался прохладным...
- Я здесь, - прошептала она.
"Не бойся меня. Я тебя не обижу".
- Я знаю. Ты уже говорил. - Ее голос звучал хрипло; она в тревоге обернулась. Терраса была пуста, все двери закрыты.
"Я ищу дождь, но не знаю, где они его держат. А Богу положено знать, правда? Ты знаешь, Мирани?"
Она покачала головой. Туника прилипла к спине.
- Послушай. Они тебя нашли? Они вышли в путь вчера ночью...
"Кто - они?"
- Музыкант...
"Орфет!"
И больше ничего. Только имя, как радостный шепот узнавания. Орфет.
Открылась дверь. На террасу удивленно выглянула Ретия; Мирани тотчас же зашагала дальше, спустилась во внутренний двор, где в тени оливковых деревьев скрывался бассейн, полный чистой, сверкающей морской воды. Двадцать служанок каждый день опустошали и наполняли его, таская тяжелые ведра по узкой тропинке на склоне обрыва. На поверхности воды ароматным ковром плавали белые лепестки гибискуса. Она сбросила тунику, скользнула в теплую воду, выплыла на середину бассейна, обернулась. Из Нижнего Дома вышли Крисса и Иксака. Они весело подпихивали друг друга локтями, спорили о чем-то, хихикали. Из-за горшков с розовыми цветами холодно смотрела Ретия. По спине Мирани пробежал знакомый холодок ужаса. Придется говорить с ними, снова изображать робкую серую мышку, тогда как глубоко внутри - она это чувствовала - у нее таится кто-то совсем другой.
И еще она осознала, что ей не нужно ходить к Оракулу, чтобы слышать Его. Оракул был здесь. Она сама стала Оракулом...
Крисса подбежала к бассейну и с громким визгом плюхнулась в воду, взметнув тучу брызг; вода заходила ходуном, выплеснулась через край на каменные плиты двора. Мирани лениво перевернулась на спину. В ослепительно синем небе сияло солнце. Она подумала о Сетисе и Орфете, затерянных в пустыне, и погрузила лицо в воду. Когда она вынырнула, к волосам прилипли белые лепестки. Музыкант необуздан, непредсказуем, его мстительный замысел - убить Аргелина - внушал ужас. А Сетис... Можно ли ему доверять? Она нахмурилась. Почему она вдруг решила, что нельзя?!
Крисса подплыла ближе.
- Осторожнее, - прошептала она.
- Что?
Девушка откинула назад мокрые волосы. Ее лицо стало серьезным.
- Они что-то замышляют. Ретия целыми днями секретничает с Гермией. Вчера я видела, как Аргелин вошел в Храм и сидел вместе с Гласительницей на балконе. Они смеялись и сидели слишком близко друг к другу.
Мирани снова легла на спину и поплыла, беспечно болтая ногами.
- Всем известно, что она от него без ума. Мне-то какое до этого дело?
- Потому что ты Носительница...
Крисса шлепнула ладонью по воде, взметнув фонтан лепестков. Приблизила лицо к Мирани, прошептала:
- Ты изменилась. И я знаю, Мирани, ты что-то замышляешь, что-то тайное. Может, другие и не понимают, но я-то заметила. И Гермия, она тоже знает. Она следит за тобой на Ритуале, за трапезой - я видела. Сегодня днем, когда мы были в театре, она не смотрела спектакль. Из-за веера следила за тобой.
В горло попала соленая вода; Мирани закашлялась.
- Просто спектакль был скучный, - тихо сказала она.
Крисса сверкнула глазами.
- Да что на тебя нашло! Я просто стараюсь предупредить тебя...
- Знаю. Спасибо. Но послушай, Крисса, все в порядке, правда. Ничего не происходит. Просто Ретия исходит злобой. Ты же ее знаешь...
Крисса, казалось, была уязвлена. Некоторое время она хранила молчание, лишь солнечные блики весело играли на воде. Потом сказала:
- Я всегда считала тебя подругой, Мирани. - И отплыла.