Максим вернулся в свою комнату, более похожую на шикарный гостиничный номер. Видимо, непростых гостей принимает барон. Юноша завалился на уже кем-то застеленную кровать. Подушка всё ещё хранила тонкий аромат духов ночной гостьи, и Максу вновь стало тоскливо. Да, в таком виде - какая там любовь… Но с другой стороны, спохватился вдруг Максим, зачем мне она "в таком виде"? Что, "Аленький цветочек" вспомнил? Или как там его, " Финист - ясный сокол"? Если полюбит тебя девушка такого…" Похоже, сбиваюсь на это. Глупости. Встряхнись и думай о себе. О себе. Надо искать… Он вскочил и устроился возле компа. Как говорила эта ведущая? Во всех газетах было? К его радости, выход в интернет был, и Макс занялся поиском. Часа через два оказалось, что уже есть о чём подумать. Кое-что выстраивалось в логическую цепочку. Но многое оставалось непонятным. Информации всё-же не хватало. Да, страшная сила - вспомнил Максим энергетический удар той девушки. Такая симпатичная, и вдруг - на тебе. Но за что? Братики… Кроме братвы других " братиков" не трогал. А вот тогда… там… чёрное поле - это тоже она? А светлое - это я. Так кто я?
Размышляя таким образом Максим вновь улёгся на кровать и дойдя до этой мысли, как всегда, уснул.
Глава 8
У костра холод осенней ночи не чувствовался. Старая гадалка закурила трубку, привезший их сюда золотозубый остался в машине.
- Садись - садись поудобнее. Долгий разговор будет, - начала вступление цыганка. - Только договоримся - сначала о нас, потом - о тебе.
- А что обо мне? - поинтересовался Макс.
- Договоримся, что "потом"?
- Ну, хорошо.
- Тогда слушай, - пыхнула гадалка ароматным дымом. - В нашем таборе беда не только у детей барона. Ещё пятеро совсем слепых и у шестерых это начинается. Беда пришла, большая беда.
- И вы хотите…
- Да, хотим. Мы не сможем заплатить, как барон, но…
- Заплатить, как барон? - воскликнул поражённый Максим.
- Да. А что? - она взглянула в глаза Максиму. - Вот даже как, - вздохнула она. - Но дела это не меняет. Договоримся - ты помогаешь нам, мы помогаем тебе.
- Кто болеет?
- Дети. Только дети.
- Такие, как у барона?
- Нет, такие, как Рома.
- А у барона почему?
- Не знаю. Не знаю, откуда это и у детей.
- Но должно же быть что - то общее! Или пища, или место, не знаю. Но это какой-то вирус.
- Место… Поспрашиваю. Но ты возьмёшься? Возьмёшься?
- А что вы про меня…
- Товар лицом хочешь? Но ты обещаешь?
- Поймите… Я сам попал в большую беду. Не знаю, как выбраться. А вместо этого всё время трачу на других. И больно это. Очень больно.
- Знаю.
- Это откуда же? Принцесса рассказала?
- "Принцесса". Роза со мной особенно не разговаривает. Хотя я ей и тётка и почти мать.
" Сестра барона. Вот откуда у неё такая свобода в баронском доме", - понял Максим.
- Но тогда кто…?
- Давай потом об этих мелочах. Ты поможешь табору?
- Какому табору? - машинально оглянулся Макс, ожидая увидеть шатры, кибитки, лошадей…
- Нашему табору. Семье нашей.
- Значит, барону дело только до своих деток?
- Всё не так. Без его ведома я бы тебя сюда не увезла. И разговора бы не было.
- Тогда зачем эта вся романтика? Пришли бы в номер и попросили, - начал горячиться Максим.
- Ты хочешь отказаться и ищешь повод, - вздохнула цыганка. - Но ради наших детей я готова всё тебе объяснить. Но… просто поверь, это всё не унижает тебя.
- Ну хорошо. Что вы обещали рассказать обо мне?
- Так ты согласен?
- Но что тут поделаешь. Согласен. Дети же.
- А если бы это были взрослые? - заглянула вдруг цыганка в самое дно глаз юноши. - Ты бы отказался?
- Нннет. Но… пусть бы подождали, пока не решу свою проблему. А что, не дети всё- таки?
- Дети, золотой мой, дети. Просто, хотелось узнать… - недоговорила баронова сестра и вновь затянулась трубкой.
- Ну а теперь о тебе. Ты знаешь, откуда пришёл наш народ?
- Вообще-то откуда-то из Индии.
- Да, и мы сохранили некоторые возможности наших предков.
- Ай, в большинстве своём…
- Да, в большинстве. Потому, что настоящее чудо даётся с болью. Ты же это сам знаешь. И далеко не каждой из моих сестёр. Поэтому, как ты правильно сказал в большинстве своём это действительно "ай". Но не я. Ещё вчера поруке и по картам мне открылось… Но лучше всё и сразу. Теперь сиди смирно и не мешай. Для этого мы сюда приехали, для этого.
Цыганка выбила из трубки табак и насыпала туда крупных семян. Бросила какой - то сухой травы в костёр и она вспыхнула странным зелёным огнём. У Максима некоторые целительные лучи получались такого же цвета. Прикурив от уголька, гадалка несколько раз обошла костёр, пристально вглядываясь в пламя. Затем вновь села возле Максима, схватила обеими руками его правую ладонь и уставилась неподвижным взглядом в пламя.
От нечего делать Максим тоже начал смотреть в огонь. Он не знал, что там видит цыганка, но он впервые смотрел на огонь костра, как на короткую жизнь маленького плазмоида. Как человек смотрит на короткую, нелепую с его точки зрения, жизнь какой- нибудь однодневки. А ведь самые проницательные люди догадывались, что и это - жизнь, только другой формы. "Огненные саламандры". О Господи, так что, и я тоже? Но… Я же вот он… Да, сейчас "вот он". А тогда, там, наверху? А девушка тогда кто? Он вдруг отчётливо вспомнил её. И что потом с ней случилось. И с ним. Что теперь делать? Как там отец? Он вспомнил вдруг Белого-старшего, когда тот приехал его проведать - с новенькими майорскими погонами и Звездой героя. А потом, как объявил о своей женитьбе. Надо ехать. Куда? Или наплевать на всё и действительно только исцелять этих несчастных деток? - он вспомнил и ужас детского дома инвалидов, и захватывающее чувство счастья, когда исцелил последнего обитателя этого приюта скорби. Может, ради этого стоит жить? Но как же тогда… зачем тогда… не-е-ет, не для этого. А для чего? Убивать? И тотчас проплыла в памяти вся вереница расправ над свевозможной мерзостью. И что? И вот… В чужом теле сижу у костра. У костра?
Максим пришёл в себя. "И сама обкурилась и меня обкурила" - решил он с удивлением глядя на догорающий в предрассветном тумане костёр. Покосившись на остекленевший взгляд цыганки, он осторожно вытянул руку из ёё ладоней.
- Да, пора, - согласилась, приходя в себя, цыганка.
- И что скажете?
- Я не могу ничего сказать. Можешь уйти, не исцелять наших детей, но не могу. Мне открываются только пути простых смертных…
- А я, значит, не простой?
- Не лукавь со мной. Ты знаешь сам. И я знала. Чувствовала. Догадывалась. Но не смела.
- Неужели это так страшно? - вздрогнул Максим, глядя на удивительно - торжественное выражение лица цыганки.
- Не тебе, конечно, не тебе. Для тех, смертных, кто пойдёт за тобой.
- Но что… Что я с ними сделаю? Я же не чудовище какое. Это я только внешне. Да и то…
- Знаю. Всё теперь знаю. Не ты. Тьма.
- Тьма? Это… это…
- Тот, кто дал тебе оберег, знает…
- Но его не спросишь! - вздрогнул Максим, вспомнив жутко растерзанное тело Хомы.
- Поэтому и не спросишь.
- Это Тьма его? Хорошо, как до неё добраться?
- Тьма - порождение Самого.
- Постойте, Сама что-ли?
- Нет, какого ещё Сама? Я же сказала: "Самого".
- Ладно. И что?
- Не знаю. Если Тьма вновь в этом мире, значит смертным надо готовиться к страшному. Если только…
- Да?
- Если только её не остановят.
- Это я, что ли?
- Ты… А может и ты. Не знаю… Не открылось.
- А что? Что открылось?
- Поле открылось. И церковь ваша. И огонь с серой над монахами. А ещё бусы. И свет от них. И девушку, девушку надо тебе найти.
- Сам догадываюсь, что надо. Но где она сейчас?
- Не знаю. Страх её чувствовала, тоску её чувствовала, а где - не знаю. Словно умерла. Но… не умерла. Не знаю. Всё. Всё сказала.
- Да, нагадали.
- Не гадала. Что видела, то и сказала. Что дальше - тебе решать. Никто держать не будет. Можешь уходить.
- Ну вот. Второй раз. Гоните? Я же пообещал. Только вот что… не знаю. Потом поможете… ну, это у брата вашего.
- Да что всё-таки?
- В столицу мне надо. А без документов тормознут… как бы мне…
- Он сделает паспорт. Сегодня же, перед лечением и скажи. Вчера бы сказал, завтра уже бы сделали. Поехали.
По тому, как изменилось поведение барона, можно было понять - гадалка рассказала ему что-то из увиденного. Что-то невероятное, чему тот до конца не верил. И не знал теперь, как держаться. Правда, пришёл уже не в халате, а в каком-то парадном цыганском прикиде. И незамедлительно перешёл на Вы.
- Мне сказала Рада о вашей проблеме. И о вашем согласии на дальнейшую… помощь нашему табору. Это… великодушно с вашей стороны и это… большая честь для нас. А паспорт… Какую фамилию указать?
- Черный. Максим Леонидович Чёрный.
- Завтра… нет, послезавтра получите. Вы ведь не успеете… решить нашу проблему? А теперь, если вы готовы, может… моего сыночка?
Исцелять сыночка не хотелось. Не понравился он Максу. Этакий хлыщ, да ещё на цыганско-баронский манер. Преемничек. Лет семнадцати. Смуглая кожа. Глаза на выкате. Мохнатые, не широкие, а именно - мохнатые брови. Широкие цыганские губы и цыганские же чёрные волосы. Его сестре эти фамильные черты придавали своеобразную пронзительную красоту. А этому "принцу" - что-то неприятное, гадостное.
- Давно это у тебя? - поинтересовался Максим, чтобы завязать хоть какой разговор.
- Давай, лечи, если подрядился - выдавил, как выплюнул пациент.
- Ну, по большому счёту не подряжался, - тут же окрысился Макс.
- Ты давай, занимайся делом. Не зли. Или…
- Или? Что "или", хотелось бы знать? - перешёл на такой же жёсткий тон юноша, вставая со своего кресла.
Слепой, не отвечая, что-то закричал на своём языке. И тотчас явились всё те же - барон, гадалка, Роза и золотозубый. Слепой что-то надрывно кричал, его отец властным тоном пытался его переубедить, а женщины помогали барону своими визгливыми восклицаниями. В конце концов они его убедили. "Наследный принц" хмуро кивнул головой.
- Вы извините нас за это недоразумение. Продолжайте. Он больше не будет, - мило улыбнулась Роза. Остальные согласно покивали, и вся компания вновь исчезла.
- Извини. Не знал. Все эти врачи, экстрасенсы, целители… Достали понимаешь?
- Но я же твою сестру…
- Тем более… Думал, теперь права качать будешь, цену набивать.
- Теперь не думаешь?
- Они сказали, кто ты… можешь быть.
- И кто?
- Но я же сказал "прости". Что ты ещё хочешь? Чтобы на колени стал? Лучше слепым буду! - вскочил цыган. Но глубоко вздохнув, опустился в своё кресло.
- Прости. Видишь, как срываюсь? Тьма, тьма пол-года. Невеста уже с другим тайком - он скрипнул ослепительно белыми зубами. Пацаны от рук отбились. Отец уже о моей замене подумывает. А мне - милостыню просить?
- Пол-года? А у Розы - год? Но отчего?
- Не знаю. Никто не знает. Ты всё- таки будешь меня лечить?
"А было бы невредно тебе милостыню попросить, гордыню немного поломать" - со вздохом подумал Макс, касаясь висков пациента. Болезнь была не так задавнена, как у девушки. И возиться, терпеть длительную боль ради этого пацана не хотелось. Мужик. Выдержит. Одним ударом, как с мальчишкой, не получится. Но если двумя.
- Будет больно. Раз. Потом ещё раз.
- Потерплю, - усмехнулся парень.
Собравшись с духом тоже "потерпеть", Максим ударил по чёрным точкам одним мощным импульсом. Не выдержал, застонал. Но пациент, разом покрывшись потом, не пикнул.
- Молодец! - вырвалось у Макса.
- Когда бьют кнутом - больнее, - сиплым голосом ответил цыган.
- И такое бывает?
- У нас остались свои… традиции.
- Ясно. Подожди. Надо передохнуть.
- Я и не спешил вроде. А ты стонал. Тоже больно?
- Меня кнутом не били.
- А ремнём?
- Один раз. И то… так.
Максим вышел во дворик. В памяти ярко вспыхнул тот день. Уставшая от весенней возни подростков на уроках, нелюбимая классная руководительница расписала красным цветом всю страницу дневника.
- Покажешь отцу. Завтра принесёшь с его подписью.
В тот вечер отец был выпивший, и, кажется, добрый.
- Па, вот, почитай, - протянул он послание классухи.
Отец читал, наливаясь краской. Затянулся неизменной сигаретой, перечитал опять.
- Вот - протянул Максим ручку.
- Зачем? Что я с этим должен делать?
- Только прочитать и расписаться.
- Только? Подожди- ка! - выскочил Белов - старший из комнаты.
Такое поведение было странным. "Огорчился. Ничего, сейчас успокоится, подпишет", - решил Макс. Но жестоко ошибся. В комнату отец вернулся с офицерской портупеей.
- Я сейчас распишусь, - пообещал он вскочившему сыну. И не здесь - он разорвал страницу дневника и шваркнул его об стену. - На твоей заднице распишусь - махнул он портупеей.
На свою беду, ошеломлённый Максим попытался увернуться очень неловко и удар пришёлся по лицу. Всхлипнув от унижения - боли он и не почувствовал, Максим кинулся в комнату к Рыжику и упал на койку.
"Бить? Сына бить? По лицу? Ремнём? Ладно. Пусть приходит и бьёт. Пусть убьёт совсем! Если заслужил!" - думал Максим, давясь слезами обиды. В глубине души он не верил, что "заслужил". Но отец не шёл, экзекуция откладывалась. Максим включил свой плеер, нашёл любимые записи и, вновь и вновь переживая происшедшее, тем не менее, потихоньку уснул.
Утром отца уже не было дома. Служба. Возле ранца лежал дневник с аккуратно подклеенной страницей и подписью отца. Макс не знал почему, но именно это, а не ремень, потрясло его душу. И с тех пор во всех своих проделках в школе он не переступал грань, отделяющую устные замечания от записей в дневнике. Гораздо позже он узнал, как вымучился за ту ночь отец. Какие только жуткие последствия не представлял! Не хотел же он вот так - по лицу. Вообще это не по-людски. А если глаз! - в ужасе думал он. Или даже не глаз, а губа. Это же молодой парень! Среди ночи он не выдержал, вошёл в комнату к спящему сыну, и тихонько подсвечивая фонариком, осмотрел Максима. И счастливый вышел - склеивать порванную страницу. Вчитавшись в замечание, покачал головой, пробурчал что-то нехорошее в адрес автора записи. Вздохнув, расписался. А назавтра, ужиная на просторной для двоих кухне, долго молчали.
- Прости, па. Больше никогда, слышишь, никогда…, - всхлипнул Максим.
- Ладно тебе, сынуля, сгрёб в свои объятия его отец. - Я тоже… никогда… чтобы не случилось… - прижался к сыну почему-то мокрой щекой Белый-старший.
Вспомнив об этом, Максим вытер набежавший слёзы. "Папуля! Как же я по тебе соскучился! Зачем мне всё это надо, а папуля? Когда же я тебя увижу! Нет… Не в таком виде!" Он вздохнул и пошёл долечивать баронова отпрыска.
- Скажи, что ты хотел бы от меня? - уже зрячим взглядом изучал целителя наследник после второго сеанса. - Ты понимаешь? Не от отца. От меня. Лично.
- Ай, - махнул рукой измученный болью Макс.
- Не надо "Ай". У вас всех представление о цыганах, как о подлецах неблагодарных. Но мы всегда с добром к тем, кто и к нам также.
- Все и всегда?
- А вы? Вы все и всегда?
- Ты первый начал. Да не надо мне от тебя ничего. Не могу даже и придумать. Моим проблемам… Хотя, слушай. Пока я буду с вашими пацанятами возиться, попробуй всё-таки узнать, откуда эта зараза.
- Ты так о нас волнуешься?
- Жаль, если вернётся. Получится - всё впустую.
- Ладно. Попытаюсь. А теперь - пока. Дела. Ну, я кое-кому покажу!
Исцелённый что-то закричал и в оранжерею вновь ворвалась та же компания. И ещё молодая цыганочка, улыбающаяся не только радостно, но ещё и виновато.
"Невеста. Которая уже на сторону поглядывать начала" - понял Максим. Ничего, многим нетерпеливым теперь достанется на орехи. Отмахнувшись от восторженных изъяснений благодарности, Максим побрёл в свой гостевой домик. Правда, пришлось ещё сфотографироваться. На паспорт. А посему - переодеться в принесенный пиджак и белую рубашку с галстуком. Взглянув на экран фотоаппарата, Макс досадливо поморщился - в таком прикиде он был ещё страшнее. Хотя, - пожал он плечами, какое мне дело? И кому вообще какое дело?
Вечером к нему пришёл сам барон.
- Моё слово твёрдое. Проси, что хочешь. Скажу даже - приказывай. Ты вернул мне счастье в этой жизни, - начал хозяин. А Макс уже решил, что попросить или покомандовать. Барон долго молчал, переваривая сказанное.
- Что я скажу?
- А перед кем вам оправдываться?
- И перед своими, и перед чужими… Но это мои проблемы, да?
- Договорились?
- По крайней мере, на то время, пока я барон.
- Спасибо.
- Это вам спасибо. Вообще-то, после того, что мне сказала????? я ожидал чего - то подобного.
- Скажите… а вот… с Ромой. Всё- таки племянник. И Аза - тоже. И вдруг - в тоннеле…
- У нас все должны добывать деньги. Все. Даже если такая беда. Даже если из моей семьи.
- А эти, которые тоже…
- Завтра их соберут вместе. А их матери… Они уже собрали, что могли, чтобы расплатиться.
- Но мне…
- Тогда можете повторить Ваше условие. И мне будет проще.
Вечером Макс вновь прошёл все оздоровительные процедуры - тело, хоть и чужое, просило отдыха. Вновь ужинал под песни того же трио. Только на гитаре не играл. И когда вместе сидели за столом, отводил взгляд от лучистых глаз Азы.
- "Артистка, ну артистка!" - злился он. Довольно рано он закончил трапезу и распрощавшись, поднялся к себе наверх. Влез и Интернет. О чём-то подумал, кинулся к входной двери и закрылся изнутри. Затем набрал Синичкины анкетные данные. Вошёл в её сайт и задумался. Набрал текст. Стёр. Надо набрать такие слова, чтобы сделала. Даже если не верит. Надумал.
"Ради Максима, передайте его отцу следующее. Жив. Влип в историю, но выберусь. Прости за опоздание в школу. Твой Макскартни". Так его называл отец, когда он пытался с классики перебираться на что-то "неаккордеонное". Называл только наедине и довольно давно (два года назад!). Так что должен, должен поверить отец, что послание от его Максима.
А затем кто -то попробовал открыть дверь и тихо постучал, когда это не удалось.
- Уходи, - тихо сказал Максим через дверь. По дыханию слышал - не ушла.
- Мне "благодарного" секса не надо. Уходи. Не мучь себя "за обчество". Это я только сдуру мог вообразить…
Он услышал лёгкие шаги и прекратил свою обличительную речь. Только информация о доставке его сообщения смогла немного успокоить бедного юношу.
Представив Синичку, озабоченно нахмурившись читающую сообщение, он улыбнулся, потом выключил комп и завалился спать. Завтра его опять ждал переполненный болевыми ощущениями день.
Оно так и случилось. Правда, в детях вся эта мерзость ещё не основательно закрепилась - двое даже не совсем ослепли. И Максим расправился с заразой за один день. Правда, и вымотали его эти бациллы порядочно. Но счастливые детские улыбки и радостные слёзы цыганок вознаграждали за перенесенную боль.