Хлопнула дверь. Кир оглянулся. Когда же он разучится шарахаться от каждого громкого звука? Его и искать в Аксамале уже, наверное, перестали. Решили, что удрал. Или погиб при невыясненных обстоятельствах. А устраивать розыск по всей Сасандре из-за него не станут. Не той важности птица. Так что не стоит продолжать ждать стражников. Тем более что вошедшие люди ну никак не походили на имперских сыщиков. Самые обычные мастеровые. Скорее всего, артель строителей решила подзаработать в столице – и в Вельзе, и в Камате за такой же точно труд заплатят вдвое меньше. А в блистательной Аксамале давно поняли – приезжие работники стараются больше, чем местные, а оплаты меньшей требуют да и жаловаться в магистрат не побегут, если попробуешь их обмануть. На них наживались все: и домовладельцы, и хозяева роскошных дворцов, и городские чиновники, и стража, и содержатели ночлежек… Да всех и не перечислить.
Ремесленники рассаживались за столами под бдительным оком выглянувшего на шум толстяка, голова которого была повязана алым платком. Должно быть того самого фра Морелло, на чьи слова ссылалась служанка. Пожалуй, он тоже рассчитывал недурно подзаработать. А если еще и ночевать останутся…
Седоватый мужчина в башмаках, припавших толстым слоем пыли – путешествовали работники пешком, чтобы не тратить лишних денег, – подошел к хозяину и принялся договариваться о предстоящем ужине, отчаянно торгуясь. Остальные хранили чинное молчание, изредка бросая косые взгляды на сложенный в кучу у входа инструмент. Доставали деревянные ложки.
Фра Морелло басовито урчал в ответ на короткие хриплые выпады старшин артели, качал головой, загибал толстые, похожие на копченые колбаски пальцы. Наконец кивнул и зычно закричал:
– Мика! Мика, ты где?!
В ответ на его зов из двери, ведущей, судя по запахам, на кухню, вынырнула та самая служанка. В правой руке она несла глубокую миску с обжаренной до золотистой корочки тушкой каплуна. Кир отметил про себя, что чем дальше от Аксамалы, тем куры мельче, но почему-то дороже. В левой руке она сжимала маленький кувшинчик из необожженной глины – такие прекрасно сохраняют напитки даже в жаркий день.
– Я, между прочим, фра Морелло, не в холодке отдыхаю!
Она с размаха поставила миску перед Киром. Каплун при этом подпрыгнул и попытался взлететь. Добавила кувшин.
– Поговори у меня! – возмутился хозяин. – Ну, молодежь… бегом сюда!
Мика развернулась и зашагала к фра Морелло, отмахивая руками так, что любой гвардеец позавидует.
Кирсьен усмехнулся неожиданной мысли и разорвал горячую тушку, стараясь, чтобы жир не потек на манжеты камзола – постирать-то его можно, но в чем тогда ходить, пока не высохнет?
Вино оказалось сладким, чуть терпковатым и крепким. Такого как раз он и хотел. Вот с каплуном повезло меньше. Скорее всего, его именем прикрывалась старая курица, не так давно переставшая нести яйца. Ну, что ж… Уроженцу Тьялы, изображающему из себя каматийского наемника, да не понять желание птицы умереть красиво?
Вновь хлопнула дверь.
Кир оглянулся через плечо, не прекращая жевать.
Молодой мужчина в черной мантии и круглой шапочке – должно быть, выученик одного из факультетов Аскамалианского императорского университета едет на родину успешно применять полученные знания взамен на почет, уважение и денежный ручеек от благодарных земляков. Смуглый старик в темно-зеленом пелеусе и плаще с меховой опушкой. Он показался бывшему лейтенанту смутно знакомым. Да мало ли? Может, лавочник какой-то или сапожник, к примеру? Богато одетый отец семейства (вот оно следует за ним, выстроившись гуськом, – жена, две дочери, сын – мальчишка лет семи – и нянька, качающая на руках четвертого ребенка, замотанного в тонкие пеленки) щелчком пальцев привлек к себе внимание фра Морелло. О! Этот явно не привык ждать. Или богатый купец, ездивший в столицу по делам и не сумевший отказать скучающей жене в малом развлечении, или, наоборот, чиновник средней руки направляется в провинцию, чтобы вступить в управление небольшим городком, рудником, карьером, верфью.
Ладно! Сколько можно затравленно оглядываться?
Жуй, т’Кирсьен делла Тарн, и смотри в свою тарелку, а то не ровен час шею свернешь!
В недавно пустом зале стало шумно. Зазвучали людские голоса, стук посуды, шорканье ложек, бульканье. На помощь сбивающейся с ног Мике появилась еще одна служанка – тощая, как сушенная плотва, с выпученными глазами.
Кир обгладывал волокнистое мясо с куриного окорочка и все никак не мог отделаться от смутного чувства беспокойства. Будто бы мельком приоткрылось ему нечто важное, а он и не сообразил им воспользоваться. Голова начинала гудеть. Вот уж глупая привычка, приобретенная за время вынужденного безделья в "Розе Аксамалы", – думать. Надо как-то избавляться. Иначе службы в наемном войске может не получиться. Там нужны не думающие, а выполняющие приказ. Быстро и точно. А для того чтобы думать, имеются кондотьеры, а также высшие начальники, к армиям которых отряды вольнонаемных приписываются.
И все же… Что он пропустил? От какой подсказки Триединого отмахнулся, словно от назойливой мухи?
Опять резкий стук захлопнувшейся двери.
Кир поморщился и усилием воли заставил себя не оборачиваться. Кто бы там ни был, его он не волнует…
– Господа, господа, прошу сюда! – голос Морелло обволакивал, словно текущая из жбана патока. – Прошу за мной, господа! Очень сожалею – свободных столов не осталось. Думаю, молодой господин не будет возражать?
Пока Кир соображал, что "молодой господин" – это он, прямо над головой прозвучало презрительное:
– Можно подумать, нам требуется его согласие, клянусь Снежным Червем!
Женский голос. Низкий, с хрипотцой, но женский.
Ей ответил резкий, каркающий хохот.
Кирсьен оторвался от полуобглоданных куриных останков.
Что за странная компания?
Пятеро. Одежда дорогая, но пропыленная, кое-где потертая и заляпанная жиром. Лица решительные. Глядят со смесью сурового превосходства и скуки. И главное, с ног до головы увешаны оружием. Живя в Аксамале, где даже длина клинка для тех, кому оружие разрешено, строго регламентируется указами магистрата, Кир отвык видеть столько мечей, кордов, кистеней и прочих орудий, изобретенных с целью отнятия человеческой жизни, одновременно. Ну, гвардия, само собой, не в счет, хотя офицеры и в казарме, и в городе обходились мечами, а солдатам в увольнении из оружия полагался лишь корд.
Ближе всех к нему стоял плечистый мужчина среднего роста с седыми висками и густой проседью в русой бороде. Над бровью грубый шрам от плохо зашитой раны. В левом ухе серьга – золотая капелька со вставленным рубином. У правого уха отсутствует мочка. На шее золотая цепь и медальон с изображением Триединого. Работа грубая, лики едва угадываются, но вес впечатляет. И носит он золото поверх одежды, словно бросает вызов грабителям – попробуй-ка отними! На поясе, почему-то справа, тяжелый меч в черных ножнах. Лезвие широкое – в армии такие не приняты. Как же называется? Погоди-погоди… Ах да! Фальчион.
Рядом с ним поражающий воображение великан. Пожалуй, выше четырех с половиной локтей[Меры длины в Сасандре: локоть – 45 см, ладонь – 9 см, палец – 1,8 см.]. Он казался состоящим из одних костей. Даже лицо – скулы, челюсти, надбровные дуги, шишковатая поверхность черепа под ежиком некогда обритых, а нынче отрастающих волос. Запястья торчали из рукавов коротковатого кожаного поддоспешника, а ширина ладони могла поспорить с коровьим копытом. Он опирался на меч, грандиозностью не уступающий хозяину. Крестовина на уровне солнечного сплетения, а круглый противовес – у виска. Клинок был обмотан тряпками – подобное чудовище в ножны запихивать себе дороже. Бывает, бой начинается внезапно и каждое мгновение на счету, а его пока вытащишь… За пояс великан засунул рукоятки двух кистеней, из-за голенища сапога торчала рукоять корда.
Не дотягивая макушкой даже до середины груди соседа, около воина с двуручником стояла женщина. Это ее голос услышал Кир. Не старая, но и не молоденькая. Что-то около тридцати, точнее сказать сложно – походная жизнь и сражения не прибавляют свежести коже и блеска волосам. Кстати, волосы она обрезала "в кружок", чтобы не мешали надевать шлем и целиться из легкого арбалета, ложе которого выглядывало над ее плечом. А кроме него – кавалерийский меч, кривой нож (в имении, где Кир родился и провел детство, ножи с таким изгибом лезвия использовали, чтобы холостить поросят, и называли, соответственно, "яйцерезами") и перевязь с метательными звездочками-орионами. Красавицей ее не мог бы назвать никто, но нечто привлекательное в лице было. Одухотворенность, что ли? Если можно назвать одухотворенностью постоянную готовность к схватке, презрительно раздутые ноздри и холодный прищур карих, чуть раскосых глаз.
Четвертый человек ростом уступал даже женщине-воину. Лысоватый, с отвисшими щеками и оттопыривающим бригантин "пивным" брюшком. На плечах его лежал, словно коромысло, укороченный протазан. Четыре локтя в длину, причем один из них приходился на мечевидное лезвие с обоюдной заточкой. У этого оружия тоже имеется особое название – "воловий язык". Грудь коротышки перехватывали крест-накрест широкие кожаные ремни с бляхами, а за поясом торчала булава на короткой рукояти. Несмотря на ленивое выражение лица и расслабленную позу, он выглядел не менее опасным, чем седобородый.
Пятый человек… Нет, пятым в странной компании был не человек.
Кирсьен впервые видел настоящего дроу, хотя альвы частенько выходили из своей долины и, переправившись через Дорену, участвовали в человеческих ярмарках. Почему-то считалось, что альвы и дроу – близкие родственники, едва ли не одно племя, разделившееся в незапамятные времена. Нельзя не согласиться, общее в лице и фигуре присутствовало. Например, вертикальный зрачок, заостренные уши, тонкая кость, малый рост, но более длинные, нежели у людей, конечности. Однако если лица альвов с большой натяжкой можно признать близкими к человеческим, то стоящий перед Киром дроу производил отталкивающее впечатление скошенной назад нижней челюстью, проваленной переносицей и огромными глазами ночного существа. Его светлые, почти белые волосы, выбритые над висками, поднимались высоким гребнем на темени, жестко топорщились, смазанные каким-то снадобьем наподобие лака, которым для сохранения от сырости покрывают скрипки и лютни, и спадал конским хвостом на лопатки. Одевался дроу в меховую, кажется рысью, безрукавку и кожаную юбку до шишковатых колен. Слишком широкие и длинные для его роста (на глазок – три локтя и ладонь, самое большее) ступни, по всей видимости, не нуждались в обуви, зато голени защищали гетры со следами потертостей от путлищ. В правой худой и жилистой руке остроухий держал обмотанную тонкими ремешками палку, сужавшуюся к концам. Кир догадался, что это знаменитый лук дроу. Оружие, благодаря которому племена лупоглазых остроухих карликов, укрывшиеся в дремучих лесах восточных склонов гор Тумана, несмотря на три века непрерывных войн с Империей сохранили свободу и независимость. Молодой человек подивился размеру лука – в расснаряженном состоянии он возвышался над гребнем волос хозяина на добрый локоть.
В общем, очень-очень странная компания. Разбойники? Вряд ли. Все-таки слишком открыто путешествуют, не боятся ни стражи, ни армии. Наемники? Может быть. Вполне похоже. Возможно, направляются туда же, куда и он. Если Мастер был прав и дело пойдет, как он предсказывал, то пункты вербовки должны привлекать большое количество охотников послужить Империи за хорошую мзду.
– Поместимся, – просто сказал бывший гвардеец. – В тесноте, да не в обиде.
Седобородый одобрительно кивнул. Воительница хмыкнула и сморщила тонкий нос.
– Чего изволите заказывать, господа? – вмешался фра Морелло, который устал стоять в бездействии.
– Всего и побольше, толстяк! – ухмыльнулся коротышка с "воловьим языком" и ткнул пальцем хозяина мансиона в живот. – И не боись, денежка у нас водится!
Морелло поспешно удалился, а наемники принялись рассаживаться за столом. Великан с двуручным мечом, седобородый воин с фальчионом и женщина расположились напротив Кира, коротышка уселся по правую руку от молодого человека, а дроу – по левую.
Седобородый сделал знак, отгоняющий нечисть, и, чинно опустив руки на столешницу, зашептал слова молитвы. Костлявый верзила последовал его примеру. Женщина-воин отвела глаза, а дроу зевнул напоказ, даже не прикрыв рот ладонью. На мгновение мелькнули желтые, длинные, как у коня, зубы. Чтобы не показаться слишком любопытным, Кир уткнулся носом в тарелку.
– В Камату? – пожилой боец, скорее всего, руководил пятеркой, а потому заговорил первым.
– В Вельзу, – честно отвечал Кирсьен.
– Не один хрен? – осклабилась воительница.
Кир не нашелся с ответом, а потому пожал плечами и решительно принялся за куриную ногу, и тут коротышка решительно схватил его кувшин, заглянул внутрь.
– И что у нас нынче пьют? – Не дожидаясь разрешения, наемник опрокинул содержимое кувшина себе в рот. Поболтал вино во рту, скривился, плюнул. – Что за дерьмо?
Несколько капель попали молодому человеку на рукав. Кулаки сжались сами собой, но он огромным усилием воли сдержался – бессмысленно затевать драку против пятерых одновременно. Да и корд не лучшее оружие против меча или протазана.
– Забери! – наглый коротышка с размаху опустил кувшин перед Киром, зацепив при этом край миски. Обглоданные кости вместе с почти не тронутой ляжкой взлетели, рассыпались по столу.
Кир посмотрел по сторонам. Седобородый хранил непроницаемое выражение, верзила хмурился, женщина откровенно усмехалась.
– Это был мой каплун, – медленно проговорил молодой человек, сжимая кувшин.
– Да пошел ты… – небрежно отмахнулся наемник. – Будут тут…
Хрясь!
Кувшин врезался лысоватому в лоб, разлетевшись на черепки. Один из них острым краем рассек кожу над бровью. Хлынула кровь.
Не теряя времени, Кир вскочил, выхватывая левой рукой корд.
Верзила, не вставая, вытянул длиннющую руку. Стальные пальцы обхватили голову молодого человека, пригибая его к столу. Одновременно, демонстрируя слаженность, наработанную участием во многих потасовках, дроу вцепился Киру в запястье, выкручивая кисть.
В зале пронзительно завизжала женщина.
– Господа! Что происходит, господа? – воскликнул кто-то – должно быть, выпускник университета, привыкший по-столичному уважать закон и порядок.
Тьялец рванулся, пытаясь освободиться, дрыгнул ногой, больно ударившись о скамейку.
– Тише, малыш, порежешься, – дрожащим голосом из-за с трудом сдерживаемого смеха проговорила воительница. Острие ее "яйцереза" впилось в шею Кирсьена чуть-чуть пониже уха.
А дроу сноровисто выворачивал и выворачивал корд из пальцев бывшего гвардейца.
Как отвратительно чувствовать себя беспомощным! И хотел бы, а не посопротивляешься – вмиг еще одну улыбку нарисуют, от уха до уха.
Наконец рукоять корда выскользнула из обессилевших пальцев.
– Отпустите его, – тут же проговорил седобородый.
Кир выпрямился. К их столу спешил запыхавшийся фра Морелло.
– Господа, господа, здесь приличное заведение! – борясь с одышкой, воскликнул он.
– А ты посмотри, добрый человек, что он сделал с нашим товарищем! – ответила женщина, поигрывая ножом. – В приличном заведении таких разве обслуживают?
Морелло растерялся, забормотал:
– Но с виду он вполне благопристойный юноша…
– А посуду бьет! – покачала головой женщина-воин.
Кир бросил быстрый взгляд на карапуза. Кровь хлестала у него из рассеченной брови, заливая глаз, стекая по щеке на бригантин, где расплывалась уродливым пятном. Рана, бесспорно, болезненная, но никакой опасности для жизни не представляющая.
– Он меня оскорбил, – угрюмо бросил молодой человек.
– А разве оскорбление – повод бить по голове? – наигранно возмутилась женщина.
– В некоторых случая – да.
– Но мы же не дикарье из Окраины, – проговорил седобородый. – Оскорбление, возможно, смывается кровью, но не в кабацкой потасовке.
– Золотые слова, господин! – поддакнул Морелло. – Только у меня не какой-то кабак, а приличная харчевня!
– Кто бы спорил? – пожал плечами наемник. – Успокойся, добрый хозяин, ни имуществу, ни честному имени твоего мансиона ущерб нанесен не будет. А мы продолжим… Если ты, малыш, счел себя оскорбленным, то можешь вызвать обидчика на поединок.
– Иногда шелудивого кота следует поучить палкой, – твердо отвечал Кирсьен.
Коротышка зарычал и схватился за булаву.
– Тихо, Мелкий! Остынь! – тоном, не терпящим возражений, прикрикнул на него предводитель.
Женщина рассмеялась, запрокинув голову.
– Хорошо сказано, – задумчиво проговорил седобородый. – Речь не простого наемника, но человека, понимающего толк в благородстве.
– Хорошо, хоть кто-то за этим столом толк в благородстве понимает! – дерзко, решив, что терять больше нечего, сказал Кир.
– Ах ты, мальчишка! Нет, каков наглец! – восхитилась женщина.
Дроу пробурчал что-то невразумительное на своем птичьем языке. Наемник с рассеченной бровью зашипел от злости, сжимая кулаки. Полное спокойствие сохранили только предводитель и боец с двуручником.
– Значит, ты осмеливаешься утверждать, воины из банды[Банда – отряд наемников численностью до ста человек. ] Кулака ничего не смыслят в воинской чести? – медленно, раздельно и как бы удивленно проговорил седобородый.
– Я не знаю, кто такой Кулак…
– Кулак – это я! – Старший наемник поднял правую руку, затянутую в перчатку. В самом деле – всем кулакам кулак. Никакого желания знакомиться с ним поближе.
– Хорошо. Тогда отвечу тебе, как предводителю. У меня не было возможности убедиться в достоинствах и недостатках всех бойцов из твоего отряда, но честь одного из них не стоит и гнутой медной монеты. Есть ли необходимость указывать, кого именно? – Кир говорил и чувствовал, как к нему возвращается утраченное было холодное спокойствие. Они хотят навязать ему дуэль? Что называется, напугали ежика голым задом. От дуэли он никогда не бегал в гвардии, не побежит и сейчас. Пускай вызывают…
Кулак задумчиво потеребил бороду:
– Значит, мой друг Мелкий, по-твоему, не соблюдает законов воинской чести? Так-так… Я вижу, малыш, ты напыжился, как петух перед боем. Значит, прикидываешь, что придется помериться силами с Мелким. Или со мной думаешь?
– Ты меня не оскорблял, – мотнул головой Кирсьен.
– Зато ты оскорбил меня, нехорошо отзываясь о моем подчиненном… Но я не из обидчивых. Значит, ты не откажешься от поединка с Мелким?
– Не откажусь! К чему лишние слова? Я готов хоть сейчас. Вот только… – Кир несколько смущенно развел руками, хлопнул себя по поясу. Мол, меча нет, а корд твои люди отобрали. Вернее, нелюдь, но какая, в сущности, разница? Главное, что отобрали.
– Я понял, – кивнул предводитель. – Тяжелые дни у каждого случаются. Без оружия. – Серые глаза наемника глянули неожиданно насмешливо, словно предчувствуя скорую забаву. – Помнится мне, кто-то говорил, что шелудивого кота следует поучить палкой?
– Говорил, – не стал отрицать очевидное молодой человек.