* * *
Деревня когда-то была пристойная. Дома в основном двухэтажные. Из крепкого местного леса, с пласто-керамическими крышами. На многих домах тарелки спутниковой связи, по нынешним временам, к сожалению, почти бесполезные. Но при этом деревня имела печать упадка. Кое-где неубранные дворы, гниль, выбитые и не вставленные окна.
- Хорошо живут. Староверы наверное. Наши-то - победнее будут. - сказал Ибрагим и поправился. - Жили.
- А "наши", это кто? - поинтересовался Максим. - Мусульмане что ли?
- Наши - это наши. В Россию еще мой дед перебрался. В начале века. На стройках работал. Много работал - за сыном не уследил, тот мусульманином так и не стал - неверующий он был. Женился на русской. А я-то уже крещеный. По новому обряду, естественно.
- А зовут Ибрагимом.
- В честь деда и назвали. А крещен я Михаилом.
- Занятно.
- Да уж куда занятнее. Россия - матушка. Вон, смотри - Ибрагим показал пальцем на двор самого богато украшенного трехэтажного дома - "Нива" новенькая почти. Хорошо бы если на ходу. Сразу прыгнем, и поминай, как звали.
- А купить никак? Помнишь про "не укради"? - усмехнулся Максим.
- Помню. Есть ложь во спасение, значит, и воровство во спасение обязано быть. Даже убийство во спасение есть. Я вот уже сколько раз во спасение убивал. Работа такая. Служба. А местному населению видеть нас никак нельзя. Незачем им это. - Ибрагим махнул рукой в сторону задних ворот - Ладно. Давай-ка быстро осмотримся и будем брать. Ты канистры возьми. Две, а лучше три. А я - в машину.
И они разбежались. Максим в сторону сарайчика, Ибрагим к "Ниве". Когда Максим подбежал к сараю, его внимание привлекли странные звуки, раздающиеся изнутри. Какое-то мычание. Или рычание. Коров Максим в детстве видел в деревне, куда родители выезжали из Москвы каждое лето. На корову не похоже. "Может овцы?" подумал Максим. Звук повторился. "Нет. Нет тут никаких овец".
Максим прошел мимо бочки с бензином, мимо канистр и осторожно приотворил ворота сарайчика. Он в принципе внутренне уже был готов увидеть что-то неприятное. Но не это.
Сарай был изнутри подперт двумя столбами. К каждому столбу толстой грязной веревкой был примотан стул. На одном стуле сидела привязанная пожилая седая женщина. Она давно потеряла сознание и свесила на плечо голову, с выбившимися из под платка седыми прядями. "Мычание" издавал старик так же привязанный к стулу, с грязными тряпками во рту. Он грыз эти тряпки, напрягал все силы, чтобы порвать связывающие его веревки, но ничего не выходило. В его глазах была какая-то мольба слитая с ужасом, и болью. Он смотрел вперед себя, где на верстаке пропитанном машинным маслом лицом вниз лежала обнаженная девочка лет десяти-двенадцати, дергаясь как умирающая бабочка. А над ней завис мужик, сквозь распахнутую рубашку которого отлично было видно мощные грудные мышцы поросшие кучерявыми волосами. У мужика были спущены штаны, и он резко двигался вперед и назад. Ему явно нравился процесс.
Дальнейшее Максим помнил очень смутно. Ему все казалось, что он сделал что-то плохое. Плохое, но совершенно необходимое для того, чтобы собрать расколовшийся, разваливающийся мир во что-то целое.
Ибрагим только услышал какой-то шум и, бросив машину, побежал в сторону сарая. Когда он в три прыжка добежал до места то увидел нового, незнакомого ему Максима. Этот новый Максим был занят важным и серьезным делом - отрезал голову у еще живого человека. Лицо Максима было в крови, которая хлестала из артерий в шее. Человек вцепился руками в руки Максима, но тому это особенно не мешало, и он продолжал активно орудовать ножом. Человек дрыгнул пару раз ногами и умер.
Ибрагим сначала даже не понял, что происходит, и начал медленно поднимать пистолет в сторону товарища. Но потом увидел сползающее с верстка голое тело, бросил взгляд на мертвеца со спущенными штанами, связанных стариков и быстро метнулся по углам. Схватился было за левое ухо в поисках рации, вспомнил, что рация осталась в лагере по приказу Коновальца, плюнул и ужом скользнул к связанному старику. Ибрагим посмотрел старику в глаза, приложил палец к губам, дождался кивка и разрезал тряпки стягивающие рот заложника.
- Сколько их?
- Много. Пять или семь. - старик едва мог говорить, так свело челюсти. - Еще старшая внучка наверху. Спасите ее. Спасите!
Дед заплакал.
Ибрагим, крутясь как волчок, разрезал веревки, стягивающие руки и ноги старика.
- В угол! Держаться тихо. Тише воды - ниже травы!
Повернулся, чтобы взять девочку и передать старику и увидел, что Максим сидит на обезглавленном туловище и смотрит в лицо отрезанной голове.
- Максим!
Тот не шелохнулся.
- Перст!
Максим поднял на Ибрагима глаза.
- Что ты там пытаешься высмотреть? Вставай. Работать пора.
Максим швырнул голову в угол и поднялся.
- Извини. Наверное, рога искал или жвала какие-нибудь.
Он медленно отходил от шока.
- Вот поэтому у нас семейных не берут. Семейные плохо контролируют себя при виде насилия над детьми и женщинами.
- А меня как зачислили?
- Полковник записал тебя как вдовца. Анкету поправил.
- Сука.
- Хороший мужик. Хотя сука, конечно.
* * *
На первом этаже дома никого не было. Не было мусора, следов разгрома - того что обычно сопровождает сцены разбоев. Но сверху, со второго этажа доносился какой-то стук и топот. Слышался смех. Напарники переглянулись, и Ибрагим, молча, указал на единственную лестницу ведущую вверх. Встав у самого края лестницы, чтобы не скрипела, Ибрагим пошел вверх, показывая Максиму рукой, что держаться надо у стены.
Поднявшись по лестнице, Ибрагим осторожно приоткрыл дверь и заглянул в щелку. После чего повернулся к Максиму и показал растопыренную ладонь. Пятеро. Переложил пистолет в руке стволом в руку, взяв его как маленький молоток. Стрельбы не будет. Будет избиение.
Широко открыв дверь, Ибрагим уверенно зашел в холл и ударил сидящего к нему спиной в кресле человека рукояткой пистолета в висок. Затем того, который сидел к нему вполоборота по переносице. Третий, сидевший к двери лицом, успел вскочить, но рука Ибрагима вытянулась вперед, и рукоятка пистолета достала и его висок. Влетевший в холл за Ибрагимом Максим ударил ногой уже начавшего подниматься четвертого в голову. Тот от удара тяжелого армейского ботинка сразу потерял сознание и кувыркнулся через подлокотник кресла. Пятый не успел ничего сказать или сделать, а на него уже смотрели два ствола. В оба глаза.
Получивший удар по переносице зашевелился, и Ибрагим мгновенно добавил ему по затылку. Тот затих.
- Сколько человек еще в доме?
Максим задал вопрос пленному. Тот посмотрел на Максима ничего не понимающими глазами и промямлил:
- Ник-кого. Только хозяин с хозяйкой.
Максим повернулся к Ибрагиму.
- Все. Тут больше никого.
Они огляделись. На полу в круге из пяти кресел лежало четверо парней. По некоторым, лежащими на спине, было видно, что у них расстегнуты ширинки. В комнате стояло несколько водочных стопок и пепельница. А в самом центре круга лежало избитое, покрытое кровоподтеками существо женского пола. Абсолютно голое.
То, что молодые люди слышали снизу, был не топот. Это был стук коленей и локтей. Жертву опустили на четвереньки и пинали друг к другу. Это доставляло мучителям особое удовольствие.
Максим размахнулся и ударил пленного в лицо. Тот отступил на шаг и рухнул на спину. Максим подошел и несколько раз от души пнул его, целя в причинное место.
- Что делать будем?
Ибрагим пожал плечами.
- Учитывая военное положение, бандитизм - преступление, подлежащее ускоренному правосудию. Приговор может вынести любой государственный чиновник, включая нас с тобой. Он же может привести приговор в исполнение. Чем я в последнее время и занимаюсь постоянно. Так, что…
В этот момент дверь в дальнем конце холла открылась, и на пороге появился бородатый мужчина в одних трусах с заспанным лицом. Узрев всю картину, он сунул руку за дверной косяк и вытащил оттуда охотничье ружье. Но поднять его он не успел. Максим быстро скользнул вперед и в точности как его в спортзале Ибрагим, ударил одновременно в вооруженную руку и грудь. Ружье упало на месте, а державший его отлетел внутрь комнаты, с грохотом упал и скорчился на полу. Максим шагнул за ним в комнату, оказавшуюся спальней, и увидел большую деревянную кровать под иконами, с которой поднималась пожилая женщина. Лицо у нее было таким же мятым и заспанным, как и у мужа. То, что это супруги Максим не сомневался - на обоих лежала печать совместной жизни, делающая мужа и жену похожими даже в движениях, но при этом дополняющими друг друга.
Максим оглянулся назад и увидел, что все молодые люди были босиком или в тапочках. Их ботинки стояли у двери ведущей на лестницу.
В отличие от мужа, она не стала делать резких движений или поднимать крик. Она встала, посмотрелась в большое зеркальное трюмо, пригладила растрепанные волосы.
- Опять у нас неприятности из за этих скотов. Совершенно не умеют себя вести. Постоянно гадят и воруют. - сказала она, надевая халат, - Вы не могли бы выйти, молодые люди? Или прикажете общаться с вами в таком виде?
И она показала руками на свои тапочки, ночнушку и халат.
Максим смотрел и смотрел на это существо, пытаясь как можно быстрее понять где, в каком конкретно месте оно отличается от обычного человека. Как можно быстрее, чтобы не смотреть на это слишком долго и не дай Бог не подхватить заразу. Палец на спусковом крючке свело судорогой, и Максиму пришлось помассировать его левой рукой, чтобы он снова заработал.
Ибрагим глядел на процедуры Максима с пальцем и растерянно оглядывался.
- Так я не понял: Это что - ваш дом? Вы - хозяйка?
Максим зло засмеялся.
- А ты еще не понял, что это? Гордись Ибрагим! Ты наблюдаешь законы исторического развития в действии. Перед тобой частный землевладелец в апофеозе его развития - кулак. Скоты в прихожке - его личная армия и полиция, с помощью которой он правит деревней. Деревня не от войны начала хиреть, хотя, конечно распустился он так только сейчас. Все началось гораздо, гораздо раньше. А те, что в сарае - должники. Или рабы. В данном случае разницы нет никакой. До Бога высоко, до царя далеко. А по нынешним временам и еще дальше. Когда-то их так боялись, что ссылали в Сибирь всех, кто хоть как-то, хоть чем-то напоминал кулака. Хоть немного. Так их боялись.
Из холла раздался стон. Максим подошел к Ибрагиму и взял у него пистолет. "Вул", который был у него в руке, его не удовлетворял - ему хотелось грохота. Он вышел из прихожей раздались выстрелы. Потом кто-то крикнул "не надо!" и еще выстрел.
Максим вернулся и направил пистолет на лежащего мужчину.
- Не надо! Я денег дам! Сколько вам нужно?! Они сами виноваты, они моих собак потравили! Собачек моих! По десять тысяч за щенка! - мужчина отползал от Максима - Вы только скажите, кто настучал? Кто настучал, скажите! Кто эта сука?
Максим наклонился к дрожащему "хозяину" и, улыбаясь страшной улыбкой, сообщил:
- Никто. Понял? Никто. Мы случайно зашли.
Понаблюдал за меняющимся от осознания информации лицом и выстрелил. Поднял глаза на женщину.
- Здесь против вас никто и пикнуть не мог. Никто и не пикнул. - перед глазами мелькнули картинки: обнаженная девочка сползает с верстака, девушка пытающаяся встать среди обнаженных тел. Лицо Максима дернулось, - Вы все правильно делали. Кому-то правильно наливали, кого-то пугали, кому-то правильно давали. Наверное, и на церковь жертвовали. - Максим показал стволом на иконы. - У вас все было просто отлично. Мы. Тут. Случайно.
И нажал на курок. Кровь брызнула на иконы. Тело женщины с глухим стуком упало у кровати.
Ибрагим молча наблюдал за расправой. Максим кинул ему горячий ствол.
- Я за машиной. Спускайся вниз, скажи деду, чтобы собирал девчонок - в больницу поедем. И так всю конспирацию к чертям порушили.
* * *
Коновалец услышал стрельбу, и по его приказу группа вышла к дороге, чтобы в случае чего прикрыть отступление своих товарищей или же отбить их. Когда он обнаружил в угнанной машине четверых гражданских, он пришел в состояние бешенства.
- Срыв операции практически неминуем! - орал он, - Вы забыли, что мы находимся на вражеской территории? Вы понимаете, что после того, что вы там устроили нам нужно немедленно уходить? Немедленно! На чем прикажете?! Может быть, у вас автобус есть? Или, к примеру, вертолет?
- Господин военный! - подал голос дед. - Автобуса нет, но фура есть.
- Фура? - Коновалец заинтересованно поднял брови.
- Фура. Большая. - дед показал руками, - Уже неделю стоит у Нестора Павловича покойного на заднем дворе, на лесопилке. Архаровцы его на шоссе фуру вроде как с лекарствами и провиантом для местной военной части взяли.
- Украли что ли?
- Ну. Солдатиков закопали тихонечко, а фуру привезли и у нас поставили.
- Показывай, дед. За бабами тут присмотрят пока. Вон целых две няньки. - Коновалец указал на Ибрагима и Максима.
* * *
Через час фура рычала двигателем у дороги и в нее запрыгивали бойцы.
- Смотри-ка - патроны! Гранаты!
- Хороши "продукты"! Тут на повоевать от души хватит!
Ибрагим глянул в прицеп фуры.
- Похоже, крестник Москвича как раз собирался расширять штат. Вовремя мы зашли. Упокой Господи его, паскуду, с миром.
Спецназовцы постелили на пол фуры и на ящики походные пенки и спальники, чтоб сильно не трясло, а гражданских, вместе с заботливо укутанными в утащенные из дома Нестора Павловича одеялами девчонками, положили на заднее сидение "Нивы".
За руль фуры сел Соловей, за руль "Нивы" посадили Ибрагима. Рядом сел Максим. Коновалец обошел колонну, осмотрел все, попинал колеса и остался, как всегда, недоволен. Залез в фуру, погрохотал там чем-то и вылез с двумя армейскими АН-94 и двумя пистолетами Ярыгина. Бросил их Максиму на колени.
- Под ноги положи. На всякий. Перед въездом в город - сдашь обратно.
- А почему Ибрагиму "Шизу" нельзя?
- Потому, что "Шиза" - оружие спецназа. Нехер светить, что тут спецназ ездит. Понял?
- Понял.
Коновалец наклонился к Максиму и тихо, так, чтобы бойцы не слышали, сказал:
- Ну, ты так, ничего оказался. Не полное говно. Но надо было пользоваться "Вулом", чтобы тихо все было.
"Не полное говно" посмотрел Коновальцу в глаза и спросил:
- Еще не жалеете, что винтовку испортили?
- Не борзей. Снайпер спецподразделения из тебя все равно никакой. Выдержки нет. Из всех твоих талантов видно пока только то, что везучий и к людям в доверие хорошо входишь. А это - уже немало. Будь доволен. Ладно - все. Побазарили и хватит. Рации в уши! - крикнул он - По машинам!
Когда машины уехали, из домов в деревне стали выбираться люди. Заходили в дом Нестора Павловича, выходя, качали головами и цокали языком. Крестились. А еще через пятнадцать минут дом Нестора Павловича ярко полыхал.
* * *
До Новосиба было примерно два часа дороги. Через полчаса, когда с колейной выехали на грейдер Ибрагим спросил:
- Дед! Ты зачем у Нестора Какеготамовича, собак отравил?
- Он их вечером из клеток выпускает, чтоб дом сторожили. А забор-то - низкий! Они ко мне и повадились. Сначала кур подавили, потом в свинарник залезли. Я и к нему ходил и к супруге. Так, говорю, и так - потрава у меня. А они мне: забор, надо, говорят выше делать. А сам мне все: продай, мол, свой участок. Мне, говорит, надо. Я его куда подальше. Не побираться же идти? Забор поставил, так его чучмеки в тот же день его трактором протаранили. Я опять к нему. В суд, говорю, подам. А он говорит: будет тебе сейчас суд, как будто у государства других дел нет. Ну, я и согрешил. Пришли они ко мне, вдарили раз-другой, а я, старый дурак, им говорю: внучек бы постеснялись - они ко мне из города приехали, все людям расскажут. Вторую ночку уже мучились, когда вы пришли.
Старуха очнулась. Затрясла головой, завыла, начала колотить себя руками по лицу. Била не притворно - сразу потекла кровь. Дед обхватил жену руками, прижал к себе.
Ибрагим сжал кулаки.
- Лучше бы продал землю и бежал пока ноги целы, чем такое.
- Куда бежать? - горько спросил Максим. - В России дальше Сибири не убежишь.
- А не в России?
- Да примерно то же самое, только с местным колоритом. Вместо бороды - ковбойская шляпа. А так - то же самое.
* * *
Милиции на дороге видно практически не было. Зато были военные. Много военных. По дорогам шли авто и такнковые колонны, катились БТРы и БМП. Номера на фуре по приказу Коновальца поменяли, но оставалась возможность нарваться на кого-то, кто знает машину "в лицо". Само осознание этого раздражало Коновальца, и он срывал свое раздражение на бойцах. Правда, в этот раз он держался в рамках традиций. Но извел все равно всех.
Когда подъезжали к городу, бойцы от него уже на стенку лезли. И отданную по рации команду сворачивать с шоссе, встретили радостным воем. Через полчаса они с гиканьем вылетели на травку. Мошка жрала нещадно - никакой репеллент не спасал, но это было лучше, чем находится в трясущемся помещении вместе с бешеным майором.
- Лагерем не становиться не будем! Размечтались!
Майор собрал всех и объявил высокую волю: Ибрагим с Максимом и Щеглом идут в город, выполнять основное задание, остальные разделяться на две группы, каждая из которых будет ждать на выходах из города на подхвате. Вторая по пути забрасывает деда с семьей в какую-нибудь больницу по приличнее. При отходе группы соединяются.
Учитывая, что вокруг царил полувоенный бардак и хаос, идти надо немедленно пока не произошло опять что-нибудь. От щедрот Коновалец дал на отдых целых полчаса, а затем пинками загнал Ибрагима с Максимом в "Ниву".
В последний момент к машине резво подбежал дед.
- Внучки! Вы если что - на улицу Героев России заезжайте. Дом пять, квартира четырнадцатая. Там дочка моя. Скажите, что Михаил Егорыч прислал. Я, то есть. Скажите, что все хорошо у нас, живы, здоровы.
- Да уж куда здоровее-то. - хмыкнул Ибрагим. - Спасибо дед. Пока.
- Вам, вам спасибо, внучки! - крикнул дед и попытался поцеловать Ибрагиму руку, которую он свесил из окна дверцы.
От неожиданности Ибрагим нажал на газ, машина двинулась задним ходом, и дед упал. Поднялся и еще какое-то время шел за машиной, махая рукой и почему-то улыбаясь.