– Разбойники, говоришь? Чем же странствующий нищий монах мог заинтересовать разбойников? Ты лжешь мне, бон? – Торговый мастер пристально посмотрел на монаха.
Монах отрицательно закрутил головой.
– Нет, господин старший торговый мастер… Это были дезертиры из армии герцога. Они отобрали мои пожитки, хлеб, соль и воду…
Мужчина за столом добавил в лист еще несколько закорючек и поморщился:
– А на руках у этих дезертиров было по четыре пальца, каждый с огромным когтем на конце, да? Я повидал на свете столько ран, бон, что уже давно могу безошибочно определить, отчего появился тот или иной шрам… Мне плевать, зачем ты выгораживаешь лесного зверя, которому ты по всей видимости был предназначен на обед, но мне не плевать на то, что ты лжешь. Три удара плетьми… Впрочем… Нет. – Он исподлобья глянул на монаха и добавил еще запись, – И пока остановимся на этом… В следующий раз, если я узнаю, что ты солгал – пойдешь на корм двурогам. Вот свиток с твоими обязанностями перед Великим Торговым Домом, бон. Отправишься немедля на третью пристань и разыщешь там Виктора Боссала, торгового мастера. Ты будешь работать у него в команде, твоя плата – восемь медных колец в неделю. Из них два кольца будут удерживаться в казну Великого Торгового Дома, одно кольцо – в казну клана Диагур, и еще одно кольцо ты будешь отдавать своему торговому мастеру, в знак благодарности за обучение. Пока кто-нибудь из женщин не выберет тебя в мужья – будешь платить каждую луну по пять монет в казну клана. Еще по пять колец будешь платить, пока не обзаведешься наследником. Это твоя плата Великому Торговому Дому. В свое свободное время ты можешь заниматься проповедями, мне плевать, но не забывай выполнять свой долг. У каждого подданного Великого Торгового Дома есть долг. Я бы тоже предпочел сейчас вести свой корабль через бушующие волны, а вместо этого занимаюсь распределением таких вот ублюдков, как ты… Ты понял меня, бон? Впрочем, если ты проявишь себя как настойчивый и усердный подданный, твоя ставка увеличится, и когда-нибудь, возможно, я с радостью приму тебя в свою команду. А теперь проваливай… Хотя… – Торговый мастер с брезгливо осмотрел изувеченное лицо и руки монаха, и добавил, – С тебя капает какое-то дерьмо… Поэтому сегодня ты можешь бесплатно посетить нашего лекаря. Он даст тебе нужных мазей. Все, пошел вон! Давайте сюда следующего подонка…
Глава 25
Город был сер, уныл, хлопал рваными полотнищами навесов, скрипел несмазанными дверями и отвратительно вонял гарью и тухлятиной. На встречу Аттону, укрываясь от моросящего дождя плетеными циновками, брели понурые крестьяне, возвращающиеся с рыночной площади. Они вели под уздцы низкорослых мохноногих оленей, запряженных в скрипящие телеги. Стражники в дешевых кольчугах прятались под навесами, щипали за ляжки проходящих мимо крестьянок и пили пиво.
Аттон понял, что за ним следят, как только миновал городские ворота. Он не стал спешиваться, а продолжил свой путь по узким улицам верхом, покрикивая время от времени на зазевавшихся. Те, кто следил за ним, быстро перемещались в толпе, но явно не поспевали, и вскоре отстали. Но тем не менее, Аттон был на стороже. Он вглядываясь в лица встречных, отмечал всякое движение рядом, и когда нужная ему улица привела к древней, глубоко осевшей в землю корчме, он уже знал, что двое оборванцев, громко выясняющих отношения в переулке – на самом деле быстрые и довольно умелые воины, а старуха, копающаяся в груде воняющих отбросов, вовсе не нищая, искривленная болезнью пожилая женщина.
У самых ворот корчмы он спешился, привязал лошадей и огляделся. Бродяги по-прежнему, громко выкрикивая, таскали друг друга за грудки, а старуха, что-то невнятно бормоча, все глубже зарывалась в помойку. Аттон наклонился, поднял с земли приличного размера камень, и что есть силы запустил в горбатую спину, и тут же бросился вперед. Старуха громко всхлипнула и повалилась носом в грязь. Аттон, держа наготове боевой нож, уже стоял над ней. Он перевернул смердящее тело на спину одним движением. Из-под тряпок на него со страхом смотрели молодые серые глаза. Аттон легко ткнул острием в туда, где должно было быть горло, и почувствовав затылком движении за спиной, мгновенно вытащил меч и не глядя выбросил назад руку. Позади кто-то зашипел от боли. Аттон, не опуская ножа, медленно повернул голову. Острие меча упиралось в грудь одному из бродяг. Он стоял на цыпочках, выпучив от боли глаза и кусая губы. Рядом с ним, держа правую руку под обносками и растерянно моргая, топтался второй бродяга. Аттон молча убрал оружие и осмотрелся по сторонам. В окнах домов уже мелькали бледные овалы любопытных лиц.
– Вы плохо выполняете свою работу, парни. Я мог бы вас убить… – Аттон сделал паузу и смерил своих соглядаев презрительным взглядом. Молодой воин, изображавший старуху, пошатываясь поднялся, прижимая руку к горлу. Двое бродяг осторожно попятились назад.
– Проваливайте, и доложите тому, кто вас послал, что я прибыл, и дайте знак тем вонючкам, что прячутся на крышах с луками, чтобы проваливали, иначе я рассержусь и повыбиваю из них все дерьмо…
Аттон неторопливо направился к лошадям, наблюдая, как двое бродяг немедленно бросились наутек, и тут же растворились в подворотнях. Тот, что был старухой, сбросил на землю тряпки и фальшивый горб, и оказался невысоким плотным юношей, в приличных кожаных доспехах и дорогих тяжелых ботинках. Аттон, усмехаясь про себя, посмотрел, как парень ковыляет к входу в корчму, и крикнул:
– Эй, подожди!
Парень остановился и нехотя обернулся. Аттон порылся в кармане, нашел медную монету и подкинул ее на ладони.
– После того, как сообщишь своему хозяину, возвращайся. Постережешь моих коней, а заодно насыплешь им овса. Овес вон в тех торбах. Надеюсь, это можно тебе доверить? – Аттон улыбнулся и положил кольцо на седло. – Это твоя плата, если ты не хочешь, конечно, что бы я отрубил тебе пальцы на память о нашей встрече…
Глава 26
"Когда в твой дом среди ночи, потрясая оружием и факелами врываются мрачные молчаливые фигуры в черных плащах, это означает только одно – наконец-то ты понадобился этой империи. Жуткий монстр государственной власти обратил на тебя свой всевидящей взор, и далее уже не особенно важно, вернешься ли ты утром домой в холодную постель, дрожа от ужаса и отвращения за содеянное, и прижимая к груди мешочек с мелкими монетами, или сгинешь в казематах башни Всевышнего Милосердия, пытаясь доказать свою невиновность и непричастность. Все это будет неважно. Отныне ты будешь всего лишь смазкой для этого механизма подавления…"
Виктория, поеживаясь от холода, поднималась по узким ступенькам вслед за своими конвоирами. Ей не дали толком одеться, она едва успела накинуть на плечи шерстяной плащик и подцепить узкий пояс, и сейчас страдала от промозглой сырости. Все остальное ее волновало очень мало – она давно была готова к такому варианту развития событий, ей лишь немного было жаль своих телохранителей, однако их смерть дала ей чуть-чуть времени, и Виктория успела укрыть наиболее ценные для нее вещи в тайник, обнаружить и вскрыть который будет очень непросто.
Поднимающийся сзади солдат иногда беззлобно подталкивал ее в спину, прикосновение его ледяной ладони было очень неприятно, поэтому Виктория старалась не задерживаться в узких проходах, несмотря на то, что подъем освещался лишь коптящими факелами, развешенными на стенах через равные промежутки, а ступеньки под ногами были отвратительно скользкими. Иногда то тут, то там в мерцающем свете факела можно было увидеть толстые прутья клеток, перегораживающих проходы, и бледные пятна лиц, провожающих их процессию черными провалами глаз.
Виктория имела некоторые представления о внутреннем устройстве Башни Милосердия, а потому предполагала, что ее ведут в комнаты для "легких" допросов, расположенные на самом верху, в то время как пыточные располагались в подвалах башни. Тем не менее, она ни в коем случае не обольщалась, и готовилась к самому худшему. При всем при этом она была совершенно спокойно, тут уж сказались годы, проведенные под постоянной угрозой ареста, и теперь она даже чувствовала какое-то облегчение. Сейчас ее больше волновало другое – она не выполнила главную цель, к которой шла все эти годы, а теперь она могла сгинуть, так и не достигнув, того к чему так долго стремилась.
Наконец, конвой остановился у невысокой железной двери. Один из солдат, подсвечивая себе факелом, отодвинул хорошо смазанные засовы и открыл дверь. Викторию ввели в совершенно пустую, теплую, на удивление сухую и опрятную комнату без окон, стены которой были даже побелены. Впрочем, кое-где Виктория заметила тщательно затертые темные потеки. В противоположной стене была такая же низкая железная дверь с засовом. Один из солдат прошел к двери и несколько раз постучал. Открылось маленькое окошечко, блеснули глаза, вслед за этим дверь приоткрылась и в комнату, низко пригибаясь, проник пожилой толстый тюремщик, в старом обтрюханом мундире. Он молча оглядел Викторию с ног до головы, презрительно фыркнул в нечесаные бакенбарды и указал солдатам на дверь.
– Принесите стол и стулья.
Солдаты молча втащили низкий стол и два грубых табурета, с небрежно намалеванными белой краской номерами. Они установили стол посреди комнаты, и тюремщик, изобразив галантный жест, указал Виктории на табурет. Виктория молча уселась, сложив руки на коленях, и на всякий случай зло произнесла:
– Я требую объяснений!
Тюремщик широко улыбнулся, продемонстрировав остатки гнилых зубов, и обратился к солдатам.
– Все свободны. Связывать девушку нет никакой необходимости, она из благоразумных. Ее ждет долгая беседа, а потому – отправляйтесь вниз, в казармы, и ждите когда вас вызовут.
Солдаты молча развернулись и вышли, оставив их наедине. Тюремщик, глядя на Викторию сверху вниз, задумчиво почесал бакенбарду и проговорил, как будто самому себе:
– И что же такого совершила эта славная госпожа? Очень, очень интересно… Какая восхитительная кожа… Я думаю, что наш гранд-палач подберет этой коже замечательные оттенки… Я бы пришел посмотреть на это, даже пропустив ежедневное посещение таверны. Впрочем, о чем это я? С госпожой хочет побеседовать одна о-о-очень важная персона. Возможно, что после это беседы палач так и не дождется это милое тело в своей замечательной пыточной камере.
Виктория молча смотрела ему в глаза, и думала о том, что у такого грузного, обильно потеющего человека должна быть масса тяжких недугов, и что скорее всего он очень скоро умрет, от удара или от разрыва печени, изъеденной алкоголем.
Тюремщик, пятясь задом и не сводя с Виктории масляных глаз, добрался до двери, тихонько постучал и отошел в сторону. Дверь медленно открылась и в комнату, едва не сложившись вдове, прошел очень высокий, мощного телосложения мужчина в новом генеральском мундире. У порога он выпрямился, тщательно разгладил густые черные усы и внимательно посмотрел на Виктории стальными беспощадными глазами. Под этим взглядом Виктория внутренне вздрогнула и почувствовала, как ее от пяток и до самых кончиков волос ее наполняет неприятное вязкое чувство страха. Она немедленно взяла себя в руки и расправив по плечам прямые волосы, учтиво улыбнулась и произнесла с вызовом:
– Ну, наконец-то, я вижу истинного виновника этого безобразия. Сам генерал Селин, собственной персоной! Кто еще может стоят за этим? Убить охрану, поднять среди ночи бедную женщину, протащить ее чуть ли не голышом через весь город под конвоем до зубов вооруженных солдат, на потеху бродягам и пьяницам… А знаете ли, господин генерал, что произойдет завтра, когда герцог Альфина не обнаружит у изголовья своего ложа букета бернальских венцалий, заказанных им для того чтобы найти примирение со своей молодой женой? И ваша, супруга, между прочим, тоже останется без бюртских тюльпанов и желтых лилий… У меня могущественные покровители в этой Империи, генерал. – Виктория, наконец, справилась со своим страхом и с вызовом посмотрела Селину в глаза.
Генерал что-то раздраженно буркнул толстяку и тот немедленно исчез за дверью. Селин прошел через комнату и уселся напротив Виктории. Табурет жалобно скрипнул под его весом. Генерал сипло задышал, раздувая ноздри, его мужественное лицо пошло пятнами, было заметно, что Селин изо всех сил старается сдержать себя.
– Помолчите, госпожа Виктория, окажите мне любезность…
Виктория прикусила кончик языка и опустила глаза.
– У меня есть слишком серьезные обвинения против вас, и даже если все цветы этой империи завянут к джайлларским свинам, я могу сделать так, что вы немедля отправитесь по этой лестнице вниз, туда где вам подробно объяснят, как надо держать себя в присутствии начальника охраны престола и все остальное тоже. И я почему-то думаю, что встреча с гранд-палачом Картавым Дорино, пойдет вам только на пользу. Итак?
Виктория грустно улыбнулась и смиренно произнесла.
– Прошу прощения, генерал. Я готова вас выслушать…
Селин опять расправил усы, словно собираясь с мыслями и неторопливо начал:
– Вы удивительная личность, госпожа Виктория, в девичестве Димей, а по мужу – Пита. Возможно вас удивит, насколько много нам известно о вашей жизни. И до того, как вы приехали в Вивлен, и во время вашего пребывания в столице. Могу заметить, что вами интересовался еще старый канцлер, упокойся его душа у ног Иллара. Точнее скажем, Россенброк более интересовался вашим отцом, Стефаном Димеем, по прозвищу "Серый". Великим целителем и ученым, сожженном на костре Истребителями Зла, по обвинению в ереси. Можете мне поверить, что старый канцлер очень хотел спасти вашего отца, но, к сожалению, не успел. Мне известно, что Тайной Канцелярией была организована операция для его спасения, но инквизиция опередила их. Впрочем, вернемся к вам. У Стефана не было учеников, не было сына, которому он мог бы передать свое мастерство, и он не доверял своей единственной дочери. Не так ли?
Виктория мрачно усмехнулась и ответила:
– Вы затронули старую рану, генерал и причинили мне сильную боль. Быть может вам лучше пытать меня?
– О… Я слышу от этой женщины странные слова… Впрочем, не буду извинятся. Несмотря на то, что ваш отец так и не стал вас учить, вы помогали ему во всем и вопреки воле отца, стали настоящим лекарем. Пожалуй, можно без преувеличения сказать, что во многом вы превзошли своего отца. При всем своем, казалось бы, презрительном отношении, старый Димей, тем не менее, любил вас. Очень. И почувствовав, что над его головой сгущаются тучи, отослал вас в Маэнну, выдав замуж за одного из преподавателей университета. Истребители Зла жестоко расправились с вашим отцом, а в Маэнне вам запретили практику под страхом каторги. Женщина-врач была никому не нужна. Но вы не прекращали лечить людей, совершенствую свои навыки. Вы начали новую, двойную жизнь – вы помогали покалеченным преступникам, поднимали на ноги смертельно раненых убийц, грабителей и контрабандистов. Вас с радостью принял в свои объятья Тихий Дом. Ваш муж, господин Пита, после свадьбы прожил недолго, всего два года и оставил вам приличное состояние, и вы отправились в столицу, преследую какую-то свою цель. И я кажется знаю, что это за цель. Вы желаете смерти епископу Корраде, который собственноручно пытал вашего отца, и для которого смерть Стефана Серого стала толчком для продвижения по церковной лестнице наверх, не так ли?
Виктория посмотрела на генерала и утвердительно кивнула. В ее глазах стояли слезы. Селин задумчиво покачал большой головой и продолжил:
– Вы совершили много преступления против короны, госпожа Виктория. Вы помогали преступникам, подкупали государственных чиновников, убивали, в конце концов… Вы расчленяли трупы для своих опытов и экспериментов, и вели запрещенную практику. А вивисекция, напомню вам, это одно из самых страшных преступлений в этой Империи. Я отправлял людей на эшафот за гораздо более мелкие прегрешения.
– Вы действительно очень много знаете обо мне, генерал. Не подскажете, кто источник такой обильной информации?
Селин усмехнулся в усы и прищурил глаза.
– Я могу назвать много имен, но не вижу в этом смысла. Вы предавали за деньги и информацию Тихий Дом, они же спокойно предавали вас. Весь этот мир, к сожалению, держится на лжи и предательстве.
– Я не верю, чтобы Дочь Мантикоры предала меня…
– А… Склочная толстая ведьма… Могу вас успокоить, госпожа Виктория, это не она, несмотря на то, что вы едва не пожертвовали ее родным сыном для каких-то своих целей. Возможно, что когда-нибудь вы мне поведаете зачем вам понадобилось стравить наемников из Падрука с вивленским Тихим Домом… Но, в Тихом Доме Вивлена есть и другие силы и течения. Вам знакомо имя Гларум?
– Соленый Боб? – Виктория удивленно подняла брови, а затем, совершенно против своей воли глянула на свое плечо. Селин заметил это и усмехнулся.
– Он не успел принять яд. В охране престола служат отнюдь не дураки, госпожа. Кстати, Гларума вы тоже обманули. То, что горбун носил за лацканом, ядом вовсе и не было, не так ли? Это средство должно было парализовать его горло и язык, и не дать ему сказать лишнее, но вовсе не убить. Так вот, Гларум много рассказал нам о вашей деятельности…
– Он жив?
– А вас это так беспокоит? – Селин невозмутимо пожал плечами, – возможно, это как-то связанно с вашей местью? Меня очень интересует этот вопрос, по причинам государственного характера, если это как-то связано с епископом Коррадой.
– О да… Коррада один из тех, кто стоит между нашим Императором и его будущей женой… И конечно же, он очень мешает престолу… – Виктория, вытерла краем накидки глаза и сосредоточенно посмотрела на генерала. Селин понимающе кивнул и заметил:
– Да, в информированности и умении разбираться в обстановке вам не откажешь… Но, об этом мы возможно поговорим в другой раз. Сейчас речь пойдет о другом. – Он внимательно посмотрел на Викторию. – Сейчас речь пойдет о ваших преступлениях перед короной и о ваших профессиональных навыках.
– Мои преступления вы уже перечислили, генерал. О каких навыках пойдет речь? Я замечательно умею продавать цветы…
– Не сомневаюсь. К тому же, вы прекрасный врач, госпожа Виктория. Пожалуй, лучший лекарь на просторах Лаоры. Я бы не раздумывая доверил вам свою жизнь и жизни близких мне людей. Вы действительно умеете лечить, знаете откуда приходят болезни, как срастаются кости, и как функционируют беспорядочно разбросанные внутренние органы. И сейчас эти ваши знания нужны Империи.
– Всей?
– Нет, что вы… Нужен лекарь для одной очень важной госпожи, от состояния здоровья которой зависит, в какую сторону будут повернуты копья имперских арионов в ближайшие годы. – Селин закончил, и поглаживая усы уставился на Викторию.
Виктория напряглась всем телом, и медленно выдохнув через нос, осторожно спросила:
– Возможно, речь идет о здоровье будущей императрицы?
– Да.
– Это связано с осложнениями проходящей беременности?
– Да.
– А если я откажусь?
Селин некоторое время молчал, затем низко опустил голову и глядя из-под черных бровей в глаза Виктории, негромко проговорил:
– А у вас всего два выхода, госпожа Виктория. Либо вы выходите вместе со мной через вон ту дверь и приступаете к лечению королевы, либо вы через дверь за вашей спиной спускаетесь вниз, на продолжительную экскурсию по закромам Картавого Дорино. Никаких других вариантов не будет.
Виктория спокойно выдержала взгляд генерала и без раздумий ответила: