"Долина Смерти" загадочного В. Гончарова (1925) - классический роман в жанре "красного Пинкертона". Хладнокровный английский шпион, дьякон-расстрига, "контрик"-гипнотизер и его подпольная армия, сумасшедший изобретатель и супермен-рабфаковец с удостоверением чекиста и револьвером в кармане
- вся эта пестрая компания охотится в романе за фантастическим м смертоносным веществом, переживая по пути головокружительные приключения.
Содержание:
ГЛАВА ПЕРВАЯ 1
ГЛАВА ВТОРАЯ 2
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 3
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 4
ГЛАВА ПЯТАЯ 5
ГЛАВА ШЕСТАЯ 6
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 7
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 9
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 11
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 12
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 14
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 16
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 18
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 20
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ 23
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ 25
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ 27
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ 30
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ 33
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ 36
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ 37
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ 40
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ 41
От издательства 44
Виктор Гончаров
ДОЛИНА СМЕРТИ (Искатели детрюита)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В Москве, на Никитской, стоит церковка имени "святого" Полувия. Церковка - ветхая, в землю вросшая, покривившаяся к восходу. Может быть, ей 200, может - 300 лет. Но благочинный клялся, утверждая, что ей, по крайней мере, с тысячу будет, и приводил неоспоримые к тому доказательства, ссылаясь на свидетельства равноапостольных Кирилла и Мефодия. Студенты, на дворе церковном, в домике маленьком дьяконском жившие, ни благочинному, ни "равноапостольным" не верили, великомученика Полувия иначе не называли, как святым лодырем. И никто, - даже дьякон - человек образованный в высшей степени: Дар-вина-безбожника (что человека от обезьяны произвел) читал, даже дьякон не верил. А дьяконица - особь смешливая - только хихикала, приседая, когда молодежь разнузданно проезжалась насчет сомнительных древностей церкви. Значит, и дьяконица не верила.
Но не в этом дело. И не в том, что двор церковный осенялся тысячелетней благодатью святого лодыря Полувия почему-то, а не Епифания, Германа или Савина, хотя все они имели одинаковые на то права, будучи лодырями в одинаковой степени и даже записанными в календаре на один и тот же день -12 мая. Дело не в этом.
Поп умер в октябре, в тот самый миг, когда увидал бесчестие, совершенное над Полувием матросом неким - при трех бомбах, с револьвером и винтовкой. Дьякон остриг волосы и залез в Наркомпрос - в рассыльные и регистратуру, дьяконица - там же - осела на входящем-исходящем. Но все-таки и это нас мало интересует: все это - историческая справка, не более и ни менее. Вот поговорим о студентах. Что касается Левки, то и его мы оставим в покое: он вышел в тираж в разгаре гражданской войны, записавшись в "славные" рати генерала Корнилова и погибнув там смертью "славных" от большевистской пули. Другое дело - Митька. Митька Востров. Общим у них было то, что, будучи медиками, оба они с революцией свихнулись: медицину забросили и занялись "черти-чем", как говаривал дьякон. Левка, как было сказано выше, поступил в Добрармию, но не врачом, а пулеметчиком, и окончил жизнь свою вышеупомянутым образом; Митька же сделался изобретателем, причем, в противность другу своему, изобретателем красным. Благодаря мощной, от папеньки-грузчика унаследованной, комплекции и благодаря изворотливости, переданной ему матушкой, мещаночкой города Тулы, только благодаря этим двум наследственным качествам, он не погиб в революционной распре, а когда боевая волна схлынула, непонятным образом застрял на том же дворике церковном, под сенью св. лодыря Полувия, в обществе дьякона-расстриги и смешливой дьяконицы - исходящей-входящей. За революцию он приобрел солидность, и звался теперь не Митькой, а Дмитрием Ипполитовичем. Больше ничего не приобрел - ни во внешности, ни во внутреннем содержании. И как жил в дьяконском домике - уныло и скромно, неизвестно на что существуя и остро не выражая симпатий ни красному, ни белому цвету, так и продолжал жить. Только род занятий окончательно переменил.
Раньше зубрил - неистово и упоенно, для полноты эффекта уши гигроскопической ватой затыкая: за тонкой стеной дьякон, дьяконица и околоточный надзиратель азартно дулись в преферанс. Ссорился с Левкой по поводу очереди в гастрономическую лавку - за колбасой и булкой; аккомпанировал ему на гитаре лунными вечерами, когда тот меланхолически дергал мандолинные струны. Боролся с геморроем, эволюционно-упорно, по Дарвину, одолевавшим его.
Теперь - покупал колбы, реторты и тигеля: портил предохранительные пробки, сжигал электрические провода, в домике устраивал взрывы и пожары, - одним словом, изобретал и изобретал крепко.
- Вы мне, Димитрий Ипполитыч, квартиру портите, - внушительно гнусавя, замечал дьякон-расстрига, по привычке проводя рукой под подбородком, как бы оправляя бороду. - Вон вчера пол даже прожгли… Ин дырка какая!.. Чем это вы, ну-ка?..
Дырка, действительно, глубоко пробуравливала тесину пола, и оттуда веяло холодом.
- Вентиляцию, что ли, устроили?..
Дьякон не был лишен юмора, но любил казаться мрачным и недовольным. На самом же деле, он всегда с большим любопытством следил за опытами несообщительного квартиранта, и когда ему удавалось, на уголке дивана при-курнув, поймать одну-другую нечаянно вслух выраженную мысль изобретателя, - большего ему и не требовалось. В последнее время, впрочем, квартирант сделался более сообщительным и оживленным, в особенности после порчи пола. А сегодня он даже эдакое ляпнул:
- Я, Василь Василич, скоро буду знаменитостью…
- Ждем, ждем этого… Очень долго ждем… - поспешно отвечал дьякон, надеясь на продолжение разговора и, тем не менее, делая ехидную гримасу.
- Да, Василь Василич, - продолжал изобретатель, не отрываясь от ступки и поэтому не замечая язвительного лица собеседника. - Да, Василь Василич, мой детрюит вчера увидел свет… Если бы я догадался принять заранее кое-какие меры, он не ушел бы в подполье…
- Гм… В подполье? Так это детрюить наделал!
Дьякон изменился в лице в сторону некоторого почтения к изобретателю, встал с дивана, кошачьими шагами обходя знаменательную дырку, и осмотрел ее уже не с точки зрения порчи комнаты.
- Вот так детрюить! о-о!..
Но Митька снова замкнулся, и ему ничего более не оставалось, как, повертевшись для фасона вокруг да около, идти к дьяконице играть в "пьяницы".
- Слышь, Настасья, Митька-то детрюить изобрел!
- Детрюить?! И-хи-хи-хи-хи!..
- Ну и дура!.. сдавай, что ль…
Насквозь просаленные карты шлепались жирно, росли горкой. Хихикала дьяконица, привычно оставляя благоверного в "пьяницах"; насупился дьякон… И уже подошло время - вскочить ему в ажитации, кулаком смахнуть карты-блины на пол, в сердцах выдохнуть: "Жульничаешь, Настька!.." Не успел…
Трррах-тах-тах!!! Хлопнули двери, напором взрыва разброшенные, посыпались, звеня, склянки…
- Господи Сусе Христе! - вымолвил дьякон, затылком приложенный об пол.
- У Митьки это… - побелевшими губами выдавила из-под стола дьяконица.
Бледный, с мокрым лбом, с прилипшими к коже волосами стоял изобретатель в своей комнате, у развороченной стены, посреди брызг стекла, опрокинутых тигелей, порванных проводов. Сочилась кровь из пальцев руки и щеки. Тем не менее, лицо его было снисходительно-довольным, и не на разрушение смотрело оно. Тонкая металлическая палочка с свинцовой головкой-шариком в окровавленных руках изобретателя и дьякона отвлекла от требуемых катастрофой вопросов, заставив забыть о тупой боли в затылке и проворковать, осторожно просовывая голову в дверь:
- Изобрели, Димитрий Ипполитович?..
А дьяконица, заглянув через плечо супруга, всплеснула руками и выдала себя:
- Боже мой, Митя, да ты ранен!..
Перевязанный во всех направлениях, не выпуская палочки из рук, сидел Дмитрий Ипполитович в покоях дьяконских. Уже хихикала легкомысленно дьяконица, прислонив голову к косяку двери. Лебезил дьякон, угощая печеной картошкой счастливого изобретателя. А тот, возбужденный событием, разряжался от долгого молчальничест-ва, но и картошку не обходил молчанием:
- В периодической таблице элементов… сыровата картошечка-то…
- …Положите ее… вот другая, поджаристая…
- …Элементов профессора Менделеева… эта ничего… в 1-ой группе ю-го ряда 87-ой порядковый номер не был заполнен, пустовал… По одну сторону его находился недавно открытый - наверно, вы слышали? - радий, по другую - эманация радия… Радий - 88-ой номер, эманация - 86-ой… А на месте 87-го ничего не было… Можно еще?..
- Пожалуйста, Димитрий Ипполитович…
- И-хи-хи-хи… какой хитрый!..
Изобретатель негодующе сверкнул раскосыми глазами в сторону дьяконицы и продолжал:
- … 87-ой номер пустовал… Но это не значит, что не были известны свойства того элемента, который должен был занять со временем пустующее место. Они были известны, представьте себе! Так часто бывало: сначала открывали свойства элемента, потом и самый элемент… Так и здесь.
Можно было, не зная еще, что за элемент скрывается под номером 87-ым, можно было установить: какими свойствами он обладает… благодарю вас… В той группе, к которой относится номер 87-ой, находятся благородные металлы: золото и серебро, затем другие металлы - тоже не совсем обыкновенные… Отсюда я вывел заключение, что и в пустующем номере должен находиться не совсем обыкновенный металл, понимаете?..
- Так-так-так-так… кушайте-кушайте…
- …Благодарю вас. Сыт по горло. Не лезет… Впрочем, еще одну можно… Было еще другое соображение, которое заставило меня придать искомому элементу необыкновенные свойства… Вы знакомы с радиоактивностью?..
- Так-так-так…
- …В десятом ряду периодической таблицы все элементы - радиоактивные, начиная с урана, который является прародителем радия, и кончая эманацией, все выделяют из себя мельчайшие частицы, обладающие удивительными свойствами. В качестве примера, наиболее яркого, возьму радий. Он испускает из себя альфа-частицы и бета-частицы, - это как бы лучи, исходящие из его массы. Альфа-частицы обладают скоростью, в 20000 раз превышающей скорость пули, выпущенной из современной винтовки. Бета несутся еще быстрей… Если бы не существовало препятствий, бета-частицы могли бы в течение одной секунды облететь вокруг земли семь раз… Благодаря своей чудовищной скорости, эти частицы оказывают разрушительное действие на тела, попадающиеся им на пути. Так, например, на коже человека радий вызывает глубокие язвы. Некоторые же другие тела совершенно разрушаются под влиянием бомбардировки со стороны частиц радия… Вот тут я перехожу к открытому мною детрюиту…
На основании того, что рядом с 87-ым номером в периодической таблице помещается 88-ой - радий, я предположил в искомом элементе (87-ом) свойства, похожие на свойства радия, но только еще более интенсивно выраженные… И мои предположения блестяще оправдались. Чему доказательством дырка в полу и развороченная стена, которые, надеюсь, вы видели…
- Так-так-так-так…
- Вначале я думал, что не смогу удержать его в руках, так как никакие тела не выдерживали бомбардировки со стороны его частиц… Но потом нашел, что свинец - единственный изо всех металлов - великолепно противостоит действию детрюита… В свинцовый шарик, как видите, я и заключил свой бунтарский металл…
У дьякона блеснули глаза. Дьякон плотоядно облизывал губы, что-то соображая.
- Димитрий Ипполитович, - начала дьяконица робко, а потом зафыркала, - как же это вы им стену-то разворочали?..
- А очень просто, - отвечал изобретатель, любовно поглаживая свинцовую головку, - когда он вполне остыл, я открыл крышечку шарика, но не принял во внимание, что отверстие слишком широко… Поток частиц вырвался оттуда и произвел это разрушение… Теперь я отверстие сузил; луч, исходящий из шарика, в диаметре равняется маковому зернышку, и теперь он не производит такого грома и разрушения… Хотите - попробуем?..
Дьякон в ужасе метнулся в другую комнату. Дьяконица оказалась менее боязливой, потому что ничего не понимала.
- Да вы не пугайтесь… это пустяки… - успокаивал изобретатель.
- Хороши пустяки, - отозвался дьякон, просовывая в дверь встревоженную физиономию. - Пустяки, ну-ка?..
Дмитрий Ипполитович подошел к открытому окну, осмотрелся по сторонам и направил шарик на купол ссутулившейся церковки. Прицелился и открыл отверстие. Тонкий пронзительный свист прорезал неподвижный, упоенный солнцем воздух. Крест на куполе дрогнул, качнулся и рухнул вниз… Одновременно звякнуло стекло в окне противоположного дома - двухэтажного… Изобретатель поспешил укрыться в глубине комнаты.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Страдная экзаменационная пора.
Как нарочно, - когда солнышко начинает улыбаться по-вешнему: с задором, тепло и ласково; когда влажная распарившаяся земля ершится нежным ярко-зеленым бобриком газона и светится знойно-желтыми огоньками одуванчика, а в ароматном воздухе ходят мягкие волны и льнут к лицу, и щекочут, и подмывают на молодецкие выходки… как нарочно, извольте-ка, в эти сочные майские дни, сидеть в душной, пыльной комнате и долбить сухую книжную премудрость…
Вот послушайте только…
С балкона третьего этажа, - балкон окутан с ног до головы золотистой фатой смеющегося солнца, - с балкона вниз на дворик с молодой изумрудной зеленью падает тяжело - хоть и энергичное, но отнюдь не захватывающее - гудение двух вперемешку юных голосов:
- …Итак, Мальтус полагал, что избыточное население, существующее во всех империалистических странах…
- Не империалистических, а капиталистических…
- Ладно, не придирайся: один черт!.. Избыточное население есть результат абсолютного перенаселения, но оно порождается физиологическими причинами и рано или поздно становится неизбежным при всяких условиях общественного развития…
А из окна под балконом - со второго этажа - совсем унылой мелодией звучит третий голос, женский, с заупокойными переливами:
- …Магнитные силы обнаруживаются нами всякий раз… всякий раз, когда по тому или иному проводнику течет… течет электрический ток… Что такое электрический ток? Что такое электрический ток? Это есть передвижение электричества… На что действует магнитное поле?.. На что действует магнитное поле?.. Разумеется, не на саму проволоку… разумеется…
А солнце-то! Солнце-то! А воздух! А ветерок! А воробьи-то разодрались! Черт меня подери, если я не понимаю состояния трех юных рабфаковцев, законами исторической необходимости заключенных в деревянную коробочку - домик нелепый, трехэтажный, что насупротив Полувия грибом воткнулся в землю!.. Ого-го-го, как еще понимаю!.. Но не в этом дело.
Из нижнего окошка высунулась женская головка - волосы подстрижены, как и полагается им быть, глаза - унылы, к груди книга прижата. Головка перегнулась румяным лицом кверху.
- Ванька! Павлушка! Черти!!.. Да не могу же я! Черти! Поедемте за город! Смотрите, солнце-то!!..
С балкона - угрюмое молчание. В молчании - чуткая настороженность слишком хорошо знакомых со сладостью падения. Закон Мальтуса-Рикардо не цитируется больше.
- Ванька! Павлушка! Можно к вам?
Молчание. Смотрят друг на друга испытующе: румянолицый гигант Ванька с американским тяжелым подбородком и с профилем Шерлока Холмса - на черномазого вертлявого Павлушку, которому природа на смех отпустила черные сросшиеся брови и суровые глаза.
- Ну, - говорит первый, встряхивая упрямыми белокурыми вихрами.
- Ну, - отвечает второй, глядя в упор строгими глазами, в которых, тем не менее, чертики, - и в книгу:
- Учение Мальтуса о необходимости "нравственного воздержания" низших классов от брачной жизни подвергалось с течением времени любопытному превращению в доктринах "неомальтузианцев"…
- Ванька! Павлушка! Ну, подождите же!.. - скрылась подстриженная головка в комнату, испустив горестный крик отчаяния. И снова - заупокойное:
- …На что действует магнитное поле? Разумеется, не на саму проволоку, не на железо и не на медь, а на то электричество, которое в этой проволоке передвигается… ну, подождите же, черти!.. передвигается…..
Смеется солнышко, купаясь в майской нежности воздуха. Томно чирикают воробьи на крыше, разопрев от перегретого железа. Мрачно гудит рабфаковская братия…
Пропустим времени столько, чтобы в течение его можно было прочесть и усвоить - Павлу и Ивану - главу 5-ую "Политэкономии" Богданова о "главнейших изменениях общественной психологии в периоде машинного капитализма", а рабфаковке Марусе "Электричество" по учебнику Краевича. Это отнимет у них приблизительно полтора часа. По прошествии этого срока…
- До-воль-но! - вдруг срывается Павел, перед носом опешившего товарища захлопывая книгу. - До-воль-но!.. Который час, Ванька?
- Ты, во-первых, не кричи, - вставая в свою очередь, говорит рассудительный Иван, - во-вторых, никогда так резко не захлопывай книги: если бы я на сантиметр ниже держал нос, ты бы его прихлопнул, как пить дать, а в-третьих - незачем спрашивать о часе, когда над головами солнце…
- Обстоятельно! Здорово обстоятельно! Ха-ха!.. - Павел задрал нос кверху, сморщился под колючим золотом лучей и, неожиданно, чихнул… Что?.. Да-да, чихнул. Событие как будто незначительное, но оно было чревато. Вот смотрите.
Мы сказали: неожиданно.
От неожиданности Иван выронил книгу, и она упала вниз, на зеленый коврик, Маруся не замедлила высунуть из окна голову, но это уже к делу не относится, и что она крикнула со смехом - тоже не важно. По двору проходил дворник Карп. Рабфаковцы склонились к нему через перила.
- Товарищ Карп, - сказал Иван, - будь добр, брось сюда книгу…
- Доучились, и книги из рук валятся, - философски заметил Карп, приступая к выполнению просьбы.
В это время стекло балконной двери лопнуло - звякнуло, посыпались осколки… а над склоненными головами юношей свистнуло что-то, будто тонкий проволочный бич рассек воздух.
Карп книгу бросил с новым замечанием:
- А стекла нечего бить, они денег стоют!..
Ребята книгу, словно голубь-кувыркун затрепыхавшую в воздухе, поймали и обернулись к двери с намерением выругать хорошенько любителя купеческой забавы. Там, однако, никого не оказалось.
- Странно, - сказал гигант Ванька, - ты слышал, как свистнуло?..