- Ты что, Суворов, совсем поглупел на Альбионе? - посмотрел на меня, как на дитя малое Ахромеев. - На кой чёрт ты этому адъютанту сдался? С тобой Уэлсли поговорить хочет. Заметь, только пришёл и тут же потребовал тебя. Не знал бы тебя так хорошо, давно бы в Сибири сгноил.
- Это за что же? - мрачно поинтересовался я, глядя на приближающегося адъютанта.
- На всякий случай, - вполне серьёзно ответил Ахромеев.
Адъютант подошел, наконец, ко мне, коротко поклонился:
- Капитан Суворов? - Я кивнул. - Генерал Уэлсли желает видеть вас.
- Идёмте, - сказал я, делая приглашающий жест.
Мы прошли по залу к ожидающему нас сэру Артуру. Генерал долго разглядывал меня, прежде чем поздороваться и протянуть мне руку.
- Так вот ты какой, защитник Бычьего следа, - сказал он, крепко пожав мне руку. - Давно хотел посмотреть на вас.
- И каким я вам показался? - поинтересовался я.
- Самым обыкновенным, - ответил он, - как я и думал.
- В смысле? - удивился я.
- В самом прямом, - позволил себе усмехнуться виконт Веллингтон. - Я воюю давно, и успел заметить, что все дела на войне делают самые обыкновенные люди. Вроде вас.
- Интересное замечание, - сказал подошедший к нам граф Черкасов. - А как же аура войны? Герои в сверкающих доспехах?
- Таких было мало во все времена, - покачал головой Уэлсли. - Сколько было рыцарей в Европе, от силы сто тысяч и то в самый расцвет рыцарства. А войну всегда делали не они, а простое отребье, вроде моих красномундирников. Или ваших the serfs.
- Я не считаю своих солдат отребьем, - запальчиво сказал на это я. - Пусть они и вчерашние крестьяне, однако, я убеждён, что каждый из них достоин уважения.
- Кого уважать? - откровенно рассмеялся Уэлсли. - Висельников или деревенщину?
- Солдата, - мрачно ответил я, - который дерётся с тобой бок о бок и умирает, чтобы ты жил.
- Глубокая мысль, - сыронизировал генерал, - а главное, сколько пафоса. Вам бы оратором стать, а не военным.
- Как видите, сэр Артур, - примирительно заметил граф Черкасов, как истинный дипломат, вмешавшийся в самый острый момент нашего словесного поединка, - капитан Суворов отлично справляется с военным ремеслом. Он сделал блистательную карьеру. За неполных два года пройти путь от уорент-офицера до капитана.
- Тогда на ниве политики он стал бы не меньше чем министром, - не удержался от финальной шпильки Уэлсли, после чего попрощался с нами и отошёл к кому-то из британских дипломатов в дорогом сюртуке и с орденом в петлице.
В общем, приём более всего напоминал собрание хищников у водопоя, множество раз описанное разными исследователями Азии и Африки. Когда во время засухи все приходят к обмелевшим рекам, рычат друг на друга, вроде бы почти дружелюбно, однако в глазах у каждого льва или тигра так и светится: "Вот если бы не проклятая засуха, порвал бы тебе глотку, но нельзя, нельзя".
Офицеры и дипломаты фланировали по залу, каблуки дорогих туфель и сапог стучали по старинным камням, звенело стекло бокалов, звучали короткие реплики и длинные разговоры. Я не находил себе места в этом собрании, так что после разговора с Уэлсли отошёл к окну и разглядывал Лондон, вид на него открывался отличный. Где-то дымили заводские трубы, по улицам сновали сотни людей. А по мере того, как спускался вечер, в окнах домов засветились окна, и город стал похож на громадную рождественскую ель, горящую тысячами огней.
- Любуетесь городом, капитан, - на сей раз, Уэлсли подошёл ко мне сам. - Я не люблю Лондона, слишком он грязен и велик, более всего напоминает индийского города. Однако вот таким он мне положительно нравится. Ночь и огни скрывают его грязь, а вони здесь не слышно.
- Вы так не любите столицу? - удивился я.
- Изрядно, - кивнул генерал, - иногда даже не понимаю, за что именно сражаюсь по ту сторону Пролива. За золото Ост-индской кампании, чтобы оно быстрейшим потоком лилось в их бездонные сундуки. Вы знаете, если бы я так не любил войну, то давно бросил бы это дело и жил бы в своё удовольствие в родовом поместье. А для чего воюете вы, Суворов?
- Тут всё очень просто, господин генерал, - усмехнулся я. - Просто я ничего больше не умею. С самого детства учился только военному делу и иного занятия для себя просто не представляю.
- В таком случае, беру свои слова относительно политики назад, - кивнул мне Уэлсли. - Тот, кто воюет почти всю свою жизнь, обречён стать хорошим офицером, or die trying.
(выдержка из Британской энциклопедии посвященная Первому Лондонскому пожару)
В проклятый 1773 год столица нашей Родины, прекрасный Лондон выгорела дотла. На три дня со 2 сентября по 5 сентября город словно погрузился в адские бездны. Все усилия жителей пропали даром - Лондон выгорел, буквально, до земли. Отдельные люди утверждают, что видели в пламени демонов. Однако достоверных свидетельств этому нет. Однако с уверенностью можно сказать, что за демонов были приняты тривиальные мародёры, пользующиеся неразберихой, возможно, они намерено наряжались в устрашающие костюмы, чтобы отпугнуть честных людей, что могли бы воспрепятствовать им в их чёрной работе.
Однако Лондон оправился от этого ужаса и отстроился, пока вновь не подвергся испытанию в 18.. году.
Глава 27,
В которой серые солдаты обнаруживают, наконец, свою подлинную суть.
Приём закончился, гости разошлись, и особняк, наконец-то, погрузился в тишину. Немногочисленная челядь графа занялась уборкой и подготовкой дома к грядущим переговорам, а мы отправились спать. Но долго отдохнуть нам не удалось. Как и всех в ту ночь, меня разбудил низкий гул. Казалось, он ввинчивается в мозг и голова от него начала раскалываться. Я долго лежал на кровати, смотрел в потолок и гадал, что же это за звук. Вставать с постели и идти проверять, не хотелось совершенно, все несколько часов приёма я провёл на ногах, и теперь они напоминали об этом глухой болью. Кажется, мне удалось задремать на какое-то время под этот гул, но проспал я недолго и сон приснился крайне неприятный. Будто бы я залез на пасеку, где меня уже ждал целый рой разъярённых пчёл. Они накинулись на меня - и тут я проснулся.
Засыпать под усилившийся гул снова я не захотел, а потому героическим усилием превозмог лень и поднялся с постели. Надев повседневный мундир, отправился искать графа или Ахромеева. В коридоре встретился с Ахромеевым, сменившим Павловский мундир на гражданский сюртук. Судя по помятому лицу, он также не спал большую часть ночи.
- Что это за гул? - спросил я него.
Он в ответ только плечами пожал.
- Поднимемся на второй этаж, - предложил он. - С балкона на город посмотрим.
По дороге на второй этаж мы встретили Фрезэра и Максименку. Все вместе поднялись и вышли на просторный балкон особняка. Там уже стоял граф Черкасов, вооружённый зрительной трубой.
- Поглядите, - указал он на чёрные пятна на фоне громадной луны. Они казались чёрными дырами на её серебристом лике.
Я приложил окуляр своей трубы к глазу и навёл на них.
- Дирижабли? - спросил я. - Британцы возвращаются из Америки?
- Вряд ли, - мрачно заметил граф. - Во-первых, их всего десять. А во-вторых, что бы им делать в небе над Лондоном?
- И флаг, - добавил Ахромеев. - Я такого нигде не видел.
Над флагманским дирижаблем вилось громадное красное полотнище, в центре которого красовался белый круг с чёрным изломанным крестом. Теперь воздушных левиафанов освещали огни ночного Лондона, разбуженного протяжным гулом их двигателей, и можно было прочесть названия на их длинных бортах.
- Leibstandarte SS Adolf Hitler, - прочёл имя первого дирижабля граф Черкасов. - И кто он такой, этот Гитлер? Может быть, вы знаете, Ахромеев? Вы же занимались Пруссией и Рейнской конфедерацией весьма плотно.
- Это имя несколько раз проскакивало, - кивнул Ахромеев. - Вроде бы это некий лидер серых солдат, однако, лично его никто не знает, и не видел. Вроде бы, он цесарец из Австрии, но это только предположение.
- Das Reich, - прочёл я название второго дирижабля.
- Тут всё понятно, - усмехнулся Ахромеев. - Это немцы. Скорее всего, пруссаки.
- Totenkopf? - удивился Фрезэр. - А при чём тут гусары Приттвица?
- Серые тоже очень любят подобные символы, - заметил я. - Вспомните Щитно.
Я забыл, что мы вроде бы не знакомы, однако этого никто не заметил.
- Wiking, - прочёл я следующее название. - А вот это, действительно, странно. Или тут ещё и шведы, вместе с немцами?
- Вряд ли, - покачал головой граф Черкасов и снова приложил к глазу зрительную трубу. - Nord, - произнёс он и пожал плечами, - хотя всё может быть.
- Prinz Eugen, - таким было имя следующего дирижабля и я спросил: - Кто-то из Рейнских курфюрстов?
- Нет, - возразил мне Ахромеев, - скорее, он назван в честь Евгения Савойского, помните такого римского полководца? Его слава гремела по всей Европе не так давно.
- Наш преподаватель истории в корпусе, - встрял поручик Максименко, - сравнивал его с князем Суворовым.
Никто не стал смеяться над этим каламбуром.
- Florian Geyer, - прочёл я следующее название. - Это уже более древняя история. Некий рыцарь, что ли?
- Времён Мартина Лютера, - уточнил Ахромеев и прочёл следующее имя дирижабля: - Hohenstaufen, ну тут всё ясно.
- Frundsberg? - такое имя носил следующий левиафан. - Никогда ничего такого не слышал, - покачал головой я.
- Это ландскнехт, - объяснил большой знаток германской истории Ахромеев. - Прославился тем, что умер, когда пытался утихомирить своих наёмников, которым задержали жалование.
- Nordland, - прочёл название последнего дирижабля граф Черкасов, - похоже, вы были правы, Суворов, без шведов тут не обошлось.
И тут на город упали первые бомбы.
Казалось, балкон под нашими ногами подпрыгнул. Мы были вынуждены схватиться за кованые перила, чтобы не попадать с ног. А в городе вспухали сотни огненных "цветов". Бомбы сыпались на Лондон из чрева небесных левиафанов, разнося здания, тонны взрывчатки падали на головы ничего не понимающих людей, многие из которых вышли из домов поглазеть на дирижабли, что и спасло им жизнь. В городе начались первые пожары, зарево которых окрасило багрянцем брюхи дирижаблей. Между их громадных туш потянулись в небо чёрные клубы дыма.
Едва оправившийся от недавнего пожара Лондон, вновь подвергался разрушению. Хотя десятка дирижаблей явно недостаточно, чтобы сровнять с землёй город таких размеров, как столица Британии. А значит, очень скоро враг, кем он ни был, высадит десант. И точно, очередная партия чёрных точек, не взорвалась, сея вокруг себя смерть. Десантные шлюпки. За ней последовала вторая волна шлюпок. Третья. Четвёртая. Ещё и ещё одна. Сколько же на дирижаблях солдат? Не меньше, чем по дивизии на каждом. Тысячи человек. И кто будет противостоять им? Смешные "чарли"? Полиция, у которой даже оружия нет? Солдаты гарнизона? Сколько их? И ведь они разобщены, сидят сейчас по казармам и точно так же, как остальные жители столицы, ошеломлены. А сейчас на них обрушатся несколько дивизий серомундирных солдат.
- Максименко, принимайте командование стрелками, - скомандовал я. - Фрезэр, готовьте гренадер, мы выходим в город.
- Есть! - ответили оба поручика и бросились бегом выполнять мои приказы.
- Что вы творите, Суворов?! - вскричал граф.
- Иду наводить порядок в городе, - ответил я, направляясь вслед за офицерами. - Гренадеры там, - я махнул рукой за спину, - будут нужней. Мы сможем спасти сотни жизней.
- Только солдат угробите! - вскричал Ахромеев. - Там же дивизии с дирижаблей высаживаются.
- Они не ждут организованного сопротивления, - ответил я, - и сейчас большая часть их занимается грабежом и насилием. Поэтому появление даже взвода гренадер будет для них изрядным потрясением. Для охраны вашего особняка остаётся стрелковый взвод под командованием Максименки.
- Это чистой воды безумие, - покачал головой граф Черкасов. - Считаете, что вам британцы спасибо скажут? Не дождётесь от них.
- Не за спасибо воюю, - пожал плечами я. - Просто не хочу смотреть на то, как гибнут люди. Кем бы они ни были.
- Ваши принципы погубят вас, Суворов, - покачал головой Черкасов, - а главное, солдат, что вы ведёте в бой.
Бой шёл на наскоро сложенной баррикаде в четверти версты от особняка. "Чарли" вместе с констеблями предпринимали жалкие попытки отбить атаку серомундирных солдат. Их враги шагали колонной, напирая стройными шеренгами по пять человек с примкнутыми штыками. В общем, долго обороняться лондонцы не имели ни малейшей возможности. Если бы не подошли мы.
Семьдесят пять - со мной семьдесят шесть - человек в гренадерках, также шагали колонной по пять и к мушкетам нашим были примкнуты штыки.
- Взвод, - скомандовал я, - к бою готовьсь! Залп даёт только первая шеренга! Вперёд!
Я выхватил баскетсворд, драгунские пистолеты, хоть и висели в кобурах на поясе, однако заряжать их было некогда.
- На баррикаде! - крикнул я. - Все на землю!
Навряд ли британцы уразумели мои слова, но смысл их был понятен и так. Они бросились в разные стороны, некоторые рухнули ничком на мостовую для верности ещё и головы руками прикрыли.
- Огонь!
Первая пятёрка гренадер дала залп по серомундирным. Пара их рухнула на землю перед баррикадой. Они явно не ожидали какого-либо организованного сопротивления и были ошеломлены. Этим я просто обязан был воспользоваться.
- Вперёд! - крикнул я, вскидывая палаш. - В рукопашную!
Мы легко взбежали на баррикаду, которую никто не защищал с нашей стороны, и схватились с немцами. Я обрушил на голову первого палаш, но с удивлением обнаружил, что каска на его голове не кожаная и даже не железная, а, скорее всего, стальная. Клинок отскочил от неё, оставив зарубку, однако серый, что называется, поплыл, выронил мушкет и стал лёгкой добычей для моих гренадер. Второй серый попытался ударить меня прикладом, я перехватил его ещё в замахе и ткнул врага палашом в живот. Оттолкнув его, схватился с третьим, потом с четвёртым, пятым, шестым... С кем-то только обменивался парой ударов, кого-то успевал ранить, кого-то убить. Доставалось и мне, однако ран я не чувствовал, о том, что меня зацепили штыком или офицерской саблей, понял только после боя по тёмным пятнам на мундире или крови текущей из ран.
Похоже, эти солдаты были готовы к бою, и справиться с ними оказалось непросто. Выручила стойкость и умение моих гренадер. Мы потеснили серых, и к нам присоединились воодушевленные победой "чарли" и прочие горожане. Они атаковали немцев с флангов, выскакивая из переулков или же просто стреляя из окон. И враг не выдержал. Атакуемые с фронта и флангов, серые обратились в бегство. Первыми побежали солдаты последних шеренг, большую часть боя чувствовавшие себя, можно сказать, в безопасности, а теперь подвергшиеся атакам врага, которому не удавалось иногда даже ответить. Унтера, которые должны были сдерживать бегство, не справились, их просто смели.
- Не преследовать! - выкрикнул я, опуская палаш. - Фрезэр, доложить о потерях! Собрать боеприпасы, если подойдут по калибрам. Заменить повреждённое оружие.
- Потери, - доложил через минуту Фрезэр, - двое убитых, трое тяжелораненых и около десятка раненых легко, сражаться смогут.
- Messieurs! - обратился я окружившим нас "чарли" и горожанам. - Quelqu'un parler franГais?
- Oui, bien sШr, - раздалось несколько голосов.
- Помогите нам, - сказал я им. - Доставьте мёртвых и тяжелораненых в дом, который раньше был башней гарнизона.
- А вы кто такие? - спросил кто-то, похоже, старшина "чарли" или как он у них называется, не знаю.
- Я офицер русской армии, капитан Суворов, - представился я. - Командую гренадерами охраны нашего посольства. Сейчас мы вышли в город, чтобы навести порядок и по возможности остановить серых солдат, разоряющих его.
По толпе пошёл шепоток, граждане Лондона, разумеющие французский, переводили мои слова тем, кто этого языка не знал.
- Остальным тоже стоит покинуть эту баррикаду, - сказал я. - Серые вернутся, и они будут очень злы.
- Господин капитан, - обратился ко мне прапорщик Быхов, - у каждого из этих серых солдат есть гренадерская сума. А в ней по пять гранат. И ячеи пустые ещё на десяток.
- У каждого? - удивился я. Прапорщик кивнул. - Тогда собирайте. Гранаты соберите, сколько хватит.
- Слушаюсь, - ответил прапорщик и тут же принялся отдавать команды. - Как с эмблемами быть? - снова подошёл он ко мне, когда все гренадеры сменили сумы на немецкие. - Они все с мёртвой головой.
- Вернёмся в особняк, перебьём на наших орлов двуглавых, - ответил я. - А пока так повоюем.
- Понял, - кивнул Быхов.
- Мундиры на них какие-то странные, - сказал мне Фрезэр. - Вот нашивки какие-то. - Он показал мне полоску чёрного сукна, на которой было вышито слово Thule. - Отпорол на память, майору Ахромееву покажу. Пусть разбирается.
- Может, это всё же шведы? - предположил прапорщик Быхов. - Название-то явно их.
- Немцы это, - покачал головой Фрезэр. - По-немецки во время боя лаялись, и команды тоже по-немецки отдавали.
Вот что значит, разведчик, как говорится, от Бога. Правильно сделал Ахромеев, предложив ему перейти в тайную канцелярию. Офицер из Фрезэра, конечно, толковый, но разведчик он просто прирождённый.
- Не важно, кто они, - отмахнулся я, - а вот гранаты это уже интересно. От них же отказались почти пятьдесят лет назад.
- В городском бою гранаты штука незаменимая, - сказал прапорщик Быхов, - особенно в таком количестве. Что бомбы не доделали, то гранатами добить можно. В окна домов закидать, или баррикады подорвать.
- Разумно, - кивнул я. - Тогда и нам стоит ими воспользоваться. Всё готово?
- Так точно, - отрапортовал Фрезэр.
- Тогда вперёд!
- Господин капитан, - обратился ко мне старшина "чарли", - а нам, что делать?
- Уходите отсюда, - ответил я. - Но продолжайте воевать. Не так, как сейчас. В открытом бою вы ничего не сможете противопоставить немцам. Вы иррегуляры и в этом ваша сила. Стреляйте по ним из окон домов и с крыш. Нападайте на серых, когда они начинают грабить и насиловать. Тогда они почти беззащитны, забывают о войне и их можно брать голыми руками.
- Ясно, господин капитан, - кивнул "чарли". - А вы куда?
- Воевать, - пожал плечами я. - Нам тоже засиживаться на одном месте нельзя. Нас не так много и в мобильности наша сила. Будем маневрировать, искать войска лондонского гарнизона, объединимся с ними, и будем воевать, как умеем. Мы же линейная пехота qu'on le veuille ou non.
И взвод направился дальше по Лондону. Мы шагали через подлинный ад. Озверевшие от крови и огня немцы творили такое, что и вспоминать не хочется. Они убивали всех без разбора, мужчин, были те вооружены или нет, женщин, детей, стариков. Насаживали на штыки, забивали насмерть прикладами, а то и просто топтали ногами. Особенно жестоко расправлялись с "чарли" и констеблями, пытавшимися обороняться и наводить хоть какой-то порядок.