– Девчонка у Карим того же возраста, что и лорд Седрин, день в день, – прошу прощения, что заговорила, миледи, прошу прощения, Айз Седай. Но парень, за которого Карим собиралась замуж... Так он сбежал, потому что решил стать Стражем. А тот, за кого она вышла, не нравится ей и вполовину так, как тот, первый, – она тряхнула головой. – О, она не примет от Белой Башни ничего, наша Карим!
– Несмотря на это, она все же получит награду, – твердо сказала Морейн. В конце концов, Тамра приказала им записать все имена. Интересно, достиг ли возлюбленный Карим своей цели? Немногие мужчины обладали необходимым для этого мастерством. Страж должен не просто уметь владеть оружием, он должен сам быть оружием, и это лишь самое первое требование. – Как ее зовут полностью? И ее ребенка?
– Карим Моули, Айз Седай, а ее девчонку – Эллия. – Чудо из чудес: леди а’Конлин казалась довольной тем, что на вопросы отвечает ее служанка. Даже хмурая мина исчезла с ее лица; она лишь настороженно поглядывала на Морейн. Возможно, требовалось одно – твердый тон. И еще чтобы подумали, будто Морейн – одна из Айз Седай.
– Откуда она родом? – спросила Морейн, записывая.
– ...И где в точности родилась ваша девочка? – донесся до нее голос Суан. Суан стянула с рук перчатки, подаренные ей Морейн на именины, чтобы не запачкать их чернилами. Нетерпеливая женщина в шелковом платье, стоявшая перед ней, могла бы слыть красавицей, если бы не нос. Она была довольно высокой, почти на ладонь выше Суан. – В сенном сарае в миле к западу отсюда? Да, не в таком месте можно было бы ожидать рождения наследника. Возможно, вам не стоило выезжать на верховую прогулку, когда срок был так близок, тем паче что рядом шло сражение. И вот еще что: не знаете ли вы каких-нибудь женщин, рожавших в течение последних шестнадцати дней, но которых сейчас здесь нет? И как их зовут? Не надо лишних разговоров, миледи, просто отвечайте на вопрос. – Та отвечала без возражений. Несомненно, манера Суан вести разговор исключала всякие возражения или промедления. Она не повышала голоса, не говорила грубостей; она просто вела себя авторитетно. Как ей это удается?
Как бы ни надеялась Морейн, что в ходе поисков Возрожденного Дракона их ждут приключения, надежды эти в скором времени поблекли наравне с трепетом от пребывания за пределами городских стен. Задавать раз за разом одни и те же вопросы, записывать ответы, аккуратно откладывать в сторону исписанные листы, чтобы высохли чернила, и начинать новый лист – спустя несколько часов, все это уже казалось Морейн утомительной рутиной. Лишь изредка она прерывалась, чтобы погреть руки над жаровней, стоявшей на ее конце стола. Это было, конечно, непередаваемым наслаждением, поскольку пальцы сводило от холода, но это сложно было назвать приключением. Единственной неожиданностью стало то, что многие женщины оказались вовсе не мурандийками. Солдаты, идущие на войну, как видно, частенько обзаводились женами-иностранками. Кузнецы вскоре вновь принялись за работу, и несколько человек, трудившихся над сломанным фургоном, тоже застучали молотками, прилаживая на ось новое колесо. Еще немного, и от грохота разболится голова. Ничего хорошего Морейн в этом не видела.
Ей приходилось прилагать усилия, чтобы не вымещать недовольство на женщинах, с которыми она говорила, хотя кое-кто из них и пытался дать ей повод. Некоторых из благородных приходилось долго убеждать, что им не стоит подробно описывать свою родословную вплоть до эпохи Артура Ястребиное Крыло и еще дальше, а многие женщины, одетые попроще, отказывались называть имя отца ребенка и говорить, откуда он родом. Они сердито глядели на нее, словно подозревали, что здесь кроется какая-то ловушка, расставленная, чтобы лишить их законного вознаграждения. В таких случаях обычно хватало твердого взгляда. Даже мурандийцам не хотелось заходить слишком далеко, имея дело с женщинами, которых они считали Айз Седай – а это заблуждение распространилось достаточно быстро. Благодаря этому порядка и спокойствия в очереди стало побольше, хотя быстрее она никоим образом не продвигалась.
Взгляд Морейн то и дело скользил по лицам проходивших мимо беременных женщин. Некоторые останавливались, поглядывая на их стол, словно подумывали, не встать ли и им в очередь. Любая из них может оказаться матерью Дракона Возрожденного – если почему-либо решит рожать на склонах Драконовой Горы. Единственные двое младенцев, что родились в этот день, уже после Предсказания Гайтары, оказались девочками, и, подобно всем остальным новорожденным, на свет появились не далее мили от лагеря. Какая-нибудь другая Принятая отыщет мальчика, даже не подозревая, что нашла. А сама Морейн, скорее всего, даже не узнает об этом многие годы. О Свет, это нечестно! Она знала – и это не значило ровным счетом ничего.
Когда время уже близилось к полудню, Морейн, подняв глаза, увидела перед собой худощавую молодую женщину в темном шерстяном платье. На руках она держала завернутого в одеяло младенца.
– Суса Винн, Айз Седай, – робко сказала женщина. – Так меня зовут. А это мой Сирил, – добавила она, поглаживая мальчика по голове.
Морейн, может быть, и не хватало опыта в отношении младенцев, но она могла отличить шести-семимесячного ребенка от новорожденного. Она уже открыла рот, чтобы приказать этой женщине прекратить ее дурачить, когда рука Суан легонько коснулась ее запястья. Только мимолетное прикосновение; Суан даже не перестала задавать вопросы женщине, чье имя в тот момент записывала, – но это заставило Морейн посмотреть на стоявшую перед ней мать повнимательней. Суса Винн не была худощавой – она была близка к истощению; под глазами темнели круги, и весь ее вид говорил о потерянной надежде и отчаянии. Ее платье и плащ были сильно изношены и во многих местах заштопаны. Штопка была аккуратной, но зачастую ее оказывалось даже больше, чем первоначальной ткани.
– Как звали отца ребенка? – спросила Морейн, стремясь выиграть время и принять решение. Ребенок, как ни крути, был слишком большим. Но только вот...
– Джак, Айз Седай. Джак Винн. Он... – запавшие глаза женщины блеснули от слез. – Джак умер еще до того, как начались стычки. Поскользнулся в снегу и разбил себе голову о камень. Подумать только, проделал такой путь и умер из-за того, что поскользнулся в снегу!
Ребенок начал кашлять надрывным, грудным кашлем, и Суса заботливо склонилась над ним.
Морейн не знала, был ли тому причиной кашель ребенка, слезы женщины или нелепая гибель ее мужа, однако она тщательно внесла все сведения о ней в свои записи. Башня может позволить себе потратить лишнюю сотню золотых крон на женщину и ребенка. Ведь в ином случае они оба обречены на смерть, если только кто-то другой не решит им помочь. Ребенок, правда, выглядел достаточно упитанным, но Суса, несомненно, голодала. А эта Мери а’Конлин собиралась повесить свои деньги на стену в рамочке! Морейн едва удержалась, чтобы не спросить, кому служил Джак Винн. Кем бы ни был его господин, он не должен был допустить, чтобы жена умершего дошла до такого состояния. Благородная кровь накладывает не меньше ответственности, чем предоставляет прав! Даже больше – по крайней мере, так ее учили. И кроме того, где были друзья этой женщины? Ох уж эти мурандийцы!
– Да благословит вас Свет, Айз Седай. – Суса сглотнула, пытаясь сдержать слезы, но у нее не получилось. Она не всхлипывала; слезы просто хлынули ручьем по ее щекам. – Пусть Свет сияет вам вечно!
– Да, да, – мягко отвечала Морейн. – В этом лагере есть Предсказательница? – Нет, мурандийцы как-то по-другому называют женщин, сведущих в травах и целительстве. Как же? Верин Седай посвятила этому вопросу целое занятие в первый год, когда они с Суан стали Принятыми. – У вас есть Мудрая? Мудрая Женщина? – Суса кивнула. Морейн вытащила кошелек из поясной сумы и вложила в свободную руку женщины серебряный пенни. – Сходи к ней со своим ребенком.
Это вызвало новый поток слез и благодарностей, женщина даже попыталась поцеловать Морейн руку, от чего та едва уклонилась. Свет, Суса ведь не была ее вассалом! Вряд ли приличествовало принимать от нее такие знаки покорности.
– Учитывая, что вскоре она должна получить премию, – прошептала Суан, когда Суса, наконец, отошла, – Мудрая могла бы оказать ей помощь и в кредит. – Подруга не отрывала взгляда от строк, которые уверенной рукой выводила на своем листе, но та часть ее лица, которую видела Морейн, выражала неодобрение. Суан очень бережно относилась к деньгам, поскольку их у нее самой бывало очень немного.
Морейн вздохнула – что сделано, то сделано, – и вздохнула еще раз, поняв, какой шквал перешептываний ее поступок вызвал среди женщин, выстроившихся в две очереди перед столом. Весть о том, что одна из "Айз Седай" вписала в бумаги ребенка Сусы Винн, распространилась среди них подобно пожару в сухой траве. И не прошло и нескольких минут, как Морейн увидела, как другие женщины, стали торопливо пристраиваться в конец очередей, причем по крайней мере одна вела своего ребенка за руку!
– Мой Данил, что-то он очень уж бледненький в последнее время, Айз Седай, – говорила круглолицая женщина, стоя перед ней с заискивающей улыбкой и с алчным блеском в светло-голубых глазах. Дитя, играя у нее на руках, издавало довольные булькающие звуки. – Как бы мне хотелось свести его к Мудрой Женщине! Но я не могу себе этого позволить. – Серое шерстяное платье женщины выглядело совсем новым.
Морейн внутренне вспыхнула и на этот раз не стала даже пытаться подавить гнев.
– Я могла бы Исцелить его, – холодно отчеканила она. – Разумеется, он еще слишком мал. Он может не выжить. Подобное случается. – В таком возрасте ребенок наверняка не пережил бы шока, вызываемого Исцелением; кроме того, это одно из немногих плетений, которые Принятым запрещалось воспроизводить без надзора сестры. Ошибка в Исцелении могла повредить исцеляемому больше, чем плетущей. Женщина, однако, об этом не знала, и когда Морейн протянула к ней затянутую в перчатку руку, она отпрянула, закрывая руками своего ребенка; ее глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит от испуга.
– Нет-нет, Айз Седай. Спасибо вам, но лучше не надо. Я... Я как-нибудь наскребу монет, ничего, я справлюсь.
Гнев Морейн прошел – он никогда не длился долго, – и на миг ей стало стыдно за себя. Но только на миг. Башня может позволить себе великодушие, но никому не позволено считать Айз Седай дурочками. Немалая часть могущества Башни зиждилась на вере в то, что сестры являют собой абсолютную противоположность дурочкам во всех отношениях. По очередям опять пробежал шопот, и женщина, державшая ребенка за руку, поспешила прочь еще быстрее, нежели пришла. По крайней мере, с этим не придется разбираться. Ничего не попишешь: те, кто считает, будто Башню можно так легко одурачить, заслуживают суровой отповеди.
– Неплохо, – пробормотала Суан, поскрипывая пером. – Очень неплохо.
– Данил, – повторила Морейн, записывая. – А как ваше имя? – Ее улыбка относилась к похвале Суан, но мать Данила, по-видимому, приняла ее за знак того, что она прощена, и в ее ответе прозвучало облегчение. Морейн была рада слышать это. Многие боялись Белой Башни, и зачастую не без причины – Башня могла быть жестокой, если это требовалось, – однако страх – плохое орудие, рано или поздно такой инструмент ранит того, кто его использует. Морейн усвоила это правило задолго до того, как пришла в Башню.
Когда солнце миновало зенит, Морейн с Суан сходили к лошадям и принесли из седельных сумок еду. Просить об этом кого-нибудь из людей Стилера не имело смысла: гвардейцы уже перекусывали сушеным мясом и сухарями, сидя на корточках невдалеке от той коновязи, где были привязаны их лошади. Судя по их виду, никто и шагу с места не сделает, разве что если на них нападут. Однако Стилер склонил голову, когда Морейн и Суан возвращались от своих лошадей; кивок был почти незаметен, однако, как показалось Морейн, он выражал одобрение. Да, определенно, странный народ эти мужчины...
Девушки не успели записать еще и половины имен, поэтому Морейн ожидала, что женщины в очереди, по меньшей мере, начнут недовольно ворчать, сетуя на неожиданную задержку, однако те без единой жалобы тоже разбрелись кто куда, чтобы поесть. Смуглая женщина, говорившая с тайренским акцентом, поставила на стол перед посланцами Башни помятый жестяной чайник, до краев наполненный горячим черным чаем, и пару зеленых кружек с потрескавшейся глазурью, а высокая седовласая женщина принесла две высокие деревянные кружки, от которых шел пар и аромат подогретого с пряностями вина. Ее обветренное лицо никогда не освещала улыбка.
– Суса Винн слишком горда, чтобы принимать от кого-либо помощь. Разве что немного еды для ребенка, – сказала седовласая, ставя чаши на стол. Ее голос был слишком низок для женщины. – Вы сделали доброе дело, и это хорошо. – Кивнув, она повернулась и зашагала прочь, увязая в снегу; но держа спину прямо, как гвардеец на параде. Очень необычная манера вести себя с Айз Седай.
– Она знает, кто мы на самом деле, – тихо проговорила Суан, грея ладони о горячую кружку. Морейн, несмотря на перчатки, последовала ее примеру. Пальцы у бедной Суан, должно быть, совсем закоченели.
– Она никому не скажет, – ответила Морейн, помолчав, и Суан кивнула. Не то чтобы правда обернется для них неприятностями, учитывая присутствие Стилера и его людей, но все же будет лучше, если им удастся избежать сложностей. Подумать только, какая-то простолюдинка увидела то, что не сумели разглядеть благородные! Не лицо Айз Седай, а платье Принятой. Или и то и другое вместе. – Наверное, в молодости она приходила в Башню. – Женщину, которая не смогла научиться направлять Силу, отсылали обратно, но она уже видела Айз Седай и Принятых.
Суан искоса посмотрела на Морейн так, словно та заявила, что вода мокрая. Иногда это раздражало – когда Суан вот так разгадывала что-то раньше нее.
Они ели хлеб с сыром и фрукты почти в полном молчании. Послушницам запрещалось разговаривать во время трапез, а Принятые должны соответствовать своему званию, поэтому девушки привыкли есть молча. Вино они едва пригубили – Принятым давали за трапезой вино, но разбавленное, и было бы нехорошо, если бы одна из них захмелела. Морейн с изумлением поняла, что с жадностью проглотила всю еду до последней крошки, хотя прежде была уверена, что этого ей будет слишком много. Возможно, аппетит разыгрался из-за пребывания на свежем холодном воздухе.
Морейн складывала салфетку, в которую была завернута еда, – и жалела, что кураги не оказалось немного побольше, – когда Суан вдруг вполголоса произнесла:
– О нет, только не это!
Морейн подняла голову, и сердце у нее ушло в пятки.
В лагерь въезжали две сестры, не спеша прокладывая себе путь между палатками и фургонами. В нынешних обстоятельствах женщины, одетые в шелка и разъезжающие при этом по сельской местности без сопровождения, могли быть только сестрами. Этих двоих сопровождал лишь один мужчина, смуглый человек в плаще – и этот плащ менял цвета, сливаясь с тем, что находилось позади его обладателя, так что всадник и его черный мерин будто бы растворялись в воздухе. Взгляд мужчины не задерживался подолгу на одном предмете; по сравнению с ним гвардейцы Башни выглядели полусонными комнатными собачками рядом с охотящимся леопардом. Плащ Стража – зрелище, которое не может остаться незамеченным, и вскоре по лагерю пробежал шопот, люди глазели и показывали на него пальцами. Кузнецы опустили молоты, и вновь воцарилась тишина.
Однако Морейн почувствовала пустоту в животе не просто из-за появления каких-то там сестер. Она узнала их лица под капюшонами плащей. Мейлин Арганья – ее отличали серебристо-седые волосы и выдающийся подбородок – была одной из наиболее уважаемых женщин в Башне. Говорили, что о Мейлин никто не может сказать ничего худого. Появись она здесь одна, Морейн не стала бы волноваться и минуты. Однако второй сестрой оказалась Элайда а’Ройхан. Свет, а она-то откуда взялась? Около трех лет назад Элайда стала советницей при королеве Андора. Время от времени, правда, она наезжала в Башню, чтобы посовещаться с Амерлин насчет событий в Андоре, но Суан и Морейн, к своему сожалению, узнавали о ее прибытии одними из первых.
Дождавшись, когда сестры приблизятся к ним, подруги присели в реверансе, и Суан тут же выпалила:
– Нам разрешено здесь находиться! – Даже Мейлин почувствовала бы раздражение, если бы начала распекать их, а потом обнаружила, что для выговора нет причины. Элайда же просто пришла бы в ярость, она терпеть не могла выглядеть глупо. – Престол Амерлин приказала нам...
– Мы уже знаем, – мягко прервала ее Мейлин. – Судя по тому как распространяются новости, подозреваю, что сейчас об этом уже знают даже кошки в Селейзине. – По ее тону нельзя было понять, согласна ли она с решением Тамры. На бесстрастном лице Мейлин никогда не отражалось ни малейшего намека на эмоции. Безмятежность плескалась в ее поразительно голубых глазах, словно вода в чашке. Затянутой в темную перчатку рукой она аккуратно поправила юбку для верховой езды, столь обильно украшенную белыми вставками, что казалась скорее белой с голубой каймой. Мейлин была одной из относительно немногочисленных Белых, у кого имелся Страж: чаще всего, целиком поглощенные вопросами разума и философии, они не видели в этом нужды. Морейн хотелось, чтобы Мейлин спешилась. Серый в яблоках мерин Мейлин был высок, и сама Белая сестра отличалась высоким ростом, не уступавшим росту большинству мужчин – по крайней мере большинству кайриэнских мужчин. Глядя на Мейлин, сидевшую в седле, Морейн боялась, что вывихнет шею.
– Удивлены, что видите меня? – поинтересовалась Элайда, обратив взор на Принятых сверху вниз с высоты своей тонконогой гнедой кобылы. Парчовое платье Элайды не было нежно-брусничным или бледно-красным – оно было ярко алым, словно его хозяйка на весь мир кричала, к какой Айя принадлежит. Плащ, подбитый черным мехом, был в точности того же оттенка. Такой цвет отлично подошел бы для фургона Лудильщика, – подумала Морейн. Элайда улыбалась, однако улыбка не могла смягчить суровых черт ее лица. Если бы не вечная суровость, ее можно было бы назвать красивой; но она была сурова во всем. – Я прибыла в Тар Валон еще до Айил. До сих пор я была занята, однако не беспокойтесь, я еще побеседую с вами обеими.
Морейн была уверена, что ниже пяток сердце уйти не может. Оказывается, она ошибалась. С громадным трудом она сдержала стон отчаяния.
Мейлин вздохнула:
– Ты уделяешь девочкам слишком много внимания, Элайда. Они начнут задаваться, если будут считать себя твоими любимицами. А может быть, уже начали?
Морейн обменялась с Суан пораженными взглядами. Любимицы? Козы, выставленные львам на съедение, – это да, но уж никак не любимицы.
Морейн казалось, что, получив шаль, Элайда перестала считаться с чьим-либо мнением, кроме Амерлин или Восседающих, однако сейчас она пробормотала, склонив голову:
– Как скажешь, Мейлин. Однако, вполне вероятно, что еще до конца года им предстоит испытание. Я полагаю, что они его пройдут, и полагаю, пройдут с легкостью. Ничего иного ни от одной из них я не жду. – Но даже этой фразе не хватало обычного напора Красной Сестры. Как правило, Элайда была упрямой, словно бык. Она нагоняла страх на любого, кто заступал ей дорогу.