Шестиконечная звезда, в спан шириной, была выбита в центре площади, и Морейн двинулась настолько быстро, насколько осмелилась. Когда до звезды оставалось совсем немного, над гребнем стены появилась массивная фигура в шипастой кольчуге и тяжело перевалилась внутрь. Ростом появившееся чудище было почти с огир, но за человека его в любой ситуации принять невозможно, несмотря даже на то, что очертания тела отдаленно напоминают человеческие. Волчьи челюсти и подвижные уши делали лицо устрашающим, хотя в остальном оно и могло принадлежать человеку. Троллоков Морейн видела на рисунках, но никогда – во плоти. Отродья Тени, порожденные войной, которой окончилась Эпоха Легенд, прислужники Темного, троллоки, обитали в изгаженном Тенью Запустении, что протянулось вдоль земель Порубежья. Неужели она очутилась в Запустении? При этой мысли кровь стыла в жилах. Морейн услышала, как позади о землю гулко стукнули тяжелые сапоги, а потом – копыта. Не у всех троллоков ноги были человеческие. Тварь с волчьей мордой обнажила висевший за спиной огромный, изогнутый, как серп, меч и бегом двинулась на девушку. О Свет, ну и быстрая же эта гадина! Морейн услышала приближающийся топот других ног и копыт. Троллоки один за другим прыгали со стены – создания с лицами, обезображенными орлиными клювами и клыкастыми кабаньими рылами.
Еще один шаг, и Морейн оказалась внутри звезды. Не медля, она обняла саидар и принялась плести. Прежде всего – предписанное плетение; но как только первые пряди Воздуха, Земли и Духа легли на место, она разделила потоки, формируя второе плетение, а вместе с ним третье – из Огня. Существовало несколько способов создавать огненные шары, и она выбрала самый простой. Выбросив руки вперед и послав огненные шары в ближайших троллоков, Морейн стала разворачиваться, не переставая плести Огонь. Ей пришлось приостановить более важное плетение, но если действовать быстро... Свет, на площади оказалась уже дюжина троллоков, и через стену карабкались новые! Она швырыла шары обеими руками так быстро, как только успевала плести, целясь в тех, кто был ближе всего; попадая в цель, шары взрывались, – обезглавив тварь с бараньими мордой и рогами, разорвав надвое троллока с рогами, как у козла, оторвав ноги еще парочке. Жалости Морейн не чувствовала. Людей в плен троллоки захватывали только для того, чтобы съесть.
Морейн завершила полный поворот, и вовремя – она успела подхватить готовые рассыпаться нити главного плетения. И вовремя – снеся огненными шарами голову с орлиным клювом, оказавшуюся уже в нескольких шагах от нее. Другому троллоку, с волчьей мордой, оторвало половину туловища. Он зашатался и безжизненной грудой осел на плиты на краю звезды. Нет, так не пойдет. Троллоков слишком много, и через стену лезли все новые и новые, а ей нельзя пренебрегать главным плетением. Даже если она станет вращаться как волчок, это не выход. Должен быть другой способ. Она должна пройти испытание! Почему-то мысль, что троллоки могут убить и съесть ее, не приходила ей в голову. Она должна пройти испытание – и все.
Вдруг Морейн сообразила, что надо делать. Улыбнувшись, она начала напевать самый быстрый из известных ей придворных танцев. Возможно, это и выход; во всяком случае – какой-то шанс. Быстрые шаги танца понесли ее вдоль границы звезды, при этом она ни на миг не теряла из виду то плетение, закончить которое для нее – превыше всего остального. В конце концов, как бы быстро ни двигались ее ноги, что может быть безмятежнее придворного танца? Ее лицо выражало должное спокойствие, словно бы она танцевала в Солнечном Дворце. Морейн сплетала Пять Сил так быстро, как только могла, быстрее, чем когда-либо прежде, – в этом она была уверена. Каким-то образом танец помогал ей, и замысловатое плетение начало приобретать вид тончайшего мардинского кружева. Танцуя, она продолжала плести, швыряя огненные клубки обеими руками, обеими руками убивая Отродья Тени. Иногда они подступали так близко, что их кровь брызгала ей в лицо, иногда ей приходилось, танцуя, освобождать место, чтобы им было куда упасть, или уклоняться в танце от их похожих на косы мечей. Но девушка не обращала внимания на кровь и продолжала танцевать.
Последняя прядь легла на место, и Морейн позволила плетению исчезнуть. Однако на площади все еще оставались троллоки. Быстрый шаг – и она оказалась в центре звезды, где продолжала танцевать по крошечному кругу, спина к спине с воображаемым партнером. После работы одновременно над тремя различными плетениями она чувствовала себя вымотанной, но собрала все силы, для повторных плетений. Танцуя, Морейн швыряла в троллоков огонь и призывала молнии с небес, бороздя площадь взрывами.
В конце концов на площади не двигалось уже ничего, кроме нее. Она протанцевала еще три круга и лишь потом осознала случившееся и остановилась. Перестала напевать. В стене возникла арка, полный теней проем, с вырезаной над ним звездой. При виде арки сердце у Морейн заледенело. Арка вела туда, откуда появились троллоки. В Запустение. Лишь безумец пойдет в Запустение по собственной воле. Подобрав грубые юбки, Морейн заставила себя пересечь площадь, превратившуюся в мертвецкую, и приблизилась к воротам. Именно этим путем она должна идти.
Глава 10
ИСПЫТАНИЕ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ
Девяносто девять плетений. Морейн обнаруживала шестиконечную звезду, выложенную круглыми речными голышами, среди высоких дюн пустыни, где от жары у нее кружилась голова, а влага испарялась с кожи прежде чем выступал пот. Она находила ее нарисованной на снегу на склоне горы, когда штормовой ветер рвал с девушки одежду, а рядом в землю били молнии, и в огромном городе с невероятными башнями, где люди мямлили что-то невразумительное. Она видела ее в окутанном ночной тьмой лесу, в стоячем болоте с темной водой, в зарослях высокой травы, которая резала как нож, на фермах и в долинах, в лачугах и дворцах. Иногда она находила звезду, будучи одетой, но одежда часто исчезала, и так же часто одежды на ней не было с самого начала. Иногда она неожиданно оказывалась связанной веревками или закованной в кандалы, скрюченной так, что выворачивало суставы, или подвешенной за запястья или лодыжки. Она оказывалась лицом к лицу с ядовитыми змеями и острозубыми водяными ящерицами в три спана длиной, разъяренными дикими кабанами и охотящимися львами, голодными леопардами и несущимися в панике стадами диких коров. Ее кусали шершни и земляные осы, на нее нападали рои муравьев, оводов и насекомых, которых она не могла распознать. Толпы людей с факелами пытались утащить ее, чтобы сжечь на костре. Белоплащники хотели повесить ее, грабители – зарезать, разбойники – задушить. И каждый раз она забывала обо всем, что с нею было, и не могла понять, где получила порез на щеке, откуда взялась на боку рана от меча, что означают три глубоких шрама на спине, – словно их оставили чьи-то когти, – и все прочие раны, увечья и синяки, из-за которых она хромала или истекала кровью. Вдобавок она устала. О, так устала – так не уставала никогда! Гораздо сильнее, чем можно объяснить даже созданием девяноста девяти плетений. Возможно, усталость объясняют ее раны. Девяносто девять плетений.
Комкая в кулаках ткань простой шерстяной юбки, Морейн, прихрамывая, добрела до шестиконечной звезды, выложенной красной плиткой около журчащего мраморного фонтана в маленьком садике, который окружала колоннада из тонких колонн с каннелюрами. Девушка едва держалась на ногах, и необходимость сохранять спокойное выражение лица граничила с пределом ее возможностей. Боль пульсировала во всем теле. Нет, слово "мука" подошло бы здесь лучше, чем "боль". Но это был последний этап испытания. Когда оно закончится, все – что бы это ни было – закончится вместе с ним, и она будет свободна и сможет получить Исцеление. Если удастся найти Айз Седай. Если нет, подойдет и Предсказательница.
Это было еще одно бесполезное плетение – при правильном исполнении, оно вызывало лишь дождь блестящих цветных искр. Если же допустить ошибку, то кожа у нее, словно от солнечного ожога, покраснеет и будет зудеть. Очень осторожно Морейн начала плести.
Из-за колонны прямо перед девушкой вышел ее отец, на нем была длинная куртка, которая по меньшей мере год назад вышла из моды, полосы цветов Дома Дамодред спускались от стоячего воротника до колен и даже ниже. Он был очень высок для кайриэнца, лишь на дюйм ниже шести футов, волосы, скорее седые, были собраны в узел на затылке. Он всегда держался прямо, как клинок, разве что изредка нагибался, чтобы обнять свою дочь, когда та была маленькой. Но теперь плечи его поникли. Морейн не могла понять, почему при виде него ей внезапно захотелось плакать.
– Морейн! – произнес он, и озабоченность прочертила еще несколько морщинок на его ласковом лице. – Ты должна немедленно пойти со мной. Твоей матери совсем плохо, девочка. Она умирает. Если пойдешь к ней сейчас же, ты еще успеешь.
Это было уже чересчур. Ей хотелось зарыдать. Ей хотелось кинуться вслед за ним. Но Морейн не сделала ни того ни другого. Плетение завершилось внезапной вспышкой, и на них посыпались весело танцующие искорки. Это зрелище казалось сейчас особенно горьким. Она открыла было рот, чтобы спросить, где находится ее мать, и тут увидела за спиной отца вторую звезду, выложенную красной плиткой над колоннадой, как раз там, где он появился перед ней.
– Я люблю тебя, отец, – спокойно промолвила Морейн. Свет, как может она оставаться спокойной? Но это необходимо. – Прошу тебя, скажи матери, что я люблю ее всем сердцем.
Проскользнув мимо него, Морейн захромала ко второй звезде. Ей показалось, что отец зовет ее, бежит за ней и хватает за рукав. Но в голове туманилось от усилий сохранять спокойствие на лице и твердый шаг. Вообще-то говоря, она спотыкалась, но по-прежнему шла не торопясь и не мешкая. Морейн шагнула меж двух желобчатых колонн, миновав звезду...
...и обнаружила, что стоит, пошатываясь, в круглой белой комнате и отраженное пламя высоких светильников слепит ей глаза. Память одним махом вернулась к ней, едва не швырнув на колени. Потеряв способность думать в затопившем ее потоке воспоминаний, она сумела сделать еще три шага, потом споткнулась и остановилась. Она помнила все, каждое плетение, каждую полученную ей рану. Все свои ошибки, все отчаянные усилия сохранять хоть какое-то внешнее подобие безмятежности.
– Завершено, – нараспев проговорила Мериан, громко хлопнула в ладоши. – Да не будет никто говорить о том, что произошло здесь. Мы молча разделим случившееся с той, кто пережила это. Завершено. – Вновь она громко хлопнула в ладоши, и голубая бахрома ее шали закачалась. – Морейн Дамодред, сегодняшнюю ночь ты проведешь в молитве и размышлении о том бремени, которое взвалишь на себя утром, когда наденешь шаль Айз Седай. Завершено. – И в третий раз она хлопнула в ладоши.
Подобрав юбку, Наставница Послушниц двинулась к двери, но остальные сестры быстро подошли к Морейн. За исключением Элайды, как заметила девушка. Кутаясь в шаль, словно внезапно почувствовав холод, Элайда выходила из комнаты вместе с Мериан.
– Примешь ли ты Исцеление, дитя мое? – спросила Анайя. Она была на ладонь выше Морейн, простота ее лица почти преобладала над безвозрастностью и делала ее больше похожей на фермершу, чем на Айз Седай, несмотря на хорошо скроенное голубое платье с искусной вышивкой по рукавам. – Не знаю, зачем я спрашиваю. Тебе не так сильно досталось, как кое-кому из тех, кого я видела, но все же вид у тебя не слишком здоровый.
– Я... прошла? – спросила она с изумлением.
– Если румянец считать нарушением спокойствия, никто никогда бы не получил шаль, – ответила Анайя, со смехом расправляя собственную.
О Свет, они все видели! Разумеется, должны были видеть. Но Морейн тут же припомнился ошеломляюще красивый мужчина, который подхватил ее на руки и принялся жарко целовать, едва она начала сорок третье плетение, – и мгновенно вспыхнула. Они это видели!
– Анайя, тебе вправду стоит Исцелить бедную девочку, пока она не упала в обморок, – сказала Верин. Низенькая, пухлая, с задумчивыми глазами, она носила красновато-коричневое платье из превосходной шерсти, поверх которого была накинута шаль с коричневой бахромой. Морейн любила Верин, однако, увидев сейчас свою одежду в руках Коричневой сестры, она ощутила в душе холодок.
– Думаю, ты права, – сказала Анайя и, сжав голову Морейн ладонями, стала направлять Силу.
Нынешние раны были гораздо серьезнее ссадин рубцов и синяков, которые оставляла ей Элайда, и на сей раз Морейн почувствовала, что ее скорее сковали ледяной коркой, нежели окунули в холодную воду. Но по завершению Исцеления все ее раны, порезы и ушибы исчезли. Осталась лишь усталость, и, она, казалось, давила даже тяжелее, чем прежде. И еще Морейн просто умирала от голода. Сколько она пробыла там? Приобретенное в результате занятий чувство времени отказывалось ей служить.
Коснувшись кошеля, Морейн удостоверилась, что книжечка по-прежнему на месте. Большего при сестрах она позволить себе не могла. Кроме того, ей очень хотелось вновь оказаться одетой. Но ей не давал покоя один вопрос, и ответ на него она хотела услышать. Ее испытания были не просто делом случая, они зависели от воли тер’ангриала не полностью. Повторявшие раз за разом посягательства на ее скромность не оставляли в этом сомнений.
– Последнее испытание было очень жестоким, – произнесла Морейн; она держала платье в руках, но не спешила натянуть его через голову. Медлила, чтобы посмотреть на лица Айз Седай.
– О случившемся не следует говорить, сколь бы жестоким оно ни было, – твердо ответила Анайя. – Никогда и никому.
Но Юан, стройная сестра из Желтой Айя, метнула быстрый взгляд на дверь, и ее серые глаза сердито сверкнули. Вот оно что! Мериан не принимала участия в испытании. Элайда действительно добивалась провала Морейн и стремилась к этому больше, чем все остальные, иначе бы арафелка не выказала такого неодобрения. Вот оно что.
Три другие сестры отправились по своим делам, но Анайя и Верин проводили Морейн обратно на первый этаж, причем иным путем, нежели тот, которым девушка спускалась сюда. Когда они оставили ее, Морейн отправилась в ту комнату, где они с Суан провели столько дней, переписывая имена, и обнаружила там за работой двух женщин-писцов. Они выглядели усталыми и не особо обрадовались, когда их прервали расспросами о какой-то Принятой, о которой они и слыхом не слыхивали. Возможно ли это? О Свет, возможно ли?
Морейн поспешила на половину Принятых – и за спешку трижды удостоилась выговора от сестер. До завтрашнего утра она все еще оставалась Принятой, – а она едва не бежала. Но ни в комнате Суан, ни в собственной комнате Морейн подруги не оказалось. И поскольку теперь поездки для переписи имен заканчивались раньше, а середина дня давно миновала, Морейн принялась заглядывать и в другие кельи, пока не нашла Шириам и Мирелле. Они сидели возле камина в комнате Мирелле, где маленький коврик украшала потрепанная красная бахрома, а умывальник и кувшин были голубыми.
– Мериан недавно приходила за Суан, – возбужденно сообщила Мирелле. – Ее вызвали для испытания.
– А ты? Ты... прошла? – спросила Шириам.
– Да, – ответила Морейн и почувствовала, как на нее накатывает грусть, при виде того, как лица подруг внезапно становятся чужими. Девушки даже поднялись с мест, опустив руки, словно собираясь подобрать юбки и склониться в реверансе. Между ними разверзлась пропасть. Она по-прежнему оставалась Принятой, до завтрашнего утра, но дружбе – конец, по крайней мере до тех пор, пока они тоже не получат шаль. Шириам с Мирелле не попросили ее уйти, но и остаться не попросили. Однако, казалось, испытали облегчение, когда Морейн сказала, что пойдет к себе в комнату и в одиночестве подождет возвращения Суан.
Оказавшись в своей комнате, Морейн обследовала книжечку, лежавшую в поясном кошеле. Ничто не указывало на то, что ее кто-то трогал: ни одна страница не была загнута вследствие небрежного перелистывания. Но это отнюдь не значит, что никто действительно не заглядывал в нее. С другой стороны, ни одна из сестер и не поняла бы, что перед ней, не зная, чем занимались Морейн с Суан. Если только она не была одной из тех, кого Тамра послала на поиски. Морейн мысленно вознесла благодарственную молитву, что никто из этих избранных не оказался среди испытывавших ее сестер. Насколько она могла судить.
Служанка или, возможно, послушница уже разожгла камин и поставила на маленький столик поднос, накрытый накрахмаленной белой салфеткой. Сняв ее, Морейн обнаружила столько еды, сколько в жизни не съедала: стопки ломтей жареного мяса, репа под сметанным соусом, бобы с белым рассыпчатым козьим сыром, капуста с кедровыми орешками. Здесь же лежал каравай ржаного хлеба с хрустящей корочкой и стояла большая кружка с чаем. Поднос, по-видимому, оставили только что, потому что все было еще теплым. Башня умела подгадать время.
Еды было слишком много, однако Морейн съела все до последней крошки, даже хлеб – весь каравай. Тело молило об отдыхе, но она не могла позволить себе спать. Если Суан постигнет неудача, но подруга останется в живых – Свет, пусть она хотя бы жива будет! – то ей едва дадут время собрать пожитки и попрощаться. Морейн не могла пойти на такой риск. Так что она свернулась клубочком на кровати, мужественно сжимая в руках книжку в кожаном переплете. "Пылкие сердца", быть может, неподходящее чтение для послушницы, но у нее это одна из любимых книг. И у Суан тоже. Тем не менее сейчас Морейн несколько минут смотрела на первую страницу, пока не поняла, что так и не прочла ни слова. Она встала, немного походила, чтобы размяться, потом вновь, зевая, взялась за книгу, но ей по-прежнему не удавалось удержать в памяти хоть одну фразу. Суан должна вернуться. Ее не отошлют из Башни. Но у нее есть столько возможностей совершить неверный шаг, ее подстерегает столько чреватых неудачей ловушек! Нет! Суан пройдет испытание. Должна пройти. Будет просто нечестно, если Морейн получит шаль, а Суан – нет. Морейн знала, что из ее подруги выйдет лучшая Айз Седай, чем когда-нибудь могла бы получиться из нее самой.
Весь вечер до Морейн доносились голоса других Принятых, возвращавшихся после поездок в окрестности города. Некоторые девушки смеялись, другие жаловались – и все громко. Впрочем, шум довольно быстро утих, когда разнеслась весть о том, что Морейн вызвали для испытания и она его прошла, а сейчас находится в своей комнате. Настоящей Айз Седай она станет только завтра, но Принятые вели себя так, словно она уже была ею, и ходили чуть ли не на цыпочках, стараясь не потревожить ее. Пришел и миновал час ужина. Она даже подумала, что не отказалась бы чего-нибудь съесть, несмотря на обильный – и поздний – обед, но в трапезную так и не пошла. Во-первых, она сомневалась, что сумеет вынести любопытные взгляды или, что еще хуже, опущенные долу глаза. И, во-вторых, за время ее отсутствия могла вернуться Суан.
Морейн лежала на кровати, зевая и в очередной раз силясь прочитать хотя бы страницу, когда в комнату вошла Суан. По ее лицу ничего нельзя было понять.
– Ты... – начала Морейн, но не смогла закончить.
– Это было не страшнее, чем выпасть из лодки, – ответила Суан. – Прямо в косяк щук-серебрянок. У меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло, когда я вспомнила... – она похлопала по своему поясному кошелю, где лежала ее собственная книжечка с именами, – Но если не считать этого, все прошло как надо. – Внезапно она залилась краской, однако, несмотря на смущение, сумела улыбнуться. – Нам вместе вручат шали, Морейн.