На лицо, едрешкин корень, конкурентная борьба! Ну как дети, ей богу! Вместо того, чтоб попробовать как‑то договориться, поискать новые рынки сбыта, или хотя бы согласовать цены, эти… суконные короли, немедленно разругались в пух и прах и кинулись писать мне жалобные письма. Дескать, чего это он, гад и государственный преступник! Мы тут, понимаешь, к Славе Отчизны, а он…
Вот и пришлось мне на предостережения Миши Карбышева плюнуть, и из Троицкого выезжать несколько раньше, чем планировал. Назначил обеим заинтересованным сторонам встречу в Колывани, да и выдвинулся. Васька с братом и так у Кирюхи Кривцова уже, а Мясникову телеграмму отправил. Пока буду добираться, и он должен прибыть.
Появляться в Каинске я не хотел принципиально. С Борткевича станется настучать обо мне майору Катанскому. Тот, как сообщал в своем подробнейшем отчете Миша, уже присылал унтер–офицера поинтересоваться - чего это вдруг так резко сорвался с места экс–губернатор, и когда намеревается вернуться. Ни о каких обвинениях жандарм не заикался, но слухи по городу уже поползли. Это я знал, что их распространяет ни кто иной, как мой бывший слуга - Гинтар, а Карбышев высказывал предположение, что они - непременно злой умысел коварного майора.
Количество, как и собственно, само содержание "народных" версий моего исчезновения порадовало. Чувствовалась рука профессионала! А так как сам Гинтар Теодорсович прежде в увлечении ПиАр–технологиями замечен не был, мы с Герочкой рассудили, что управляющий наверняка поддерживает сношения с Василиной. Вот у нее голова правильно работает. Добавить сюда энергичность и фантазию ее поклонника - это я Ядринцова имею в виду - вот вам и причина разнообразия.
Особенно развеселил вариант, что будто бы, я, во главе собранного из добровольцев–казаков отряда, отправился в Кульджу, на помощь бедным китайцам. Герман, помнится, даже предлагал нечто подобное. Все ему военная слава старшего брата покоя не дает. И возможные дипломатические осложнения не смущают!
Нет, так‑то, сердцем, я с моим партизаном даже согласен. Говорил уже, кажется? На месте генерал–губернатора, я обязательно бы ввел в Синьдзян ограниченный воинский контингент. Под предлогом необходимости охраны русских купеческих караванов. Думаю, батальона стрелков с парой сотен казаков, и батареей пушек было бы вполне достаточно, чтоб очистить от бунтовщиков большую часть провинции. Зато ни о каких препятствиях для русской торговли в северо–западном Китае туземная власть и помышлять бы не смела. Тут вам и демонстрация мощи русского оружия, и помощь тамошнему амбаню, и усиление имперского влияния в Китае. Чуточку позже можно было бы и о концессии на строительство телеграфа через Бийск на Кобдо, и до самого Пекина договариваться. Русские строители и телеграфисты в чужой стране - мечта разведчика.
И, если уж продолжить фантазировать, наступит же время, когда железная дорога дотянется до Красноярска. Дальше - столица Восточной Сибири - Иркутск! Генерал–губернатор Казначеев еще в прошлом году хвастался, что через пару лет Кругобайкальскую дорогу достроит. Может быть, я чего‑то не знаю, но что мешает положить вдоль нее рельсы? До Кяхты. И Дальше на юг, до столицы Поднебесной! Англичане, своими чайными клиперами, пусть бамбук из Индии возят, а не чай из Китая! Соединить Екатеринбург с Нижним, хотя бы и через Казань, и получим настоящую артерию! Всесезонную и дешевую магистраль, по которой пойдут миллионы пудов товаров из Европы в Китай и обратно!
А вокруг дороги всегда возникает неимоверное количество сопутствующего бизнеса. Господи! Да Сибирь станет мечтой, причем - вполне досягаемой - для сотен тысяч переселенцев! Ежегодно, а не вообще! Всплеск деловой активности. Десятки тысяч предприятий. Торговые обороты сравнимые с Лондонской биржей…
Нью–Васюки, едрешкин корень. Тут гадаешь - будет ли высочайшее дозволение на начало строительства моей‑то дороги! Какой уж там Пекин, блин.
Но нужно, обязательно нужно о чем‑то мечтать. Чего‑то хотеть и к чему‑то стремиться. Иначе - все. Лень одолеет, суета заест. Сам не заметишь, как в растение, в офисный планктон, превратишься… Не думаю, что нам с Германом это грозит, при нашем‑то с ним образе жизни и виде деятельности, но все же.
Пока ехал, о Великих Прожектах мечталось, а на станциях - о тишине и спокойствии грезилось. Сырная, или как ее в народе больше называют - Масленичная неделя. На тракте откуда ни возьмись - толпы народа. Кто в губернскую столицу на праздники, кто в Ирбит на ярмарку. Прежде я с грозной бумагой, самому себе выписанной подорожной, да еще и в генеральском чине путешествовал. На станциях только на ночевку и останавливался. А днем для меня всегда и лошади свободные были и чай приготовлен. Теперь же приходилось изображать из себя мелкого купчишку. А кто с таким считаться станет? Таким и кони в последнюю очередь, и место у стола в "белой" избе - после всех. Благо казаки выручали. На этом, прежде от меня скрытом, бытовом уровне, они настоящие хозяева этого обширного края. С ними и почтовые чиновники ссориться не рисковали. Так что, кое‑как, но двигаться в нужную сторону удавалось.
Волосы у Германа знатные - светло–русые, густые. У меня в той жизни и в молодости таких не было. Борода отросла - загляденье. Долго мучился, пока не научился за ней ухаживать, но оно того стоило. Оказывается на морозе лицу гораздо теплее, и внешность поросль на подбородке меняет так, что родная мать могла бы не узнать. Даже ловил себя на мысли, что буду сожалеть, когда все мои неприятности канут в Лету, и придется сбрить эту красоту.
А в Колывани, я еще и переоделся так, чтоб и вовсе на казака быть похожим. Замаскировался так, что хорошо меня знающий местный почмейстер, губернский секретарь, Федор Германович Флейшнер мимо прошел, даже взгляд не задержал.
К слову сказать, у господина начальника узловой почтовой конторы в тот день были совершенно другие заботы. На станции скопилось какое‑то неприличное количество не отправленной корреспонденции, и целая толпа жаждущих продолжить движение путешественников. Во дворе настоящее столпотворение, шум и ругань. В конюшнях - стадо чуть ли не загнанных лошадей. Локальный Армагеддон, едрешкин корень. Как же! Важный столичный чиновник мимо проехать изволили! Сам генерал–майор Сколков. Личный порученец Государя. О его приближении за двое суток предупредили. Чтоб кони были наготове, и извозчики на подмену. А все остальные - могут и подождать.
Так что, никому до меня дела не было. И никому в голову коварные вопросы задавать не пришло. Можно было спокойно расположиться, перевести дух и разузнать - не ждет ли в доме Кирюхи Кравцова беглого экс–губернатора какая‑нибудь засада. Жандармский майор - хоть и невелика шишка, но отблагодарить добровольных помощников непременно найдет чем. Сам первогильдейский купец может и мараться не станет - слухи‑то о его предательстве одним махом до Тихого океана долетят, но в усадьбе, где встреча назначена, поди, одной челяди человек двадцать. А еще приказчики, торговые партнеры и бабы у колодца. Да те же телеграфисты, что депешу от принимали. Им‑то сам Бог велел. Я, конечно же, телеграмму своим именем не подписывал, все намеками да иносказаниями. Но имена братьев Гилевых и каинского "якобинца" пришлось упомянуть, а о том, что я с ними дела веду, только слепоглухонемой в губернии не знает.
Скажете - паранойя. Пусть так. Герочка надо мной тоже хихикал, гад. Советовал сходить в "черную", осведомиться, как там Рашит щенков лайки обустроил, и, заодно - что он успел рассказать прочим тамошним обитателям. Будто бы я без этих подколок не знал, что долго мое инкогнито все равно не продержится.
А вот антоновским казакам шпионские игры понравились. Их вообще наше совместное путешествие здорово развлекало. Не был бы уверен, что ни один из моих спутников грамоте не обучен - заподозрил бы, что они летопись ведут. Однажды краем уха услышал, как мои бородачи обсуждают случившиеся за день события. Полное ощущение - будто проговаривают друг другу будущие байки в казармах.
В общем, отправил разведчиков, которые уже к вечеру вернулись с известием, что засада не обнаружена и оба брата Гилевы уже с неделю как дожидаются меня в усадьбе Кирилла Климовича Кривцова. А еще, восторженно поблескивая глазами, поведали, как их чуть схватили слуги Колыванского купца, когда тем любопытство моих "шпионов" показалось слишком подозрительным. Еле–еле отговорились…
Ну, это они так думали. На самом деле, как оказалось, о докучливых казаках доложили Кривцову, а тот, не будь дураком, отправил пару шустрых парнишек проследить - куда именно желающие много знать дядьки пойдут с отчетом. А сколько той Колывани‑то? Полчаса хватит, чтоб все, обе, улицы обойти, с кумушками у колодцев парой прибауток перебросившись, да еще и на чарку в подвальчике схватить минут с пяток останется. Так что, антоновцы мне о результатах разведки еще не до конца поведали, а Кирюхин приказчик уже на санях к станции подъехал.
На этом, в сущности, мой бег от потенциального ареста и закончился. Дальше был радушный прием у местного богатея, баня и праздничный - как же! - генерал благодетель прибыл - ужин. И долгие, задушевные разговоры под настойку. О Судьбе Отчизны, конечно же. Ну и о наших дальнейших планах - немножко. О том, что нужно учиться сотрудничать, и кооперироваться, а не конкуренцию на пустом месте затевать. О сукне, шерсти и чугуне. Об угле для паровых машин мануфактуры, пароходах и деньгах.
Вместе с началом Великого поста, в заштатный городок прибыл Каинский купец, скрытый якобинец и стяжатель, Дмитрий Федорович Мясников. И на лице этого удивительного, готового сражаться за то, во что верит, хоть со всем светом сразу, человека было выражение, с которым обычно приговор суда выслушивают, а не в гости ходят. Поспешил его успокоить. Да и Гилевы с Кравцовым были, после моих‑то внушений, предельно радушны. Так что разговор получился… деловой. Слава Господу, обошлось без ссор, обид и хватаний за бороды. Это Васька - мужчина у нас здоровенный, ему такой метод решения деловых вопросов только развлечение. Ну да переживет как‑нибудь.
А вот Мясникова удивили. И тем, что зазвали его, чтоб договориться о сотрудничестве и взаимопомощи, и обращением с ним. А больше всего тем, что я позволял себе говорить с купцами по–простому, без присущего вельможам высокомерия, и принципиально отказывался принимать чью‑либо сторону. Непредвзятым судьей все же не получалось быть - слишком много общих интересов связывало меня с Гилевыми, но ведь и за только–только начатое в Каинске ткацкое производство я был в ответе.
Дмитрий Федорович не поленился и образцы своих тканей с собой привезти. Много лучшего качества, кстати, чем с Бийского заводика. Такой выделки, которая могло и военных заинтересовать. Тем более что цены на его сукно с привозным, большей частью - заграничным, вообще вне конкуренции были. Тут же, не откладывая в долгий ящик, сел писать рекомендательные письма начальнику штаба округа, полковнику Акселю Самойловичу Кройерусу. Не уверен, что именно он в управлении войсками в Западной Сибири должен заниматься вопросами поставок для армии, но больше я никого в Омске не знал. Дюгамель уже уехал, а новый командующий - генерал Хрущев - заставлял себя ждать.
Обговорили цены, по которым товары станут продаваться на Ирбитской ярмарке. Васька, тоже не любитель тянуть кота за хвост, немедленно приобрел существенную партию для перепродажи в Монголии и на Чуе. Договорились о совместных усилиях по продвижению Томского сукна на восток. В Красноярск и Иркутск.
Иностранным благодетелем Мясниковского завода оказался все‑таки немец. Людвиг Кнопп. Учился выходец из Бремена в Англии, где и обзавелся нужными связями. В восемнадцать лет приехал в Империю, как представитель одной из островных фирм, но лет десять уже как занимается собственным делом. В первую очередь конечно - поставками самого современного оборудования для ткацкого производства. Но, по словам Кнопповских приказчиков, за долю в прибыли готов раздобыть даже артиллерийский завод.
Мефодий отнесся к объяснениям каинского купца с сарказмом, а вот я всерьез заинтересовался. Путь от Троицкого до Колывани был долгий, времени хватило и на фантазии, и на планирование дел, и на наведение порядка в скопившихся за два года блокнотах и записных книжках. Вот в одной из них и обнаружилась сделанная рукой великого химика Зинина запись - несколько формул и описание процесса получения синтетического красителя для ткани из каменноугольной смолы. А я‑то, дурень, голову ломал - что делать с отвратительного вида субстанцией из зловонных ям, куда сливали отходы коксового производства! У меня в руках было сырье для изготовления сверхдефицитного порошка, за который не только Гилевы с Мясниковым, а и половина Российских мануфактурщиков душу продадут. Я был абсолютно уверен, что и формулы эти и процессы были отлично известны в той же Пруссии или Англии. Так почему бы было не попробовать, через этого пронырливого немца, господина Кноппа, обзавестись нужным оборудованием? К лету у меня и специалисты нужные как раз образуются. Не зря же я можно сказать - из своего кармана стипендию некоторым молодым людям в столичной Медико–Хирургической Академии плачу?! Тогда еще, в бытность свою в Санкт–Петербурге, озаботился оформлением соответствующих договоров. Теперь эти господа молодые специалисты обязаны отработать по три года на моих предприятиях. Понятное дело - по профилю. Не рабочими же!
Что‑то в этом роде я собравшимся и объяснил. Чем вызвал совершенно неожиданную реакцию Василия Гилева - он пихнул брата локтем в бок и засмеялся.
- Признаю, - печально выговорил Мефодий, и кивнул.
- А я те чево говорил, брат?! По иному и быть не могло!
- В чем собственно дело? - поинтересовался я. По лицу Мясникова легко было понять, что и ему стало любопытно, но он все еще чувствовал себя в нашей компании несколько скованно, и спросить постеснялся.
- Да тут вон оно как вышло, Ваше превосходительство…
- Благородие, - поторопился я поправить младшего Гилева. Не нужно было, чтоб кто‑нибудь из дворовых смог опознать в бородатом казачьем офицере беглого экс–губернатора. - Мы же договаривались…
- Простите, Герман Густавович… Ваше благородие… Мы тут, пока вашего прибытия ждали, за подсчеты взялись. Баланс, значится, подбивали. Ну и по всему выходило, что после ярманки, у нас, вместях с Кирюхой, никак не меньше мильёна будет. Вот я, ваше… благородие, возьми да и брякни - мол, то‑то благодетель наш обрадуется… А Вася…
- А я, Герман Густавович, - снова хихикнул Гилев–старший. - Тут же говорю, дескать, мы батюшке генералу и похвастаться не успеем, как он новое что‑то предложит, куда прежнего дороже и прибыльнее. Такой вот, благодетель наш неуемный! Ан по моему все и вышло…
- Это… кхе–кхе… Ваше благородие, истинный крест, дорого встанет. Как бы…
- Ну так неужто всей компанией‑то не осилим? - вскинулся я. Слишком уж захватила меня идея, одним махом решающая проблемы экологии, и обещающая, в случае успеха, стать одним из самых прибыльных моих предприятий. - Нас здесь четверо. Да сам немец - пятый. Пусть Кнопповская фабрика и в миллион обойдется, чай по двести‑то тысяч найдем на такое‑то дело?
На самом деле - это было весьма спорное утверждение. Во–первых, двести тысяч серебром для Сибири все еще оставались циклопической суммой. Совокупный годовой оборот первого в Томске Общественного Сибирского банка не превышал четырехсот тысяч рублей серебром. А ведь, до недавнего времени - это был вообще единственный кредитно–финансовый институт от Тюмени до Хабаровска. Обладателей состояний превышающих миллион серебром за Уралом по именам все знали…
У Мясникова пока денег не было. Все, даже самые последние, оставляемые в кубышке на "черный" день, запасы уже были вложены в суконную фабрику. И все‑таки Дмитрий Федорович согласился участвовать в новой компании. Надеялся удачно расторговаться в Ирбите, да и планы захвата восточного рынка внушали определенный оптимизм.
Весь капитал Кирилла Климовича Кривцова, в виде зерна, спал до весны в огромных амбарах на берегу Оби. С началом навигации - самые высокие цены, и покупатели сами за продавцами ходить станут, упрашивать. Потому и он согласился. Пока каинский промышленник спишется с Кноппом, пока тот выяснит - возможна ли вообще поставка в далекую Сибирь полного комплекса нужного оборудования, глядишь, и лето в самом разгаре будет, не то, что весна.
Моего мнения и не спрашивали. Раз уж я сам предложил - то уже и отказаться не мог. Хотя и моих капиталов - только долговых обязательств на пять с лишним миллионов. И было подозрение, что и вырученных с продажи изумрудов денег на покрытие долгов не хватит. Тут и анекдот припомнился - когда спрашивают нового русского, что бы он стал делать, если бы нашел чемодан с миллионом долларов. Долго бы роздал - говорит. А остальные? - спрашивают. А остальные - подождут! Вот и я вроде того же. Участвую, чуть ли не во всем, что в губернии нового появилось. Заводы строю и железные дороги, а капиталов так и скопил. Зато я, как один из владельцев Томского Промышленного банка, всегда мог рассчитывать на кредит.
Дольше всех думали Гилевы. Надували щеки, переглядывались. То Васька, то Мефодий открывали, было, рот, чтоб что‑то сказать, но спотыкались о заинтересованные глаза и… так ничего и не говорили.
О делах Гилевых я был осведомлен. Как‑никак - считался официальным компаньоном их с братом торгово–промышленного дома "Братья Гилевы и Ко". Потому и знал прекрасно о причине их сомнений. Очень уж хотелось Василию собственную железоделательную мануфактуру. Маленькую. Такую, хотя бы, как у меня в Тундальской деревеньке. Прошедшим летом в Чуйскую степь шесть караванов ушло с товарами. Ткани, выделанные кожи, керосин, зерно и мука, и очень много железа. И заказов - еще больше. Кобдосский амбань намекал, что и пушки готов купить. Даже старые, из которых императорская армия еще в Наполеона палила. Но где же их взять‑то? Самим из чугуна вылить, если только. Понятное дело - поставки оружия в Китай могут кому‑то не понравиться. Так ведь никто на каждом углу о пушках, да скупаемых из цейхгаузов да арсеналов старых кремневых ружьях, кричать и не собирался.
Мы уже и план составили, и письмо Асташеву–младшему в Петербург написали и отправили. Это же АГО. Без дозволения Министерства Уделов ничего делаться не может. Слава Богу, пока я при чине был, успел Гилевым разрешение на огненное производство сделать. А теперь только на Вениамина Ивановича вся надежда. У Асташевых с Адлербергами общий бизнес, а Гилевы были готовы и с гвардейским ротмистром прибылью поделиться, если с концессией выгорит.
Ну и по всему выходило, что обойдется этот заводик братьям примерно в полмиллиона. А им еще нужно товары для Чуи и Монголии купить к лету, и о собственном пароходе и торговле алтайским хлебом рассуждать стали. Планов - громадье. Где на все деньги брать?
Так что выходило, что новое, коксохимическое направление по живому резало существующие дела. Хотелось - по лицам было отлично видно, как хотелось. Но они никогда не стали бы теми, кем были, если бы не умели считать и не чуяли прибыль.
- Коли вы, ваше благородие, с вашей‑то доли, нам с братаном ссуду дадите, так и мы в деле, - наконец решился Василий, и тяжело вздохнул. - После, между собой договоримся, поди.