Реформы в Конго
"Таймс"
3 декабря 1909 г.
Сэр! В своё время я потратил немало времени на изучение конголезской проблемы. И вот этим утром, прочтя Вашу статью на данную тему, испытал величайшее сожаление. Позвольте мне высказать на сей счёт некоторые свои соображения.
История наших отношений с конголезскими властями - это сплошная череда подобострастных увещеваний, с одной стороны, и невыполненных обещаний, с другой. Цена за это - жизни несчастных туземцев.
Начиная с англо-конголезской Конвенции 1881 года и Берлинского договора от 1883 года ни одно обращение, принятое в Европе, не возымело эффекта в Африке. Нас обманывали постоянно. В 1905 году было обещано опубликовать свидетельства очевидцев, собранные Бельгийской комиссией по расследованию. Этого не сделано по сей день. В годовщину бельгийской аннексии британское правительство получило торжественное заверение в том, что условия жизни коренного населения Конго вот-вот будут значительно улучшены. С тех пор минуло 15 месяцев - ничего не сделано. В течение одного дня росчерком пера все конголезские земли и продукция были отданы во владение прежнему государственному аппарату Конго. Наверное, в течение 15 месяцев новое правительство страны могло бы сделать хоть что-то для изменения прежних законов: возможность реформ в течение нескольких лет обсуждалась в бельгийской Палате, и они не должны были составить проблему для новых властей.
Принимая в расчёт всю предысторию вопроса, должен заметить: если мы тщательно не изучим новые предложения, то проявим со своей стороны преступную халатность. Сохраняя молчание, мы создадим впечатление, будто британская общественность ими удовлетворена. Необходимо дать понять со всей ясностью, что некоторые пункты соглашения неприемлемы и не позволят нам принять документ в качестве окончательного. Только в этом случае мы сумеем добиться их изменения и докажем, что не зря будоражили общественное мнение. Какой смысл молчать сейчас, если потом, когда новый проект станет законом, всё равно придётся поднять голос протеста? Сейчас самое время во всеуслышание высказать мнение на этот счёт и таким образом если и не повлиять на суть будущего закона, то по меньшей мере проявить последовательность. В письме Вашего корреспондента нашли своё отражение все худшие аспекты предлагаемых реформ. Это и проволочки с разрешением свободной торговли (что не может быть дарованным "благом", а есть право народа), и призыв к увеличению численности местной армии (которая собственному народу всегда служила кнутом), и косвенная поддержка системы принудительного труда (поскольку 40 % бюджета составляют налоговые выплаты за каучук, копал и т. д.), и, наконец, отсутствие всякой финансовой базы, на которой могла бы существовать орда чиновников, паразитирующая сегодня на теле народа. Таковы предлагаемые реформы; нас критикуют за то, что мы не соглашаемся их принять, и призывают к молчанию, которое будет истолковано как знак согласия. Я же считаю, что, напротив, наступают решающие дни, когда мы должны дать понять бельгийцам, что такие изменения не пройдут и что им придётся устранить продолжающиеся злоупотребления, прежде чем наша страна сочтёт вопрос закрытым.
Кроме того, мы имеем полное право подвергнуть сомнению сам дух этих предложений: он сам по себе позволяет догадаться, каким образом они будут выполнены. Были ли признаны чудовищные злодеяния, совершенные в прошлом? Отнюдь: мсье Ранкэн отрицал таковые, причём весьма самодовольным тоном. На одном пароходе с ним из Конго прибыл доктор Дорпингхаус, идеальный свидетель, чьи показания заслуживают полного доверия. Он представил список страшных злодейств, многие из которых развернулись у него на глазах, и притом совсем недавно. Все собранные случаи относятся лишь к одному небольшому району. Кроме того, 27 сентября мне написал мистер Моррисон, доказательством честности которого может служить уже хотя бы тот факт, что компания "Касай" не сумела засудить его "за клевету". В письме, которое Вы соблаговолили напечатать, он подробно рассказывает о том, как селения той местности, где он работал миссионером, подвергались налётам с целью захвата рабов для обеспечения рабочей силой строительства железной дороги Гран-Лак. Как может мсье Ранкэн утверждать, что в Конго не совершалось преступлений? Вернись он с признанием, что условия жизни там плохи, возьмись он за исправление положения дел, и мы тут же преисполнились бы к нему симпатией.
И вновь я хотел бы спросить: почему суд не заинтересуется всеми этими делами прошлых лет? Барон Валюс находится в Бельгии. Он правил Конго много лет, и за эти годы в стране развернулся такой разгул убийств, какого не знал цивилизованный мир. Суд над виновником и его наказание помогли бы нам поверить в искренность бельгийского правительства. Мы своих проконсулов - своих Клайвов и Уорренов Гастингсов (хотя само упоминание этих имён в данном контексте выглядит кощунственно) - не раз отдавали под суд. Что же говорить в таком случае о мелких преступниках, вроде капитана Арнольда, который был приговорён к 12 годам принудительных работ в Конго, но при этом сохранил все свои полномочия в Бельгии? Похоже, и здесь бельгийское правительство не нашло в себе сил доказать небеспочвенность собственных заверений.
Повторяю: по моему глубокому убеждению, предлагаемые реформы не соответствуют серьёзности ситуации. Чтобы привлечь общественное внимание ко всем их слабостям, необходимо давление извне. Благосклонное же к ним с нашей стороны отношение лишь продлит на неопределённый срок те злодеяния, которым мы пытаемся положить конец.
Искренне Ваш
Артур Конан-Дойль
Уиндлшем, Кроуборо, Сассекс
29 ноября
P.S. Ваш корреспондент, насколько я понимаю, убеждён в том, что если наши несогласия с бельгийской политикой основываются на исключительно гуманитарных соображениях, то Германия практически заинтересована в решении вопроса. Нечто противоположное навязывается одновременно германской прессе. Попытки поссорить великие державы с самого начала были краеугольным камнем бельгийской политики в Конго.
Йомены будущего (Сэр А. Конан-Дойль о подразделениях мотоциклетных войск)
"Дэйли экспресс"
8 февраля 1910 г.
Милостивый государь!
Ваша интереснейшая статья о преимуществах моторизированных подразделений над кавалерийскими при выполнении боевых задач, связанных с деятельностью медицинских служб и комиссариата, весьма убедительна. Но я давно уже выражал взгляды, аналогичные тем, что предлагаются в Вашем эссе. Заменив стрелками-мотоциклистами конных йоменов, чьи возможности ограничены оборонительными функциями, наше государство получит огромный выигрыш - как в эффективности, так и в финансах.
Сделав это, а кроме того поставив всю артиллерию на колёса, вращаемые на бензиновом или газовом топливе (о чём давно мечтают сами артиллеристы), мы бы практически вытеснили лошадь (а вместе с ней - бесчисленные заботы, связанные с закупками, уходом и кормлением) из нашей оборонительной системы.
Несколько слов о преимуществах мотоцикла перед конём на пересечённой местности. Прежде всего, нам нужны будут машины мощные и надёжные, оснащённые защёлкивающимися винтовочными креплениями и сумочками для предметов первой необходимости. Их шины должны быть прочны, но эластичны. Каждое подразделение будет располагать дополнительным резервом оборудования, запасными моторами и целыми механическими мастерскими.
1. Стремительность при атаке. - Здесь мотоцикл несравним с лошадью. Между тем речь идёт о важнейшем факторе в ситуации, когда необходимо защищать остров от внешней агрессии. Допустим, неприятель высадится в Дувре; кавалерийские отряды из Лондона прибудут на место военных действий (да и то, если сами найдут дорогу) через два-три дня после того, как враг закрепится на своих позициях. Подразделение мотоциклистов будет здесь через пять часов, - возможно, даже раньше, чем закончится высадка войск.
2. Эффективность по прибытии. - Долгий марш истощает кавалерию. Коня необходимо кормить, за ним нужно ухаживать. Нередко приходится возить с собой фураж. Всё это, несомненно, говорит в пользу мотоцикла.
3. Надёжность. - Лошадь может пасть от пули, умереть от истощения или болезни. Мотоциклу достаточно провести час в ремонтной мастерской.
4. Радиус действия. - Кавалерист способен покрыть за день максимум тридцать миль и после этого быть готовым немедленно вступить в бой. Моторизованные подразделения огромной численности могут проделать в течение дня сотни миль, что обеспечивает огромное стратегическое преимущество.
5. Финансовые затраты. - Стоимость мотоцикла, я полагаю, не превысит 7 фунтов. А прослужит он дольше, чем несколько лошадей стоимостью по 40 фунтов каждая (и это если не считать затрат на фураж, содержание конюшен и так далее).
6. Тактические преимущества при непосредственном контакте с неприятелем. - Передняя линия фронта теперь не будет ослаблена необходимостью удерживать лошадей (чем обычно занята едва ли не четверть всего личного состава). Мотоциклисты перед лицом неприятельской кавалерийской атаки смогут собрать из своих машин временное укрепление и вести огонь из-за него.
Изложенные причины наряду с многочисленными факторами, связанными с экономией, эффективностью и возможностью задействовать большее число людей непосредственно в военных действиях, представляются мне весомее любых возражений. Главное из них состоит в опасении, что наши йомены перестанут служить резервом для регулярных кавалерийских частей. Но составляют ли они сегодня такой резерв? В этом я не уверен.
Второе из возможных возражений: использовать кавалерию эффективнее в сельской местности.
Третье: в низинах английского Юга или на Солсберийских равнинах кавалерия будет обеспечена большим радиусом действий. Но всё это мелочи в сравнении с указанными мной преимуществами.
Артур Конан-Дойль
Уиндлшем, Кроуборо, Сассекс
О подготовке кавалеристов
"Пэлл Мэлл газетт"
6 апреля 1910 г.
Сэр! Я хотел бы высказать свои замечания по поводу статьи Вашего военного корреспондента о подготовке кавалеристов. Дело в том, что этим вопросом я интересуюсь давно и разделяю твёрдую убеждённость мистера Эрскина Чайлдерса в том, что мы рискуем растерять весь опыт, накопленный столь дорогой ценой в Южной Африке.
Первое издание "Великой бурской войны" вышло в конце 1900 года с приложением - главой об уроках войны, которая в последующих изданиях каждый раз опускалась. И дело было не в том, что мои взгляды менялись под воздействием квалифицированной критики. Жертвовать ею каждый раз приходилось ради внесения многочисленных добавлений. В том очерке я достаточно резко высказался обо всём, что увидел, услышал и прочёл в Южной Африке. Должен сказать, что последующие события полностью подтвердили написанное мною по свежим следам. Я утверждал, помимо прочего, что кроме артиллерии в мире существует лишь один вид оружия - автоматическая винтовка, и что саблям, копьям и револьверам теперь место в музее. Я заявил также, что отборные части конных стрелков имеют перед обычной кавалерией повсеместное преимущество, и выразил мнение, что все конные части с их великолепным персоналом следует перевооружить и незамедлительно вывести из нынешнего бессильного состояния на один уровень с противостоящими им силами. В своё время сделано этого не было, но через год-полтора мы усвоили преподанный нам урок, и кавалеристы, сдав на склады традиционную амуницию, получили винтовки и стали армией конных стрелков. Напоминая об этом, я имею в виду, что не просто повторяю аргументацию Эрскина Чайлдерса (с которой полностью согласен), а отстаиваю взгляды, являющиеся моими собственными.
Вот такой практический урок был нам силой преподан в вельдтах - местности, идеальной для кавалерии в сравнении с любой европейской территорией. Что же изменилось с тех пор? Я утверждаю: дальнейшие события только подтвердили уроки войны. "Arme blanche" продемонстрировало неспособность к самоусовершенствованию, зато подразделения конных стрелков оказались значительно усилены внедрением скорострельного оружия с более низкой траекторией полёта пули. Конный стрелок, доминировавший на южноафриканских полях сражений, с тех пор лишь упрочил своё превосходство. И тем не менее наша кавалерия (сохранив, спорить не стану, винтовку) вернулась к сабле и копью, а вместе с ними - к доисторической традиции штурмовой атаки, приверженность которой применением такого вооружения подразумевается. Остаётся лишь пожалеть, что мы вынуждены были отказаться от собственного опыта, добытого дорогой ценой, и внять германским теоретикам, которые и выстрела-то настоящего никогда не слышали.
Ваш корреспондент, повторяя известный параграф кавалерийских инструкций, утверждает, будто бы солдат может научиться в равной степени хорошо владеть саблей, копьём и винтовкой. Но действия штурмовика-кавалериста и конного стрелка коренным образом отличаются в тактическом плане и внедрить в сознание обе эти противоречащие друг другу психологические схемы невозможно. Кавалерист-налётчик рассчитывает видеть перед собой хорошую ровную местность и врага, которого можно было бы атаковать. Конный стрелок ищет неудобный для передвижения ландшафт и укрытие, за которым он вместе с конём мог бы спрятаться. Вести боевые действия можно и так, и эдак, но не одновременно. О том, какой из этих двух способов выявляет в воине самые ценные качества, можно судить по ходу всех современных войн, но особенно Гражданской войны в Америке и Африканской войны. В каждом из двух случаев наши братья по крови, оказавшись перед лицом практических требований, предъявляемых длительной военной компанией, постепенно превращались в конных стрелков. Ещё недавно с нашей стороны было благоразумнее изучать опыт американцев - Шеридана и Стюарта, - чем учиться у европейских кавалеристов. Теперь африканские уроки войны подтвердили американский опыт, и будет печально, если консерватизм наших кавалерийских традиций воспреобладает вновь.
Переходя от общего к частному. Ваш корреспондент, на мой взгляд, грешит множеством весьма сомнительных утверждений. За примерами кавалерийских успехов он обращается к войнам XVIII века; между тем назови он хотя бы одну за все три года войны в Южной Африке кавалерийскую акцию, которую невозможно было бы выполнить силами конных стрелков, и это прозвучало бы убедительнее. Зато акции конных стрелков, которые кавалеристам оказались бы не под силу, перечислить очень легко!
В замечаниях Вашего корреспондента сквозят чисто кавалерийские предрассудки. Он говорит, в частности, о "принижении кавалериста до уровня конного стрелка". Но почему речь идёт о принижении? Ведь наша цель состоит в создании как можно более грозного воина. Если таковым, как показали события в Южной Африке, является конный стрелок, то, стало быть, кавалерист, в такового переквалифицировавшись, напротив, повысит свой статус.
В качестве главного аргумента Ваш корреспондент выдвигает соображение о том, что кавалерия способна к атакующим действиям, а конный стрелок - нет. Оба утверждения можно оспорить. Ни в бурской, ни в манчжурской кампаниях кавалерия не продемонстрировала атакующих способностей в применении к ситуациям современной войны. А вот конные стрелки буров шли в атаку беспрерывно; более того, в течение последнего года войны такая форма наступления стала для них привычной. Ваш корреспондент упоминает бросок Потгитера, который удалось приостановить, но ни слова не говорит о наступлении буров в Флакфонтене, Твибуше или Бакенлаагте, - акциях, осуществлённых с убийственной мощью. Конные стрелки в атаке действительно не используют шоковой тактики, но менее опасными от этого не становятся - в частности, благодаря способности останавливаться в последний момент и вести ружейный огонь. Бота в Бакенлаагте спешил своих всадников под прикрытием возвышенности лишь в 30 ярдах от британской линии и разбил наши силы на голову. Может быть, саблей или копьём он сумел бы достичь большего? Так справедливо ли утверждение о том, что кавалерия, превратившись в конных стрелков, утратит надежду на право атаковать? Я полагаю, наоборот: лишь сделавшись стрелками, кавалеристы смогут сыграть в современной войне по-настоящему важную роль.
Нет смысла демонстрировать в мирное время военную мощь одного типа, надеясь использовать другой её тип в реальной войне. Что толку тыкать вересковые пустыри Олдершота саблями и копьями, оставляя стрелков вместе с их привычками и навыками для настоящего дела? Мы должны проявить последовательность, пройти путь до конца и осуществить радикальные перемены. Я же в таковые не поверю до тех пор, пока своими глазами не увижу, как сотня легко оснащённых всадников с винтовками на спинах и бандольерами на груди проследует процессией за государственной королевской каретой там, где сегодня мы видим ярких, но по сути средневековых гвардейцев. Вот это был бы триумф солдата современного типа.
Искренне Ваш
Артур Конан-Дойль
5 апреля
О кавалерийской подготовке
"Пэлл Мэлл газетт"
13 апреля 1910 г.
Сэр! Сожалею, что истолковал слова Вашего корреспондента неправильно. Использование им выражения "еретические" в отношении взглядов мистера Эрскина Чайлдерса - вот что натолкнуло меня на мысль о том, что мнения, им выражаемые, являются "крайними".
Человеку гражданскому, вроде меня, пред лицом такого военного авторитета, как сэр Джон Френч действительно полагается чувствовать свою полнейшую беспомощность, но ведь и лорд Робертс высказался со всей определённостью в пользу стрелков и против штурмовой тактики.
Что же касается французов, немцев и австрийцев, то не мы должны идти у них на поводу, а они - у нас. Мы имели опыт военных действий и получили на нём урок. Должны ли мы забыть его только потому, что этого требуют иностранные теоретики?
О схватке при Бакенлаагте можно спорить, но я лично не думаю, что даже самая сильная кавалерия сдержала бы "Буффов" и "Шотландских коней", составивших костяк сил Бенсона.
Относительно утверждения, что в Британии нет конных стрелков, могу сказать лишь: их и не будет, если мы не возьмёмся за их подготовку. Тот факт, что регулярные части конных пехотинцев добились многого в последний год Африканской войны, оспаривать никто не возьмётся.
Искренне Ваш
Артур Конан-Дойль
Уиндлшем, Кроуборо, 12 апреля
О реформе в Конго
"Дэйли экспресс"
13 апреля 1910 г.
Сэр! Ваши читатели должны понимать: до тех пор, пока в сообщениях о конголезских реформах мелькают фразы типа: "Взрослые туземцы будут принуждаться к труду", ни о каких реформах не может быть и речи. Уже по одной этой детали можно составить представление об искренности реформаторов.
Если человека в стране заставляют работать, значит, остаются: тюрьма, хлыст, застенки с заложниками - одним словом, вся прежняя машина принуждения. Сегодня фасад государственного конголезского дома для европейских наблюдателей приукрасили, но на задворках его (как заметил неделю назад человек, хорошо знающий тамошнюю ситуацию) безобразия творятся пуще прежнего.
Артур Конан-Дойль
Кроуборо, Сассекс