Голос горничной. Слушаю, квартира мистера Аллена.
Актер. Алло, будьте добры мистера Аллена.
Голос горничной. Простите, кто его спрашивает?
Актер. Один персонаж из его пьесы.
Голос горничной. Минутку. Мистер Аллен, ваш персонаж.
Актер.(в сторону) Ну, голубки, держитесь.
Голос Вуди Аллена. Алло?
Актер. Мистер Аллен?
Вуди. Да?
Актер. Это Диабетий.
Вуди. Кто?
Актер. Диабетий. Вы меня сочинили.
Вуди. А-а, да… вспоминаю… такой неудачный персонаж… очень одноплановый.
Актер. Спасибо вам.
Вуди. Слушай, а разве спектакль уже кончился?
Актер. Я как раз по этому поводу. Тут явилась на сцену какая-то девушка и не хочет уходить, а Гепатитий, видите ли, воспылал к ней страстью.
Вуди. Как она из себя?
Актер. Хорошенькая, но не из наших.
Вуди. Блондинка?
Актер. Брюнетка. Волосы длинные.
Вуди. Ножки хорошие?
Актер. Да.
Вуди. Грудь?
Актер. Очень.
Вуди. Не отпускайте ее, я сейчас буду.
Актер. Студентка с философского. Но, в сущности, ничего не понимает. Типичный продукт институтской кафешки.
Вуди. Смешно. У меня эта шутка была в пьесе "Сыграй-ка еще раз, Сэм".
Актер. Надеюсь, там она имела больший успех.
Вуди. Ну, давай-ка ее.
Актер. К телефону?
Вуди. Разумеется.
Актер.(Дорис) Тебя.
Дорис.(шепотом) Я его видела в кино. Отвяжись от него.
Актер. Он написал эту пьесу.
Дорис. И очень претенциозную!
Актер.(в трубку) Она не хочет подходить. Говорит, что ваша пьеса претенциозная.
Вуди. О господи. Ладно, перезвони потом, расскажешь, чем кончится.
Актер. Хорошо. (Вешает трубку. И, уставившись на телефон, обдумывает слова Вуди Аллена.)
Дорис. А мне нельзя поучаствовать в вашем спектакле?
Актер. Не понимаю… ты что, актриса? Или настоящая, но вообразила себя актрисой?
Дорис. Я всегда хотела выйти на сцену. Но мама надеялась, что я стану медсестрой. А папа считал, что главное – удачно выйти замуж.
Актер. И что же ты выбрала?
Дорис. Сейчас работаю в одной фирме. Мы выпускаем обманчиво неглубокие тарелочки для китайских ресторанов.
Входит Грек.
Грек. Диабетий, Гепатитий! А вот и я, Трихинозий. (Приветствия экспромтом.) Я прямо с Акрополя. Беседовали с Сократом, и он доказал, что меня не существует, так что настроение – понимаете. Тем не менее прошел слушок, что вы ищете хороший финал. Думаю, у меня есть то, что надо.
Автор. Правда?
Трихинозий. Кто такая?
Дорис. Дорис Левайн.
Трихинозий. Грейт-Нек?
Дорис. Точно.
Трихинозий. Раппапортов знаешь?
Дорис. Раппапорт? Мирон?
Трихинозий.(кивает) Мы с ним работали у либерал-демократов.
Дорис. Какое совпадение.
Трихинозий. Это у тебя был роман с мэром Линдсеем?
Дорис. Я-то не возражала, но он не решился.
Автор. Так что за финал?
Трихинозий. Ты гораздо симпатичнее, чем я представлял.
Дорис. По-честному?
Трихинозий. Прямо сейчас бы с тобой переспал.
Дорис. Сегодня мой день.
Трихинозий пылко берет ее за руку.
Прошу тебя. Ведь я девушка. Правильно?
Из-за кулисы выглядывает суфлер. Он в свитере, в руках – текст пьесы.
Суфлер. "Прошу тебя. Ведь я девушка". Правильно. (Исчезает.)
Автор. Ну, черт возьми, так какой же финал?
Трихинозий. А? А! (За сцену.) Мальчики!
Несколько греков выкатывают какое-то громоздкое устройство.
Автор. Ну и что это, черт побери, такое?
Трихинозий. Это – финал.
Автор. Не понимаю.
Трихинозий. Я работал над этим шесть месяцев. Перед вами машина, которая разрубит все узлы.
Автор. То есть?
Трихинозий. В последней сцене, когда кажется, все погибло и жалкий раб Диабетий оказался в положении более чем безнадежном…
Автор. Ну?
Трихинозий. …с небес грозно и торжественно нисходит всемогущий Зевс, отец бессмертных богов, и, потрясая молниями, приносит спасение группе благодарных, хотя и ничтожных смертных.
Дорис. Деус экс махина.
Трихинозий. Слушай, гениальное название!
Дорис. У меня папа работает в "Дженерал электрик".
Автор. Я все-таки не понял.
Трихинозий. Подожди, посмотришь, как она действует. На ней-то и прилетает Зевс. У меня большие виды на эту штуку. Софокл уже заказал одну. Еврипид просит две.
Автор. Но это меняет весь смысл пьесы.
Трихинозий. Молчи, пока не видал. Бурситий, надевай-ка доспехи. Полетаем.
Бурситий. Я?
Трихинозий. А что?
Бурситий. Я боюсь.
Трихинозий. Шутит… Пошел, идиот, спугнешь клиента. Он сейчас. Ха-ха.
Бурситий. Но я боюсь высоты.
Трихинозий. Залезай давай! Живее. Пошли. Не забудь костюм Зевса. Пожалуйста, все приготовились к презентации.
Уходят. Бурситий – протестуя.
Бурситий. Мне надо позвонить страховому агенту!
Автор. Значит, по-твоему, в конце появляется Бог и всех спасает?
Актер. Мне нравится. И зрители не пожалеют, что потратили деньги.
Дорис. Он прав. Голливудский рецепт.
Автор.(выйдя на середину сцены – с пафосом) Но если Бог спасает всех, то, выходит, человек не несет ответственности за свои поступки!
Актер. И ты удивляешься, что тебя перестали звать на вечеринки?
Дорис. Но без Бога все лишено смысла. Жизнь лишена смысла. Мы лишены смысла.
Мертвая тишина.
Ой, как захотелось прилечь!
Автор. Потом. Я не настроен.
Дорис. Правда, что ли? (В зал.) Никто не хочет со мной?
Актер. Прекрати! (В зал.) Спокойно, она шутит.
Автор. Я убит.
Актер. Почему?
Автор. Я не знаю, верю ли я в Бога.
Дорис.(в зал) Я серьезно.
Актер. Если Бога нет, то кто создал мир?
Автор. Не знаю, не знаю.
Актер. Что значит "не знаю"? А когда ты узнаешь?
Дорис. Ну правда, кто-нибудь идет со мной спать?
Мужчина.(встает в зале) Я пересплю с девушкой, если никто не хочет.
Дорис. По-честному, сэр?
Мужчина. Да вы что? Посмотрите, какая девушка! Неужели тут нет ни одного нормального мужика? А? Опять сплошные очкастые еврейские красные пидарасы?
Из-за кулисы выходит Лоренцо Миллер; одет современно.
Лоренцо. Сядь на место. Ты понял, нет?
Мужчина. Ладно, все нормально.
Автор. Кто вы такой?
Лоренцо. Лоренцо Миллер. Я сочинил этих зрителей. Я драматург.
Автор. Что вы имеете в виду?
Лоренцо. Я написал: пестрая толпа жителей Бруклина, Манхэттена и Лонг-Айленда заполняет зрительный зал и смотрит спектакль. И вот они здесь.
Дорис.(указывая на зрителей) Значит, они тоже ненастоящие?
Лоренцо кивает.
И не могут делать, что им захочется?
Лоренцо. Считаю, что могут, но всегда делают именно то, что положено.
Женщина.(внезапно поднимается в зале; она возмущена) Это я ненастоящая?!
Лоренцо. Мне весьма жаль, мадам, – вы тоже.
Женщина. Но у меня есть сын, он на экономическом учится в Гарварде!
Лоренцо. Я выдумал вашего сына. Он ненастоящий. Мало того, он голубой.
Мужчина. Сейчас я тебе покажу, какой я ненастоящий. Я ухожу из этого балагана, и попробуйте не вернуть мне за билет! Что за идиотизм?! Это что, называется спектакль? В кои-то веки выбираешься в театр, хочешь посмотреть какую-нибудь пьеску, чтоб было начало, середина, конец. А не это дерьмо! Счастливо оставаться. (С яростью пробирается между рядами к выходу.)
Лоренцо.(зрителям) Ну? Какой тип? Настоящий зверюга получился. Но, правда, позже раскается и покончит самоубийством.
Выстрел.
Позже!
Мужчина.(возвращается в зал с дымящимся пистолетом в руке) Прошу прощения, я что, поторопился, да?
Лоренцо. Все, ушел.
Мужчина. Я у Сарди. (Выходит.)
Лоренцо.(спускается в зал, разговаривает с настоящими зрителями) Как вас зовут, представьтесь, пожалуйста. Ага.
Импровизация на основании ответов зрителей.
Откуда вы? (Зрителям.) Ничего, да? Колоссальный тип. Надо только напомнить, чтобы наконец нашли другой костюм. Вот эта женщина позже уходит от мужа вон с тем парнем. Ну, конечно, кто бы мог подумать! О, видите того красавчика? В конце изнасилует эту даму.
Автор. Как мучительно быть ненастоящим! Столько ограничений!
Лоренцо. Все дело только в способностях драматурга. Вас, к сожалению, сочинил Вуди Аллен. А представьте, если бы Шекспир?
Автор. Нет, не могу этого принять. Я свободный человек и не нуждаюсь, чтобы Бог прилетал спасать мне пьесу. Я достаточно опытный драматург.
Дорис. Но ты же хочешь победить на Афинском театральном фестивале, правда?
Автор.(неожиданно с пафосом) Да. Я хочу обрести бессмертие. Мне не хочется так просто умереть и быть забытым. Я хочу, чтобы мои творения надолго пережили мою бренную оболочку. Я хочу, чтобы грядущие поколения знали, что я жил на свете! Я не согласен на роль бессмысленной былинки, которую вечность уносит на своих волнах. Спасибо за внимание, дамы и господа; позвольте мне принять эту премию "Тони" и поблагодарить жюри…
Дорис. Мне все равно, кто там что говорит, – я настоящая.
Лоренцо. Не совсем.
Дорис. Я мыслю, следовательно, я существую. Даже лучше сказать – я чувствую. Я испытываю оргазм.
Лоренцо. В самом деле?
Дорис. Каждый раз.
Лоренцо. Правда?
Дорис. Очень часто.
Лоренцо. Да?
Дорис. Конечно. Как правило.
Лоренцо. Неужели?
Дорис. По крайней мере, через раз.
Лоренцо. Да ладно.
Дорис. По-честному! С определенным типом мужчин.
Лоренцо. Не верю.
Дорис. И необязательно обычным способом. Я скорее предпочитаю хорошо подвешенный язык.
Лоренцо. Так-так!
Дорис. Естественно, бывает, и притворяюсь. Бывает. Просто чтоб не обидеть.
Лоренцо. Скажите, вы когда-нибудь испытывали оргазм?
Дорис. Не совсем. Нет.
Лоренцо. Потому что все мы – ненастоящие.
Автор. Но если мы ненастоящие, то не можем и умереть.
Лоренцо. Не можем. Только если драматург решит нас убить.
Автор. Зачем?
Входит Бланш Дюбуа.
Бланш. Затем, милый, чтобы удовлетворить свое, как они выражаются, "чувство прекрасного".
Все обернулись к ней.
Автор. Кто вы такая?
Бланш. Бланш Дюбуа. Что примерно значит "лесная Беляночка". Не вставайте, умоляю, я просто шла мимо.
Дорис. Что вы здесь делаете?
Бланш. Ищу убежище. Да-да, в этом старом театре. Я невольно подслушала ваш разговор. Если можно, чуть-чуть бурбона с кока-колой.
Появляется актер. Мы и не заметили, когда он улизнул со сцены.
Актер. "Севен Ап" пойдет?
Автор. Где тебя носит?
Актер. Сходил в душ.
Автор. Посреди пьесы?
Актер. Какой пьесы? (Бланш.) Слушай, объясни ему, как мы все зависим от автора.
Бланш. Увы, да. Это правда. И это так чудовищно. Потому я и сбежала из моей пьесы. Я вырвалась. Нет-нет, не отрицаю, мистер Теннесси Уильямс – великий драматург, но, милый, он забросил меня в пучину какого-то ночного кошмара. Последнее, что я запомнила, – как меня волокли два типа, а третий держал наготове смирительную рубашку. Как только мы вышли от Ковальского, я вырвалась и убежала. Я ищу другую пьесу, пьесу, в которой Бог существует… где я могла бы наконец передохнуть. Так что не откажитесь включить меня в список действующих лиц, и пускай Зевс, юный и прекрасный Зевс, торжествует и мечет громы и молнии.
Автор.(актеру) Так ты ходил в душ?
Трихинозий.(входит) Мы можем показывать.
Бланш. Уже? Потрясающе!
Трихинозий.(за сцену) Готовы? Отлично. Итак, последняя сцена. Рабу ничего не светит. Исчерпаны все средства. И тогда он возносит мольбу. Давай.
Актер. О Зевс, всемогущий владыка! Мы жалкие и беспомощные смертные. Молю, яви свою милость и перемени нашу участь.
Ничего не происходит.
Э… великий Зевс…
Трихинозий. Поехали, ребята! Ради бога!
Актер. О всемогущий Боже!
Оглушительный удар грома; сказочное освещение. С неба спускается Зевс и величественно мечет молнии. Это впечатляет.
Бурситий.(в роли Зевса) Я – Зевс, отец бессмертных богов! Я – чудотворец! Я – создатель Вселенной! Я дарую вам спасение!
Дорис. Ах, видели бы это в "Дженерал электрик"!
Трихинозий. Ну как, Гепатитий? А?
Автор. Я потрясен. Не ожидал. Сильно, выразительно! Я должен победить на фестивале. Все – это победа! Это было так возвышенно! Ой, у меня мурашки! Дорис! (Обнимает ее.)
Дорис. Не сейчас.
Все идут за кулисы; перемена света.
Автор.(на ходу) Надо быстро кое-что переписать.
Трихинозий. За прокат божественной машины я тебе поставлю двадцать шесть с полтиной в час.
Автор.(обращаясь к Лоренцо) Вы не могли бы представить мою пьесу?
Лоренцо. О чем разговор. Вперед!
Уходят все, кроме Лоренцо; он обращается к зрителям, а тем временем выходит хор и рассаживается у задника. Конечно, все в белых тогах.
Добрый вечер и добро пожаловать на Афинский театральный фестиваль.
Фонограмма: смех в зале.
Сегодня вас ждет грандиозное представление. Это последняя пьеса Гепатития Родосского – "Раб".
Фонограмма: смех.
В главных ролях: раб – Диабетий, Зевс – Бурситий, при участии Бланш Дюбуа и Дорис Левайн из Грейт-Нека.
Смех.
Наш генеральный спонсор – шашлычная Грегора Лондоса, прямо напротив Парфенона. Собрались перекусить? Не уподобляйтесь Медузе: пошевелите мозгами, а не змеями, и посетите шашлычную Грегора Лондоса. Имейте в виду – сам Гомер любил это местечко: кто не слеп – тот видит. (Уходит.)
Диабетий исполняет роль раба по имени Фидипид. Он прогуливается вместе с другим рабом, а тем временем вступает хор.
Хор. Греки, внимайте! Услышите ныне
о Фидипиде –
о муже отважном
и многомудром,
из самых крутых
средь прославленных греков.
Диабетий. Послушай: ну что мы будем делать с этой лошадиной?
Приятель. Но они отдают за так.
Диабетий. Ну и что? Кому она нужна? Громадная деревянная кобыла. На черта она сдалась? Была бы хоть симпатичная. Помяни мое слово, Кратин: на месте наших политиков ни за что бы не доверял троянцам. Ты заметил – они никогда не берут больничный?
Приятель. Кстати, про циклопа слыхал? Подхватил конъюнктивит.
Голос за сценой. Фидипид! Ну где этот раб?
Диабетий. Иду, хозяин!
Хозяин.(входит) Фидипид, вот ты где. Полно работы, пора собирать виноград, надо починить колесницу, принести воды, а ты тут стоишь и травишь байки.
Диабетий. Я не травил, хозяин. Мы разговаривали о политике.
Хозяин. Рабы разговаривают о политике! Ха-ха-ха!
Хор. "Ха-ха-ха!" – вот каковы богачи.
Диабетий. Прошу прощения, хозяин.
Хозяин. Возьмешь новенькую рабыню – эту, из Иудеи, – и уберетесь в доме. Я жду гостей. А потом принимайся за дела.
Диабетий. Новенькая из Иудеи?