- Помню, - живо перебил Монах.
- Он убил часового, когда бежал из колонии. Но вообще-то Бекас принципиально против мокрых дел. Он профессиональный вор. Тогда это было по необходимости.
- Думаете, не согласится?
- Скорее всего, нет.
- Можно пригрозить.
- Выдать его милиции за то убийство? - удивленно спросил Михаил.
- Да.
- Этот шантаж я уже однажды использовал.
- Можно повторить.
Нельзя было рассчитывать, что Монах возьмет и вот так сразу и выложит все подробности задуманного или задумываемого им. Однако Михаил попробовал:
- Смотря по обстоятельствам. Бекас - личность непростая, действует с разбором.
- Речь идет о рядовом убийстве.
- Нужен стимул.
- Деньги он получит.
- С них и надо начинать.
- Хорошо, мы еще к этому вернемся, - подвел черту Монах. - Я вас звал не за этим.
Он встал, прошелся по толстому пушистому синему ковру из угла в угол и сказал:
- Завтра я вас познакомлю с одним нашим сотрудником. Он родился в России, но пятилетним мальчиком попал в Германию и потом остался на Западе. - Он выдержал небольшую паузу и затем снова заговорил: - Вы проверите, насколько хорошо он владеет русским языком. Если есть недостатки, вы определите, как их исправить, чтобы он говорил на современном русском. Это раз. Два: вы будете на протяжении двух месяцев учить его советскому образу жизни и советскому образу мысли. - Тут Михаил слегка усмехнулся, и Монах тотчас это заметил: - Не улыбайтесь… А впрочем, вы правы. И мы сделаем вот что. Учение будет гораздо эффективнее, если вы с ним станете жить вместе. Да, да, именно так. Вы не против, надеюсь?
Еще бы ему быть против!
- С большой охотой.
Монах сказал:
- Вы начинаете немножко прокисать на своей работе. Ничего, теперь будет веселее.
На той же неделе Монах снова вызвал Михаила и опять к себе домой. Это всегда много значило: в домашней обстановке Монах вершил самые важные дела Центра. При этом неукоснительно соблюдалось одно правило: приглашенный обязан проникать на виллу Монаха тайно, чтобы никто не видел его входящим в дверь. Похоже на игру, но определенный смысл в этом все же был. По меньшей мере Монах таким образом ограждал себя и своих исполнителей от всевидящего ока Себастьяна.
Декабрьский вечер был темный и холодный. Шел дождь пополам со снегом. На вилле Монаха, стоявшей в окружении голых деревьев поодаль от других вилл, не светилось ни одно окно. Михаил кружным путем вышел к вилле со стороны сада, перелез через двухметровую железную ограду, по раскисшей дорожке прошагал к двери, которая вела на кухню, нащупал за косяком кнопку звонка. Открыл ему сам Монах: слуга, вероятно, был отпущен на этот вечер.
Войдя следом за хозяином в гостиную, Михаил не сразу заметил сидевшего в кресле человека, а когда тот поднялся и шагнул в круг света, падавшего на ковер из-под огромного, как зонт, абажура, Михаил невольно приостановился. Перед ним стоял Карл Брокман.
По традиции, сотрудники разведцентра, если они познакомились ранее на какой-то нейтральной почве, не имели права показывать этого никому, особенно же начальству. Михаилу эта традиция была известна. Брокману, судя по всему, тоже - стало быть, или он уже давно работает здесь, или его кто-то научил, предупредил. Михаил видел, что Брокман тоже его узнал и что он удивлен не менее.
Монах ничего не заметил. Он представил их друг другу:
- Михаил Мишле. - И, показав рукой на Брокмана: - Прохоров Владимир. Прошу любить и жаловать.
Монах произнес это по-русски, пользуясь случаем проверить свои знания в чужом языке. Мишле - одна из фамилий, под которыми Михаил работал в Европе.
Брокман протянул Михаилу руку, Михаил пожал ее.
- Садитесь, - пригласил Монах. - Можете курить.
Он подвинул кресло к круглому столику, сел. Они тоже сели.
- Итак, - сказал Монах по-немецки, обращаясь к Михаилу, - выслушайте мою длинную речь, а потом будете задавать вопросы… Ваш подопечный Владимир Прохоров владеет русским, но не имеет никакого представления о бытовой стороне жизни в Советском Союзе. Впрочем, об этом я уже говорил… Как общаются между собой люди на работе, на улице, в кино? Как нужно относиться к сослуживцам, к начальству? Как знакомятся с женщинами? Все это и многое другое для него пока за семью печатями. Вы должны научить его… И заметьте себе: тут нет мелочей, которыми можно пренебречь… Я рассказывал вам, на чем однажды засветился один разведчик?
Михаил слышал от Монаха эту историю, но, чтобы подыграть ему, сказал:
- Не знаю, что вы имеете в виду. Интересно послушать.
- Его, этого опытного разведчика, выдали шнурки на ботинках. Да, да. Он приехал в страну, где должен был осесть надолго. Шнурки были завязаны у него бантиком и болтались на виду. Там мужчины имеют обычай прятать концы шнурков внутрь. А он с первого шага выдавал себя за коренного жителя… Ну и, конечно, нашелся дотошный человек, который на эти шнурки обратил пристальное внимание. И - провал. Понимаете, что значат мелочи? - Монах обернулся к Брокману. - Вы еще молоды, а ваш наставник кое-что повидал. Слушайте его. Старших полезно слушать. А теперь вопросы.
- Мы по-прежнему будем жить здесь? - спросил Михаил.
- Нет, тут никто не должен видеть вас вместе. Поезжайте в Швейцарию, выберите курорт какой хотите и живите тихо. В Цюрихе и Женеве показываться не рекомендую. Что еще?
- Когда приступать?
- Чем скорее, тем лучше. Документы и деньги завтра у меня.
Брокман вопросов не задавал, и Михаил подумал про себя, что этот наемный убийца, а ныне кандидат в разведчики обладает, должно быть, спокойным характером. Или туп как пень. Одно из двух…
- Надо сразу условиться о месте встречи, - сказал Михаил.
- Вы знаете Берн? - спросил Монах.
- Плохо.
- Сонный городишко. То, что вам надо. Там на Цейхгаузгассе есть отель "Метрополь". В нем вы и встретитесь. А жить я посоветовал бы в Гштааде. Прелестный курорт.
Михаил уехал через день. В Берне он поселился в отеле, указанном Монахом. Вечером позвонил в один из отелей Гштаада - выбор был сделан по рекомендации хозяина бернского отеля - и легко договорился о двух номерах. До весеннего лыжного сезона было еще далеко.
Утром в номер постучали. Это был Брокман. Они поздоровались уже как давно знакомые.
В чинной швейцарской столице задерживаться им не хотелось, поэтому решили после завтрака отправиться на вокзал.
От Берна до Гштаада по железной дороге километров около ста. Неторопливый поезд доставил их к отрогам Бернских Альп. Сразу за крошечным зданием вокзала - асфальтированная узкая улица, по которой они пошли вправо, на подъем. Через пять минут Брокман первым вошел в отель, с хозяином которого Михаил говорил по телефону.
Номера им дали соседние, на втором этаже. Оставив чемоданы, они отправились прогуляться.
Выйдя из отеля и глубоко вздохнув, Михаил почему-то вдруг вспомнил далекий отсюда город, где живут два любимых его существа - жена Мария и сын Сашка, и тот ясный январский денек, когда он в воскресенье лежал в постели, в теплой комнате, а Мария внесла с улицы заледенелое, залубеневшее белье, громыхавшее жестяно и льдисто, и комната наполнилась чистым свежим запахом мороза. Михаил поднял голову, поглядел на недалекие снежные горы и понял, откуда это внезапное воспоминание: пахло снегом.
Но он тут же представил себе отца, рухнувшего от удара в висок, Брокмана с железкой, отлитой по слепку с мраморной ступеньки, на мгновение склонившегося над распростертым недвижно телом, и видение далеких лет, закрепленное в памяти запахом чистого, внесенного с мороза белья, развеялось.
ГЛАВА 10
Вторая посылка и перстень с изумрудом
Галя Нестерова вечером легка читала книгу, когда зазвонил телефон. Сняв трубку, она услышала голос Светланы, звучавший необычно взволнованно.
- Галка, ты одна? Мать из Москвы еще не вернулась?
- Нет.
Ольга Михайловна была в это время в Москве, куда поехала за консультацией к какому-то профессору по поводу своих болезней, Николай Николаевич был у себя в институте.
- Слушай, - продолжала Светлана, - вернулся Виктор Андреевич. Прямо не знаю, что делать. Кошмар какой-то.
Виктор Андреевич за две недели до этого сказал им, что едет в Италию.
- В чем кошмар? - спросила Галя.
- Колоссальную посылку привез. Мне ее домой нести нельзя. Мать на стенку полезет.
- Может, приедешь ко мне? - нерешительно предложила Галя. - Только поскорее.
- О том и прошу. А почему поскорее?
- Папа должен прийти.
- Ну, это ничего. Я сейчас.
Светлана появилась взволнованная, румяная не то от мороза, не то от спешки.
- Вот, еле дотащила, - сказала она, ставя на стол большой кожаный чемодан.
Она разделась, бросила пальто и шапочку на Галину постель, и они принялись разбирать содержимое чемодана. Тут были замшевые юбки и куртки, шерстяные кофты, кожаные сумки, колготки различных цветов в глянцево блестевшей упаковке и масса разных мелочей. Была и жевательная резинка. А из своей сумочки Светлана достала золотое кольцо. На сей раз она уже не высказывала сомнений, настоящее это или подделка.
Впервые Галя видела подругу такой взвинченной. Да у нее и у самой забегали глаза.
Начали примеривать вещи, и тут выяснилось, что почти все прислано в двух экземплярах.
- Он просто непонятный человек, - сказала Галя. - Тут и на меня рассчитано, что ли?
Светлана вынула из сумочки конверт.
- Прочти.
Буквами, какими пишут в школах первоклассники, Пьетро составил настоящее любовное послание. Он уверял, что жить без Светланы не может. А в постскриптуме было сказано:
"Я знаю, Вы не желаете принимать подарки. Чтобы это Вам легче сделать, посылаю также Гале", -
вот почему все, кроме кольца, было в двух экземплярах.
- Сколько же это может стоить? - спросила Галя.
Стали подсчитывать, оставляя в стороне мелочи. Итог привел подруг в замешательство: получилось что-то около четырех тысяч рублей.
- Я все-таки не понимаю… - растерянно заговорила Галя.
- А может, это любовь? - перебила Светлана словами песенки, но в голосе ее не было всегдашней самоуверенности.
Галя задумалась, глядя на себя в зеркало: как сидит на ней синий замшевый костюм, присланный Пьетро? Светлана примеряла кольцо. Оно точно пришлось на безымянный палец.
- Куда же все это девать? - сказала Галя.
- Не отсылать же обратно, - Светлана уже вполне владела собой.
- Матерям что скажем?
- Ерунда. Давай спрячем у тебя, тут места много. А обновлять потихонечку, сначала одно, потом другое. У тебя накопления бывают, а я своей буду говорить: в кредит покупаю. Главное - постепенно. Девиз умеренных и благонравных.
- У меня тоже ненадежно. Мама ревизии устраивает, ты же знаешь.
- А давай в кабинет к отцу. Ты ведь этим приемом успешно пользовалась.
- Это, конечно, лучше. Но что делать с чемоданом?
- Продадим. В комиссионный. На черта нам такой? Слишком шикарно.
Кабинет Николая Николаевича представлял собой большую, не менее тридцати квадратных метров комнату в два окна. Письменный стол стоял в дальнем от двери углу. Две стены были сплошь в книжных стеллажах от пола до потолка. Старый, вытертый кожаный диван, накрытый пледом, занимал темный угол у двери. Еще здесь было два низких широких шкафа и старинный секретер. В шкафы, как знала Галя, отец не заглядывал, потому что там лежали его студенческие учебники и рукописи давних работ. Они ему не были нужны, но выбрасывать их он не разрешал. В шкафах и секретере нашлось достаточно места, чтобы рассовать вещи. Правда, все основательно пропылится, но это поправимо.
Светлана на первый раз взяла домой присланную Пьетро кожаную сумку с тисненым орнаментом - ее старая уже порвалась по швам. Кольцо легко спрятать дома.
- Да, чуть не забыла, - сказала ока на прощание. - Виктор Андреевич хочет нас видеть завтра вечером. Ты никуда не скрывайся…
Надо заметить, что к тому времени у Виктора Андреевича установились с подругами отношения, приятные для обеих сторон. Он удачно исполнял роль доброго, умудренного житейским опытом дядюшки. В их присутствии он, так сказать, отогревался сердцем, и потому встречи с ними происходили довольно часто и всегда по его инициативе. Признавшись как-то, что имеет слабость к вину, Виктор Андреевич при каждой встрече старался угостить Светлану и Галю. Таким образом, скоро в городе не осталось ресторана, где бы они не побывали. В некоторых ресторанах их принимали с почетом, как постоянных клиентов.
Виктор Андреевич по мере сил прививал подругам довольно пошлый взгляд на вещи, часто повторяя, что жить надо проще, смотреть на жизнь легко, не делать из всякого пустяка проблему и не задумываться о будущем. Когда Светлана говорила, что для этого необходимо иметь много денег, Виктор Андреевич возражал: женщинам их иметь необязательно, они должны быть у мужчин. Надо только уметь найти того, кто готов тратить ряди прекрасных женских глаз. Как, например, итальянец Пьетро Маттинелли.
Все это излагалось полушутя-полусерьезно, но что-то, вероятно, оседало в неокрепших душах подруг.
В иные встречи, когда не ходили в ресторан, Виктор Андреевич катал Светлану и Галю на своей машине, они совершали поездки за город. Эти автопрогулки не прекратились и с наступлением зимы.
Мать Светланы, кажется, не замечала, что образ жизни ее дочери в последние полгода заметно изменился. Светлана возвращалась после встреч с Виктором Андреевичем поздно, - как правило, Вера Сергеевна уже спала. Галя вообще была свободна от всякого надзора, так как Ольга Михайловна снова вступила в полосу длительного лечения нервов.
Светлана повзрослела за прошедшие полгода в общении с Виктором Андреевичем, и совсем недавняя дружба с Лешей представлялась ей какой-то детской глупостью.
Совершенно особняком стоял для нее вопрос о Пьетро Маттинелли. Сказать, что ее самолюбию льстило чувство, которое она возбудила в молодом интересном итальянце, - значит сказать лишь половину. Первую посылку она расценила просто как знак внимания. Вторая укрепила в ней сознание своей власти над людьми, особенно над мужчинами. И вместе с тем, получив вторую посылку, она впервые ощутила готовность подчиниться мужской воле. Она испытывала к Пьетро самые нежные чувства.
Неизвестно, что бы она испытывала, будь присланные вещи не столь дорогие и не в таком количестве, но тому, кто позволил бы себе намекнуть ей о покупных чувствах, она бы, не задумываясь, дала пощечину. По прискорбному обычаю, распространенному на всем земном шаре. Свет-лака не хотела видеть неприглядную оборотную сторону медали. Большинство из нас в хорошие минуты склонно рассуждать так: да, в жизни случается много плохого, но это - с другими, а со мной никогда случиться не может.
Словом, Светлана, по ее разумению, поступала не лучше и не хуже других. Но оставим это моралистам и вернемся к нашему повествованию…
…Виктор Андреевич заехал за Светланой в универмаг в восемь вечера. Там уже была и Галя. Он сказал, что будет ждать их в своей машине, и спустился вниз. "В своей машине" означало, что сегодня они в ресторан не пойдут.
Светлана села на переднее сиденье, рядом с Виктором. Андреевичем, Галя сзади.
Виктор Андреевич поехал по центральной улице, потом свернул в сторону московского шоссе.
- Ну, как, угодил? - спросил он, имея в виду присланные вещи.
- Не то слово, - сказала Светлана. - Но все-таки мы с Галей все думаем: с чего такая щедрость?
- Нравитесь вы ему, Светланочка.
Виктор Андреевич посмотрел на Галю.
- Мама еще не вернулась?
- Нет.
- А папа все работает?
- Работает.
- Не поехать ли к вам домой?
- А что там делать? - сказала Светлана.
- Посидим. Галя чаю даст. Как вы, Галя?
Она колебалась. Что сказать отцу, если он вдруг увидит в доме незнакомого пожилого мужчину? Галя попыталась в полутьме машины разглядеть на своих часах, сколько времени.
- Сейчас половина девятого, - подсказал Виктор Андреевич.
- Отец приходит в начале одиннадцатого, - прикинула Галя. - Вообще-то на часок можно.
Виктор Андреевич развернул машину. Без десяти девять они были у Гали.
Закрыв за собой дверь, Галя бросила ключи на подзеркальный столик.
Галя предложила им не чай, а кофе. Они с отцом пили его, только когда Ольги Михайловны не было дома, потому что ее сильно раздражал кофейный запах.
Пока Галя была на кухне, Виктор Андреевич завел со Светланой доверительный разговор.
- Хочу с вами посоветоваться, - сказал он тихо. - Щекотливое дело.
- Мы друзья.
- Вы думаете, я бесплатно катаю вас на автомобиле? - кисло пошутил Виктор Андреевич.
- А вы ближе к делу, - предложила она.
- Видите ли, Светлана, я в последнее время несколько поиздержался. - Он замахал руками, предвосхищая ее возможную реплику. - Нет, нет, наши невинные сидения в ресторанах здесь ни при чем. Были другие причины.
- Чем я могу помочь? - серьезно спросила она. - У меня, правда, сберкнижки нет.
Виктор Андреевич быстро сунул руку в кармашек жилета и показал Светлане серебряно блеснувший перстень с большим зеленым камнем и спросил:
- Как вы думаете, сколько стоит?
- Понятия не имею. Это надо у Галины спросить, она специалистка, она знает.
- Я тоже знаю. Это стоит не менее тысячи рублей. Но мне нужно семьсот. Кажется, у меня опять будет командировка.
- Вы хотите его продать?
- Да. Но там, где эти вещи покупают, мне появляться очень бы не хотелось. Я езжу за границу… Ну и вообще…
- Понимаю, - сказала Светлана. - Вы хотите, чтобы я его сдала?
- Буду вечно благодарен.
- Меня могут надуть. Мы это сделаем вместе с Галиной.
- Спасибо. - Виктор Андреевич протянул ей перстень. Она положила его в сумку.
Потом Виктор Андреевич встал, прошелся по гостиной и заметил с одобрением:
- Уютный дом.
- Стараниями Ольги Михайловны, - усмехнулась Светлана.
- Галина мама вам не нравится?
- Родителей не выбирают - так, кажется, говорится? Но я бы от нее сбежала.
- Почему же?
- Она Галку с пеленок муштрует. Забитого человека сделала.
- Неужели? Я как-то не замечал.
- Это уж она отошла немножко. А посмотрели бы вы на нее годика три назад!
- А что же папа?
- А что он может сделать? Подслащивает Галкину жизнь подарочками. А вы, значит, опять за границу?
- Не сейчас, чуть позже.
- И снова в Италию?
- По всей вероятности.
- Везет же людям.
- Не хотите написать ему? - спросил Виктор Андреевич.
- Конечно, напишу.
Светлана сбегала в комнату Гали, вернулась с бумагой ручкой, присела к столику.
Письмо получилось короткое, но энергичное:
"Дорогой Пьетро! Огромное спасибо за все - от меня и от Гали. Зачем такие дорогие подарки? Очень прошу - не тратьте лиры, лучше приезжайте сами. Ждем Вас - чем быстрее, тем лучше. Светлана.
Привет от Гали".