***
Теперь ее главным занятием были встречи, выступления, беседы, дискуссии и интервью.
Больше всего расспрашивали Аню о бабушках.
- Тихая осталась там, чтобы ей дефилиппусы тоже вбрызнули живой воды, когда она умрет? - спрашивали дети.
- Когда любишь, об этом не думаешь, - отвечала Аня. - А Тихая любит Матильду. Может, это и есть та живая вода, которую удалось ей испробовать на старости лет.
- Посмотрите, как мы делаем упражнения на бревне и на шведской стенке, - говорили дети. - Возьмите нас на Флюидус!
- У меня в саду тоже растет живое дерево, честное слово! - уверяла белокурая девочка.
А серьезный, как маленький Фима, мальчик допытывался, сколько все же стадий метаморфоза насчитывают на Флюидусе и какова точная формула гормона дефилиппуса.
Что касается взрослых, то они задавали вопросы, которые еще недавно задавала себе Аня сама.
- Случай с вашей бабушкой - это начало бессмертия? - спрашивали ее.
Всем им казалось, что она коснулась бессмертия. Но Аня знала о нем не больше, чем они. Вокруг них было все земное, привычное, и поэтому они не догадывались даже, что каждого из них ежеминутно касается бессмертие. Просто Аня увидела жизнь и бессмертие с необычной, неземной точки зрения.
Однако нужно было отвечать на вопросы.
- Считаю ли я началом бессмертия историю с Матильдой? Нет, скорее второй жизнью.
- Второй жизнью кого? Бабоныки?
- Второй жизнью ее генотипа.
- Что вы думаете о бессмертии? Нужно ли оно? Если нужно, то какое?
- А вы? Что думаете о нем вы? - спрашивала в свою очередь Аня. И рассказывала: - В полете к Флюидусу, в часы отдыха, мы иногда играли в игру "Отвечай". Очень интересная игра. Один задает вопрос, а остальные отвечают. Я задала как-то вопрос: "Может ли человек быть бессмертен, ну, скажем, как амеба?" Потому что ведь амеба, как вам известно, практически бессмертна. Она просто делится надвое, точь-в-точь повторяя исходную амебу. Она удваивает свое существование, только и всего. И вот на мой вопрос, может ли человек быть бессмертен, как амеба, мои товарищи ответили так. Заряна Иванова: "Человек, не может быть бессмертен, как амеба, - только как человек". Сергей Сергеевич: "кому нужно такое бессмертие, как у амебы? Мне - нет". Михеич: "Бессмертные амебы остались амебами, смертные стали людьми. "Умри и возродись". Какие-то амебы менялись и усложнялись - они-то и положили начало эволюции Листья отмирают, превращаясь в побеги дерева. Листья отмирают, давая расти дереву". Как вы думаете, что имел в виду Заряна, говоря, что человек бессмертен по-иному?
- А разве вы не спрашивали потом об этом?
- Нет. Я не люблю переспрашивать - я люблю думать. Я люблю думать, каким воспринимает и чувствует, ощущает, каким представляет мир и человека вот эта женщина и вот этот мужчина, те, что уже ушли, и те, которые еще совсем дети. Потому что, мне кажется, ответить на вопрос, нужно ли человеку бессмертие и если нужно, то какое, можно, только если ответить на вопрос, что такое мир и что такое человек. Если мир и человек дошли до вершины - это одно, если же они развиваются - тогда, я думаю, совсем другое.
Все горячее, все взволнованнее был разговор, и вдруг Аня увидела прямо перед собой, в пятом ряду, Фиму и на миг потеряла нить мысли, на миг перестала слышать слова…
***
На другой день Фима повез ее в свою лабораторию. Навстречу им бросился щенок спаниель с длинными ушами и ласковыми глазами. Спаниель и Аню лизнул попутно, а вокруг Фимы так и выписывал восьмерки.
- Я вижу, вы тут не работаете, а наслаждаетесь жизнью, - засмеялась Аня.
- Наша Джуди выращена из собственной клетки после того, как погибла от старости.
- Так зачем же было нам летать так далеко?! - искренне воскликнула Аня.
Фима покачал головой:
- Не будь Флюидуса - не было бы и нашей Джуди. И разве ради того, чтобы жила теперешняя Матильда, не стоило лететь куда угодно?
- Я не знаю, бабушка ли это, - она уже не та.
- Ну и что? Она лучше, - сказал Фима. - Она, в конце концов, автотроф.
Аня обратила внимание на обезьянку, которая ловко доставала соломинкой варенье из узкого длинного кувшина, но обсасывать соломинку взлетала, почти не касаясь перекладин, под самый потолок.
- Сколько ей лет, как ты думаешь? - с гордостью спросил Фима.
- Ты хочешь сказать, она еще совсем маленькая?
- Ничуть не бывало. Напротив, она уже совсем старенькая. Ей проведен курс омолаживающей гормонотерапии.
- Господи, какой ты умный, какие вы умные! - вскричала восторженно Аня.
- Подожди, это еще не все. Пройдем в следующее помещение.
Аня готова была предположить, что там она встретит не меньше, чем ожившую Венеру Милосскую. Между тем помещение было небольшое, хотя и ярко освещенное. Под стеклянным колпаком в углу копошились просто-напросто червяки, и именно на них смотрел Фима с невероятной гордостью.
- Они никого не едят! - сказал он и посмотрел на Аню, как бог творец. - Они автотрофы.
Маленький Флюидус был уже в этой лаборатории.
- Но его не было бы, - сказал почтительно Фима, - без ваших сообщений с большого Флюидуса.
Прекрасный это был день. И удивительный. Умный, ученый Фима, перед которым и сейчас Аня чувствовала себя глупой девчонкой, был с ней почтителен, прислушивался к каждому ее слову. Даже один раз назвал на "вы". А потом вдруг, как-то между делом, не то проговорил, не то пропел:
И деревья - как пышная светлая трава!
И листья - как раскрытые маленькие ладони!
Аня ушам своим не поверила. Скажи он о листьях, о метаморфозе, о Фабре, о запахах - ничего удивительного в этом не было бы. Пусть она говорила об этом на своих воображаемых сеансах связи с Фимой, но потом это могло быть и в настоящих передачах на Землю. Он же сказал то, что ни одной передаче на Землю не было повторено, - ее слова, ее тайные, вырвавшиеся во время выдуманного разговора с ни слова о том, как скучает она по Земле!
- Что это ты говоришь? - спросила ошеломленная Аня.
Фима улыбнулся:
- Разве я тебе не рассказывал, что частенько, посади перед собой твоего медвежонка Матиля, я как будто бы разговаривал с тобой. И однажды я так ясно услышал твой голос. "Как я скучаю по Земле! - сказала ты, вместо того чтобы продолжать рассказ о Флюидусе. - Если бы кто знал, какая светлая, открытая наша Земля по сравнению с Флюидусом! И деревья на Земле - как пышная светлая трава! И листья - как раскрытые маленькие ладони!" Я так ясно слышал твой голос, что даже подумал: не галлюцинация ли это…
Чудеса, да и только! Неужели и правда они могли друг друга слышать на расстоянии?!
И словно для того чтобы завершить этот прекрасный день, объявили передачу с Флюидуса.
Аня сидела рядом с Фимой и сначала даже смотреть на него забывала - такие поразительные вещи показывала юная Матильда.
Она ложилась на спину, прикрывала глаза и замирала. Она не дышала. Она не дышала пять минут, десять. Щеки ее все так же розовели, ноздри трепетали, но она не дышала - приборы совершенно точно регистрировали это.
"Как же так? - хотелось крикнуть Ане. - Ведь сначала-то, при рождении, она чуть не задохнулась в атмосфере Флюидуса".
Но она не сказала этого вслух, потому что Матильда умела уходить в стволы, а там ведь неизвестно что и как с ней бывало.
На экране в это время развертывалась кардиограмма Матильды. Синусоида начинала медленно вытягиваться и замирать. На глазах замирало сердце Матильды. Вот световая ниточка вытянулась и только редко-редко незаметно вздрагивала. Сама же Матильда лежала все такая же розовая, и выражение лица у нее было такое, словно она улыбается их волнению и непониманию.
Потом все шло в обратном порядке - Матильда оживала.
- А сейчас, - сказал, загадочно улыбаясь, Сергей Сергеевич, - Матильдин иллюзион.
Матильда начала выдувать через трубочку прозрачный пузырь. Она выдувала и выдувала, пока пузырь не стал ростом с человека. Тогда Матильда качнула трубочку вперед, словно проткнула пузырь, и внутри первого пузыря начал вырастать второй. Потом так же третий, поменьше, а внутри его - четвертый. И дальше, и дальше. Внутри большого пузыря медленно двигались, не соприкасаясь, пузыри в пузырях мал мала меньше. Аня видела это чудо, чувствовала, что; это чудо, но непонятно было, в чем оно: в том ли, что пузырь в пузыре, в том ли, что они не соприкасаются…
Но затем Матильда такое устроила, что об этом первом "иллюзионе" думать было уже некогда.
Она выдула огромный пузырь, подмигнула бабушке Тихой и сделала маленький, едва заметный шажок, после чего вдруг оказалась внутри пузыря. Помахала оттуда рукой и принялась выдувать следующий шар. Судя по лицам Сергея Сергеевича и Маазика, для них это было такой же неожиданностью, как и для телезрителей Земли. Одна Тихая сохраняла невозмутимость. Вот выдуваемый шар достиг достаточных размеров, Матильда тем же незаметным движением проникла и в него. Потом так же - в третий… По мере того как шары уменьшались, Матильда проникала в них, сама уменьшаясь в росте.
- Мираж, - бормотал не очень разборчиво Сергей Сергеевич. - На моих приборах Матильда все тех же размеров и той же массы.
Вот Матильда вошла в шар размером с детский мячик. Аня затаила дыхание, словно отсюда, с Земли, могла неосторожным вздохом прорвать оболочку странных шаров. Сергей Сергеевич и Маазик замерли. Матильда о чем-то спрашивала жестами из своего шарика - может, о том, не выдуть ли шарик еще меньше.
- Нет, - замотала головой Аня, словно Матильда могла ее слышать.
- Нет, - сказал пересохшим голосом Фима.
Сергей Сергеевич молча погрозил пальцем.
- Ну, хватит, Мотька. Вылазь, - своим обычным, ничуть не испуганным голосом сказала Тихая.
И Матильда тем же образом, что входила в шары, начала выходить неторопливо из меньших шаров в большие, и меньшие шары, едва она их покидала, исчезали, а Матильда как бы вырастала.
- Оп-ля! - сказала она, покинув последний, самый большой шар.
Аня перевела дыхание и обернулась к Фиме, но тотчас ее словно толкнуло в сердце - так восхищенно, так нежно и ласково смотрел Фима на Матильду.
"А ведь он может ее полюбить, если уже не любит, - подумала, холодея, Аня. - Он смотрит на нее так, как я смотрю на него, как Сергей Сергеевич смотрит на меня, как Володин смотрит на Заряну. А Матильда, оказывается, совсем уже большая - она такими же глазами смотрит на Сергея Сергеевича".
"И что только приходит в голову - какая-то путаница!" - попробовала урезонить себя Аня и встряхнула головой, отгоняя тревожные мысли.
- Что же вы удивляетесь? - говорила, весело пожимая плечиками, Матильда. - Разве я вам не рассказывала, как рассыпалась на несколько одинаковых себя. Только это не я делала, а они. Я так еще не умею. К тому же я все-таки земная, а они, знаете, как могут.
- Кто - они? - спросил Маазик.
- Я не могу объяснить, а вы не поймете.
Аня не удержалась, опять оглянулась на Фиму - вместо жгучего интереса, естественного для человека науки, на лице его была тревога за Матильду.
А потом она услышала, не оборачиваясь, как Фима радостно смеется, - потому что речь в передаче зашла о том, что Матильда ощущает магнитные поля, и рассказывала об этом она забавно и весело.
Тихонько - Фима даже и не заметил - выскользнула Аня из смотрового зала, вернулась к себе.
"Вот тебе и любовь к науке, - думала она. - Да и как Фиме не влюбиться в Матильду - ведь она феномен из феноменов. И, кроме того, такая хорошенькая, такая рыженькая и милая!"
Ей было так больно, что впервые за последнее время не хотелось никого видеть, не было жажды, такой сильной в последнее время на Земле, взглянуть на мир глазами другого человека, такой радостной жажды. Никто не был ей нужен сейчас, кроме Фимы. И тяжела, неприятна, нестерпима была ей эта жадность и сосредоточенность своей души.
Она ушла из дому и долго ходила в эту ночь, радуясь, что на Земле достаточно места, чтобы побыть одной и видеть все новые деревья и новые дома. Ей стало немного легче. Но все равно ей необходим был Фима, чтобы снова стать свободной и легкой. Чтобы снова больше собственной жизни хотелось узнать, есть ли в глубинах Флюидуса в самом деле разумные существа, или просто Матильда так называет что-то ей и самой непонятное; а если есть, что знают и думают о вселенной они.
Примечания
1
Фабр Жан Анри (1823–1915) - французский ученый-энтомолог и писатель.
2
От латинского odor - запах.
3
Уильям Кэрби и Уильям Спенс - английские ученные-энтомологи 19 века.