* * *
Прорва вернулся через пять дней. Заросший, грязный, с голодным блеском в глубоко запавших глазах, но зато живой.
- Повезло, - рассказывал он с набитым ртом, сидя в столовой в окружении летчиков полка. - Просто повезло. "Ил" грохнулся, горит, весь в дыму, я из кабины кое-как выбрался, и в сторону. Смотрю, а метрах в ста от меня машина лейтенанта. Хотел было к нему на помощь бежать, да куда там, пригляделся, а возле нее уже фрицы вовсю хозяйничают. И часть ко мне направляется. Ну, думаю, хана!
Достал пистолет, приготовился помирать. И в этот момент "Ил" как рванет! Из меня душа вон. Очухался в каком-то овраге, с ног до головы землей, травой, ветками всякими засыпан. Видать, взрывной волной отбросило. А немцы не нашли. Или решили, что я в кабине сгорел. Они из-за дыма не видели, как я вылезал.
До ночи отлеживался, в себя приходил. Потом решил потихоньку домой пробираться. Днем прятался где придется, пережидал. Гитлеровцев повсюду тьма-тьмущая, того и гляди нарвешься на какую-нибудь часть. Они ведь тоже днем прячутся, наших штурмовиков и бомберов боятся.
А так шел по ночам. Кое-как добрался к самому Дону. Чувствую, сил уже нет, который день не жрамши. Думал, что утону, не смогу переплыть. Пацанва с хутора помогла. Они меня в кустах случайно нашли. Из дома немного еды принесли, а после показали, где у них маленький плотик спрятан. Вот на нем я и переправлялся.
Страху натерпелся, ужас! Плотик убогонький, скрипит, шатается, того и гляди разойдется и бревнышки разлетятся в разные стороны. В какой-то момент стрельба началась, пули полетели, и в воду пришлось слезть. Держался за бревна и толкал сзади. Даже не помню, как до другого берега добрался, потому что сил уже не было. Да и замерз жутко, зуб на зуб под конец не попадал. А еще комары - звери самые натуральные! - сожрали всего до костей.
На мелководье выбрался и упал. Долго-долго лежал, в себя приходил. Потом меня пехотинцы нашли. Оказывается, меня здорово течением унесло. Очнулся в их землянке. Проверили документы, связались с командованием, накормили и с первой попутной лошадью в полк отправили.
- А Петрухин? - напряженно спросил Хромов. Командир полка сидел за столом рядом с Рыжковым и внимательно слушал его рассказ. - Ты видел, что с ним произошло?
Прорва тщательно пережевал кусок котлеты, хлебнул компота и медленно сказал, отводя глаза:
- Немцы его в плен взяли, товарищ майор. Точно говорю, сам видел. Они его из кабины, видать, раненого вытащили, потому что тащили буквально волоком. А он все пытался голову приподнять, но опять на грудь ронял. Пистолет у него из кобуры забрали, орден с груди сорвали. Да, точно лейтенанта в плен взяли.
Хромова при этом известии перекосило.
- Ну что, комиссар, - обратился он через несколько секунд, справившись с собой, к сидящему рядом Багдасаряну, - пошли о ЧП в дивизию докладывать. Всем остальным отдыхать! - громко приказал он пилотам и вышел не оглядываясь. В столовой повисла неловкая тишина.
- Пошли, что ли? - негромко сказал кто-то.
Летчики разошлись по своим землянкам, негромко переговариваясь, обсуждая рассказ товарища. В столовой остался лишь Рыжков, выклянчивший у поваров добавку, и Малахов с Дивиным.
- Ну а вы тут как? - поинтересовался Прорва, кровожадно кромсая очередную котлету.
- Каком кверху, - невесело пошутил капитан. - Сам-то что думаешь? Хреново. Тебя с лейтенантом нет, остались с Григорием вдвоем. А командование требует помогать пехоте. Вот хоть застрелись, но лети! Пришлось брать на задания молодых. А как они летают, сам видел. За неделю из пятерых только один остался - сержант Катункин. Остальных срубили. Кого "мессеры", кого - зенитки. Так что, нас теперь с тобой четверо.
- Да ладно, - не поверил Рыжков, - за несколько дней пятерых?!
- А ты что думал, - угрюмо сказал экспат. - Летаем без прикрытия. "Мессеров" всегда больше. Они ведь, гады, стараются численное преимущество создать, по одиночке не ходят. А если вдруг пара встретилась, так пиши пропало - асы. Я зелень нашу натаскивал, сколько мог, учил "круг" строить, да куда там, - Григорий безнадежно махнул рукой, - тычутся, как слепые кутята, не видят ничего. А строй потерял, считай сразу покойник - фриц тут как тут. Даст очередь, и все, поминай как звали.
- Зато я смотрю, тебе тоже старшего сержанта дали, - с едва уловимой ревностью заметил Прорва и с деланой небрежностью кивнул на три треугольника в петлицах Дивина.
- Батя расщедрился, - равнодушно ответил экспат. - Сказал, чтобы от молодых отличался. А видишь, как получилось, где теперь эти молодые?
- Месяца не прошло, а от полка рожки да ножки остались, - Малахов нервно затушил папиросу и поднялся из-за стола. - Пошли, что ли, спать. Ты доел?
- Вы идите, - Рыжков бросил вороватый взгляд в сторону кухни, где уже вся извелась в ожидании его давнишняя пассия, - я догоню.
- Ты бы поберег себя, Казанова! - засмеялся комэск, проследив предмет его интереса. - Гриша, двинулись, пусть тут этот сердцеед кухонный свободную охоту ведет. И на еду, и на повариху! Смотри, не переусердствуй, доктор велел не напрягаться.
Друзья вышли на улицу. Остановились и прислушались. Со стороны Сталинграда доносилась канонада, небо над городом подсвечивали взрывы и пожары. В темноте едва слышно гудели моторы немецких ночных бомбардировщиков, то и дело ухали зенитки.
- Твои там? - тихо спросил Григорий.
- Отец, - нехотя ответил Малахов, пристально вглядываясь в далекое зарево. - Он на тракторном работает, написал, что никуда с завода не уйдет. Мать с сестренками в эвакуацию в Ташкент отправил, а сам ни в какую.
- А сколько сестрам?
- Шестнадцать. Они у меня двойняшки, - с неожиданной нежностью в голосе произнес капитан. - Мать фотокарточку прислала, совсем большие уже, настоящие невесты. Им бы учиться, а они на завод пошли работать. Говорят, раз брат летчик, то и они самолеты будут делать. "Ли-2" собирают.
- Ух ты! - восхитился Дивин. - Молодцы какие.
- И не говори. Кстати, я в штабе случайно услышал, что майор тебя на ускоренные командирские курсы хочет отправить. Готовься.
- С чего вдруг? - удивился Григорий. - А летать кто будет?
- Да куда нам летать, - отмахнулся комэск. - Полторы калеки осталось. Я думаю, со дня на день опять на пополнение в тыл отправят. На завтра вон требуют две шестерки на штурмовку отправить, так Хромов при мне с командиром соседнего полка сговаривался, сборную группу собирают. У соседей такая же беда, в строю всего несколько машин осталось.
- Мы летим?
- А как же. Ты да я, да мы с тобою. Катункина вот еще берем. Прорву майор велел не трогать, дать время отдохнуть. Да ты и сам видел, ну какой из него сейчас вояка?
- Пожалуй. А что за цель?
- Танки, вестимо. Немец их в кулак собирает, чтобы оборону нашу проламывать, а мы попробуем заставить эти кулачки разжаться.
- У танков зенитное прикрытие хорошее, - вздохнул экспат. - Нам бы хоть пару машин на их подавление отрядить? А остальные без помех атаковали бы. Помнишь, я тебе схему рисовал?
- Опять ты что-то выдумываешь! - рассердился Малахов. - Говорю же, самолетов и так всего ничего, откуда взять отдельную пару для зениток? С нас командующий три шкуры спустит, если задание не выполним. Слыхал, - он на всякий случай понизил голос и оглянулся, - генерал и по роже может въехать.
Григорий промолчал. Как же сильна еще инерция мышления в Красной Армии. В имперских ВКС выделение группы машин для подавления зенитных средств противника считалось аксиомой. А здесь в который уже раз предлагает так сделать, и все без толку. Иногда экспат задумывался, в чем смысл его попадания в эту реальность? Его знания? Навряд ли, слишком велика пропасть между двумя цивилизациями. Зачастую его предложения малоосуществимы как раз из-за того, что в СССР просто нет еще техники, способной воплотить эти идеи.
Да и что он, если подумать, может сообщить? Остался бы "Коготь", так хоть из его компьютера что-то выудил бы. Но штурмовик бесславно сгорел. Нет, кое что, разумеется, можно передать местным по памяти, но, вот беда, они ведь упираются, как ослы, и не хотят воспринимать новшества почти ни в какую! Варианты перспективных боевых построений, приемы взаимодействия с наземными войсками, способы прицеливания, бомбометания - он честно пытался не раз адаптировать их к местным реалиям и предлагал командованию. Но, боже мой, с каким скрипом все внедряется!
Тогда зачем он здесь? Тупо сгореть во время очередного вылета? Или нет? Что, если это некое испытание, недоступное покамест его разумению. Гм, хотелось бы взглянуть в глаза тому, кто это устроил, в таком случае. До горлышка бы только дотянуться! А там…
- Очнись, Кощей! - насмешливый голос капитана развеял сладостную картину мести. - Ты заснул, что ли? Пошли, брат, в землянку, ночи летом короткие, скоро опять подыматься.
Малахов не ошибся в своих предположениях. Через несколько дней в полк действительно поступил приказ отправиться на переформирование. Путь-дорожка лежала в уже знакомый старожилам Куйбышев. А Григория отослали на ускоренные курсы младших лейтенантов. Экспат попытался было отбрехаться, но Хромов, ехидно посмеиваясь, сказал:
- Ты мне уже всю плешь проел своими прожектами. Вот иди теперь другим нервы мотай. Дурилка, радоваться должен - станешь генералом и будешь не предлагать, а приказывать. Осознал? Все, двигай. В следующий раз жду с кубарем в петлице. Да не куксись, что тебе тот месяц? Плюнуть и растереть!
* * *
Ага, "плюнуть и растереть", как же! Спустя две недели Григорий поймал себя на мысли, что вспоминает детали ритуальных пыток клана Дивайн. А в качестве объекта для их применения фигурирует комполка. Нет, вы не подумайте, сами по себе мантисы в общем-то не слишком кровожадны. Эти отщепенцы-экспаты, покинувшие родной мир, частенько грешат разными нехорошими штуками, за которые люди стараются отомстить им всеми доступными средствами. Если получится, конечно.
А клан Дивайн, умудрившийся рассориться и с мантисами, и с экспатами, просто по определению был обречен отвечать ударом на удар всем, с кем встречался в глубинах космоса. Так что практика допросов пленных очень быстро приобрела весьма специфический характер.
Грац-то, в силу того, что его семье пришлось осесть на захудалой окраинной планете человеческой Империи после того, как Дивайны заключили с людьми договор, не получил должного фамильного образования, но кое-что от родителей слыхал…
Что собой представляли пресловутые курсы? Собранных из разных частей сержантов и старшин, которые должны были по прошествии нескольких недель стать командирами советских ВВС, привезли куда-то в степь, в богом забытое село, где им предстояло в первую очередь построить лагерь.
Григорий с тоской обозрел пустынный колхозный выпас, - он, по замыслам командования, играл роль аэродрома, - покосившийся маленький деревянный домик, молниеносно оккупированный начальством под штаб, заброшенный скотный двор, откуда тянуло навозом, и ветряк с гнутыми ржавыми лопастями.
На робкий вопрос одного из курсантов, а где, мол, будут жить будущие лейтенанты, начальник курсов, пожилой капитан с одинокой медалью "XX лет РККА", фальшиво улыбнулся и ласково объяснил:
- Сейчас приедет грузовик. Он доставит инструменты и палатки. Еще вопросы?
Спустя некоторое время курсанты закатали рукава и принялись за работу. Неподалеку от ветряка установили по натянутой бечевке в два ряда палатки. Между ними лопатами срезали траву, посыпали песком дорожку - все строго по уставу, до которого, как быстро выяснилось, капитан оказался большой охотник. Чуть в стороне установили большую палатку для занятий. Под вечер на других машинах привезли койки и тумбочки.
М-дя, как говорится, глаза боятся, а руки делают. Экспат потер ноющую поясницу, сходил слегка ополоснуться к бочке с водой и пошел устраиваться на новом месте. Отыскал в беспорядочно наваленной куче свой чемоданчик и зашел в палатку.
- Эй, старшой, отмерзни, - окликнул его белобрысый сержант с двумя медалями "За отвагу" и недавно введенной в войсках красной нашивкой за ранение. - Падай рядом со мной! - он приглашающе хлопнул по одной из коек. - Будем знакомы, Павел Артемьев. Я из шестьсот восемнадцатого полка. А ты где воевал?
- В пятьсот восемьдесят шестом, - ответил Дивин. - Слушай, а ты не знаешь, когда нам пожрать дадут?
- Узнаю брата-фронтовика, - засмеялся Артемьев. - Война войной, а обед по расписанию. И никаких гвоздей! Не переживай, скоро накормят.
И потянулись однообразные, похожие друг на друга дни. От завтрака до обеда, а потом до ужина сидели в раскаленной от солнца огромной палатке. Записывали в тетради множество цифр, которые предстояло выучить наизусть, перечерчивали схемы, слушали лекции по штурманскому делу, теории стрельбы, бомбометания, управления звеном.
Народ на курсах подобрался с боевым опытом, большую часть того, что стояло в программе, давно освоил на практике, и потому самым тяжелым для многих оказалось не заснуть. И если для некоторых летчиков кое-что и было в диковинку, то Григорий с его солидной подготовкой откровенно не знал, чем себя занять. Руководитель занятий попытался пару раз подловить нерадивого курсанта, но получил столь исчерпывающие ответы на самые каверзные вопросы, что махнул рукой и перестал обращать внимание на сонную физиономию экспата.
- Скоро перегонят новый "Ил", - сказал он, - отправлю вас на практические занятия.
- Ух ты, - мигом проснулся Дивин. - Товарищ капитан, а что за машина?
- Двухместная, - пояснил преподаватель, - с новым прицелом. Двигатель стоит новый, мощный. В общем, мечта, а не самолет!
Курсанты оживились, начали возбужденно переговариваться. Все они не раз побывали под огнем немецких истребителей и на своей шкуре прочувствовали необходимость стрелка, который может прикрыть спину пилота. Да и необходимость замены прицела давно назрела - нынешний был очень неудобен, сужал обзор, а при вынужденной посадке практически всегда разбивал летчику лицо.
- Это дело! - довольно крякнул Артемьев. - Давно пора.
Три новых штурмовика прилетели на следующий день. Курсанты дружно облепили их, невзирая на окрики командиров. Каждый хотел понять, как изменилась машина, определить ее плюсы и минусы.
Естественно, первое, что бросалось в глаза, - это появившееся место воздушного стрелка. Отштампованное из дюраля жесткое кольцо на заводе врезали в "бочку" фюзеляжа и закрепили на нем пулемет Березина калибра 12,7 мм. Для защиты стрелка поперек фюзеляжа со стороны хвоста поставили бронеплиту. Образовавшаяся кабина сверху прикрывалась прозрачным откидным фонарем.
Но уже первые пробные полеты на новом "Ил-2" выявили серьезный недостаток. Введение полноценной, защищенной броней кабины стрелка с мощным пулеметом и запасом патронов к нему добавило ни много ни мало почти триста килограммов к весу штурмовика, а также заметно сдвинуло назад центр тяжести самолета.
- Как тебе? - поинтересовался у Григория Артемьев после того, как экспат слетал по кругу. Летчики сидели под навесом в курилке, организованной на краю аэродрома.
- Знаешь, мне показалось, что взлетать стало тяжелее, - задумчиво ответил Дивин. - Внимания дополнительного при управлении требует. Да и свойства пилотажные явно ухудшились.
- Вот-вот, я тоже на это внимание обратил! - воскликнул сержант. - Интересно, можно ли это как-то исправить?
Экспат задумался. Теоретически проблема не столь страшна. Достаточно немного изменить стреловидность крыла, и все придет в норму. Другое дело, что осуществить такую переделку возможно только на заводе. Написать им, что ли? Но вот вопрос - прислушаются ли там к мнению безвестного сержанта, вдруг решат, что это не его ума дело? Да и мотор помощнее явно не помешал бы.
- Я думаю, конструкторы разберутся, - ушел от прямого ответа Григорий. - Расскажи лучше, что ты никак с новым прицелом не совладаешь?
- Да хрен его знает! - взвился Артемьев. - И так и сяк пробую, а не выходит.
Новый прицел назывался ВВ-1 - визир Васильева. Как рассказали курсантам, придумал его инженер Куйбышевского авиазавода Григорий Кириллович Васильев. Прицел представлял собой закрепленный на носовой части бронекорпуса перед кабиной пилота штырь, несколько визирных линий, нанесенных там же белой масляной краской, перекрестие и несколько линий на внутренней стороне бронестекла. Что называется, дешево и сердито.
К сожалению, не всем удавалось привыкнуть к новшеству. И сержант Артемьев относился как раз к таким бедолагам.
- Расскажи подробно, что ты делаешь, когда на цель заходишь? - предложил Григорий. Авось из рассказа станет понятно, в чем ошибка.
Пашка страдальчески скривился, будто лимон проглотил.
- Да не знаю я! - почти выкрикнул он. - Я уже все перепробовал, не получается!
- Погоди, не верещи, - поморщился экспат. - Не хочешь рассказывать, не надо. Давай я тебе объясню, что и как делаю, а ты послушай. Вдруг увидишь свою ошибку?
- Ладно.
- Долетели до ворога, - начал Дивин. - Начинаем атаку. Исходим из того, что бомбим с высоты, а не с бреющего. Скажем, тысяча - тысяча двести метров для начала. Итак, плавно ведем цель по левому обтекателю мотора. Маневрируем, не забываем следить за воздухом. Облегчаем винт, даем полные обороты - запас мощности нам не помешает. Не упускаем из вида цель, ее в это время должна постепенно накрывать передняя кромка крыла. Делаем энергичный доворот влево, падаем в пике. Держим цель под верхней дужкой на бронестекле. Следим за высотой: запомни, если на высотомере, к примеру, указано шестьсот метров, то фактически - четыреста.
- Почему? - заинтересовался Артемьев.
- Показания чуть запаздывают, - терпеливо пояснил Григорий. - Не перебивай. На чем мы остановились? А, да, тянем ручку. Вторая дуга перекрывает цель. Жмем кнопку бомбосбрасывателя. На приборной доске загорается зеленая лампочка - бомба пошла. Левый крен, правая педаль, идем в набор высоты.
- А дальше?
Дивин оглянулся. Надо же, пока рассказывал, не заметил, что к ним подошли еще несколько летчиков.
- А все, - обескураживающе улыбнулся он, - цель поражена!
Пилоты задумались, осмысливая его рассказ. А потом на Григория обрушился настоящий шквал уточняющих вопросов. Старший сержант терпеливо отвечал. А как иначе, ведь этим ребятам не сегодня завтра в бой. И лучше, если они пойдут в него подготовленными. Конечно, он не может поделиться с ними скоростью реакции, остротой зрения, но, хотя бы, объяснит теорию. Вдруг да поможет?
Наконец, товарищи отстали. А к экспату подошел один из инструкторов.
- Молодец, - похвалил он вскочившего летчика. - Да брось тянуться, присаживайся. Я тут постоял, послушал - хорошо объясняешь, доходчиво. Не хочешь остаться у нас?
- Зачем? - осведомился с подозрением Григорий.
- Летчиков обучать.
- Нет, спасибо, - отказался Дивин. - Я лучше обратно, в полк.
- Жаль, из тебя получился бы отменный инструктор, - командир разочарованно вздохнул. - Но ты подумай еще хорошенько.
А чего тут думать, воевать надо. Экспат бросил окурок в ведро с песком, поднялся со скамейки и пошел обратно к учебному самолету.