Закадычные друзья сержант Макс Соболевский (оперативный отдел: "Сначала делать, а потом думать") и сержант Джек Морган (аналитический отдел: "Думать, думать, думать и думать") служат в самой засекреченной и "продвинутой" спецслужбе Галактики. Им приходится противостоять галактическим террористам и средневековой якудза, иметь дело с крупнейшими корпорациями и выполнять опасные спецзадания Совета Лиги. Но все это сущая ерунда по сравнению с тем, что случится после того, как на одной из окраинных планет будет обнаружен древний артефакт, принадлежащий когда-то могущественной, но миллионы лет мертвой расе…
Содержание:
Глава первая - Соболевский приходит в себя 1
Интермедия - Непобедимый 6
Глава вторая - Соболевский наносит визиты 10
Глава третья - Соболевский проводит экскурсию 22
Интермедия - Скандал в благородном семействе 27
Глава четвертая - Соболевский принимает участие в культпоходе 30
Интермедия - Маленькая война Макса Соболевского и Луиса Хосе Альвареса 37
Глава пятая - Соболевский устраивает мозговой штурм и получает неожиданные результаты 41
Интермедия - Не по правилам 51
Интермедия - Спящий 57
Глава шестая - Макс Соболевский выходит на тропу войны 58
Глава седьмая - Соболевский влезает в разборки высшего уровня 70
Интермедия - Магистр 82
Эпилог 99
Сергей Мусаниф
Хроника Третьего Кризиса
Глава первая
Соболевский приходит в себя
Место действия: Штаб-квартира Гвардии.
Местонахождение неизвестно.
Время действия: пятый день Кризиса
Опять больница.
Опять белые стены и потолок, запахи медикаментов, стерильная атмосфера и жизнерадостное гудение доктора Фельдмана.
- Вы что-то к нам зачастили, голубчик, - говорит доктор.
Я слышу его голос, но не вижу его самого. Мое тело где-то далеко, за пеленой серого тумана, а может быть, у меня и вовсе нет тела. Каким образом до меня вообще доносится голос доктора и откуда я могу знать, что это доктор?
Я пытаюсь пошевелить губами и сказать что-нибудь колкое в ответ, но не помню, как это делается. Я вообще практически ничего не помню. Как я назвал этого доктора? И почему? Кто я сам и почему считаю привычным пребывание в больнице? И что это за больница?
У меня нет ответов на собственные вопросы.
Мое сознание воспаряет к облакам, играет в воздушных потоках, то поднимаясь вверх, то стремительно пикируя вниз. Я птица и наслаждаюсь своим полетом. Светит яркое солнце, небеса голубы, облака белоснежны, слабый ветерок играет с моими крыльями, когда я набираю высоту. Складывая их, я камнем падаю вниз, в облака, а потом снова взмываю над ними, рассматривая каждое в отдельности.
Вот это облако похоже на девушку с длинными волосами и испугом в глазах; я знал ее когда-то, но очень недолго. Вот это похоже на молодого парня в странном облачении, а следующее смахивает на кого-то по имени Джек, кого я знаю очень давно, точнее, должен бы знать… Следом еще одно - огромное, похожее на потрепанный в боях корабль, с язвами ожогов и ранами от разрывов торпед на бортах… Почему мне кажется, что я должен все это помнить? К чему вообще все это? Разве мало просто парить в небесах и получать удовольствие от полета?
А та серая туча, наползающая с горизонта, грохочущая громом и изрыгающая молнии из своего огромного брюха, постоянно меняющая очертания, вселяет в меня тревогу. Она похожа на Магистра.
Я снова камнем падаю вниз, но на этот раз не успеваю расправить крылья и разбиваюсь о стальную поверхность.
Другой сон.
Я продираюсь сквозь серую мглу, пытаясь кого-то отыскать. Серый цвет преследует меня, серый туман, серое небо, серое болото под ногами и серый лес где-то впереди, Ноги по колено вязнут в грязи. Кажется, что окружающий меня туман материален и старается не допустить меня к цели, а я даже не знаю, что у меня за цель. Я должен кого-то найти. Но не представляю кого и понятия не имею, что будет дальше. Что мне с ним делать? Сыграть партию в "осаду"? Оказать ему помощь? Вывести на свет? Но я даже не знаю, где свет в этом абсолютно сером мире.
Или я должен его убить?
Умею ли я убивать? О да! В каком-то смысле умение убивать является частью моей работы, хотя я не могу сказать, что это за работа. Но что убивать я умею, это я помню прекрасно. Я владею огнестрельным оружием, холодным оружием, могу убивать и голыми руками.
С очередным шагом я проваливаюсь в трясину по пояс. С трудом, цепляясь за хлипкую ненадежную почву, я пытаюсь выбраться из трясины, но земля крошится у меня под пальцами, и я увязаю все глубже. Болото засасывает меня. Я должен пойти на отчаянный ход, сделать что-то решительное, но не представляю что.
Когда разгадка начинает брезжить в моей голове, окружающая мгла вдруг приобретает форму и материальность и сгущается. У нее вырастают сотни щупалец, каждое из них оканчивается лезвием, и все они тянутся ко мне, стремясь уничтожить.
Я вытаскиваю из ножен свой верный двуручный меч и обрубаю тянущиеся ко мне отростки. Они просто ползут вперед, со всех сторон, стремясь соединиться в точке, центром которой я являюсь, и не имеют ни малейшего понятия об искусстве фехтования. Мне не стоило бы большого труда разделаться с ними, если бы я не увяз в болоте уже по грудь.
Еще миг, и одно из щупалец касается моего лица. Я кричу, и трясина смыкается над моей головой, заливая рот вонючей жижей и обрывая мой вопль.
И я просыпаюсь.
Я лежу на обычной больничной койке, ко мне подсоединены какие-то медицинские агрегаты, назначение большей части которых для меня непонятно. Неужели дела настолько плохи? Рядом - симпатичная девушка в белом халате медсестры. У нее длинные белые волосы и значок с именем на лацкане. Мария.
- Вы кричали во сне, - сказала она.
- Что именно?
- Порядочные девушки не употребляют подобных выражений.
Мне трудно об этом судить, но, по-моему, я покраснел. Меня, несомненно, мучили кошмары, хотя я о них ничего не помнил. Неудивительно, если учесть, свидетелем каких событий мне довелось стать в последнее время.
- Ругался, как морячок, верно?
- Ага, и все время упоминали какого-то ученого. Бакалавра…
- Должно быть, Магистра, - сказал я.
- Точно, Магистра. Что он вам сделал?
- Лично мне? Ничего, - ответил я. - Вопрос в том, что я собираюсь сделать с ним.
- Что бы то ни было, в ближайшее время вам ничего делать не придется.
- Это еще почему?
- Вам все причины перечислить?
- И по возможности в доступных мне терминах.
- Извольте, - согласилась она и принялась за перечисление, загибая пальцы. - Сильное сотрясение мозга - это раз. Чрезмерная доза жесткого излучения, проникшего через повреждения в скафандре, - это два. Смещенные диски позвоночника с последующим нарушением опорно-двигательных функций - это три. Ожоги второй степени - это четыре. Пять раздробленных ребер с одной стороны и три треснувших с другой - это пять и шесть. Правая нога сломана в двух местах - это семь. Проникающее осколочное ранение живота - восемь. По-моему, более чем достаточно для одного человека.
- Но я ничего не чувствую.
- Почувствуете, - заверила она. - Как только закончится действие болеутоляющего лекарства.
- И когда я смогу встать?
- Встать? - Ее прекрасные серые глаза изумленно округлились. - Вы что, не слышали, что я вам сейчас говорила? Вам сильно повезло, что вы вообще живы, солдат. Я не доктор, но твердо могу сказать, что вы этой палаты не покинете еще на протяжении нескольких недель.
- Ну, это мы еще посмотрим, - сказал я. - Кстати, что с девушкой?
- С которой именно девушкой, солдат?
- Не валяйте дурака. То есть дурочку. В общем, не надо никого валять. Вы прекрасно понимаете, о ком я говорю.
- А, наверное, вы имеете в виду принцессу Камиллу? У нее сильные ожоги почти на восьмидесяти процентах кожного покрова, но на этом и все. Пару дней пролежит в госпитале, потом оклемается. Ее скоро отправят к венценосному папочке, телепортом прямо на Тагобар. Каково, а?
Я попытался пошевелить рукой. Она слушалась меня с большим трудом, реакции запаздывали на пару секунд. О немедленной выписке, пожалуй, действительно не могло идти и речи.
- И сколько я уже здесь валяюсь?
- О, немного, - короткий взгляд на хронометр. - Двенадцать с половиной часов. В вашей медицинской карте написано, что вы быстро приходите в себя.
- А там не написано, что голова у меня чугунная?
Она хихикнула, словно я угадал. Впрочем, с Фельдмана станется написать и что-нибудь похлеще.
Удостоверившись, что с принцессой все в порядке и задание можно считать более-менее выполненным, я вспомнил и о других своих делах.
- Визиты ко мне разрешены?
- При условии, что найдутся люди, желающие вас видеть.
- Тогда найдите мне Джека Моргана из аналитической группы и попросите немедленно ко мне прийти.
- Я медсестра, а не ваша секретарша.
- Ну, пожалуйста, сделайте мне одолжение, Мария. А в качестве ответной услуги я угощу вас ужином, когда выпишусь.
- Так и быть. - Она улыбнулась, продемонстрировав или щедрый природный дар, или классную работу гвардейских стоматологов. Или и то и другое сразу.
Джек заставил себя ждать.
Моим первым посетителем, если не считать медсестер и доктора, периодически заходивших для смены питательных и лечебных растворов в опутывающей меня паутине капельниц и списывания показаний всяческих медицинских приборов, стала молодая и очень талантливая журналистка с Новой Москвы. И это меня несказанно удивило. Вроде бы не должна она питать ко мне особо нежных чувств.
С другой стороны, медперсонал отказывался отвечать на любые мои вопросы, не касающиеся диагноза. Посему поболтать с журналисткой было совсем не лишне.
Диана напялила рабочий комбинезон гвардейца и притащила в палату горшок с моим любимым кактусом.
- Извините, других цветов не нашла. Но я решила, что вам будет приятно увидеть своего любимца.
Черт побери, мне действительно было приятно. Не становлюсь ли я сентиментальным на старости лет?
- А я-то, дурак, считал, что это мужчины должны дарить женщинам цветы.
- Вы окончательно отстали от жизни, - сказала она.
- Может быть, - согласился я. - Как продвигается ваша работа?
- Вы имеете в виду, когда никто не ставит палки в колеса? Неплохо продвигается. С головой зарылась в ваши архивы. Правда, там очень много белых пятен.
- Это не белые пятна, а черные дыры, - сказал я. - Просто у вас не полный допуск.
- На данный момент это неважно. Я собираюсь накатать статью строк этак сотен на шесть, посвященную мужественному герою, жертвующему собой во имя спасения прекраснейшей из принцесс. А также во имя торговых интересов Лиги.
- Если это название, то оно излишне длинно, - сказал я. - И цинично.
- Вы действительно проявили себя героем. (Я поморщился.) Но как вы думаете, будь ее высочество не с Тагобара, стал бы Авалон оплачивать рейд?
- Я думаю, что вы слишком много знаете.
- Это общедоступная информация, - сказала она. - О триумфе Гвардии раструбили все средства массовой информации. Моссад попал в неудобное положение во всей Лиге. Может быть, даже и на Израиле.
- Моссаду просто не повезло. Корабль погиб?
- Минут через восемь после вашего возвращения. Ничего не скажешь, вовремя вы с принцессой унесли ноги.
Точнее, вовремя нас с него унесли вместе с нашими ногами.
- Восемьдесят шесть погибших, - продолжила рассказ Диана. Она говорила с холодным цинизмом профессионального журналиста и не понимала, что проворачивает нож в моей ране. - Могу ли я рассчитывать на интервью с единственным выжившим участником событий?
- Принцесса тоже выжила, - напомнил я.
- Она не тянет на участника. - отмахнулась Диана. - Я с ней уже кратко побеседовала, и ничего интересного она сообщить не смогла. Благодарит Лигу, правительство Авалона и Гвардию. В частности, вас за проявленное мужество и героизм. Стандартный дипломатический треп. Я с ней говорила больше часа, так она просто ничего не видела. Был бой, корабль трясло, она сидела в каюте, потом вошел какой-то парень, она испугалась, подумала, что пират, потом был взрыв, и все. Больше она ничего не помнит. С таким же успехом можно было разговаривать со стоявшим в каюте креслом.
- Хладнокровная девица, - сказал я.
- Ее положение обязывает. Так что насчет интервью?
- Боюсь, тоже ничего интересного вам не скажу. Проник на корабль, все меня пинали, случайно наткнулся на принцессу, напугал ее, потом был взрыв, и больше я ничего не помню.
- Ваша скромность переходит все разумные границы, сержант.
- А если это не скромность?
- А что тогда?
- Действительность, - сказал я.
- Никогда не поверю, - заявила она. - Где рассказ о рукопашных схватках с пиратами, о многочисленных перестрелках в темных закутках подбитого корабля, где ваш поединок с вожаком пиратов, в котором вы, один на один, отрубили ему обе руки и голову? Где подвиги? Вы, в конце концов, не кого-нибудь спасали, а самую натуральную принцессу.
- Раз вы так хорошо все представляете, - сказал я, - напишите репортаж сами. А я с удовольствием со всем соглашусь. После спасения домашних собачек мне уже ничего не страшно.
- Ха, - сказала она. Наверное, представила себе готовый материал, под которым я был согласен подписаться. - Кстати, я вижу, что у вас вошло в привычку возвращаться с каждого задания в искалеченном виде.
- Не может такого быть.
- Ага. Видели бы вы себя на Колумбии. "Извините, что заставил вас ждать", - а сам еле стоит на ногах, весь в крови, а на пол падают осколки зубов.
- Тогда извините еще раз.
- За что?
- За неприятное зрелище, - сказал я.
- Может быть, и извиню, - сказала она. - Но при одном условии. После всех тех состояний, в которых я вас видела, нам просто необходимо перейти на "ты".
- Заметано, Ди.
- Хорошо, Макс. Хочешь чего-нибудь?
- Не напрашивайся на сомнительные комплименты.
- Чего-нибудь, а не кого-нибудь, я сказала.
- Сейчас это одно и то же. Подкинь-ка лучше сигаретку.
- Если ты вдруг этого не заметил, то мы в больнице.
- Плевать.
- Как скажешь. - Она вытащила свой портсигар из одного из многочисленных карманов комбинезона. Прикурила сигарету и сунула мне в зубы. Я затянулся.
Крупная ошибка. Никотин несовместим с медикаментами - сразу же закружилась голова, подкатили дурнота и слабость, и сигарета выпала из моих губ.
- Ну вот, - укоризненно сказала молодая и очень талантливая журналистка с Новой Москвы, быстро подхватывая сигарету и энергично туша ее о пол и разгоняя руками дым.
Слишком хорошая реакция для обычной журналистки.
А может, у меня действительно паранойя.
После новостей о Магистре и возникновения теории о том, что Гриссом - гвардеец, начинаешь подозревать каждого, а, старичок? Нелегко тебе придется жить в подобной атмосфере.
Иди в баню, ответила мне вторая половина, худшая, но, бесспорно, более умная. Даже у параноиков бывают враги.
Как знать, был ответ.
Мы еще немного поговорили с Ди о всяких пустяках. Я рассказал про обещание Полковника показать ей спасательную операцию и познакомить с птаврами, она поделилась историями из своей профессиональной карьеры. Обычный дружеский и ничего не значащий треп двух приятелей, но я никак не мог сосредоточиться на обсуждаемых темах. Меня одолевали другие, совсем не веселые мысли.
Когда она ушла, сославшись на чрезмерную загруженность и дефицит времени, я вздохнул с облегчением.
Следующим в череде посетителей нарисовался лейтенант Стеклов. Его смена, впрочем, как и моя тоже, закончилась совсем недавно, и он выглядел усталым. В последние дни такой вид - скорее правило, чем исключение из оного.
- Хорошо сработано, сержант, - сказал он без особого энтузиазма. - Как сам?
- Лучше, чем это выглядит со стороны.
Он хмыкнул.
- Принцесса в безопасности. Ее уже отправили на Тагобар для лечения и курса психологической реабилитации.
Я сильно сомневался, что она в подобной реабилитации нуждается. Но царственные особы есть царственные особы, особенно женского пола. По правилам, принятым в светском обществе, насколько я их понимаю, принцессе сейчас положено валяться в глубоком обмороке и впадать в него каждый раз, как кто-то будет упоминать о произошедшем.
- В следующий раз будет осторожнее выбирать корабли, - сказал я.
- Я рекомендовал представить тебя к ордену Доблести. Не сомневаюсь, Совет быстро утвердит решение.
Еще бы, учитывая, сколько денег я им сэкономил. Но сам я себя достойным награды не чувствовал, о чем немедленно и сообщил.
- Не нам решать, - ответил он. - Я могу для тебя еще что-нибудь сделать?
- В следующий раз пошли кого-нибудь другого.
- Ты все сделал правильно, - сказал он.
Я слышал, что раньше каждый гвардеец имел своего личного психоаналитика, в обязанности которого входило убеждение того самого гвардейца в правильности принятых им решений. Не знаю, почему от подобной практики отказались сейчас. То ли решили, что парни стали крепче психически, то ли - что мир целиком сошел с ума и поэтому не стоит никого лечить, то ли, что более вероятно, просто денег не хватает.
- Черта с два, правильно! Там был кошмар.
- Это часть нашей работы, - выдал он нетипичную для гвардейца сентенцию, явно озабоченный чем-то другим, что со мной обсуждать не хотел.
- Что еще стряслось?
- В коридоре своей очереди дожидается твой приятель, - увернулся он от ответа. - Так что не буду задерживать. Поправляйся.
- Обязательно, сэр.
Стеклов ушел таким же угрюмым, как и пришел. Похоже, никому из нас не весело в эти дни.
Его место сразу же занял мой дружок из аналитической группы.
- Мне импонирует твой стиль жизни, - заявил Морган прямо с порога. - С задания - в больницу; вылечился, отдохнул, вышел на задание - и в больницу. Романтика, черт бы ее драл.
- Для кого романтика, а для кого - обыденность.
Джек так и не побрился со времени нашего последнего разговора. Борода как таковая у него не росла, и щетина клочьями торчала по всему лицу. Вкупе с красными глазами и сутулостью от долгого сидения за компьютером картину это представляло отталкивающую. Ну да мне с ним не целоваться.
- Извини, - сказал он. - Я не слишком пристально следил за происходящим, слышал о твоей вылазке только в общих чертах. Что там стряслось внутри?
- Как приятно, когда твоим друзьям есть до тебя дело, - произнес я в сторону.
- Я же извинился, - напомнил он. - Могу еще разок, если тебе легче станет.
- Ладно, не стоит.