Последнее, что я увидел среди всей этой суматохи, - активно жестикулирующий металлический шар, плавно поднимающийся к потолку. Он болтался на конце чего-то толстого и покрытого присосками, что, по-видимому, никак его не отпускало. Тут Макналти и его похититель заслонили от меня эту сцену, но я догадался, что один из марсиан прилепился к потолку и аккуратно занимается своеобразной рыбалкой, вылавливая своих жертв из кишевшей внизу толпы.
Схватившая меня штуковина быстро топала к начинающему светлеть горизонту. Солнце должно было взойти минут через двадцать. Окрестности уже заливал слабый свет.
Мой похититель надежно прикрепил меня к своей плоской спине. Грудь мою и талию туго стягивали какие-то провода, а руки и ноги удерживала суставчатая рука. Я мог только немного шевелить ступнями, да в руке все еще оставался тяжелый излучатель, но в таком положении воспользоваться им не представлялось возможным.
В дюжине ярдов позади меня, как мешок с мукой, тащили Макналти. Его нес другой урод. Он выглядел внушительнее: с восемью ногами, а вместо щупалец - дюжина рук разной длины. Четыре руки обхватили корчившегося капитана, а две передние были сложены, как у богомола, остальные болтались по бокам. Я заметил, что хитроумная завитушка на спине у моего похитителя иногда как бы вопросительно выпрямлялась, а затем вдруг снова скручивалась, как часовая пружина.
Мы двигались мимо других машин. Многие суетились около развороченной кормы "Марафона". Большие, маленькие, длинные - одним словом, всякие. Среди них выделялась ужасная машина с рукой, похожей на стрелу экскаватора. Она с невозмутимым видом стояла в глубокой траншее, вырытой в земле под кормовыми соплами корабля. Шесть машин снимали сопла с днища. Верхние были уже сняты и теперь лежали на земле, как вырванные зубы.
Да, подумал я с горечью, тут есть над чем потрудиться герру Флетнеру с его гением. Если бы не этот башковитый ублюдок, я бы сейчас преспокойненько сидел в старой доброй "Колбаске".
Штуковина, на которой я сейчас совершал вынужденную прогулку, начала ускорять шаг, плавно переходя на неуклюжий галоп. Я никак не мог изогнуться таким образом, чтобы как следует рассмотреть ее. Я слышал, как стучат металлические лапы по полуметаллической земле, но все, что мне удавалось увидеть, - это сустав ноги, выделяющий сильно пахнущее машинное масло.
Бегущий позади здоровяк, тащивший не менее здоровенного Макналти, тоже прибавил шагу. Становилось все светлее и светлее. Я как мог задрал голову и увидел целую процессию нагруженных членами экипажа машин, тянувшуюся от самого корабля. Только мне не удалось различить, кто кого несет.
Мое внимание привлек какой-то шум. Ночь еще не окончательно сдала свои позиции, и на сей раз мне не удалось разглядеть космические корабли, хотя я и мог представить траекторию их полета, так как они то и дело с грохотом проносились с севера на юг.
Наконец через час мой похититель остановился и поставил меня на землю. За это время мы, наверное, преодолели около тридцати миль. У меня ныло все тело. Солнце уже стояло в зените, и я обнаружил, что мы находимся на краю широкой, гладкой дороги, покрытой тусклым, свинцового цвета металлом. Штуковина, с виду очень напоминающая гроб футов семи длиной, - фантастическая лошадь, на которой я проделал весь этот путь, - стояла и разглядывала меня своими немигающими глазищами-линзами.
Вновь схватив, она затолкала меня в кузов стоящей неподалеку машины. Это была большая коробка на колесах с неизменной медной антенной, торчащей сверху. Я успел только заметить примерно с дюжину похожих тележек, выстроившихся в ряд, и очутился в полной темноте.
Через полминуты ко мне присоединился капитан. Затем Бренанд, Уилсон, помощник капитана и два инженера. Капитан тяжело дышал. Инженеры извергали лишь забавную смесь венерианских, марсианских и земных ругательств.
Дверь с шумом захлопнулась. Машина вздрогнула, как будто ее кто-то толкнул невидимым пальцем, и покатилась вперед. В ней ужасно воняло смазкой. В темноте кто-то все время сопел и негромко ругался. Думаю, это был Бренанд. Найдя зажигалку, капитан зажег ее, и мы смогли осмотреться. Наша передвижная тюрьма оказалась стальной камерой футов девяти в длину и около шести в ширину. Чего здесь явно не хватало, так это вентиляции. Запах масла стал невыносимым настолько, что у нас начали слезиться глаза.
По-прежнему сопя и ругаясь, обиженный Бренанд поднял свой излучатель и начал выжигать отверстие в потолке. Тогда и я воспользовался своим и помог ему вырезать лучом металлический круг. Это оказалось нетрудно. Через пару минут тяжелая круглая пластина свалилась на пол. Если фургон, который нас вез и обладал какой-нибудь чувствительностью, то он совершенно никак не отреагировал на повреждение и продолжал ехать не останавливаясь.
Сквозь крышу мы, к своему вящему удивлению, никакого неба не увидели. Никаких кудрявых, облачков, которые должны были приветствовать наше появление, и даже милый нашему сердцу свет почему-то не залил кабину. В отверстии виднелся толстый слой какой-то темно-зеленой субстанции, ставшей непреодолимой преградой для наших излучателей. Как мы ни старались, с этим слоем ничего поделать не смогли.
Со стенами и дверью было то же самое. Опять то же темно-зеленое вещество. Слабым местом оказался лишь пол. Пока машина неслась в неизвестность, мы прорезали в нем дырку. Сквозь нее тут же хлынул свет, и мы как зачарованные уставились на быстро вращающуюся ось и улетающее вдаль полотно дороги.
Направив излучатель вниз, Бренанд сказал:
- Ну я им сейчас устрою! - и перерезал ось лучом.
Машина по инерции проехала еще немного и остановилась. Мы поздравили друг друга с тем, что обошлось без катастрофы. Идущие за нами машины одна за другой объехали нас и продолжили свой путь. Мы с Бренандом осматривали отверстия в полу, пока остальные бдительно следили за дверью. Макналти и его помощник потеряли свое оружие еще во время баталии. Зато один из инженеров сумел сохранить лучемет, а другой прихватил с собой свой четырехфутовый гаечный ключ. Поговаривали, что он не расстается с ним даже во сне.
Оставалось только догадываться, был ли у нашего фургона шофер, или он двигался автоматически, а то и управлялся дистанционно. Но если бы шофер или кто-нибудь еще попытался открыть дверь, то без боя мы не сдались бы. Правда, ничего подобного не происходило. Мы подождали пять минут, в течение которых я размышлял о том, кто еще из нашего экипажа посажен в такие же фургоны и какая участь нас всех ожидает.
Затем мы расширили отверстие в полу настолько, чтобы через него можно было выбраться. Но в этот момент послышались приближающиеся звуки чего-то огромного и тяжелого. Мы почувствовали толчок, затем что-то громко щелкнуло, и в следующее мгновение мы снова покатились вперед, все быстрее и быстрее. Очевидно, теперь нас толкали сзади.
Вскоре полотно дороги мелькало с такой скоростью, что все мысли о побеге через отверстие в полу отпали сами собой. Вылезти через него было бы просто самоубийством. Если бы нас при этом и не перемололи огромные колеса, то обязательно раздавила та штука, что ехала за нами.
- Да, - заметил Макналти, - весьма досадно.
- Досадно? - переспросил Бренанд, как-то странно посмотрев на него. Он опустился на колени, высунул голову в отверстие и несколько раз глубоко вдохнул. Один из инженеров зашелся беззвучным смехом.
- Черт, я потерял камеру для ночной съемки, которая обошлась мне в семьсот баксов, - вдруг яростно сказал Уилсон. Его ненавидящий взгляд просто прожег капитана насквозь. - А это уже не просто досадно! Это крайне досадно! Я с них еще сдеру их металлические шкуры! При первой же возможности.
- Вот твоя чертова камера, - произнес Бренанд. Он поднялся на ноги, вытащил ее из кармана и отдал Уилсону. Это была вещица не больше пачки сигарет. - Ты ее выронил. А я успел подобрать, когда меня вытягивали вслед за тобой.
- Спасибо, ты настоящий друг! - Уилсон нежно обхватил камеру и начал гладить пальцами. - А я так из-за нее переживал. - Он уставился прямо на меня и повторил: - Да, переживал.
Один из инженеров взглянул на мелькающую внизу дорогу. Сломанная ось, конечно, не вращалась.
- Нас, похоже, тащат на буксире. Если бы точно знать, что сзади нас ничего не едет… - Он помолчал, а затем продолжил: - Эй, подержите-ка меня за ноги, а я высунусь наружу и все как следует рассмотрю.
- Не надо, - отрезал Макналти. - Все равно мы едем слишком быстро, чтобы выпрыгнуть. Будем держаться вместе и вместе встретим опасность.
Мы сели на пол, прижавшись спинами к холодным стенам, тоскливо наблюдая за пятном света на полу. Кто-то достал герметично упакованную баночку с сигаретами, вскрыл ее и пустил по кругу. Курили мы в полной тишине.
Вдруг наш экипаж остановился, и послышался ужасный скрежет и звон. Машину встряхнуло так, будто она ткнулась в нечто невообразимо огромное. Затем за дверью что-то заурчало, как динамо-машина. Мы встали лицом к двери, готовые к обороне. Те, у кого были лучеметы, направили их на дверь.
Дверь щелкнула и мгновенно распахнулась. Огромная, суставчатая рука пролезла в отверстие и начала слепо шарить внутри. Она напомнила мне руку продавца в зоомагазине, пытающегося нащупать в огромной коробке маленькую белую мышку. Разинув рот и направив лучемет на самый дальний ее сустав, я смотрел на странную блестящую конечность. Вдруг один из инженеров нырнул под нее и с отчаянным криком выпрыгнул наружу.
Уродливая лапа уже схватила капитана, когда в ее заднюю часть ударил яркий луч, и она тут же лишилась возможности изгибаться. Лапа неуклюже подалась назад, а в это мгновение второй инженер тоже ринулся вперед, размахивая своим четырехфутовым гаечным ключом. Глупые мысли всегда приходят в самые неподходящие моменты. Выскакивая из фургона вслед за вычислителем и Макналти, я вдруг вспомнил, что еще ни разу не видел этого инженера без его ненаглядного ключа.
Битва снаружи оказалась ожесточенной, но недолгой. Нам противостояло порядка сорока машин восьми различных типов. Шесть из них были не больше собаки. Они только и делали, что болтались вокруг и наблюдали за происходящим. А самый крупный из противников был размером с пульмановский вагон и имел одну огромную телескопическую руку, заканчивающуюся большим черным диском.
Ярдах в пяти от двери мы увидели инженера, который выскочил наружу первым. Его держал в объятиях один из гробиков, а несчастный пытался излучателем выжечь ему глаз. Инженер с гаечным ключом сцепился с шаром, изо всех сил нанося ему сильные, но явно не причиняющие особого вреда удары по тем местам, откуда торчали металлические щупальца. При этом инженер осыпал беднягу страшными проклятиями, причем, насколько я успел заметить, не повторяясь.
Левее высокая, совершенно идиотского вида конструкция, отдаленно напоминающая трезвого жирафа в представлении пьяного сюрреалиста, схватила Макналти и бросилась с ним прочь. У "жирафа" было четыре руки, которыми он крепко держал невезучего капитана, и четыре неуклюже переступающие ноги, а еще - ужасно длинная шея, на конце которой красовался единственный глаз. Все еще не потерявший присутствия духа капитан тщетно пытался оказать сопротивление.
Пучеглазый гроб с разведенными в стороны конечностями бросился ко мне, чтобы нежно прижать к груди. Он топал, как разъяренный африканский носорог. Звук, от которого кто угодно затрепещет. Он был уже так близко, что я почувствовал характерный запах перегретого машинного масла. Я отступил назад, думая, что на таком расстоянии длины его рук не хватит, но он тут же проворно выдвинул их из туловища еще на двадцать дюймов. Этот трюк чуть не стоил мне головы. Я быстро отпрыгнул, споткнулся и упал, чувствуя, как его неуклюжая рука просвистела прямо у меня над ухом.
Сражение проходило в полной, какой-то противоестественной тишине. Наши противники не издавали ни звука. Только изредка слышались наши ругательства и возгласы, урчание невидимых моторов, звон металлических щупалец, лязг металлических рук да тяжелый топот.
Мой противник наклонился, чтобы схватить меня, но я тут же откатился в сторону с такой скоростью, с какой мне кататься по земле еще никогда не доводилось и вряд ли когда-нибудь доведется. Я увернулся от его загребущих ручищ и массивных ног, выстрелил ему в брюхо, но совершенно безрезультатно. Откатившись на безопасное расстояние, я вскочил, бросил взгляд направо и увидел лежащее на земле тело вычислителя. Причем тело лежало отдельно, а мозги отдельно. Меня чуть не-стошнило.
Когда я повернулся, чтобы посмотреть на гроб, пульмановский вагон, который до сих пор безучастно стоял в сторонке, направил на меня свой диск и обдал с ног до головы бледно-зеленым светом. Как выяснилось позже, этот свет должен был лишить меня возможности получать энергию извне, и после этого мне предстояло стать мертвее мертвого. Но я, к счастью, никакой энергии извне не получал, и поэтому с таким же успехом он мог бы посветить на меня фонариком.
Самыми проворными из всего этого сумасшедшего набора супермеханизмов, как выяснилось, были шары. И именно шару в конечном счете удалось-таки меня поймать. Мой противник, напоминающий гроб, нетерпеливо скакал вокруг, выбирая подходящий момент для следующей атаки, еще один гроб мчался ко мне с другой стороны, и, пока я пытался уследить одновременно за обоими, сзади на меня напрыгнул шар, и мир померк перед моими глазами.
Я еще помнил, как мой луч метался по корпусу ближайшего из нападающих, успел заметить убегающего жирафа, уносящего Макналти, и вдруг - бах! - Вселенная будто взорвалась в моей голове, я выронил излучатель и потерял сознание…
Макналти устроил перекличку. В форме, превратившейся в лохмотья, и крайне усталый, но-совершенно невредимый и по-прежнему пухлый, он стоял расправив плечи и оглядывал нас. Эл Стор находился рядом с ним, как всегда большой, сильный, со своей мощной металлической грудью, едва прикрытой лохмотьями одежды, и по-прежнему сверкающими неугасимым огнем глазами.
- Эмброуз.
- Здесь, сэр.
- Армстронг.
- Здесь, сэр.
- Бэйли.
Ответа не последовало. Капитан, нахмурившись, осмотрел нас.
- Значит, Бэйли. Кто-нибудь знает, что случилось со старшим стюардом Бэйли?
Кто-то отозвался:
- Последний раз видел его прямо перед схваткой на корабле, сэр.
Больше никто ничего не смог добавить.
- Хм-мм! - Макналти нахмурился еще сильнее. Он сделал пометку в своем списке и продолжил.
Я был немного озадачен, когда оглядел нашу потрепанную, но все же не утратившую присутствия духа команду. Чего-то не хватало. Чего-то точно не хватало. Но капитан или не замечал этого, или просто не подавал виду и продолжал методично делать свое дело.
- Баркер, Бэнистер, Блейн, Бренанд… - И снова он поднял глаза, поскольку ответа не последовало.
- Бренанд ехал с нами в одном катафалке, - сказал я. - Но куда он делся потом, не знаю.
- Но ты ведь не можешь точно утверждать, что он умер?
- Нет, сэр.
- Бренанд так и не вылез из той машины, - сказал кто-то. Это был приверженец гаечного ключа. Он стоял рядом со Стивом Грегори, брови которого выделывали, как всегда, немыслимые пируэты, и лицо его очень напоминало полусъеденный апельсин. Но он так и не расстался со своим куском железа. Может быть, машины позволили ему оставить его у себя, решив, что это часть руки. Он продолжал: - Я был последним, кто полез в эту заварушку. Бренанд в ней не участвовал, и Уилсон тоже.
Макналти был явно огорчен. Эл Стор же заинтересовался. Капитан сделал две пометки в своем списке и продолжал. Все было хорошо до тех пор, пока он не дошел до буквы "К". Тут я вдруг понял, что именно меня так беспокоило.
- Кли Дрин, Кли Морг, Кли… а где Кли Дрин?
Мы начали оглядываться. Среди нас не оказалось ни одного марсианина. Ни единого. Ни Кли Янга, ни Саг Фарна, ни кого-либо еще - короче, ни одного из девяти наших марсиан. И никто не мог припомнить, что вообще видел хоть кого-нибудь из них со времени битвы на "Марафоне". Последним корабль покинул Мердок - правительственный эксперт, и он клялся и божился, что, когда его схватили, марсиане все еще оставались на корабле и все еще отбивались. Во всяком случае, ни одного из них не посадили к нему в машину, хотя она и была последней.
Никто из нас не мог дать объяснение тому, каким образом марсианам удалось избежать общей судьбы, и где они в настоящее время находятся. Быть может, их огромная сила все же позволила им одолеть железных чудовищ, хотя это и казалось более чем маловероятным. У меня на этот счет имелось свое мнение, которое я, разумеется, держал при себе. Я подозревал, что они нашли в лице наших врагов достойных партнеров по шахматам, и сейчас и те и другие затаив дыхание склонились над шахматной доской в ожидании того, когда один из игроков передвинет ладью на две клетки вперед. Марсиане вполне способны отморозить что-либо в этом роде.
Пометив галочками имена всех марсиан, Макналти дочитал список до конца, пропустив шестого инженера Зейглера по той же причине, что и шефа Эндрюса. Смерть этих двоих не вызывала сомнений. Они погибли еще во время самой первой атаки.
Подведя итоги, Макналти сообщил, что семеро мертвы; а пятеро пропали без вести, не считая марсиан. Без вести пропали Хейнс и те двое, которые отправились вместе с ним в разведку на шлюпке, а также Бренанд и Уилсон. Для нашего небольшого экипажа это были серьезные потери, учитывая то, что отсутствующие, скорее всего, тоже погибли.
Пока Макналти мрачно выкликал имена, я принялся осматривать помещение, в котором мы находились. Мы сидели в каком-то металлическом ангаре, футов сто в длину, шестьдесят в ширину и сорок в высоту. Стены его были тускло-коричневого цвета, абсолютно гладкие и без единого окна. Куполообразный потолок, такой же коричневый, был тоже совершенно без всяких отверстий, но из Центра свисали три огромных полупрозрачных пластиковых шара, которые светились оранжевым светом. Рассмотрев стены повнимательнее, я не заметил никаких швов, которые свидетельствовали бы о сварке или каком-либо другом виде монтажа.
- Ну, ребята… - заговорил Макналти.
Но продолжить ему не удалось. Из-за единственной в этом помещении двери вдруг раздался жуткий, пронзительный вопль. Он был ужасно высоким и тонким, исполненным невыразимой муки, и доносился как будто из какого-то узкого металлического коридора. А самое страшное, что голос явно принадлежал человеку или, по крайней мере, тому, что когда-то было человеком.
Всем стало не по себе, у некоторых на лбу выступила испарина. Мердок мертвенно побледнел. Черные пальцы Сэма Хигнета быстро сжимались и разжимались так, как будто он собирался броситься на выручку. Инженер с гаечным ключом закатал рукава, и стала видна экзотическая танцовщица, вытатуированная на его левом плече. Когда он стискивал пальцы на рукоятке ключа, танцовщица начинала плясать и извиваться. Выглядел он все еще неважно, но взгляд стал угрожающим.
Наконец и Эл Стор решил выразить обуревающие его чувства и медленно произнес: