Ночь завершается. Тоска перед рассветом, час, когда жизнь готова покинуть тело. Четыре часа после полуночи. Среди ночи Павла Павловича разбудил телефонный звонок. Он не вправе выключить это орудие пыток. В любой момент в госпитале может потребоваться его помощь.
- Алле. - Павел трясет головой, пытаясь сбросить сон. Смотрит на часы. Опять крадут самые сладкие минуты сна.
- Павел Павлович, это Константин. - Костя сегодня дежурит в госпитале. Обычно справляется сам с самыми сложными проблемами.
- Что случилось, Костя? - Звонок в такой час не сулит ничего хорошего. Сменить место работы. Уйти в частную клинику. Там больше платят. Как там в старой песне? Немножко люблю, немножко боюсь, а в общем, хочу другую. Не уйти ему с этой работы, не сможет.
- Сложный случай. Привезли больного. - Говорит Костя в трубку. - Летчик, разбился. По кускам собирать надо. Я боюсь, один не справлюсь. Множественные внутренние повреждения. До утра не дотянет.
- Еду, Костя. - Впрочем, уже утро. Дотянул летчик. Потерпи чуток, еду.
Павел Павлович быстро оделся, выскочил во двор, где под окном стояла его старенькая машина, завел мотор и поехал. Случай, видимо, крайне тяжелый. Костя запаниковал. Заехать к Роману? Чем черт не шутит. Обещал помочь. Через двадцать минут он звонил в дверь квартиры номер два.
Ромка проснулся. Кого нелегкая несет в такой час. Подхватил костыль и захромал к двери.
- Кто?! - Костылем бы им по шее.
- Роман, это я, Павел Павлович. - По голосу можно догадаться, в госпитале что-то случилось.
Ромка открыл дверь.
- Помощь твоя нужна, срочно, - прямо с порога сказал Павел. - Там тяжелый случай. Летчик разбился. До утра не дотянет.
- Шалить заставляешь. Проходи. Я оденусь, и пойдем. - Не его это дело, людские проблемы решать. Созвездия, галактики, сверхновые звезды. А люди? Мелкотравчатость какая-то. Родители удружили, засунули на эту планету. Привык он к ним, к людям. Вот и возись теперь.
Они заезжали на территорию госпиталя.
- Павел Павлович, в операционной сразу буду смотреть. Время поджимает. - Заявил Роман. - Я возле вас в операционной посижу. Ты мне стульчик поставь. Я по ходу подскажу.
Роман мог увидеть любого, кто был на грани жизни и смерти. Чувствовал дыхание, биение пульса.
- Ладно. Я в твоих фокусах не разбираюсь. Сделаю. Лишь бы помогло. - Талант врача дает надежду, а не гарантию.
Больного быстро подготовили к операции. Проводить ее должны Павел Павлович и Константин. Роман в уголочке присел на стул, костыль приставил к стене. Несколько метров до операционного стола.
- Готовы, врачеватели? Приступайте. - Велел Роман. Все, что нужно было перед мысленным взором. Не надо чутких приборов контроля, яркого света операционной.
- А ты, Роман, не посмотришь? - У Павла не было опыта в подобных ситуациях. Как поможет Роман не представлял себе.
- Нет. Я все отсюда вижу. Начинайте. У парня времени осталось мало. Я его подержу для вас на этом свете. Часы судьбы отсчитывают минуты.
Павел Павлович обернулся взглянуть на Ромку. Тело шамана застыло. Лицо окаменело. Застывшие глаза потухли, потом загорелись страшным желтым светом.
- Пора, - проговорили окаменевшие губы Романа.
В мозг Павла Павловича ударила волна чужого вторжения. Четко, до боли, главный хирург видел план операции. Каждую деталь. Руки были его и чужие в тоже время. Бригада хирургов работала слаженно. Пот застилал глаза Павла, ноги подгибались. Роман постоянно торопил: быстрее, еще быстрее. Константин, операционные сестры и Павел Павлович работали в сумасшедшем темпе. Не человеческом. Их держала чужая воля. Последний шов Павел Павлович наложил, когда за окном было позднее утро. Там давно начался рабочий день.
- Все, - сказал он. - Закончили. Больного в реанимацию.
- Подожди, - остановил врача шаман. - Сестры в коридор. Клава, кликни дежурных из солдатиков. Я скажу, когда можно будет зайти.
В госпиталь для помощи направляли наряд солдат, помочь помыть полы, расчистить газоны или перенести какие тяжести. Каждый день новые дежурные.
- Рано в реанимацию, - обратился Ромка к Павлу и Косте. - Я немного поработаю. С вас довольно. Отойдите.
Павел Павлович неуверенно отошел от операционного стола. Рома подошел к больному, протянул руки. Ощутил в ладонях жар. Несколько раз провел над телом открытыми ладонями. Голубое сияние облаком соскользнуло с пальцев. Окутало тело летчика. Несколько минут сияние сохранялось. Роман отвел руки, сияние погасло. Павел Павлович подошел к столу. Свежие раны на теле затянулись. Для Константина все действия Романа были странными. Само его присутствие на операции - нарушение всех правил. Но он безгранично доверял своему учителю, Павлу. Операционные сестры верили в золотые руки главного хирурга. Сама мысль перечить Павлу Павловичу в этом отделении казалась святотатством.
- Вот сейчас, Павел Павлович, можешь в реанимацию везти удохлика. - Слово "удохлик" отчего-то нравилось Роману. Он награждал им тех, кто нуждался в заботе и уходе. В сочувствии. Нежное слово.
Больной открыл глаза.
- Где я? Что со мной? - Произносит с хрипотцой. Осматривается, пытается понять, что произошло.
- Лежи. Тебе рано вставать. - Сказал Константин. На его глазах свершилось чудо. Но лучше, если больной пока не будет подниматься. Так спокойнее, привычней.
Но больной пытался подняться. Павел Павлович усилием руки заставил его лечь.
- Тебе сказали, надо лежать. Подчиняйся. Здесь командир Роман. Только он может разрешить тебе встать.
- Клава! - Позвал Роман. Медсестра заглянула в палату. - Парни пришли?
- Здесь они. - Заглянула она с опаской, а сейчас убедилась, все в операционной нормально. Шаман на месте и врачи не обратились в соляные столпы.
- Пусть перекладывают на каталку и везут…. - Разрешил Роман.
- В реанимацию? - Спросила Клава. То, что происходило в операционной, было выше ее понимания.
- Ты еще в морг отвези, там целее будет, - Рявкнул Рома. Ума бы этой бабе побольше. - В обычную, терапевтическую палату. Через пару дней на выписку.
- ??
Клава стояла с открытым ртом. После такой операции и в обычную палату.
- Забирай, а то сам побежит. - Рассмеялся Павел Павлович. Им завладела шальная радость. У летчика шансов выжить было один на тысячу. Врач понимал, Роман подгонял их не зря. Миг промедления мог стоить жизни.
Больной опять приподнялся. Лицо бледное, но улыбается, словно и не был несколько часов под операцией.
- Ой, - только и смогла выдавить из себя Клава.
- Мы с Павлом Павловичем, - Ромка озорно посмотрел на Константина, - и с Костей что-то проголодались. Не завтракали. Пойдем, кофе выпьем. Вы без нас тут управляйтесь.
- Да, да, - Клава хлопала ресницами.
Все ушли, она впустила наряд солдат.
- Ребята, на каталку его и повезем в палату. Перекладывайте осторожно.
- А мы думали, покойника надо увезти, - брякнул один из парней.
- Что мелешь, видишь, живой. - Теперь уже Клавка была готова стукнуть болтливого солдата тем, что подвернется под руку.
- Я парни живее всех живых. - Откликнулся с операционного стола пилот. - Доктор вставать запретил. А то бы и сам дошел.
- Мы слышали, что летчика оперируют. Сосем никакой, надежды нет. Мы и думали. Отошел. Нас позвали тело увезти. - Оправдывался солдатик.
- Я в лоб тебе закатаю, - заявило тело, смеясь. - В морг обожду. Там прохладно и соседи не разговорчивые. Скучно лежать.
- Хватит трындеть, везите в девятую палату. - Клава строго посмотрела на солдат.
- Сестричка, а кто это были? - Пилот хотел знать, кто его спасители. Все понял, его вытащили с того света.
- Наш главный хирург, Павел Павлович. На костыле Роман-шаман. Если б не он, не быть бы тебя на этом свете. Этот мертвого из могилы поднимет, силища в нем такая. А ассистировал заместитель главного, Константин Ребров.
Парни увезли летчика, Клавдия пошла передохнуть. Ноги дрожали от усталости. Но будет что рассказать девчонкам.
Парни тоже обсуждали по дороге все, что слышали. Из их отделения вчера ребята ходили в наряд в госпиталь.
- В самом деле, чудеса в госпитале творятся. Ребята из прошлого наряда рассказывали. Я не поверил, а так и есть. Про тринадцатую палату рассказывали. Она завороженная. У одного ноги отрезали, а они сами выросли. За одну ночь. И второй там, парализованный. Ни рукой, ни ногой двинуть не мог. Бревном лежал. В ту палату положили, на утро сам в столовую топал. Своими ногами. Жрать захотел. - Людская молва быстро прирастает.
- Парни, - спросил летчик, - это сказки такие местные?
- Какие сказки, мужик. На себя посмотри. Весь в шрамах, а живой. Тебе русским языком объяснили, если б не Роман-шаман, мы тебя не в палату сейчас везли, а в морг.
Роман и хирурги отправились в комнатку, где было рабочее место Древнего. После такой операции терялось чувство реальности. Присесть, отдохнуть - об этом все помыслы.
- Роман, обещал кофе, давай. Умотал нас в конец. - Требовал Константин. После такой ночи чашка горячего напитка будет впору.
- Сейчас. У меня и шоколадные конфеты есть. Кофе с шоколадом для бодрости. Я с конфетками люблю. - Признался Рома.
- Давай. Может и впрямь взбодрит. - Павел не меньше остальных хотел выпить крепкий кофе.
- Взбодрит. - Пообещал Роман.
- Ромка, опять начудил. Зашили больного и все. Нет, тебе чудить надо. - Павел ругать кастеляна и не думал. Хотел обнять и поблагодарить. Ворчал просто так.
- Чего начудил? - Ромка вроде и не понимал, за что его отчитывают.
- Сделали бы мы операцию, все сошло бы, как по инструкции Минздрава сделали. Никто не подкопается. А ты полез дальше. - Пояснил Павел. - Так бы полежал в реанимации, а тут на выписку через пару дней.
- Пусть дома лечится. У нас показатель койка - место повысится, и лечебной части и в морге. Если прикажите, так могу и в морг переправить. Если солдатики его в палату не увезли.
- Ты что, Ромка!
- Сейчас сердце остановлю у больного. Помер, не довезли. Мы не при чем.
- Ты серьезно? - Не может угомониться их завхоз. Ох, не может.
- Мы сидели, пили кофе, а он и…
- Ты можешь это на расстоянии сделать? С любым? - Константин озадачен.
- Без проблем. Как говорят, нет человека - нет проблем. - Это он преувеличивал. Шрамы мироздания все равно придется лечить, исправлять действительность. Братику Кайросу придется внести исправления в свои тетрадки.
- Брось, Рома. Остановись. Никому об этом не говори. Эту твою способность могут захотеть использовать, как оружие. Особенно, если на любом расстоянии. Мы клятву Гиппократа давали.
- Ты давал, а я - нет. И расстояние пустяк. На орбите достану.
- Считай, что давал. Мне давал клятву Гиппократа.
- Согласен. - Древний не подотчетен первому лекарю. Но пусть будет так, клятва хорошая.
- То-то, и больше не чуди. - Павел Павлович наслаждался каждым глотком кофе.
- Павел Павлович, с тобой да не почудить. Ты сам меня позвал. - Мирозданию нет дела до отдельных песчинок.
- Позвал, не давать же человеку умирать. - У Павла Павловича свое понимание жизни, каждая малая песчинка в этом мире - ценность.
- Павел Павлович, я многое могу, но не всегда. Есть и другие законы. Может все изменится в судный день. Наступит время. Но ждать надо.
Часть 7
Утро встретило Романа легкой прохладой. Нас утро встречает прохладой, думал он. Песня такая бодрая была. Откуда помнил, не мог сказать. На небе играли облака, словно девчонки в белых платьицах заигрывали с лучами солнца. Роман не дошел до отделения хирургии, когда с неба упали первые капли слепого дождя. Они падали на голову, плечи. Роман поднял голову к небу, ловя капли дождя губами. Они освежали. Лицо Романа осветила радостная улыбка. Грибной дождь. Здорово.
Вошел в хмурый хирургический корпус, радость померкла. На душу опустились сумерки. Резкая перемена настроения. К чему бы это? Раньше с ним такое случалось редко. Без всякой на то причины, почти никогда. Роман приоткрыл завесу своего сознания, ощупывая вязкое пространство вокруг. Он не осознал угрозы, она исходила от него самого. В зыбкости Изначального родился Рэм, его брат, его второе я. Жестокое и властное существо. Двойник, мстительный тиран. Его личная темная бездна. Как две капли воды они похожи внешне друг на друга, только Рэм не хромает. Темная часть души, та, что сеяла смерть. Сознание предыдущих Древних, живущих внутри Романа, не могли объяснить, как справится с этой частью своего могущества. Каждый должен выбрать свой путь, найти равновесие между несовместимыми сторонами. Жизнь и Смерть. Примирить их в себе. Пройти по тонкому лезвию босыми ногами и не порезать ступни. Увидеть себя на той стороне зазеркалья. Сегодня лишь легкое эхо от рождения Рэма настигло Романа. Тяжестью обрушилась на него атмосфера коридоров, стены которых окрашены в темную синь, истертые плитки пола. Мрачность средневекового замка, запах склепа. Почудились подтеки воды на камне стен, как кровь пленников в подземельях, мрачные бойницы окон, снопы света сквозь них, пыль забвения, танцующая в световых столбах. Не хватает стражников с алебардами. Мечи и копья развесить по стенам. Рыцарские доспехи в проемах. Врачей и сестер милосердия облачить в сутаны и рясы. Молитвенники в руки. Самое то.
- Доброе утро, Роман Алексеевич, - поздоровалась сестра. Он кокетливо поправила пуговицу на вороте своего халата. Бросила озорной взгляд на Роман. А что? Мужик симпатичный, хоть и на костыле. Позаигрывать ради шутки.
- Доброе утро, Лекарство уже развозишь? - Медицинская сестра катила перед собой тележку с разложенными по назначению лекарствами. Час утренних процедур.
- Да, развезу, потом в перевязочную пойду. - Утро начиналось, как обычно. Томность в голосе. Будто за собой, в перевязочную мужика завлекает. Уловки дочерей Евы.
- Тебе бы на этой тележке не лекарства развозить, а святые дары, да последнее причастие. - Роман не принял шутку. Сейчас ему было не до того. Зинаида приняла это за грубую шутку. Но не обиделась.
- Надо поменять бинты больному в пятой палате. Там парень после аппендицита лежит. Шов немного загноился. - Поделилась сестричка своими заботами. Решила разговор перевести на простые больничные дела.
- Поздно, Зина. Уже поздно. Лучше помоги ему прощальное письмо написать. - Роман почти видел, как низшие слуги смерти идут по коридору. Нить судьбы сплетена, она скоро оборвется. Бог судьбы, Кайрос, еще не способен переделывать, созданное его предыдущими воплощениями. Молод. Для людей это долгий срок, для вселенных один миг. В этот миг происходил сдвиг реальностей. Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые, его призвали всеблагие, как собеседника на пир. Не просто жить в эпоху перемен.
- Что вы говорите, Роман Алексеевич! - Зина даже испугалась. Страшно услышать приговор из уст того, кто по всем разговорам госпиталя был колдуном. Он знает все о судьбах людей.
- То и говорю. На погост его скоро, под Смоленском. Оттуда он, в родную землю повезут. - Роман мог прочесть всю жизнь любого человека, но без особой нужды не делал этого. Не хотел вторгаться в личную жизнь, не обременял свою человеческую сущность ненужными знаниями.
- Как же! Как же так! - Глаза Зины широко распахнуты. Можно всю жизнь проработать в госпитале, видеть, как умирают люди, но привыкнуть к смерти невозможно.
- Так. Заражение крови у него. - Роман собирался пройти дальше, поставив этот диагноз.
- Вы его даже не видели. - Зина еще пыталась возражать, не хотела верить в неизбежное.
- Зачем, я и так знаю. - Что толку объяснять людям источник его знания. Это лежит за гранью их понимания.
- Он же вчера о выписке спрашивал. - Ее пугала внезапность такого поворота событий.
- Вот и выпишется, насовсем. - В Романе говорит раздражение от осознания того, что каждую минуту на земле умирают сотни людей. А он лишь приходует их души, складывает на длительное хранение, кастелян, завхоз. Не может он даровать жизнь вечную всем людям.
- Может операцию, переливание крови…. Я к Константину Николаевичу сбегаю. - Зина хваталась за эту мысль, как утопающий за соломинку.
- Воля твоя. Сбегай за молитвенником, лучше.
Роман ушел к себе. Поставил воду на кофе. Выпить большую чашку горячего напитка. Забурлила в чайнике вода, щелчок: отключился. Зашел Константин Николаевич.
- Роман, ты что, Зину пугаешь. - Медсестра успела доложить помощнику главного врача.
- Я не пугаю. Я сказал, что есть. Правду. - Роману не хотелось продолжать разговор. Этой ночью он шагнул за три моря, в далекий мир, где жил его брат, Кайрос. Парень был в отчаянии. Сложный переходный период. Мальчишка не знал своего предназначения. В приступе одиночества и потерянности собирался просить местных богов о позволении умереть. Пришлось отговаривать от этой глупости. Мальчишка понял свою ошибку. Поэтому у Романа с утра было хорошее настроение. Оно испортилось, как только он вошел в госпиталь. Бежишь, несешься на крыльях радости, а тут стена. И ты с размаху лбом об нее. Собраться после этого не просто.
- Какую правду? - Настаивал Константин.
- Груз двести готовь на Смоленщину. - На душе у Романа скребут кошки.
- Что за глупые шуточки. - Какую чушь несет.
- Я не шучу. Операция не удачная. Грязь попала. - Пожал плечами. Бывает, досадный случай.
- Аппендицит самая простая операция. Не мог я занести заражение. Не мог! - Костя был уверен в себе. У него большой опыт.
- В простоте вся беда. - Рома печально улыбнулся. Нет смысла менять написанное в книге судеб. Сколько рассказов бытует среди людей. Если на роду написано, утонет в колодце, можешь засыпать все колодцы в округе. Непременно найдется старый забытый колодец, в нег и провалится обреченный.
- Ты уверен? - Бесполезный вопрос.
- Да. - Сколько мрачной пустоты в этом ответе.
- Пойдем, посмотрим. Надо спасать парня. - Константин не хотел мириться с этим.
- Поздно уже. - Идти не хотелось. Опустились руки. У людей такое бывает. Порой и Древние подвержены этому недугу.
- Роман, я видел, как ты на операции…
- Что с того. Я не всегда могу. Судьба прописана давно. От нее уйти почти не возможно. Кому на роду написано в колодце утонуть, так хоть все колодцы закрой, так оно и будет. Если суждено пальчик веретеном уколоть, так и случится.
- Ты фаталист какой-то. Но можно же что-то сделать, изменить судьбу. - Вот привязался. Люди всевозможные гаданья придумали. Подсмотреть, что задумали боги. Глядишь, и обманул бессмертных.
- Вот ты о чем. Но нити судьбы пряду не я.
- А кто? - Константин не ведал сложных отношений мира Древних.
Роман рассмеялся.
- Говорят три бабы. Сидят на лавочке, сплетнями тешат себя и прядут. Срок подошел, ножницы достают. - Вот такой расклад тебе подходит. Это вы в стародавние времена придумали. Очень похоже на правду.
- Может, с ними договоришься? - Опять за свое.
- С бабами? Как ты это представляешь? Прихожу, так бабы, вам цветы и духи с модным ароматом или пузырь водки? Бабы вы дородные, мыслю, каждой по пузырю. Селедки на стол, огурец соленый. Бабы выпьют, песни заголосят, а я ножницы припрячу. Так наши без ножниц обходятся, нитки зубами перекусывают.