Так я стал учеником Вондара. Отец оказался прав, трудно было найти лучшего учителя. Мой хозяин составил бы себе не одно состояние, если бы захотел пустить корни в одном из тех миров, где любят роскошь, и открыть там ювелирную мастерскую. Но для него гораздо важнее было найти камень без изъяна, чем продать его. Правда, он все же делал украшения: во время переездов он обычно трудился не покладая рук, изготавливая изделия, которые охотно покупались другими, менее талантливыми людьми, в качестве образцов. Но его настоящей страстью было исследовать новые миры, покупать у аборигенов необработанные камни неподалеку от тех мест, где они были добыты.
Он только посмеивался, когда обнаруживал подделки – дешевые камни, вымоченные в травах или химикалиях и ставшие после этого похожими на драгоценные камни, изменившие свой цвет после тепловой обработки. Он учил меня, как производить впечатление на местных торговцев, чтобы заставить их расстаться с лучшими вещами из уважения к чужой мудрости. Например, тому, что человеческий волос, лежащий на кусочке натурального нефрита, не загорится, даже если к нему поднести спичку.
Планетарное время исчисляют в годах, труднее измерить время в космосе. Человек, который много путешествует, стареет не так быстро, как тот, что привязан к земле. Я не знаю, сколько лет было Вондару, но если судить по накопленным знаниям, больше, чем моему отцу. Мы побывали далеко от Ангкора, но через некоторое время оказались там снова.
Не прошло и дня с момента моего возвращения к родному очагу, как мне стало ясно, что многое переменилось. Фаскил стал старше. Если я смотрел сперва на него, а потом на свое отражение в блестящем зеркале матери, мне казалось, что он был рожден первым. Кроме того, приняв на себя обязанности помощника отца, он стал более самоуверенным и даже в его присутствии сам всем распоряжался. А Хайвел Джорн не делал ни малейшей попытки поставить его на место.
Сестра вышла замуж. Ее приданного оказалось достаточно, чтобы привлечь, к огромному удовлетворению матери, внимание сына консула. Хотя она исчезла из дому, словно никогда в нем не жила, мать так часто повторяла "моя дочь – жена сына консула", что казалось, сестра превратилась в неотступный призрак.
Мне больше не были рады в этом доме. Фаскилу по большей части удавалось скрывать, насколько он недоволен моим возвращением, но если я появлялся в магазине, он делался чрезмерно предупредительным в обращении с покупателями, хотя ничто в моем поведении не подтверждало его подозрения, будто я собираюсь занять его место. Когда-то я считал лавку самым интересным местом на свете, но столько возможностей открывалось передо мной в иных мирах, что теперь мне казалось скучным потратить на нее всю жизнь, и я не понимал, почему отец сделал такой выбор.
Он оживленно расспрашивал меня о моих странствиях, и я проводил почти все время в конторе, не без гордости рассказывая обо всем, что узнал. Хотя время от времени он сбивал мою спесь метким замечанием, чем приводил меня в замешательство, – было ясно, что почти все это ему уже известно.
Однако, когда прошел первый порыв энтузиазма, я понял, что, если отец и слушал меня, он слышал или старался услышать совсем иное в потоке моего красноречия. За интересом, а в том, что это был интерес, я не обманывался, он прятал озабоченность делами, не связанными с моими открытиями. Он не упоминал о кольце из космоса, а мне тоже почему-то не хотелось заводить о нем разговор. Он ни разу не достал эту драгоценную вещицу, чтобы, как бывало раньше, поразмышлять над ней.
Не прошло и четырех дней с момента моего возвращения, как тени, нависшие над домом, сгустились.
На праздники все магазины, и наш в том числе, закрывались. Горожане развлекались с родней и друзьями, собирались то в одном доме, то в другом. Вечером, за столом мать с гордостью говорила о поездке к Дарине, о приглашении совершить развлекательное путешествие по реке с самим консулом на его собственном катере.
Когда она закончила, отец покачал головой и заявил, что остается дома. Возможно, с годами мать стала более уверенной в себе, однако не помню, чтобы она пыталась возражать отцу.
Но на этот раз она взорвалась и заявила, что он может поступать как ему заблагорассудится, а все остальные поедут. Он согласился, и таким образом я оказался на катере в компании людей, казавшихся мне весьма скучными. Мать сияла от удовольствия и лелеяла новые надежды: Фаскил не отходил от племянницы консула, однако, по-моему, эта девица обменивалась улыбками со многими молодыми людьми, и те из них, которые приходились на долю моего брата, были не слишком любезны. Я же сопровождал мать и, возможно, доставил ей некоторое удовольствие тем, что, благодаря моему знанию света, консул выделил меня и спросил пару раз об иных мирах.
По мере того, как катер скользил вниз по реке, во мне росло беспокойство, я постоянно думал об отце и о том, кого он ждет в закрытом магазине. Он намекнул мне, что у него есть веские основания желать, чтобы в этот день дома никого не было и он мог спокойно встретиться с одним человеком.
У нас и раньше бывали посетители, о которых отец не рассказывал, некоторые из них прикрывались темнотой, как плащом, и приходили и уходили, так никому и не показав своего лица. Властям, вероятно, было известно, что он торговал вещами сомнительного происхождения, но никто не пытался выступить против него. У воровской гильдии длинные руки, и она всегда защищает тех, кто служит ей. Возможно, отец откупился от главарей, но можно ли порвать связь с гильдией? Ходят слухи, что нет.
И все же на этот раз что-то в поведении отца смущало меня. Он ждал и одновременно боялся предстоящей встречи. И чем дольше я думал об этом, тем больше мне казалось, что страх, если это можно назвать страхом, преобладал. Очевидно путешествия, как и предполагал отец, обострили во мне чувствительность, которой не обладали другие члены семьи.
Во всяком случае, перед закатом я покинул катер, сказав, что мне надо встретиться с Вондаром: мать не поверила этой отговорке. Я нанял лодку, идущую в порт, и велел перевозчику поторапливаться. Однако река была так забита отдыхающими, что мы еле ползли: я сидел застыв в неудобной позе, сжимая руки и мысленно подгоняя лодку…
Но, высадившись на берег, я снова оказался в людской толпе и стал, еле сдерживая нетерпение, пробираться вперед, за что меня не раз обругали и облили душистой водой. Вход в магазин был по-прежнему заперт, и я прошел через маленький садик к задним дверям.
Не успел я нащупать дверной замок и приложить большой палец к запору, как внезапно мной с новой силой овладела тревога, преследовавшая меня ранее. В комнатах было холодно и темно. Я остановился перед дверью, ведущей в магазин, и прислушался. Если отец все еще разговаривает со своим таинственным посетителем, он не поблагодарит меня, за то, что я ворвусь к ним без спросу. Но оттуда не доносилось ни звука, когда я постучал.
Я толкнул дверь, однако она лишь чуть поддалась, и мне пришлось навалиться на нее плечом, чтобы проложить себе дорогу внутрь. Я услышал скрежет и увидел, что вход забаррикадирован отцовским столом. В отчаянии я нажал сильнее и оказался в совершенно разоренной комнате.
В кресле сидел отец, веревки, поддерживающие его, были пропитаны кровью. Его глаза сверкали от ярости, словно он не желал смириться с тем, что с ним произошло. Но это была ярость мертвого человека. Вокруг все было перевернуто вверх дном, некоторые коробки разбиты в щепки, как будто кто-то выместил на них свою злобу, не найдя того, что искал.
В различных мирах существуют различные верования относительно смерти и того, что наступает за ней. Некоторые из них, вероятно, соответствуют истине. У нас нет никаких доказательств ни за, ни против. Когда я вошел, отец был мертв, зверски убит. Но, возможно, его желание, его потребность отомстить, рассказать обо всем случившемся витала в комнате. Я сразу же нашел, что послужило причиной его смерти.
Пройдя мимо него, я нашел незаметный резной завиток на стене и приложил к нему палец, как он учил меня. Тайник с трудом, но открылся, должно быть, прошло немало времени с тех пор, как его отпирали в последний раз. Я вынул мешочек, нащупал кольцо, вытащил его и протянул отцу, словно он мог увидеть его и убедиться, что оно у меня, и пообещал ему искать то, что он искал, и найти таким образом тех, кто убил его. Кольцо, без всякого сомнения, могло пролить свет на тайну его гибели.
Но это была не последняя утрата, ожидавшая меня на Ангкоре. После того как прибыли представители властей и собравшиеся члены семьи дали свои показания, та, которую я всегда называл своей матерью, повернулась ко мне и быстро, как будто опасалась, что ее прервут, проговорила резким голосом:
– Хозяин всему – Фаскил. Он моя плоть и кровь, наследник моего отца, который владел здесь всем до того, как появился Хайвел Джорн. В этом я готова присягнуть перед консулом.
Я всегда знал, что она больше любит Фаскила, но теперь в ее словах был такой холод, что я растерялся. Она продолжала, и все стало ясно:
– Ты, Мэрдок, всего лишь приемный сын. Но ты должен быть благодарен мне, тебя в этом доме никогда не обижали. И никто не сможет сказать, что это не так.
Приемный сын, один из эмбрионов, отправленных из густонаселенных миров на отдаленные планеты с тем, чтобы сделать популяцию более разнообразной, усыновленный и воспитанный местными жителями.
То, что я был не родным для нее, не слишком меня взволновало. Но я не был сыном Хайвела Джорна – это было ужасно. Мне кажется, она прочитала эту мысль в моих глазах и отпрянула от меня. Но она зря боялась неприятностей, я повернулся и ушел, и больше никогда не возвращался ни в эту комнату, ни в это дом, ни на Ангкор. Я не взял с собой ничего, кроме кольца из космоса, оставленного мне в наследство.
3
Проснувшись, я обнаружил, что факел, который я зажег при входе в святилище, с шипением догорает. Что сказал голос? Мне разрешено оставаться здесь до тех пор, пока не погаснет четвертый факел. Я посмотрел на пол. Там лежало еще три. Я встал, вытащил тлеющий факел из кронштейна и вставил на его место другой.
Четыре факела, а что потом? Меня снова вытолкнут на улицы Кунги? Время от времени я ронял этот вопрос в пустоту, но не получал никакого ответа. Я дважды возобновлял поиски, пытаясь найти хитро замаскированный выход. Во мне росло разочарование. Судя по моему хронометру, я провел здесь полночи и часть следующего дня. Я высчитал, что четырех факелов хватит примерно на трое суток. Но задолго до окончания этого срока взлетит корабль, на который мы с Вондаром купили билеты. Капитан не будет беспокоиться, если мы им не воспользуемся. Оказавшись на планете, пассажиры сами несут за себя ответственность. Капитан, конечно, попытался бы спасти члена своей крепко спаянной команды: ведь они связаны узами не менее прочными, чем в клане или семье, но посторонним он не стал бы помогать.
Есть ли у меня хоть малейший шанс? Может быть, за мной наблюдают? Как хранители этого места узнают, что факелы уже догорели? Или с годами они привыкают к своим обязанностям и знают, когда приблизительно это должно произойти? Какие цели они преследуют? Что получают за свои услуги? Возможно, в храме примут дары, принесенные богу: мне это убежище все еще представлялось каким-то религиозным учреждением.
Я снова лег на кровать и повернулся лицом к стене. Мне хотелось верить, что за мной следят. Это была моя последняя надежда. Поэтому я действовал наощупь. Два кармашка на потайном поясе. Лежащие там драгоценные камни скользят между пальцами. Я сжал их в кулаке и замер, притворившись спящим.
Лучшие из наших камней Вондар запер в корабельном сейфе. В конце концов они попадут по месту отправления, в кладовую ювелира, и будут ждать там того, кто никогда уже не придет за ними.
Те, что оставались у меня, не представляли собой ценности, во всяком случае, на внутренних планетах. Но здесь два из них могли показаться весьма соблазнительными. Оба были плодами моей собственной коммерческой деятельности: один – маленький резной кристалл в виде головы демона с глазами из рубинов и клыками из желтого сапфира, причудливая антикварная вещица. Возможно, в этом мире оценят именно мастерство резчика. Вторым был амулет из красного гагата, один из тех, что люди с Гамбула держат в руках, когда говорят о делах. Прикосновение к нему вызывает ощущение умиротворенности, и, возможно, они не напрасно выбрали такой способ снимать напряжение.
Сколько стоит человеческая жизнь? Я мог бы вывернуть свои карманы наизнанку, но знал, что мне надо оставить кое-что про запас, на случай, если мой план удастся. Остановив свой выбор на этих двух камнях, я повернулся и сел. Новый факел светил ярче старого.
Маленький столик; я взглянул на него, затем пересек комнату, сел на табуретку рядом с ним и выложил камни на стол. На этот раз я не стал просить, а повел сея как торговец, предлагающий сделку.
– Говорят, всему есть своя цена, – начал я, словно обращаясь к человеку, сидящему напротив. – Один продает, другой покупает. – Я чужой на вашей земле, на вашей планете Танф. Я невиновен, но меня преследуют. Мой друг и хозяин мертв, он тоже был неповинен ни в чем, но его убили. С каких это пор зеленорясые пытаются ублаготворить своего господина, преследуя иноверцев? Разве не сказано, что тот, кто принесен в жертву насильно, не угоден высшим силам?
– Да, я совершил убийство, но сделал это, защищая себя, и готов, если потребуется, заплатить выкуп за пролитую кровь. Но – помните – я из иного мира, и нельзя преследовать меня по законам вашей земли, раз я не нарушал их сознательно и злонамеренно, за все содеянное я отвечаю только перед своими властями.
Слышит ли меня хоть кто-нибудь? Или Танф лежит так далеко от цивилизованных миров, что они могут пренебречь законами Конфедерации? Что значит для жрецов местного божества порядок, установленный на расстоянии световых лет от них? Я также не тешил себя надеждой на то, что смерть Вондара заставит какую-нибудь флотилию прийти в движение, чтобы призвать к ответу жителей Танфа. Путешествуя по отдаленным звездным трассам, мы рисковали не меньше, чем вольные торговцы.
– Я заплачу выкуп за пролитую кровь, – повторил я, сдерживая растущее нетерпение, заставляя себя говорить спокойно. Я раскрыл ладонь и показал амулет.
– Этот камень имеет особые достоинства. Тот, кто держит его в руках во время разговора или размышляя о важных вещах, сохраняет спокойствие и ясный ум. – Я украшал свою речь цветистыми оборотами, свойственными речи местных жителей, стараясь употреблять слова, характерные для состоятельных людей. Подобные мелочи подчас имеют огромное значение.
– К этому могущественному камню я добавляю талисман, – теперь я выставил на обозрение резной кристалл, расположив его так, чтобы злобная физиономия оказалась сверху. – Как видите, на нем изображено лицо Амфала (на самом деле он был из другого мира, там это кошмарный демон неизвестен. Но он настолько походил на виденные мной изображения Амфала, что вполне мог сойти за него). Достаточно прикрепить его к своей налобной повязке – и можно не бояться гримас красноглазого. Ибо разве не обратится Амфал в бегство при виде своего собственного лица? Двойную цену плачу я за пролитую кровь, даю камень, который делает человека мудрым, и камень, способный защитить от того, кто прилетает по ночам на крыльях северного ветра.
Стараясь не думать о том, что, возможно, я обращаюсь к глухим стенам комнаты, и нет никого, кто бы наблюдал за мной, я продолжал:
– В вашем порту стоит корабль вольных торговцев. Я плачу вам выкуп, а взамен прошу лишь предоставить мне возможность переговорить с капитаном.
Я услышал щелчок или мне показалось? Мог ли я поверить, что действительно услышал этот звук? Он раздался за моей спиной. Я выждал немного, встал и подошел к нише как будто для того, чтобы напиться из кувшина. За ним в маленькой корзинке лежал кусок плоского пирога; раньше его здесь не было. Я снова поднял соблазнявший меня колокольчик и приготовился позвонить, но тут мое внимание привлекла корзина. Она была сдвинута с места, и на полке остались пыльные следы. По их виду легко было определить, что один из камней в стене поворачивается.
Безусловно, щелчок мне не померещился. В стене действительно было отверстие, и через него за мной наблюдали. Мне принесли еду. Пирог крошился и пах творогом. На мой инопланетный вкус он был отвратителен, все же я съел его. Голод – не тетка.
Ничего нет труднее, чем ждать, но я сделал все, что мог. Факел догорел, и я собирался поставить на его место новый, когда в дверном проеме без всякого предупреждения показался человек. Я потянулся к лазеру, но он взял меня на прицел раньше, чем мне удалось нащупать приклад.
– Не двигаться! – сказал он на бейсике, заходя в комнату. Мне бросился в глаза китель со шкиперским значком у ворота. – Подними руки!
Это был иномирянин в форме вольного торговца. Я затаил дыхание. Пока все, о чем я просил, было выполнено.
– Чего ты хочешь от нас? – Его глаза пристально, без всякого сочувствия смотрели на меня. – Отвечай. – Он говорил отрывисто и неохотно, словно пришел ко мне не по своей воле и повсюду чуял опасность.
– Мне нужно место на корабле, – я свел свой ответ к короткому заявлению.
Он сделал шаг назад, прислонился к стене и устало взглянул на меня. Мало быть просто купцом, чтобы стать шкипером на корабле вольных торговцев. Да, считается, – что он – торговец, а не воин, но ему нельзя разжиреть и успокоиться, утратить быстроту реакции.
– Тебя на части разорвут, как только ты выйдешь на улицу, – возразил он. Его лазер все еще был нацелен мне в грудь. Не похоже было, чтобы я разжалобил его. Вольные торговцы держатся друг друга, корабль – их родной дом. Я же не был членом их клана.
– Послушайте, шкипер, – до сих пор я ничего от него не добивался, и теперь мне нужно было показать умение вести переговоры, если я хотел спасти свою жизнь. – Что вам известно обо мне?
– Что ты оскорбил одного священнослужителя и убил другого…
– Я – торговец драгоценностями, в последнее время был учеником у Вондара Астла. Вы слышали о таком?
– Слышал. Он ведет широкую торговлю. Что с того? Разве здесь, в Кунге, это может послужить тебе оправданием?
– Мне не в чем оправдываться. – Что сказать, чтобы он мне поверил? – Вы же не считаете, что человек будучи в здравом уме, способен разворошить йегеросиное гнездо? Мы закончили все свои дела и взяли билеты на "Войрингер", зашли в таверну "Пятнистый Вурон". Тут ворвались зеленорясые и установили этот чертов волчок со стрелкой. Мы – иномиряне, и поэтому считали себя в безопасности. Готов поклясться, что, когда стрелка остановилась, она указывала прямо между нами. И тут зеленорясые двинулись на нас…
– Почему? – Я заметил недоверие в его глазах. – Они не играют в эти игры с иномирянами.
– Но, шкипер, мы тоже так думали. Однако это правда. Вондара зарезали, когда он попытался оказать сопротивление. Я сжег священнослужителя и, оказавшись рядом с дверью, выскочил на улицу. Я слышал об этом святилище и вот…
– Скажи мне… что изображено на личном знаке Вондара Астла? Ставлю тебя в известность: мне доводилось его видеть, – он говорил, как из лазера стрелял.
– Опаловый полумесяц и между его рогами печатка – голова грифона из огневита, – быстро ответил я, хотя и удивился, откуда этому вольному торговцу известен знак магистра гемологии, который показывался только равным по рангу.
Он кивнул и сунул лазер в кобуру.
– Какого врага нашел себе здесь Астл?