- Пусть ваша вера будет так же крепка, как сейчас, лэр Один. А почему вы спросили про мой официальный статус?
- О, а это как раз очень просто - раз государство официально задерживает меня в этом месте, то все расходы по моему содержанию нести также должно именно оно. Это нормальная практика международного права. Так что раз вы так настаиваете, то я задержусь в этой убогой дыре хоть на пару недель - пока мне это не надоест. Кстати, не забудьте оплатить трактирщику счёт за мой обед. Впоследствии он принесёт вам также счёт за номер и за ужин.
- Э… лэр Один, а вы уверены, что это правильно?
- Абсолютно. Это вам нужно, чтобы я задержался. Мне это совсем не нужно, и, если бы не ваше желание, подобных расходов я бы не нёс. Согласитесь, что расходы, вызванные вашими решениями, и оплачиваться должны именно вами.
- А если вы поедете в Занадан не через Серединное озеро, - там, кстати, нет нормальных дорог, - а через Гану? По времени это займёт примерно столько же, пусть и сама дорога будет несколько длиннее. Дороги до Ганы хорошие и безопасные, да и тракт от Ганы до Тиары широкий, прямой и мощён камнем. Вдоль всего тракта встречаются трактиры и постоялые дворы, так что путь ваш пройдёт без трудностей. К тому же в Гане тоже можно встретить учёных людей - столица всё-таки. Кстати, Занадан не королевство, а герцогство.
- Что герцогство, что королевство, что империя - всё это словесные игры, манипуляции на тему различного обозначения очередного обособленного территориального формирования, претендующего на политическую и экономическую независимость. Меня эти подробности не интересуют. А вы всё же решили за нами проследить… Что ж, не возражаю - принимая ваше предложение, я пойду в Занадан через Гану.
- Вы что же, собираетесь идти пешком?
- Пешком мне удобнее. Настоящий исследователь должен собственными ногами ощутить землю, по которой он путешествует. Но если вы попросите, я готов согласиться и на лошадь. Правда, с условием - лошадь предоставляете мне вы и следите за ней тоже вы - кормите там, поите, чистите. Подойдёт мне тоже не любая - я выберу сам, ваша задача предоставить мне выбор.
- Сразу видно благородного… Я согласен, лэр Один, завтра выдвигаемся в Гану. Лошадь можете выбрать любую из тех, которые у нас есть. Кстати, вашей родственнице нужна лошадь?
- Нет, она поедет на моей.
- Она не умеет ездить верхом?
- К чему такие вопросы? Она - женщина. Где вы видели женщин, которые умели бы нормально ездить верхом? То, что они называют нормальной ездой, на самом деле таковой не является. Поэтому, чтобы не ждать, пока она свалится с лошади и сломает себе шею, она будет ехать со мной.
- Я смотрю, не любите вы женщин, лэр Один.
- Вы ошибаетесь, Фарас. Женщин я люблю, причём в прямом смысле этого слова. А вот когда женщина стремится стать мужчиной - не очень. Скакать на лошадях в бой - удел мужчин. Женщина должна сидеть дома и растить детей. Или вы со мной не согласны?
- В ваших словах есть здравый смысл, лэр Один.
- Ну вот и хорошо. Тогда до завтра. Встречаемся здесь же, после завтрака.
- А когда у вас завтрак, лэр Один?
- Когда я проснусь, разумеется! Да, ещё перед завтраком я привык умываться…
* * *
Время, когда благородный лэр Один соизволит проснуться, умыться и позавтракать, оказалось обеденным - именно перед обедом десять лошадей, несущих одиннадцать седоков, покинули пределы постоялого двора. Лошадей, точнее, было четырнадцать - каждый из воинов пятёрки имел по две лошади, на одной ехал сам, а другая была заводной и несла поклажу, без которой не обходится в походе ни один солдат. Одну из лошадей экспроприировал лэр Один, и сейчас гордо восседал на ней, придерживая за тонкую талию свою то ли служанку, то ли родственницу, сидевшую перед ним поперёк седла. Оба молчали - Один, по-видимому, по природе своей был неразговорчив, что наглядно проявилось в совместном путешествии, а Лита всё ещё дулась на своего попутчика за то, что тот согласился на поездку до Ганы, не спросив её согласия, а также за то, что ей так и не удалось посетить магазин, где девушка надеялась приобрести более привычную для себя одежду, нормальную обувь и что-нибудь из оружия. Впрочем, Лита подозревала, что Один сделал это нарочно - и одеться как она хотела ей не дал, и оружием разжиться не получилось, и едут они прямо в самое логово врага, где ищеек тайной канцелярии больше, чем листьев на окрестных деревьях. Долго дуться, правда, у девушки не получилось - постепенно они с Одином разговорились, и дорога под постоянные разговоры пошла быстрее. Больше всего разговаривала Лита - она рассказывала с интересом слушающему мужчине историю Натаны, обычаи, быт простых людей. Мужчину интересовало всё - от количества детей в семье до цен на продукты питания в разных частях материка. Знания самого Одина, как удалось определить девушке, были обширными, но какими-то отрывочными - так, для него не стало новостью, что на Нате было два материка - Натана и Лияра, а также целая цепь объединённых в архипелаг островов на юго-восточной оконечности материка под общим названием Зеу, многие из которых были достаточно крупными и некоторые даже обитаемыми. Между тем про второй материк, Лияру, знало ограниченное число людей, практически единицы. А из тех, кто знали, многие считали второй материк легендой - связи с ним не было, суда, решившие переплыть окружающий Натану океан, пропадали безвозвратно. Один отлично знал растительный и животный мир Натаны - намного лучше самой Литы, даже лучше всех, кого Лита знала. Одновременно мужчина абсолютно не ориентировался в жизненном укладе простых людей, как будто попал на Натану недавно, а всё это время жил в другом месте. Девушка, проанализировав всю полученную информацию о своём спутнике, высказала для себя предположение, что Одину удалось каким-то образом пересечь мировой океан, и его родина на самом деле - таинственный материк Лияра. Иначе откуда у него такие подробные знания о нём, не меньшие, чем знания о Натане? Да и познания мужчины в медицине становились тогда понятными - мало ли что осталось от древних на неизведанном материке? Возможно, там удалось сохранить что-то из канувшего в веках наследия предков - то, что на Натане уже давно было разграблено и уничтожено. Надежда на спасение своего жениха вспыхнула с новой силой - вера в успешное излечение получила хоть какое-то материальное подтверждение…
Путешествие на северо-восток длилось уже более недели и проходило именно так, как и обещал священник - тихо, спокойно и комфортно. Уже на третий день путешествия дорога стала широкой, наезженной и утоптанной, чтобы ещё через два дня смениться на брусчатку. Далее день ото дня дорога всё улучшалась - камень в её основании становился лучше и ровнее, щели меж каменными желваками всё меньше, а качество подгонки каменных плит дороги - всё лучше. Ширина дороги тоже увеличилась - если сначала по ней могли разъехаться двое едущих навстречу конных, то теперь то же самое могли сделать две большие, гружёные товаром телеги. И таких телег на дороге становилось всё больше и больше - при приближении к столице торговый тракт становился всё более оживлённым. Количество трактиров и постоялых дворов вдоль тракта тоже увеличилось, а качество обслуживания - улучшилось. Правда, одновременно подросли и цены, но Один, казалось, этого даже не замечал - расплачивался не торгуясь, сохраняя на лице брезгливо-высокомерное выражение лица, присущее, по-видимому, каждому аристократу. Одежда на Одине продолжала выглядеть так, как будто он приобрёл её вчера, несмотря на то, что в этой одежде мужчина провёл всё путешествие. Лита же, напротив, тяготилась своей простой крестьянской одеждой, которая не только выглядела слишком бедно, но и успела уже за время путешествия изрядно поистрепаться. Переодеться же во что-нибудь более приличное она не могла - Один в корне пресекал все её многочисленные попытки заглянуть в магазины, мимо которых они проезжали, на предмет покупки одежды и, чего уж там скрывать, оружия. Без оружия девушка чувствовала себя голой и беззащитной - чтобы не выдать себя, магию в чужой стране она применить не могла, а оружия, даже самого плохонького ножа, у неё не было. И именно об отсутствии оружия девушка остро пожалела, когда, въехав после обеда в лес и, проехав по сузившейся лесной дороге не более получаса, кавалькада остановилась перед рухнувшей на дорогу и перегородившей её толстой вековой сосной с огромными мохнатыми ветвями, а, остановившись, была сразу же окружена толпой одетых в серо-зелёную одежду вооружённых людей. Людей было никак не менее трёх десятков, и это не считая лучников - окружающие кусты шевелились явно не под порывами ветра, да и воткнувшаяся в упавшее дерево стрела явно предупреждала о том, что все путники находятся под прицелом лесных братьев. Видимо, чтобы рассеять все сомнения путников, от группы разбойников отделился более богато одетый человек и с ухмылкой обратился к Одину, видно, посчитав его самым главным из группы:
- День добрый, милостивый государь. Добрый он, конечно же, для нас - такая добыча редко когда попадается. Сразу предупреждаю, дёргаться не советую - вокруг вас три десятка опытных лучников, они из вас вмиг подушки для иголок наделают, "мама" пискнуть не успеете. И солдатиков своих успокойте - а то неровен час погибнет кто зазря, вижу я, как они за зубочистки свои хватаются. А нам ведь многого не надо - отдайте, что у вас есть, и разойдёмся миром. Жизни ваши нам ни к чему, не душегубы мы. Девку свою, кстати, тоже можете нам оставить - давно мы не видели женского тела, пусть даже такого заморенного, как это. Надолго вашу девку не задержим - попользуемся и отдадим в целости и сохранности, от неё, чай, не убудет. Даже удовольствие может получить и опыт какой-никакой приобрести, если дурой не будет. А кому вдруг понравится - так и денежку можем подкинуть.
Монолог главаря бандитской шайки проходил под смех и ухмылки лесных братьев и гробовое молчание путников. Закончив свою пламенную речь, главарь стёр со своего лица добродушную улыбку и, ощерившись, проговорил:
- Всё, время уговоров закончилось. Теперь спокойно все слезли с коней и так же спокойно положили оружие на землю. И не дёргайтесь, у моих бойцов руки устали держать тетивы натянутыми, в любой момент выстрелить могут.
Один, спокойно выслушав бандитского главаря и одарив его высокомерным взглядом, перевёл этот взгляд Фараса и, не обращая на бандитов внимания, спросил:
- Ну что, господин священник, и это называется вашей спокойной дорогой до столицы? Вы не забыли своё обещание? А обещали вы мне безопасность. Обещания нужно выполнять, тем более что даны они вами перед господом вашим. Выполняйте, я жду.
- Лэр Один, к сожалению, обстоятельства изменились. Я никак не смогу обеспечить вашу безопасность - это, как видите, не в моих силах. Если солдаты вступят в бой, то они полягут все до единого - противников слишком много.
- Я что-то не понимаю - а для чего тогда вы возите с собой солдат, как не для войны? Воевать и, если необходимо, умирать - их прямая обязанность.
- Я не пошлю своих людей на верную смерть, лэр Один. И не отдам приказ вступить в бой - это бессмысленно.
- Бессмысленно - умереть с честью? А позорно сдаться в плен бандитам с большой дороги - в этом есть глубокий смысл? Разве ваш бог наказывал вам именно это? То, что вы сейчас хотите сделать - не здравый смысл, а обычная трусость. Да, вступив в бой, ваши солдаты умрут. Но они унесут с собой в могилу часть разбойников, и банда станет слабее. Ещё несколько таких же отрядов, не сложивших оружие - и банды не станет. Простая арифметика.
- Пусть лучше сокращением количества лесных братьев займутся другие путники. Я же выбираю жизнь, лэр Один.
Тут диалог Одина со священником грубо прервал главарь разбойничьей шайки, которому надоело слушать пререкания добычи, которую он уже считал своей. Плюнув себе под ноги, он сказал:
- Хватит, надоело слушать. Или вы все немедленно не слезаете с коней, сложив оружие, или мы начинаем стрелять. В последнем случае живыми вы отсюда не уйдёте, это я вам обещаю.
После этих слов пятёрка солдат под презрительным взглядом Одина медленно слезла с лошадей и бросила под ноги оружие. Её примеру последовало двое охранников священника. У самого священника, равно как и у его помощника, оружия не было. Один, видя, что вооружённых людей в его отряде не осталось, хмыкнул и, грациозно спрыгнув с коня, аккуратно ссадил с него Литу, после чего достал из сёдельных сумм два вещевых мешка - свой и девушки, закинул оба себе за спину и, взяв девушку за руку, сказал:
- Ну что, лесные братья и господин Фарас, счастливо оставаться. Всё своё я взял, а коня возвращаю - он мне не принадлежит. Прощайте. Дальше мы пойдём одни. Да, господа, - это мужчина сказал, обратившись к разбойникам, - останавливать меня, и, тем паче пытаться подстрелить не советую. Пока мне не причинили вреда - я добрый и даже местами благодушный. Но стоит просвистеть хоть одной стреле - моя доброта может испариться, как утренняя роса под летним солнцем, и я вспомню, что за разбой полагается смерть.
Произнеся этот короткий монолог, мужчина развернулся и, взяв девушку за руку и не обращая внимания на крики разбойников и приказы остановиться, пошёл по лесной дороге обратно. Попытки двух бандитов заступить ему дорогу он пресёк, резко взмахнув своим посохом - получив мощный удар тяжёлой палкой один в живот, другой в голову, бандиты мешками повалились на землю, замерев бесформенными кучами по обоим сторонам дороги. Мужчина, потянув за руку девушку, сделал ещё несколько шагов, как прозвучал приказ главаря шайки и воздух наполнился свистом стрел. Дальнейшие события резко ускорились - девушка полетела на обочину, отброшенная в сторону резким движением руки Одина. Сам же мужчина окутался гудящим диском раскрученного до немыслимой скорости посоха, послышались звонкие щелчки отбиваемых посохом стрел, и уже через несколько мгновений мужчина замер, остановив вращающийся посох на вытянутой руке перед собой, одним концом выставив его вперёд, а другим зажав под мышкой вытянутой руки. Теперь Один оказался развёрнут не спиной, а лицом к бандитам, и на лице у него прорезалась хищная ухмылка. Разомкнув сжатые губы, он угрожающе произнёс:
- Ну что ж, покойники, вы сами выбрали свою судьбу…
С этой фразой свободная от посоха рука мужчины скользнула за пазуху, чтобы через мгновение вынырнуть оттуда со стопкой узких метательных ножей, которые он резкими взмахами стал посылать в сторону лесных братьев. Послышались глухие стоны, и стоявшие вокруг обезоруженных солдат бандиты стали валиться наземь, получив кто в шею, кто в глаз, кто в грудь узкую полоску острого металла. Видя такое дело, солдаты и охранники священника похватали с земли брошенное ими оружие и тоже вступили в бой. Зазвенела сталь - разбойники тоже вытащили мечи и кинжалы. Один, раскидав одну стопку метательных ножей, достал из-за пазухи вторую и продолжил метать ножи, целясь по кустам. Или глазомер с наблюдательностью у мужчины были необычайно развиты, или он нюхом чувствовал попрятавшихся в кустах разбойников, но каждый его бросок сопровождался стоном или воплем умирающего в агонии бандита. Редкие летящие в него стрелы молодой человек небрежно отбивал посохом, который продолжал держать в левой руке. Несколько минут - и банда перестала существовать. От более чем полусотни людей осталось не более двух десятков, которые, стоило только бою склониться не в их пользу, бросили на поле боя своих умирающих товарищей и скрылись в окружавших дорогу густых кустах. Преследовать их никто не стал - путники подводили итоги скоротечной схватки. А итоги были неутешительны - от пятёрки солдат живым и относительно целым остался всего один, да ещё один лежал на земле, со стоном зажимая окровавленной рукой глубокую рану в боку. Из двоих охранников священника не уцелел никто. Помощник священника был ранен в ногу - рана серьёзная, но жизни не угрожала, будучи своевременно перевязанной, а обильно текущая из раны кровь - остановленной. Сам священник отделался лишь лёгкими царапинами - не иначе его хранил бог, которому он молился, а, скорее всего - просто никто из бандитов не смог поднять на слугу божьего руку. Запрет на насилие по отношению к слугам господа, видно, сильно сидел в умах лесных братьев. Помимо священника не пострадали также Один и Лита - Один, несмотря на град осыпавших его стрел, сумел не пропустить ни одной, сбив их на землю своим посохом, а девушка, отброшенная на землю, так весь бой и пролежала в придорожной канаве, ободрав при падении руки и окончательно изорвав и испачкав в земле своё и так не первой свежести платье. За что, кстати, со злым видом посматривала на своего попутчика. Видимо, уже догадавшись, что сейчас услышит, Один сказал ей:
- Ну и что волком на меня смотришь? Другие варианты моих действий можешь представить? Или ты предпочла бы лечь под этих героев любовного фронта? Тогда действительно, и платье бы с тебя аккуратно сняли, даже не помяв, и руки бы не поцарапала. Кстати, тогда все остальные были бы целы - и солдаты, и лесные братья.
- Да как ты смеешь! - девушка аж задохнулась от негодования. Но резкий ответ Одина перебил её гневную тираду:
- Смею! Потому что у тебя было время на принятие решения. Много времени - пока главарь распинался, а потом солдаты священника оружие на землю бросали. А раз промолчала, ничего не сделав, значит, за тебя решение принял я. Имей мужество в этом признаться и хотя бы поблагодарить за неудавшийся любовный марафон.
Лита удручённо опустила взгляд вниз, промолчав - молодой человек однозначно был прав. Как и во многих случаях до этого. Но как же не хотелось самой себе в этом признаваться…