Вулкан недолго смотрел на них. Собрались многие сотни. Некоторые отряды армии уже пытались построить их, пока летописцы расходились по зоне высадки, документируя и опрашивая теперь, когда местность объявили безопасной.
Женщина, возможно мать храброго мальчишки, подошла к Нумеону и начала что-то бормотать и стенать. Язык аборигенов был некой ублюдочной смесью речи эльдар и проточеловеческих словесных форм. Поблизости ксенолингвисты армии вторжения ещё пытались понять смысл, но уже предположили, что люди, пусть и напуганные, рады освобождению от ярма чужаков.
Она царапала доспех Погребального Стража. По виду Нумеона было видно, что он готов силой отстранить женщину, но его остановил взгляд примарха.
- Это просто страх. Мы такое уже видели, - Вулкан мягко отвёл истерящую женщину от своего советника. Прикосновение к ауре примарха успокоило туземку достаточно, чтобы её смог увести солдат армии. Чуть дальше вспыхнул пиктер, когда один из летописцев запечатлел момент для потомков.
- Ты.
Человек вздрогнул, когда к нему обратился Вулкан.
- М-мой господин?
- Как твоё имя?
- Глаиварзель, сэр. Отобразитель и итератор.
Примарх кивнул.
- Ты отдашь свой пиктер ближайшему дисциплинарному надзирателю.
- С-сэр?
- Никто не должен видеть, что мы спасители, Глаиварзель. Императору мы нужны как воины, как воплощения смерти. Быть чем-то меньшим значит подвергнуть опасности крестовый поход и мой легион. Ты понимаешь?
Летописец медленно кивнул и отдал пиктер фаэрийскому дисциплинарному надзирателю, слушавшему беседу.
- Я разрешаю тебе прийти и поговорить со мной, когда эта война закончится. Я расскажу тебе о свой жизни и пришествии отца. Будет ли это достаточным возмещением потери снимков?
Глаиварзель кивнул, затем поклонился. Не каждый день итераторы теряют дар речи. Когда летописец ушёл, Вулкан вновь повернулся к Нумеону.
- Я видел страх. На Ноктюрне, когда земля раскалывалась, а небо плакало огненными слезами. Это был настоящий страх, - он взглянул на медленно уходящих аборигенов. - Я должен замечать страдание, - лицо примарха посуровело. - Но как мне чувствовать сострадание к тем, чьи тяготы не сравнить с перенесёнными моим народом?
- Я не с Ноктюрна, - Нумеон был в замешательстве и хотел бы сказать что-то лучшее.
Вулкан отвернулся от исчезающих людей. Сорвавшийся с губ вздох мог быть проявлением сожаления.
- Знаю… Скажи мне тогда, Нумеон, как мы освободим этот мир и обеспечим его покорность, если забудем о чувствах братских легионов?
Грубый и воинственный голос комментировал мелькающие гололитические образы континента. Пятна жёсткой травы и колючих растений были рассыпаны по пустынной земле. Блеск зловещего солнца над головой раскаляли песок добела. Над дюнами возвышались монументы и купола из жжёного кирпича. Скопление зданий окружало тяжёлый менгир, стоявший в естественной впадине. Здесь мелькающее изображение остановилось и приблизилось. Поверхность менгира покрывали плавные и внешне чуждые руны. Слабо мерцающие кристаллы, подобные огромным овальным рубинам, были установлены через ровные интервалы и связаны петляющими узлами, которые исходили из центральных рун и переплетались в них.
- Чужаки черпают психическую силу из этих узлов.
Изображение моргнуло и сменилось голограммой Десятого примарха.
Феррус Манус - металлический великан, облачённый в чёрный как смоль силовой доспех. Его родина, Медуза, была стылой пустошью и эхом ей были леденящее серебро лишённых зрачков глаз и холодная как ледник словно ободранная ножом кожа. Брат Вулкана стоял без шлема и вызывающе демонстрировал потрёпанное войной лицо с коротко остриженными чёрными волосами. Феррус был постоянно разожжённой топкой, его гнев быстро разгорался и медленно угасал. Также его звали "Горгоном", по слухам из-за того, что стальной взор примарха мог превращать в камень. Более вероятным объяснением была тёзка планеты и связь с терранской легендой древних Микен.
- Наши авгуры засекли наличие трёх точек пересечения на поверхности Один-Пять-Четыре Четыре - в пустыне, на ледяных равнинах и в джунглях…
- Брат, мы знаем о своей задаче. Не нужно нам напоминать, - перебил его низкий и глухой голос.
Второй примарх пришёл на военный совет и встал рядом с Феррусом Манусом, хотя они и находились на расстоянии многих лиг на противоположных концах планеты. Странно было видеть, что одного окутала арктическая метель, а другого омывает свет жаркого солнца.
Мортарион из Гвардии Смерти - высокий и худой, но даже через гололит его присутствие неоспоримо.
- Что я хочу знать, так это почему мы трое покоряем этот мир, почему три легиона направлены на один экспедиционный флот - что делает его достойным нашего внимания?
Облик самозваного Повелителя Смерти был мрачен. Худые, почти костлявые черты лица напоминали о мифическом образе из знаний древних. Жнеце душ, сборщике умерших, все люди боялись, что в ночи их заберёт существо в погребальном плаще - сером и эфемерном как последний вздох. Мортарион был всем этим и даже большим.
Повелители Ночи использовали страх как оружие, но он был воплощением страха.
Пепельная безволосая кожа виднелась за решёткой, скрывающей нижнюю половину черепа. Облако испарений едкими миазмами окружало кожу - пойманный воздух смертельного Барбаруса исходил из уголков зловещих доспехов. Тело скрывала сверкающая медь и неприкрытая сталь. Большинство деталей скрывал текучий серый плащ, словно дымом обволакивающий угловатые плечи Мортариона, но нагруднике был ясно виден безжалостный череп. Ядовитые курильницы свисали с огромного тела словно связки гранат. Они несли болезнетворный воздух родного мира примарха, как и доспехи.
Вулкан наклонился, чтобы зачерпнуть горсть земли. Протянув её другим примархам, он позволил мягкому суглинку утечь сквозь пальцы.
- Земля, - просто сказал Вулкан. - Здесь под поверхностью пласты ценной руды и бесчисленные драгоценные камни. Я чувствую это в воздухе и под ногами. Если мы приведём Один-Пять-Четыре Четыре к покорности быстро, то сможем её сохранить. Затяжная война значительно уменьшит потенциальное геологическое достояние. Вот почему, брат.
Заговорил Феррус с явным раздражением в голосе.
- И поэтому узлы должны быть захвачены одновременно и по моему приказу.
Усталый хриплый вздох сорвался с губ Повелителя Смерти.
- Это напрасная трата времени на позёрство. Четырнадцатый должен захватить больше земли, чем другие легионы, - Мортарион отстегнул лицевую решётку, чтобы ухмыльнуться Горгону. Улыбка вышла одновременно безрадостной и зловещей, так похожей на мертвенный оскал черепа. - И к тому же я и Вулкан знаем, кто командует. Феррус, нет нужды бояться, что тебя подсидят.
Братское соперничество существовало между всеми примархами. Оно было естественным следствием их общих генетических корней, но Железные Руки и Гвардия Смерти чувствовали его сильнее других. Каждый гордился стойкостью легиона, но если один полагался на сталь и машины в превозмогании слабости, то другой предпочитал более природный и биологический подход. И пока достоинства обоих не были испытаны друг против друга.
Феррус скрестил на груди серебристые, двигавшиеся словно ртуть руки, но не купился на очевидную наживу.
- Брат, твоя задача слишком сложна? А я-то думал что уроженцы Барбаруса крепче.
- Брат, легион оставляет на своём пути смерть! Приди на ледяные поля и сам увидь, как нужно воевать, - Мортарион прищурился и крепче сжал огромную косу.
Неспособный больше остужать раскалённое сердце Манус перебил его.
- Мортарион, мне уже известно о твоих бесчинствах. Мы должны оставить часть мира невредимым, чтобы он был полезен. Ты и твои присные могут и процветать в токсичной пустоши, но на это неспособны поселенцы, которые последуют за нами.
- Мои присные? Продвижение твоего легиона столь же медленно и увечно, как обожаемые вами машины. Что с пустыней, она захвачена?
- Она нетронута. Любой разжигатель войны в легионах астартес может учинить разрушение, но твои методы слишком жестоки. Один-Пять-Четыре не станет под моим руководством голой безжизненной скалой.
- Братья…
Оба повернулись на полуслове к Вулкану.
- Наш враг снаружи, а не среди нас. Нам стоит припасти свой гнев для них и только для них. Каждый из нас сражается на отличном театре военных действий. Нужны разные подходы, и каждому из нас их выбирать. Отец сделал нас генералами, а генералам нужно позволять руководить.
Мортарион слабо улыбнулся.
- Ты как всегда сдержан, брат.
Вулкан предпочёл принять это за комплимент.
- Но прав и Феррус. Мы здесь чтобы освободить и сделать мир покорным, а не обратить его в пепел. Одна адская планета поселилась в моих кошмарах - и я не хочу, чтобы у неё появилась соседка. Ослабь руку, Мортарион. Пусть коса не падает так резко, - он повернулся к Феррусу Манусу. - А ты, брат, доверься нам, как это сделал отец, когда поручил нам вывести человечество из тьмы Старой Ночи.
Феррус сердито посмотрел на брата, не желая уступать, но кивнул. Угли гнева ещё тлели. Вулкан был землёй, стойкой и непоколебимой, тогда как Горгон был подобен арктическому вулкану на грани извержения. Он неохотно успокоился.
- Чувствительная у тебя душа, Вулкан. Не стоит ли ей стать потвёрже?
Они были похожи, Железная Рука и Саламандр. Оба были кузнецами, но Ферруса Мануса больше интересовала функциональность, тогда как Вулкан ценил облик и красоту. Тонкое, но показательное различие, которое иногда вызывало некоторую неловкость несмотря на близкую дружбу.
- Что ты нашёл в джунглях, кроме просвещения? - спросил Горгон.
- Мой легион встретил эльдаров. Они немногочисленны, используют засады и подчинили своей воле ящеров. Среди них есть и ведьмы. Когорты армии уменьшились, а мои сыны понесли незначительные потери, но мы продвигаемся к узлу.
Мало что выдало неудовольствие Ферруса от вести о гибели легионеров, когда он заговорил.
- Мы тоже бились со зверями, покрытыми хитином жителями песков и огромными ящерами-ядозубами. Эльдары ездят на них, как мы на спидерах и гравициклах.
В свою очередь Мортарион сообщил, что разрубил в тундре шею ледяного змея, а чужаки подчинили лохматых мастодонтов.
- Как думаешь, эти звери изначально жили на планете или прибыли с ксеносами? - спросил Вулкан.
- Не важно, - ответил Повелитель Смерти, - Возможно их создали, используя мерзкую чужацкую технологию, - его янтарные глаза сверкнули. - Мне важно лишь где они.
Примарх Железных Рук обдумал всё, пытаясь составить точный образ зоны боевых действий.
- Эти эльдары не такие технологически продвинутые как те, с кем я сражался, - он скривился. - И как они так легко поработили аборигенов?
- Мы обнаружили, что в джунглях живут люди, - сказал Вулкан, - пока несколько тысяч, но скорее всего больше. Я не видел воинов в племенах. Полагаю, что это простой народ, нуждающийся в нашей защите.
- В любом случае, мы должны беспокоиться об эльдарах, - в голосе Мортариона появилось пренебрежение. - На ледяных равнинах есть аборигены, но моё внимание приковано не к ним.
Презрение к человеческой слабости шло из каждой поры Повелителя Смерти. Вулкан ощутил стыд от того, что его собственные чувства к обитателям джунглей не так уж сильно отличались.
- Сейчас я должен согласиться с братом, - сказал Феррус. Он повернулся к Вулкану. - Этот мир полностью захвачен. Даже самые удалённые уголки не свободны от порчи ксеносов, и пока это не изменится мы не можем себе позволить отвлекаться. Будь внимателен, брат, но пусть люди сами себя защищают. Это всё.
Гололит погас, указывая на конец разговора. Вулкан склонил голову в знак принятия приказа Ферруса и обнаружил, что стоит в армейском штабном шатре, а на пороге терпеливо ждёт Нумеон.
- Какие новости? - настроение примарха было угрюмым.
Приближённый отсалютовал со всей своей знаменитой чопорной формальностью и сделал три шага в шатёр.
- Разведчики армии обнаружили точку пресечения, милорд. Они передают координаты.
Вулкан уже выходил из шатра. Стоявшие на страже снаружи фаэрийские солдаты спешили убраться с пути примарха.
- Готовь легион. Мы выступаем.
Нумеон следовал за ним по пятам, - Мне вызвать "Грозовые птицы"?
- Нет. Пойдём пешком.
Снаружи когорты армии сжигали тела чужаков. Странно, но некоторые аборигены собирались по кроям огромных костров и плакали на руках друг друга. Они потеряли всё, жизни и дома, и оказались посреди войны, которую не понимали.
Нумеон говорил про сочувствие. Но сейчас Вулкан чувствовал лишь одиночество. Он чувствовал себя изолированным даже от братьев, кроме Гора. Их дружба была близкой. В Магистре Войны было что-то очень благородное и самоотверженное. Он пробуждал верность в окружающих как никто другой и обладал ощутимой аурой обаяния. Возможно поэтому Император выбрал Магистром Войны его, а не Сангвиния. Вулкан относился к Гору как к старшему брату, на которого стоит равняться, которому можно доверять. Как бы он хотел сейчас с ним поговорить. Вулкан ощутил сумятицу в душе и вновь захотел вернуться на Ноктюрн. Возможно его изменила долгая война. Лицо примарха посуровело.
- Выжжем эльдаров.
Глядя, как струи дыма поднимаются в небо, Вулкан вспоминал время, когда он ещё не знал ни о звёздах, ни о планетах, ни о воинах в громовых доспехах, которым суждено стать его сынами.
Сильные руки работали над раскаткой, черпали сверкающий оранжевый металл и придавали ему угодную кузнецу форму. Руки покрывали мозоли - следы долгих часов работы перед огнём. Шершавые пальцы сжимали старую рукоять молота, который вздымался и опускался, обрушиваясь на раскалённое железо, пока не придал ему коническую форму. Кузнец обработал металл с другой стороны, и он стал наконечником.
- Дай мне клещи…
Кузнец протянул руку - жёсткую, как выдубленная шкура. Под сажей её покрывал здоровый загар, полученный во время поиска драгоценных камней на арридийской равнине. Он взял протянутый инструмент и поднял им наконечник копья. Шипящее облако пара поднялось, когда раскалённый металл прикоснулся к поверхности воды в бочке. Оно напомнило сыну гору Смертельного Огня, которая громко храпела во сне и душила небо, выдыхая дым.
- Она - кровь из сердца, - однажды сказал ему отец. Сын помнил, как ему едва исполнился год, а он уже был выше и сильнее любого в городе. Стоя на склоне горы они наблюдали, когда она выплёскивает и изрыгает свой гнев. Сначала мальчик хотел бежать, не из страха за себя - в этом отношении его воля была железной - но потому, что он боялся за отца. Н’бел успокоил мальчика взмахом руки. Прижав ладонь к груди, он сказал сыну сделать то же самое, - Почитай огонь. Почитай её. Сынок, она - жизнь и смерть. Наше спасение и наш рок.
Наше спасение и наш рок…
Таков был порядок вещей на Ноктюрне.
На древнем языке это значило "тьма" или "ночь", и воистину мир был погружён во мрак, но другого дома он не знал.
Через несколько мгновений клубящийся пар рассеялся, и Н’бел поднял наконечник из бочки и передал сыну.
Он всё ещё был невероятно горячим, жар кузни ещё не исчез.
- Видишь? Вот новый наконечник для твоего копья, - от улыбки по лицу кузнеца пошли морщины. Круги сажи окружали добрые глаза, а исхудалые щёки покрывал слой пепла. Шрамы-клейма покрывали лысую макушку. - Уверен, ты убьёшь им много заурохов на арридийской равнине.
Сын улыбнулся в ответ.
- Отец, я и сам мог его сделать.
Н’бел чистил инструменты, смывая гарь и копоть. В кузнице было темно, чтобы можно было лучше видеть температуру металла и судить об его готовности. Воздух пропитался запахом гари и сгустился от жара. Но это не угнетало, а лишь воодушевляло сына. Ему здесь нравилось. Здесь сын был в безопасности и обретал покой, который не сыщешь нигде на Ноктюрне. Едва заметные во мраке инструменты отца рядами висели на стенах и лежали на всевозможных верстках и наковальнях. У сына были сильные руки, и здесь в кузнице и мастерской он находил им лучшее применение.
Н’бел продолжал смотреть на свою работу и не замечал мимолётных раздумий сына.
- Я лишь скромный кузнец. У меня нет ни способностей творцов по металлу, ни мудрости шамана земли, но я всё-таки твой отец, а отцы любят что-то делать для любимых детей.
Сын нахмурился и осторожно подошёл к старику.
- Что-то не так?
Недолго Н’бел чистил инструменты - плечи его опустились, и кузнец вздохнул. Он положил молот на наковальню и посмотрел сыну в глаза.
- Мальчик мой, я знаю, что ты пришёл узнать.
- Я…
- Не стоит это отрицать.
На лице сына отразилась боль из-за тревоги отца.
- Я не хочу навредить тебе.
- Знаю, но ты заслуживаешь правды. Я боюсь лишь только того, что она будет для тебя значить.
Сын положил руку на плечо Н’бела и осторожно взял его за подбородок. Рядом с нависшим над ним сыном кузнец казался ребёнком.
- Ты вырастил меня и дал мне дом. Ты всегда будешь моим отцом.
Слёзы полились из глаз Н’бела, и он вытер их прежде, чем отстраниться от сына.
- Следуй за мной, - сказал Н’бел, и они вместе пошли к задней стороне каменной кузницы. Сколько помнил сын, там стояла старая наковальня под кожей. Н’бел сорвал её и бросил на пол. Ржавчина покрывала поверхность тяжёлой наковальни, и сын поразился при виде такой ветхости. Кузнец же едва обратил на это внимания, упёршись плечом в красный металлический бок. Он напрягся, и наковальня сдвинулась - чуть-чуть.
- Я вырастил сына-великана не для того, чтобы самому поднимать все тяжести, - Н’бел скривился. - Как насчёт помочь старику?
Сын, пристыжённый тем, что он просто стоял и смотрел, присоединился к отцу, и вместе они сдвинули огромную наковальню. Он едва ощутил тяжесть - сила рук была невероятной и наполняла все мускулы и сухожилия, но простой труд вместе с отцом радовал душу.
Н’бел вспотел и провёл рукой по лбу.
- Да, я точно был сильнее… - он тяжело вздохнул. Напряжение вернулось, когда он показал на квадратное углубление в полу. - Вот…
Несмотря на толстый слой сажи и пыли сын понял, что когда-то это был люк.
- Он всё время был здесь?
- Я благословляю день, когда ты пришёл к нам, - ответил кузнец. - Ты был и остался чудом.
Сын посмотрел на отца, но тот молчал. Он склонился и ощупал края углубления. Пальцы нашли опору, и сын показал силу, которой не было ни у кого другого в городе, подняв огромный каменный булыжник. Несмотря на вес он осторожно его поставил и затем уставился в тёмный туннель, ведущий вниз.
- Что там?
- Сколько я тебя знаю, ты никогда не показывал страха. Ты не дрогнул даже перед подгорными драконами.
- А сейчас боюсь, - честно признался сын. - Теперь, когда я стою перед ней, я не уверен, что хочу узнать правду.
Н’бел положил руку на его плечо, - Ты всегда будешь моим сыном. Всегда.