* * *
Коваленко тщательно проверял ремни и пояс для грузов. Ныряльщики знают – при погружении мелочей нет. Впрочем, на войне мелочей вообще не бывает. Это не только боевыми пловцами, но и переводчиками твердо усвоено.
– Фо с груфом? – прочавкал Женька – бутерброд с тушенкой старшина принесла. Пусть и с мрачной физиономией, но позаботилась. Приятно. Девушки, они бутерброды по-особенному мажут.
– С балластным грузом все нормально будет, – пробормотал Коваленко. – Две сумки, вполне "айс". Хотя профи оборжались бы…
Вместо пояса со свинцовыми грузиками старший лейтенант собирался использовать две сумки из-под противогазов, наполненных камнями. Кстати, гидрокостюм Коваленко не подошел – оказался узковат в плечах. Да, тов. Земляков, бизнес "челнока" вам не по зубам – прогорели бы в два счета. И как они, сукины дети, интересно, размер подбирали?
– Может, с утра, по солнышку? – сказал Женька, дожевывая.
– Да светло еще. А утром могут иные заботы появиться. Тут, Жень, еще одно обстоятельство выявилось, – Коваленко глянул почему-то виновато.
– Что за обстоятельство?
– Потом обоснуем. Вот проверим дно… – Коваленко покосился на майора.
Попутный, с полчаса как явившийся с хутора, от подготовки подводных работ отключился целиком и полностью. Сидел и читал почту. Ну, почитать там было что: целая пачка вводных и документов, доставленных малость заблудившимся курьером. Видимо, чтиво было увлекательным – майор даже на комаров внимания не обращал, хотя помазаться импортной гадостью так и не успел.
– Сейчас поплаваем, – Коваленко покосился через плечо. – Слушай, вот чего она все смотрит и смотрит?
– Ей твоя спина рельефная и мужественная нравится, – успокоил Женька.
Старший лейтенант принялся многозначительно наматывать ремень на широкую ладонь.
– Ладно-ладно. И вот с чего такое патологическое стеснение? – удивился Женька. – Да не на тебя она смотрит, а на баллоны. Интересно ведь.
– Как-то странно она смотрит, – неожиданно жалобно сказал Коваленко.
Шведова действительно сидела у костерка, обняв винтовку, и делала вид, что любуется озером. Но стоило отвернуться, как и сам Женька ощущал ее взгляд своей спиной. Понятно, акваланг – штука интересная, но все-таки пока секретная. А Попутный глупую ситуацию игнорирует, весь в бумаги ушел. Хотя разрулить ему, что плюнуть…
Стоило подумать о начальстве, как майор, не отрываясь от бумаг, погрозил пальцем. Надо полагать, следовало работать и не отвлекаться.
Коваленко вздохнул, проверил жестяной фонарик со сменными цветными стеклами и принялся готовить сей осветительный прибор к погружению. Разодрал две пестрые упаковки презервативов, втиснул в розовый латекс фонарик, тщательно завязал. Естественно, не фирменный подводный прожектор, но вполне достойно функционирует. Старший лейтенант стеснительно смял в кулаке яркие обертки и прошептал:
– Слушай, мне сейчас в воду. Убери старшину отсюда. У меня и трусы не очень, и вообще… Короче не привык я так, при зрителях.
– Ладно, – Женька встал. – Душевное спокойствие акванавта есть залог успешного погружения.
– Вот-вот. И бумажки сожги, – Коваленко сунул клочки броской не аутентичной упаковки Женьке.
Земляков подошел к неподвижной старшине:
– Марин, проверила бы ты посты. А то, как в прошлый раз, прохлопаем противника в самый интересный момент.
Шведова встал. Губы у нее были какие-то неровные: то ли кривила пренебрежительно, то ли вовсе покусала.
– Понимаешь, старлей наш еще стесняется маленько, – непонятно зачем сказал Женька.
Старшина кивнула и пошла вверх к машине. Женька украдкой кинул обрывки "спецупаковки" в костерок, подпихнул сапогом. Черт знает что, таишься, как во вражеском тылу…
Коваленко поплевал в маску, промыл, нацепил на физиономию, поправил ремни баллонов и тесемки сумок-утяжелителей, и, прошептав что-то водолазно-суеверное, полез в воду. Плыть решил с обоими баллонами – все равно придется надежно топить снаряжение. До самодельного буйка, обозначавшего места падения самолета, было всего-то метров восемьдесят, но Женьке стало не по себе. Водичка свежая, да и солнце уже совсем за деревьями. Подождали бы утра, честное слово…
В воде побулькало, успокоилось. Женька поправил на шее ремень тяжелого "суоми". Сколько ждать-то теперь?
Подошел Попутный, рассеянно посмотрел на озерную гладь:
– Занырнул Валера?
– Так точно. А вот как мы летчика на берег будем вытаскивать? Он же, наверное, того… совсем размокший?
– Летчика? Зачем нам размокший? Суши его потом. Нормального летчика найдем, – судя по всему майор еще пребывал под впечатлением вестей с базы "Ноля". – Ты как сам-то добрался?
– Ну… Крюк дал, а так-то ничего.
– То-то я смотрю, шпалер у тебя новый. Ладно, о приключениях потом. Сейчас я служебную совесть очищу, и расскажешь, как там, на "Фрунзе"…
Попутный неспешно прошел к костру, сел, озабоченно поглядывая на небо, принялся подсовывать в огонь сучья. Заодно и тонкие "импортные" листки ориентировок подсовывал-сжигал…
Женьке было слегка обидно. Тут совершаешь технически неподготовленные переходы, сталкиваешься с бронетехникой и живой силой противника. И все это с отягощением в виде секретного снаряжения. И нате вам: "приключения потом, что на "Фрунзе"? Естественно, на базе сложности, о которых, кстати, Попутный теперь даже больше знает. А в Выборге? Что там, сложностей не было? Ладно, выскочил тов. Земляков, и хорошо.
* * *
– …Смотри, смотри, явно же читается!
Огонек зажигалки Торчка был тусклым, но чудной оранжевый пластик флакона все-таки просвечивал. И буквы крошечные, почти стертые можно было различить:
…для чувствительной кожи… made in Austria…
– Трофейный, – в замешательстве пробубнил упертый Павло Захарович. – Вон и еще… Дайындалгын куш: кораптын … Оно по-тюркски, не иначе.
– Для спецшкол делают. Предателей хватает. И тюрки с кавказцами… Вон как надписи замыть старались, – Марина с яростью встряхнула флакон.
– Да не будут диверсантом такое давать, – пробормотал Лешка. – У них там все до мелочей продумано.
– Что-то продумано, что-то упустили. – Марина, морщась от бензиновой вони "катюши" , спрятала пластиковый флакон с пахучей антинасекомой жидкостью. – Нужно их брать. Сейчас же. Или уйдут.
Торчок потер свежевыбритый подбородок (утром майор пообещал лично поцирюльничать, если "товарищ ефрейтор, так беззаветно занятый борьбой с немецко-финским оккупантом, не найдет время заняться своей дикобразной физиономией".
– Мариша, ты в курсе, что выйдет, если ты пальцем в небо попала? Тут такое дело, что одними догадками не обоснуешь… – пробубнил Торчок.
– Я не гадаю. Тут нюансов и доказательств хватает… – Шведова выпрямилась, одернула ремень с кобурой. – В общем, я приказываю. Задержать и передать до выяснения. Стрелять не будем, если не окажут сопротивления. Товарищ Трофимов?
– Так я ж вроде к ним и приписан, – в ужасе прошептал Лешка.
– Вот и остаешься приписанным. Тебя никто их к стенке ставить не обязывает. Доставим на хутор, свяжемся с кем положено. Разберутся. В общем, будешь страховать.
– Та нам бы хоть взвод автоматчиков, – пробухтел Торчок. – Они ж нас сами в два счета… отстрахуют. Та ты ж сама видела.
– Поэтому и надо брать, пока ничего не подозревают. Иначе действительно наоборот получится. Сами ляжем, а их потом еще сколько искать будут…
* * *
Коваленко вынырнул, но к берегу плыть не стал, наоборот, удалился от буйка и возился, готовя снаряжение к ликвидации…
– Результат, я так понимаю, отрицательный, – заметил Попутный. – Сейчас Валера от снаряжения избавится и по порядку доложит. Так, значит, немец у нас там уже прижился?
Женьке вновь пришлось рассказывать о госте из Бремена. Майора почему-то очень интересовал иностранный гость. Наконец следственная группа увидела, как полегчавший Коваленко энергично плывет к берегу…
У костерка было тепло, и старший лейтенант быстро перестал клацать зубами. Сидел на корточках, в накинутой на плечи телогрейке – за два дня следственная группа прибарахлилась, не зря начальство на хутор постоянно шастало.
Паузы затягивалась. Наконец, Коваленко сказал:
– Лежит. Сохранность хорошая. Кабина пуста.
– А опознавательные знаки? – не выдержал Женька.
– Финские, – старший лейтенант поднял голову. – Это биплан. Что-то вроде "Бристольского бульдога" . С Финской он там лежит.
– Значит, удостоверились, – с непонятным оптимизмом констатировал майор. – Теперь с легким сердцем в путь. Попрощаемся с коллегами, и незачем время терять. Сначала Питер, потом метнемся к карелам…
Женька понял, что явно чего-то недопонял.
– Тут, Евгений, такое дело, – Коваленко вытер мокрое лицо. – Вчера новая вводная до нас дошла. Нашли те самолеты. Вернее, место их базирования. Самолетов там, понятно, уже нет, но куда могли исчезнуть, вроде бы выяснили…
– Да, наше Управление не зря хлеб ест, – с гордостью заметил Попутный.
– Значит, зря я эту тяжесть волок? – еще не веря, пробормотал Женька.
– Ну, требовалось окончательно убедиться, – пожал плечами старший лейтенант. – Кстати, шланги вовсе на ладан дышали. Доверять таким…
Женька сказал. О шлангах, озере и доверии к технике. Очень хотелось и о начальстве свое мнение исчерпывающе изложить, но хватило сил сдержаться.
– Распустился ты, Евгений, – печально заметил майор. – Да, две звездочки кому угодно голову вскружат. Переживаешь, нервную систему не бережешь. Нехорошо. Уж не знаю, как у вас в тевтонской словесности, а в нашем деле предпочтительнее каждую версию до конца отработать. Что мы и сделали. Уж не обессудь, товарищ боевой лейтенант, не в читальном зале сидим.
Женька стиснул зубы, взял котелок и пошел к воде. Начальство, мля, оно начальство и есть. А чаю замерзшему старлею попить все равно нужно…
Земляков вернулся с водой, а у костерка народу прибавилось. Стояла Шведова, чуть поодаль переминался Павло Захарович, еще дальше, в сторонке, маячил Лешка. Случилось что? Посты вдруг разом побросали…
– Нырнули? – с какой-то странно ласковой интонацией спросила старшина. – А снаряжение-то где? Может, подсушить нужно?
– Одноразовое оно, – пробормотал Коваленко, теснее сдвигая голые колени.
Попутный выпрямился, кинул взгляд на стоящих на склоне бойцов.
– Надо же, одноразовое. И придумают ведь… – Шведова внезапным резким пинком отшвырнула лежащий на горке сучьев автомат – "суоми" пролетел прямо сквозь костер, облаком взвились искры…
– Ты что творишь? – ошеломленно начал Коваленко, но старшина отскочила от костра, вскинула "наган"…
– Сидеть! Руки за голову! Вы задержаны до выяснения личностей!
– Что, опять "взвейтесь кострами, синие ночи"? – брезгливо пробурчал Попутный.
Шведова поспешно взвела курок револьвера:
– Только дернитесь! Руки за голову!
– Это мне? Мне, офицеру с боевыми наградами? И не подумаю! – Попутный демонстративно заложил руки за спину, вызывающе дернул подбородком…
Мгновение Женьке казалось, что свихнувшаяся старшина бабахнет – целилась она прямо в выпяченную грудь майора, и лицо у нее было такое отчаянное, что только держись…
– Товарищ майор, вы уж особо не поругайтеся, отож тут непонятность вызрела. Потребно выяснити, – просительным тоном попытался успокоить Торчок. – Не ворохайтесь, а?
– Что мне прикажите не делать? – Попутный, кажется, не только грудь выпятил, но и живот надул. – Да вы знаете, что такое угроза оружием старшему по званию в условиях действующего фронта?
– Не пугайте, пуганые, – Шведова продолжала целиться майору в грудь, и ствол "нагана" с белой нарядной черточкой на мушке не вздрагивал. – Земляков, ты пока товарищей офицеров от пистолетов освободи. И сам не дергайся. Где надо разберутся. Если не виноват, все будет нормально…
– Секундочку, это почему он не виноват? – возмутился Попутный. – Мы, значит, виноваты, а Земляков просто мимо проходил? Мы, кстати, кто? Норвежские шпионы?
– Кто нужно разберется, – отрезала старшина. – Земляков!
– Да не буду я их разоружать, – пробурчал Женька. – И чего это вы меня отдельным раком ставите? Если это потому, что я Варварина лично знал, так я и товарищей офицеров знаю. Могу дать честное слово, что они…
– Молчать! Сдать оружие! – взвизгнула Шведова.
– Ого, нервишки? – хмыкнул майор.
– Прикажите своим сдать оружие, – процедила старшина. – Или я тебе, шпионская рожа, сейчас ногу прострелю!
Ствол "нагана" метнулся вниз, нацелился на колено Попутного.
– В штрафную пойдешь за порчу советского офицера, – с возмущением пообещал майор.
– Ты, дура, вообще что в нас целишься? – угрюмо сказал Коваленко. – Мой пистолет – вон, рядом с тобой валяется. Забирай, только стволом не маши. Пальнешь ведь с перепугу…
Вообще-то даже сидящий и безоружный, Валера выглядел довольно угрожающе. Даже голоногий. Шведова отступила на шаг, Торчок шевельнулся – автомат он держал наперевес, ни в кого не целился, но было понятно – полоснет не задумываясь.
– Да что такое происходит?! Как вы смеете?! – Попутный даже подпрыгнул на месте от возмущения. Руки он держал за спиной, и походил на клоуна, зачем-то обряженного в военную форму. – Объяснитесь, Шведова! Немедленно! Угрожать оружием старшему по званию?! Пьяны?! Низость какая! – майор вновь подпрыгнул, окончательно выходя из себя.
– Не шевелиться! – взвыла старшина, учуявшая провокацию. Правильно, между прочим, учуявшая…
Женька стоял за костром и старшими офицерами и видел спину Попутного. Вовсе не по-барски сцеплены были пухлые ладошки майора. "Парабеллум" он держал. Женька, конечно, знал, что у майора, кроме реквизитного ТТ в кобуре имеется вполне исправный ствол. Но как пистолет в нужный момент именно на спине оказался, да не за ремнем, а под гимнастеркой, и как его вытащить можно незаметно – было абсолютно непонятно. Ждал майор этого дурацкого задержания, что ли? Широкого профиля клоун наш товарищ Попутный. В смысле, и фокусник, и еще неизвестно кто…
А ведь убьет девчонку. Наверняка он навскидку бьет лучше чем старшина целясь-щурясь. Или он первым Торчка снимет? Автоматчики опаснее. Лешка поодаль торчит – дать очередь точно успеет. И Шведова выстрелит. "Наган", конечно, не МГ , только один раз бабахнуть и успеет, да и пулька-то…
Господи, да что ж за идиотизм такой?! Ведь свои все.
– Товарищи, давайте хоть какую-то ясность внесем, – с отчаянием повысил голос Женька. – Чего мы такого сделали, чтоб нас вдруг конвоировать? У нас задание, время поджимает…
– Вот и разберутся, что у вас за задание, – процедила Шведова. "Наган" она сжимала уже обеими руками – видимо, устала правая. Но целилась уверенно.
– В смысле, мы в Ленинград прокатимся? С ответственными товарищами поговорим? Да, там разберутся. Чего не разобраться? И почему задание срываем, и почему средства по уходу за обувью этак оригинально используем. Вот интересно, о чем та дурочка думала, когда в пузырек ксиву писала? – сладким голосом промурлыкал Попутный.
Его лица Женька не видел, но был уверен: улыбается майор. Он так умеет, до омерзительности приветливо, ласково. Прямо Кот Чеширский блудливый. И однозначно развратный притом.
"Наган" в руках старшины дрогнул…
– Вот что, товарищи коллеги с нашей славной Приморской армии, – совершенно иным, деловым тоном сказал Попутный. – Предлагаю опомниться, осознать, что мы на войне, и вести себя соответственно. То есть хладнокровно и ответственно. У Землякова допуск ограниченный, водителю нашему тоже слушать лишнее ни к чему. Уместно доверить данным товарищам обязанности часовых. Пусть разойдутся по флангам, во избежание недоразумений. Надеюсь, к финнам мы с вами одинаково относимся? Вот и ладненько. Земляков, Трофимов – на пост шагом арш! А мы тут профессионально и подробно поболтаем. Марина Дмитриевна, Павел Захариевич, извините, Захарович, вот у вас на руках я наблюдаю приборы, отсчитывающие время в пределах суток. В просторечии – часы. Так вот, если взглянуть чуть шире…
Ошалевший Женька брел по склону. Спятил Попутный?! Вот что, он так мимоходом и расскажет здесь, у костерка, о парадоксе "кальки", об Отделе? Это же совсем… Может, и правильно в него Маринка целилась?
"У Попутного самые широкие полномочия". Неужели вот этот разговор и входит в "полномочия"? Ох, черт, с такими широкими полномочиями мы мигом штаны порвем…
– Товарищ лейтенант, – тихо окликнул Трофимов, поднимавшийся по песчаному склону правее. –
Вы в машине винтовку возьмите. Я стрелять не стану. Явно накладка у нас какая-то вышла.
– Ага. Погорячились, – согласился Женька. – Ты сам хлеба возьми, что ли. Они, наверное, долго совещаться будут…