- Ну что, девочки и мальчики, не забудьте поставить под ёлку свои башмаки. И надейтесь, что обнаружите там не уголь.
- А вот скажи: зависит ли объём полученного подарка от вместительности обувки, заготовленной для этого самого дела?
- Не в курсе. А что?
Вместо ответа Курт извлек откуда-то из подушечных, набросанных на ковёр недр гигантский кроссовок, больше похожий на таз, и с плохо скрываемой гордостью продемонстрировал.
- Пятьдесят шестой размер, - пояснил он.
- Вижу, что не тридцать пятый. Ты купил его или украл?
- Просто позаимствовал. Верну.
- Ну, гляди мне.
На ёлке мигнули огни включённой Капитаном гирлянды. Под ними среди сдёрнутой с нижних ветвей мишуры возился кот - то ли играя, то ли устраивая очередное гнездо. Лучик сгрузила пустые тарелки в раковину у плиты и вернулась к столу, где Четвёртая налила им всем чай.
- Главное, чтобы не жрал, - сказал Курт. - А то потом опять к ветеринару.
- Он отучился, - возразила Лучик.
- В прошлом году, помнится, доктор уже хихикал, не сдерживаясь, и был готов выписать скидочную карту. Ещё бы - постоянные клиенты… Выписал или нет, не помнишь?
- Выписал. Десятипроцентную. Но я не взяла.
Курт подавился чаем от возмущения.
- Почему? Женщина, я не для того получаю зарплату, чтобы тратить большую её часть на пилюли и докторов, на уколы и докторов, на всякие-разные манипуляции, которые непристойно ржущие доктора совершают с некоторыми полосатыми идиотами, которые жрут всё, что низко висит и блестит, а то, что висит высоко, сдёргивают и тоже жрут…
- Он отучился, - упрямо повторила Луч. - И не обзывай того, кто не может ответить тебе тем же. Это недостойно.
- Ну, знаешь ли…
- Арахис или печенье? - спросил у них Капитан. Пожал плечами и высыпал всё в одну вазочку. За окном падал снег.
- А в лесу сейчас, наверное, красиво, - заметила Четвёртая. - Лучше даже, чем в городе.
Курт кивнул.
- На моей Горе, - ответил он.
Вареник смешно, как умеют только кошки, чихнул под ёлкой.
- Будь здоров, - сказала ему Лучик и хихикнула. - А что за Гора?
- Неужели мы тебе не рассказывали? - Курт удивился.
Младшая покачала головой.
- Это из истории про одного попавшего, - Капитан помешал ложечкой свой чай. - В Неназванный-16. Вернее, то задверье уже под официальным номером. Так вот, Гора… Хотя что это я - Гора ведь Курта. Пусть он тебя и просвещает.
- Лучше рыжая, - ответил Курт. - Она там больше видела. Рыжая, расскажи мелкой…
- А надо? - спросила Четвёртая. - Ничего интересного же. Попавший как попавший. Гора как Гора. Правда, у Курта там была классная одежка… Соответственно занимаемой должности. Он притворялся местным служителем культа. Здорово, да? Какие перспективы…
- Издержки работы исследователей, - скромно сказал Курт.
Лучик восторженно уставилась на него.
- Ну всё, - хохотнул Капитан. - Теперь без рассказа, рыжая, ты отсюда не выйдешь.
Вареник снова вспрыгнул к нему на колени, потоптался с независимым видом и лёг. Из кошачьей пасти свесились длинные разноцветные нити блестящего дождя - будто ещё одни, уныло обвисшие к полу усы. Капитан неверяще моргнул.
- Я же не вешал на елку дождик! Где ты его откопал?
- Нет, ну это… - Курт не закончил фразы.
Четвёртая отставила чашку на журнальный столик, чтобы подняться и найти что-то в своём наброшенном на кресло пальто.
- Луч не взяла, зато я взяла, - она показала карточку, которую достала из кошелька. - Так что, может, на этот раз обойдется.
- Переварится, в смысле? - вздохнул Курт. - Или этот идиот выплюнет, осознав, что совершил большую ошибку? Чушь. Дай-ка карточку, там должен быть телефон, а то я дел куда-то свою записную книжку…
- В смысле, обойдется меньшими затратами. Скидка же.
- Ты меня подвёл, - грустно сказала Луч коту. Тот довольно зажмурился.
II
Ночью прошёл дождь, смыв следы аварии. Следы смыл, а запах оставил - он прокрался в ноздри и с готовностью отрапортовал, что ещё не так давно здесь красовалось немалых размеров пятно… кхм. Да и коммунальщики постарались, но, как видно, недостаточно. Роман потоптался у яркой заградительной ленты. Двое полицейских, заметив перекинутый через плечо бокс для фотоаппарата, поспешили к нему.
- Вы репортёр? Снимать нельзя.
Старший из полицейских, пузатый и низкорослый, напоминающий собой пивную бочку, задрал гневно встопорщенные усы к улыбающемуся лицу Романа.
- Нельзя, вам сказано! Настырные щелкопёры…
"Было бы что снимать, - подумал Роман. - Вы охраняете пустой кусок асфальта и покорёженный столб". Но, вместо того чтобы озвучить свою мысль, лишь успокаивающе поднял руки ладонями вверх.
- И не собирался. Мой журнал не заинтересован столкновением ассенизаторской цистерны с машиной нетрезвого министерского зятя. Лично я - тоже. Я заинтересован в том, чтобы пройти. На работу надо, понимаете…
- Верно, считаешь себя остроумным, парень, - полицейский недружелюбно перешёл на "ты" и значительно, как ему, должно быть, казалось, подтянул пояс своей бело-красной формы. - Надо - так обойди.
- Но здесь короче, - мирно сказал Роман. - По этому переулку, который вы перегородили. И зачем вы его перегородили? Людям же неудобно. И почему его так плохо помыли? Воняет…
- Ты знаешь, что такое следствие, парень?
"Знаю, - так же мирно подумал Роман. - Это когда выясняется, что не министерский родственник был виноват, хотя вел автомобиль, будучи нетрезвым настолько, что я в его состоянии обычно даже не могу просто принять вертикальное положение, а шофер цистерны, у которого - вот повезло - ещё и эмигрантский вид на жительство. Или даже этот покосившийся столб - прыгающие под колеса столбы, знаете ли, вынуждают порой делать маневры. Или даже асфальт - землетрясения, знаете ли, принуждают к тому же, или неблагоприятный для министерского зятя день по гороскопу, или парад планет…"
- Я пошутил. Я заинтересован. Может быть, интервью? - и он извлёк из кармана пальто свой любимый синий блокнот с серебристым тиснением.
- Ну, парень!
Вежливо улыбающийся Роман запротоколировал реплику, пририсовав к ней грозного вида усы. Второй полицейский наблюдал за ходом беседы с деланным равнодушием.
- Нынче утром, за чашкой чая и завтраком, я имел удовольствие прочесть в одной популярной социальной сети слова некоего гражданина, что поделился с другими людьми своими соображениями насчёт этой ночной аварии. Вышеназванный гражданин охарактеризовал событие и конкретно… э-э, пролитие содержимого злополучной цистерны на столкнувшийся с ней автомобиль - а частично "в", потому что разбилось лобовое стекло, как "подобное притягивает подобное". Прокомментируете?
Спасаться пришлось бегством.
Он рассказывал об этом Наташке, пока на полке возле микроволновки бурчал и шипел их почтенного возраста маленький офисный кофейник-старик. Выслушав, Наташка обозвала его дураком.
- Проблем захотел?
- Я бегаю быстро, - возразил ей Роман.
Он хохотал на бегу, прижимая к себе фотоаппаратный бокс, где уютно устроился тёплый пластиковый контейнер с обедом. За Романом, впрочем, никто не гнался - так, погрозили кулаком и отстали, но разбуженное буйное веселье остро желало выхода. Серость осенней столицы, нашедшая отражение в бесчисленных лужах, разлеталась из-под ботинок брызгами. Кто-то глухо ("Э-э-э, ты…") обматерил его из подворотни, ругнулась одна из вездесущих, угрюмых, оккупирующих в ранние часы весь доступный общественный транспорт закутанных в платок щетинистых старух с кривобокой тележкой, курящие одну сигарету на троих школьники проводили подозрительным взглядом. На проспекте за спиной низко гудели автомобили. Столица мутная, утренняя, мокрая, ворочающаяся в сырости и смоге, вялая, но не сонная, не спавшая, потому что никогда не спит, в равнодушном покрывале отстранённости, но не потому, что сезон и хандра - всё вроде было как всегда, но отчего-то чуть-чуть по-другому. Живей. День, верно, выдастся хорошим. Роман перепрыгнул через особо широкую лужу и запетлял узкими, позапрошлого века постройки ещё дворами, где на месте припаркованных сейчас широкомордых внедорожников когда-то громоздились дровяные поленницы. Вкрадчиво мигнула аптечная вывеска, прячущаяся в уголке, как вход в подпольное казино. К асфальту льнули рваные листья с отпечатками шин и подошв. В переполненной помойке возились коты. Было в этих замусоренных дворах какое-то упадническое очарование, говаривал Колобок, оправдывая такими словами своё нежелание раскошеливаться на аренду офиса в каком-нибудь месте почище, но меж тем некоторые с ним соглашались. Наташка в том числе - ей было ещё и удобно, она жила в соседнем квартале. Она вообще со многим соглашалась, главным образом потому, что обладала мягкостью и повышенным дружелюбием, но вот сейчас почему-то не одобрила.
- Дурак! Не имеющий, к тому же, никакого представления о тактичности. Много, можно подумать, радости для полицейских позировать всяким острякам, которые потом размещают их фотографии с подписью "фекалохранители".
- Где такое? - Роман тут же заинтересованно вскинулся.
Наташка вздохнула.
- Ну, вот… и вот… - она пощёлкала клавишей.
- Ха… Гениально! Теперь ясно, отчего они не в настроении. Видели, наверное.
- Наверное. А ты - как дикарь.
- Мне пойти и попросить прощения? Главное - за что?
- Сиди уж, штатный писака…
Она окучивала одну пожилую библиотекаршу, носившую на бородавчатом носу толстые очки и утверждавшую о явлении небезызвестного поэта, что еженощно шарился у них в хранилище и протяжно, на всё здание, вздыхал. О звоне призрачных цепей, как в прошлом наташкином случае, имевшем место в каком-то плесневелом винном погребе, и таинственном опорожнении бутылок речи не шло - поэт вел себя пристойно. Поэта, говорила библиотечная дама, сильно расстраивает его последнее переиздание - там, где свежевыпеченные в институтской печи корректоры-троечники наделали ошибок в "жи-ши". Романа, невинно встрявшего с предложением утилизировать предмет печали, Наташка зашикала: книга, как-никак, кощунство. Он сделал вид, что обиделся, и отхлебнул из кружки. Библиотекарша вещала насморочным голосом с монитора, дрожала и шла помехами, на почте сыпали письмами контактёры, шеф за стенкой раскладывал пасьянс и чихал: простудился. Сонные сотрудники, позевывая, ковырялись в носу. На остатках сливаемого в горшок кофе ненормально ярко зеленела арека. Роман подумал об аварии и тут же сочинил историю, которая как раз сгодилась бы в следующий номер: призрачный грузовик, выехавший из утреннего тумана на встречную полосу и ставший причиной автокатастрофы. Руки уже сами набирали заглавие: "Таинственное происшествие в горах". За окном потянулся дым сигареты охранника.
Колобок наконец выкатился из своего кабинета - в сортир, должно быть. Нос у него был красным и распухшим. Прогундосив что-то вроде "дрянь погодка", он протопал в коридор, где принялся громко сморкаться. Наташка поморщилась на трубные звуки. Простуда, похоже, в обмен на красный нос забрала у Колобка добрую половину его всегдашней свирепости: с утра он ещё ни разу ни на кого не нарычал. Возможно, он просто понял, что любое рычание с таком состоянии вышло бы смешным, а не пугающим.
Наташка, закончив с библиотекаршей, довольно потянулась. Раздел "Городские легенды", который она с недавнего времени единолично вела, пополнился на ещё одну историю.
- Не кисло и не сладко, так, посередине, - сказала Наташка. - Но на фоне откровенной кислятины о самодвижущихся мусорных бачках вполне годный материал. А ты там как, писатель? Сочиняешь про рыб?
- Про рыб пока на стадии рисунка. Дальше застряло.
- Покажешь? Может, придумаем вместе. Токсическое загрязнение, к примеру…
- Было уже. Сначала щуки, потом сомы и гигантские скалярии в канализации. Ну, те, которых милый мальчик смыл из аквариума в унитаз. Надо что поновее… или постарее. Благополучно забытое. Чтобы казалось новым. Ну вот, смотри…
Вместо нужной статьи он пока только нарисовал в блокноте рыбу - выныривающую из воды пятнистую форель в разных ракурсах. Форель вышла, Роман знал без ложной скромности, вполне себе неплохая: обросшая водорослями, громадная и зубастая. В одном варианте у неё в желудке находили чьи-то пальцы, в другом - прабабушкин клад.
- Здорово, - оценила Наташка.
- Но что с ней теперь делать, вот вопрос. Снова пускать в озеро, на берегу которого воняет химзавод?
- Или вернуться к благополучно забытому, - сказала Наташка. - Архаичный вид… а?
Роман посмотрел на неё, на блокнот, на ручку, почесал затылок, вдруг улыбнулся и принялся рисовать.
- Кистепёрая форель, - сказал он, возвращая исправленный рисунок. - Поймана в реке такой-то. Чудом сохранившееся древнее звено эволюции. Перебегает на плавниках из речки в речку, если предыдущая слишком загажена купающимися столичными туристами и их привычкой жрать водку прямо в воде. А рыба - не дура, чего ей плавать там, где вместо воды спирт, вдобавок палёный…
- Сделай свою рыбу ещё и бионическим роботом, запущенным в наши реки любознательными пришельцами - и вперед, на четыре страницы. Я прикинусь выловившей эту рыбу местной жительницей, а ты сможешь прикинуться крупным профессором и меня расспросить. Только для большей аутентичности мне, наверное, следует сочно ругаться матом и дымить какой-нибудь самокруткой.
- Ага - запущенными на предмет изучения, то есть, изумления тем, сколько в наших реках всякого мусора плавает, включая тех самых туристов… Не надо дымить и ругаться! Ты слишком милая. Лучше я сам изображу неотёсанного деревенского рыболова. Я умею: "Э-э-э, ты…", перегар и звяканье бутылки в кармане штанов…
- Веселимся, - гнусаво произнес над ухом Колобок. - Гм…
Он придирчиво изучил рисунки своими маленькими заплывшими глазками. От шефа несло эвкалиптовыми каплями и чесноком.
- Кистепёрая форель, - объяснил Роман. - Неизвестный науке сохранившийся с древности вид. Хищник. Жрёт приманку, поплавки, удочки, ступни и пальцы. Внучка приехала к бабушке в деревню. Лето, солнце, пастораль, ласковые воды речки. Кто-то не вернется в целом виде.
- Не зря штаны просиживаешь, - благостно сказал Колобок и отчалил.
Наташка широко улыбнулась, показав большой палец. Роман подмигнул и написал в блокноте "Спасибо".
Извозчика сегодня не наблюдалось. Обычно он парковал свою чёрную громадину под липой и ждал, сидя внутри, когда выйдет Наташка. Потом они укатывали куда-то на обед - куда, Роман не знал. Но он давно мечтал проколоть как-нибудь чёрной громадине шины и нацарапать гвоздём на боках и капоте что-нибудь ругательное - или так хитроумно подпилить ствол старой липы, чтобы она грохнулась аккурат на крышу.
До того, как в машину сядет Наташка, конечно.
Он разогревал в микроволновке плов, купленный по пути на работу в столовой, и смотрел, как с липы опадают листья. Кто-то на время обеда включил телевизор - никаких новостей об аварии там ожидаемо не было. Вместо этого передавали про любительский шахматный турнир. Не то, чтобы Роман особо интересовался подобными вещами, но он подошел к маленькому экрану поближе и изучающе уставился на фигурки на клетчатой доске. Они были выполнены не в виде привычных шахмат, но изображали две крошечные человеческие армии. Миниатюрные лица, одежда и оружие оказались выписаны с удивительной точностью. "Вот же умельцы делали", - подумал Роман, смотря уже рекламу, на которую прервалась передача: та самая мирная деревня с речкой, куда Роман, уже почти закончив статью, поселил своих архаичных рыб, и бегущие по полю, взявшись за руки, дети, мальчик и девочка. За лесом на горизонте виднелись высотные здания города - сплошь зеркальные башни-небоскребы. "Сохранение традиций вместе со стремлением в будущее", - вещал какой-то банк, предлагающий мега-выгодный кредит. Уж лучше бы сделали вместо кредитов рекламу молока или сметаны - на таком-то пасторальном фоне.
- Я в детстве летом тоже отдыхал у бабушки в деревне, - поделился Роман с Наташкой.
Та, доедающая свой фруктовый салат, отреагировала с внезапной грустью.
- А я не знаю, что это такое. У меня не было деревенских родственников. Как здорово, должно быть, купаться в речке днями напролет и собирать с деревьев яблоки. И звёзды там видны во все небо. Правда?
- Правда, - сказал Роман. - И, не к столу будет сказано, со всех сторон душисто пахнет навозом.
Наташка уронила подцепленный ложкой кружок банана и расхохоталась.
- Вот так вот, - довольно ухмыльнулся Роман. - Тебе не к лицу грустить, подружка. Ну, деревня и деревня - парки тоже хороши. Кстати…
Он снова хотел пригласить её, и снова ему этого не дали. Где-то злорадно захихикал извозчик в чёрном авто.
- Рёмин, - вдруг, приоткрыв дверь своего кабинета, пробасил Колобок. - Зайди-ка.
У шефа, конечно, был сволочной характер, но от законного обеда он никого ещё и никогда не отрывал. Более того, он сам ещё ел жутко жирный по виду бульон в керамической чашке, когда Роман зашёл в кабинет и, следуя кивку, от которого обширные щеки шефа качнулись, как желе, сел в кресло для посетителей. Бульон тоже вонял чесноком.
- Статью за сегодня закончу, - на всякий случай сказал Роман.
Шеф отмахнулся и хрюкнул.
- Я не об этом, писатель.
На рабочем столе Колобка, таком же массивном и грубо слепленном, как его хозяин, лежала стопка офисной корреспонденции. Письма вездесущих контактёров - тех из них, кто не особо ладил с нынешним компьютерным веком в силу возраста или эксцентричности - вперемешку со счетами за воду и свет. Насколько Роман помнил, никто из сотрудников, включая самого шефа, ни разу не получал в офис личных писем. Оттого он очень удивился, когда шеф извлёк из неряшливой груды потёртого вида желтоватый конверт и вручил Роману.
- Да, я тоже удивлен, писатель. А ещё больше удивлен той шифровкой, которую вы тут с твоей дамой надумали. Любовные послания, конечно, вещь неотъемлемая в брачных ритуалах хомо сапиенс, но зачем ты дал ей свой рабочий адрес, который она, к тому же, так перековеркала?
- Чего? - Роман тупо смотрел на конверт.
- Чего-чего… Не знаю, как почтальон ещё не отнёс в другое место по ошибке. Разве что твоя дама сердца сама ему это письмишко в руки всунула и объяснила. Дурошлёпы! - шеф сердито завозился, ища салфетки, чтобы промокнуть вечно потеющее лицо. - Романтики недоделанные! Сами такие же кистепёрые, как твоя рыба. Про электронную переписку вы ничего не слышали, да?
И, пока Роман всё так же недоуменно таращился, коротко бросил:
- Чтобы подобного больше не повторялось. В следующий раз я его просто порву. Уяснил, писатель? Свободен.
Испортив всё грозное впечатление, Колобок вдруг сморщился и чихнул. Роман сказал сначала "Ага", потом - "Будьте здоровы", встал и, забыв от ошеломления поблагодарить, вышел из кабинета. Рука, зажавшая письмо, казалась ему чужеродным механизмом, протезом. Какая ещё дама сердца? Какие ещё послания?