Так получилось, что Ксения была уже знакома с профессором Ворониным. Сергей Владимирович присутствовал в школе, когда она приходила в сознание после трехсуточного обморока, внимательно следил за состоянием защитных восковых свеч в ее комнате, тщательно вглядывался в висевшее возле входа зеркало и вообще – постоянно смотрел куда-то не туда. Даже когда его взгляд вроде бы пересекался с чужим, нельзя было с уверенностью сказать, что именно видит в этот момент Воронин – настоящее или же один из вариантов будущего. Чувство это для человека непривычного, а тем более для незнакомого с Мастерством было не из приятных. Наверное, потому Сергей Владимирович предпочитал повсюду носить темные очки, которые надевал при первых признаках дискомфорта у собеседника.
– Я смотрю, ты уже оправилась от того прискорбного случая, – заметил Воронин, стоило Ксении появиться на пороге кабинета сэнсэя.
Когда профессор успел рассмотреть румянец на ее лице и горящие от предвкушения чего-то хорошего глаза, девушка не знала. Футуроскопия. Заманчивая, коварная психотехническая дисциплина. Лежащая на грани между настоящим и всем остальным.
– Мы хотели тебя поздравить, – поспешно произнес Поликарп Матвеевич. Он явно не хотел, чтобы хорошую новость между делом сообщил Воронин. По мнению сэнсэя, хорошие новости были достойны торжественного окружения, отдающего театральностью и сопровождаемого положительными эмоциями. – Сегодня пришло разрешение обучать тебя здесь. Отныне ты – ученица мариенбургской частной школы психотехники. Ура!
С речью Поликарп Матвеевич постарался на славу. Он как будто и не повышал голоса, но последние фразы прозвучали как-то весомо, а заключительное "ура" даже сопровождалось трехкратным эхом.
– Мне поручено обучать тебя футуроскопии, – воспользовался драматической паузой сэнсэя профессор Воронин. – Я надеюсь, что в будущем ты станешь одним из мастеров этого редкого искусства. А пока буду регулярно, дважды в неделю, приходить к Поликарпу Матвеевичу в гости или – а это случится не раньше весны – стану приглашать тебя в Университет. У меня там оборудован неплохой тренировочный кабинет.
Собственный учитель футуроскопии! О такой роскоши Ксения не смела даже мечтать. Пределом ее желаний было разрешение посещать лекции Воронина по этому предмету, пускай в составе целой группы или даже потока. Искусство футуроскопии действительно считалось одним из самых редких. В приграничном городке, где Ксения провела все свое детство, не проживало ни одного мастера или подмастерья футуроскопии. Первый ее сэнсэй рассылал письма по соседним населенным пунктам, но способных заглядывать в будущее "психов" не встречали и там. Бабка Прасковья шестидесяти двух лет от роду в расчет не принималась. Прасковья никогда не обучалась психотехнике. Контролировать свои провидческие способности она научилась только в сорок шесть лет, после того как поняла, что после обильного принятия внутрь ядреного сибирского самогона изо рта исторгается не полный бред, а точные предсказания, перемежаемые жалобами на погоду и родственников.
Выбор между Прасковьей и лицензированным преподавателем Государственного Университета психотехники родители сделали мгновенно.
– Как осень наступит, так сразу и поедешь! – хлопнул ладонью по столу отец, и на этом все сомнения в семье пресеклись на корню.
Планы нарушило кошмарное нападение на гарнизон. Сколько еще она будет вспоминать тот день? Всю жизнь? И что страшнее – помнить или обрести успокоение в забвении?
– Собственно говоря, – донесся до Ксении голос Воронина, – самое первое занятие мне бы хотелось провести с тобой прямо сейчас. Ты не возражаешь?
Положительно, сегодняшний день по концентрации чудес на единицу времени выходил на первое место. В ежегодном зачете, а может, и в многолетнем.
– Я пока пройду в тренировочный зал. – Еще до того, как девушка смогла подобрать слова, Поликарп Матвеевич встал из-за стола. – А то эти ученики снова придумают очередную фуфайку из воздуха…
– Садись, – попросил Сергей Владимирович и даже пододвинул Ксении только что оставленный сэнсэем стул. – Для начала нам надо серьезно поговорить.
Письмо догнало меня в Перми. Поскольку "Михайло Ломоносов" стал местом преступления, нам с Тихоном Андреевичем пришлось пересесть на "Владимира Вернадского", более скоростного, но менее комфортного. Впрочем, после того происшествия меня в кают-компанию можно было затащить только силком. Образ погибшего бармена преследовал меня во снах. Если бы моим соседом по-прежнему оставался впавший в запой, вечно храпящий во сне сибирский промышленник, шокотерапия от моих ночных вскрикиваний могла бы ему помочь. Неоднократно я просыпался оттого, что мой собственный крик оказывался слишком громким для дальнейшего сна. Кульминацией ночных кошмаров стало письмо Поликарпа Матвеевича.
"Дорогой мой ученик, – писал сэнсэй. – Ты, верно, пытаешься догадаться, отчего мне вздумалось отправлять письмо тебе вслед, практически сразу после твоего отлета. На самом деле я тоже не вполне понимаю причины своего поступка. Однако постараюсь быть последовательным и рассказать всю историю от начала и до конца, насколько она мне известна.
Ты, конечно же, помнишь, что Ксения попалась в ловушку футуроскопии, впала в бессознательное состояние на трое суток и только счастливый случай помог привести ее в чувство. Это та отправная точка, с которой я начну рассказ.
Во вторник ты ушел в Университет оформлять сертификат психотехника, а мы, проведя облегченную тренировку на воздухе, стали тебя ждать. Ксения в это время спала у себя в комнате, уже нормальным здоровым сном, которым спят для восстановления затраченных во время болезни сил. Я находился в своей спальне, через стенку от нее. Именно тогда мне удалось услышать, как, пребывая во власти какого-то кошмара, Ксения выкрикивает слова. Не просто одиночные слова, а целые фразы, на первый взгляд бессмысленные и бессвязные. После пробуждения она не помнила, чтобы ей снились какие-либо сны. С человеком такое случается довольно часто, но не тогда, когда снится кошмар. От кошмаров людям свойственно просыпаться, особенно если перед этим они кричат.
Последующие дни, когда ты собирался в дорогу, кошмары продолжались. К тому моменту Ксения уже набралась сил, чтобы выходить наружу, а потому сны приходили к ней только по ночам. Сны и слова. Я, на всякий случай, стал вести записи. Главным образом для того, чтобы впоследствии обсудить их содержание с Ворониным.
В ночь, предшествовавшую твоему отлету, эти записи пополнились твоим именем. Ксения неоднократно повторяла его, как в составе фраз, так и отдельно, через небольшие паузы. Тогда я отнес причину этого феномена к царившему в школе ажиотажу. На следующую ночь кошмары стали сильней. Фактически они шли без перерыва с полуночи до четырех часов утра. Все это время Ксения металась в бреду, кричала, но не просыпалась. Именно тогда я понял, что ее кошмары – не последствия шока, а результат какого-то подсознательного футуроскопического процесса.
Собрав воедино все записи, я могу сделать вывод, что фокусом неосознанной футуроскопии стал ты. Отчего получилось именно так, а не иначе, возможно, скажет профессор Воронин. Я пока его не спрашивал, но сегодня же обязательно спрошу.
Может показаться странным, что я рассказал тебе эту историю, заинтриговал, но не дождался сегодняшнего вечера и отправил письмо раньше времени. Надеюсь, что тебе действительно сейчас непонятно, отчего я так поступил.
Дело в том, что я опасаюсь за твое будущее. За то будущее, которое состоится в реальности, а не в футуроскопическом видении. Потому я, на правах твоего учителя, беру на себя ответственность за некоторый фрагмент твоего будущего. Данное письмо уже фактом своего существования обязано изменить ход времени, превращая ночные кошмары Ксении в обычные дурные сны. Все, что требуется от тебя, – дочитать письмо до конца. В каких бы обстоятельствах тебе ни пришлось бы это делать – обязательно дочитай. Больше я не прошу тебя ни о чем.
Тебе известно, что дар футуроскопии представляет опасность не только для своего обладателя, но и для тех людей, которых этот обладатель знает. Я могу ошибаться, и увиденное Ксенией будущее не имеет к тебе прямого отношения. Сейчас это не важно. Всегда полезнее перестраховаться, нежели потратить остаток жизни, кусая локти от досады.
Помимо тебя в кошмарах фигурировал какой-то Тихон или Дмитрий. Если в твоем нынешнем окружении есть люди с такими именами, будь настороже. Они на твоей стороне, но само их существование говорит о том, что опасность реальна и близка.
Опасность исходит от какого-то черного человека. Словосочетание "черный человек" повторялось едва ли не чаще всех остальных. Мне неизвестно, имелся в виду действительно человек черного цвета или же это какой-то устойчивый образ подсознания, какая-то метафора. Если черный человек реален – остерегайся его! В том будущем, которого необходимо избежать любой ценой, он убьет множество людей. Отчего-то все эти люди называются Ксенией словами на букву "б". Странные игры подсознания, не иначе. Сомнительно, чтобы жертвами стали одномоментно барон, банкир, букмекер, букинист, бакалейщик, бармен и четверо бакалавров.
Поскольку ты, став подмастерьем, тоже в какой-то степени бакалавр – смерть грозит и тебе. Будь предельно осторожен! Проверяй Намерение каждого, в ком заподозришь его принадлежность к категории "черных людей". Надеюсь, этот совет тебе пригодится.
Да, еще несколько деталей, они могут оказаться полезными. Ксения произнесла несколько фраз, смысла которых я так и не понял. Приведу их полностью, не пытаясь расшифровать.
Первая фраза: "Чтобы спастись, попади другу в сердце". Она повторялась дважды, настойчивым голосом. Вторая фраза звучит так: "Смерть врага вернется к нему сзади". Я надеюсь, что это говорит о том, что неведомый "черный человек" в конце концов окажется уничтожен.
Последняя фраза делает все предсказание туманным и вроде как откладывает встречу с "черным человеком" на более поздний срок: "Врага найдешь в воде". На дирижабле воды немного, маловероятно, чтобы враг подстерегал тебя в воздухе, но возможны и другие толкования.
Повторю еще раз, хотя стоило бы написать предостережение десятикратно – будь осторожен. Футуроскопия редко обращает внимание на события рядового характера. Она имеет дело с катастрофами, как личными, так и общественными. Мне бы очень не хотелось потерять своего ученика в одной из таких катастроф".
В постскриптуме Поликарп Матвеевич размашистым почерком, очевидно, уже перед тем, как вложить лист бумаги в конверт, приписал:
"Наши философы утверждают, что время нелинейно. Оно как-то связано с тем, кто наблюдает события, происходящие в этом времени. События, еще не наблюдавшиеся никем или уже не наблюдающиеся никем, могут иметь "плавающую" хронологию, т. е. в зависимости от будущего наблюдателя, изучающего случившееся постфактум (или футуроскописта, вглядывающегося в вероятностное будущее), происходить в разное время, различным образом. Это предположение позволяет мне верить в то, что мое письмо самим фактом своего существования изменяет время и воздействует на описываемые в нем события, независимо от того – произошли они на данный момент или же только произойдут. Я верю, я верую, я молюсь за благоприятный исход. Для тебя, для нас и для всего будущего. Просто об этом знай".
Когда поездка продолжается несколько дней, когда воздушному кораблю предстоит пересечь Евразию с запада на восток, оставляя под собой леса, реки, болота и немногочисленные человеческие поселения, на путешественника, не обремененного никакими обязанностями, неминуемо накатывает скука. Большие дирижабли зачастую жертвуют скоростью и маневренностью, чтобы обеспечить пассажиров всевозможными развлечениями. Так появляются в небе летающие казино, бары, рестораны, бильярдные комнаты, синематографические залы и даже бассейны. Зимой, конечно же, большую часть развлечений приходится ограничивать внутренними помещениями, поскольку даже ограждающие от ветра Воздушные Ловушки не способны обеспечить надлежащее тепло на верхней и передней наблюдательных площадках.
Владельцы "Владимира Вернадского" предпочли сделать ставку на скорость, а потому ограничили возможный досуг находящихся на борту традиционным для всех воздушных кораблей патефоном, небольшой библиотекой и компактной кают-компанией. Да, в ней нашлось место и для бильярда, и для ставшего модным английского развлечения "дартс", и, конечно же, для карточного стола. Иное дело, что для такого количества пассажиров кают-компания была недостаточно просторна. Не любивший находиться в толпе Дмитрий предпочитал копаться в корабельной библиотеке. После происшествия с наемным убийцей и совершенно невероятного спасения психотехнику хотелось действий. Адреналиновая зависимость, невольно выработавшаяся в ту ночь, не давала покоя, выдергивала из кровати ради ночных поединков с корабельными "психами", ради вылазки на продуваемую зимними ветрами верхнюю площадку или же похода в кормовую техническую часть, где при помощи паровых двигателей вращались гигантские винты.
Оставаться в одной каюте с Николаем, своим спасителем, едва не ставшим его убийцей, Дмитрий избегал как мог. Неловкость, возникавшую во время каждого их разговора, было просто невозможно скрывать. Дмитрий понимал, что Николай до сих пор винит себя в неловкости, неумении обращаться с оружием и тому подобных вымышленных грехах.
Один из трех подобранных им и запущенных в цель сюрикенов летел прямиком в сердце Дмитрия. Но разве два остальных не попали в убийцу? Дмитрий помнил, с какой легкостью человек в черном читал его Намерения. Подкрасться к такому мастеру со спины, суметь подобрать валяющиеся в темном коридоре сюрикены, а затем пустить их по нужной траектории – на такое был способен не каждый.
Впрочем, и сам Дмитрий был не без греха. С самого детства он не любил, отчаянно не любил оставаться в долгу. Эта зависимость тяготила его, мешала думать о чем-то еще Спасший его жизнь юноша, сам того не желая, поставил Дмитрия в крайне затруднительное положение. Подобные долги было совершенно невозможно отдать тут же – не подстраивать же аварию на дирижабле, чтобы поквитаться. Обычно за разрешением таких вопросов люди отправлялись в церковь, но на этом воздушном корабле, в отличие от "Михайло Ломоносова", в составе экипажа не было ни одного священника. А когда спросить совета не у кого – ищи в собственной душе.
Мимо "Владимира Вернадского" лениво проплыла вереница грузовых дирижаблей. Металлизированные газовые камеры сверкали на солнце, закрепленные на нижней платформе контейнеры напоминали добычу гигантских хищников, устало возвращающихся с охоты. В Зауралье воздушное движение было особенно активным. Железных дорог здесь мало, необходимость обеспечивать многочисленные поселки – велика, и воздушный транспорт стал главным способом доставки грузов.
"Владимир Вернадский" поравнялся с очередным грузовиком, выровнял скорости и перебросил пакет с почтой. Функции почтовой доставки выполняли все российские дирижабли, особенно скоростные – перелетающие из Европы на Дальний Восток или даже в колонии.
Во многом за счет наших отвратительных дорог Россия занимает первое место по воздушным грузоперевозкам, вспомнил Дмитрий цифры из какого-то доклада, когда дым из трубы грузовика качнуло в сторону иллюминатора.
И второе по количеству дирижаблей, тут же продолжил внутренний голос. Сразу после Британии.
Этот вроде бы никак не относящийся к делу факт напомнил Дмитрию про увиденное в конце прошлого года сражение, про японскую ноту протеста, неизвестную субмарину и ожидающего вестей Платона Эдуардовича.
Траектории жизненных путей Дмитрия и Николая расходились. Одному предстояло стать корабельным "психом", разгонять дирижабли, следить за воздушными потоками, другому – вернуться в тихоокеанскую администрацию, сообщить добытые в Петербурге секретные данные, продолжить охоту за неизвестным пиратом.
Расставание казалось Дмитрию неправильным. Он думал о нем, представлял во всех деталях и поражался тому, как это противно природе вещей. Спасенная жизнь требовала ответного дара – ни ум, ни честь, ни совесть Дмитрия не успокаивались, заставляя "психа" часами ходить по узким коридорам, глядеть в иллюминаторы и панорамные окна, листать книги исследователей жизни и древних философов.
Решение ощущалось. Оно плавало где-то рядом, изредка показываясь, чтобы сохранить надежду на разрешение этической проблемы.
Лишь когда "Владимир Вернадский" подлетал к Иркутску, а Байкал уже угадывался на горизонте, Дмитрия осенило. Он сидел в медитативной позе и пытался представить, что бы посоветовал ему сэнсэй. Воображаемый Поликарп Матвеевич загадочно улыбался и прибегал к сократовскому методу, совершенно бесполезному для Дмитрия.
– Ты пытаешься вообразить себя сэнсэем, – налюбовавшись на страдания ученика, сжалилось воображаемое подобие Архипова, деловито разглаживая свою знаменитую рыжую бороду. – Ответ на твою задачу лежит на другом уровне. Постарайся вообразить себя мастером-наставником. Прежде чем пробуждать психотехнический дар в начинающих, настоящий сэнсэй будет хорошим наставником для своего подмастерья.
Воображаемый Альберт Соренберг, былой наставник Дмитрия, появился неохотно. С тех пор как младший напарник получил звание мастера, судьба забросила Соренберга в Финляндию, где он в рамках какого-то секретного проекта совершенно пропал для мира.
– Неправильный подход к решению вопроса, – с ходу раскритиковало Дмитрия забравшееся под маску наставника подсознание. – Сэнсэй мудр, а ты не умеешь его слушать. Я мог бы окончательно тебя запутать, если бы попытался дать прямой ответ. Лучше поваляю дурака и скаламбурю: перестань воображать себя не собой и проблема разрешится сама собой.
"Дурак я, а не наставник", – подумал Дмитрий, сложив все намеки в единую конструкцию.
Решение оформилось, и теперь казалось, что никакого иного варианта не существует. Все было настолько элементарно, что Дмитрий расхохотался. И смех его был смехом счастливого человека.
– Для начала я попрошу тебя не задаваться целым рядом вопросов, – осторожно начал Сергей Владимирович, когда Архипов покинул свой кабинет и оставил его наедине с Ксенией. – Потому что когда ты немного здесь освоишься, вопросы у тебя непременно появятся. С этими вопросами ты непременно подойдешь либо к Поликарпу Матвеевичу, либо ко мне, а мы не сможем дать тебе полного или правдивого ответа. И вот тогда появится серьезная опасность, что ты начнешь искать ответы самостоятельно. Потому необходимо выработать особую примету, по которой ты услышишь в наших ответах указание, что заданный тобой вопрос относится именно к этой категории. Пока все понятно?
– Да, – послушно кивнула Ксения. – То есть, конечно же нет. Ради чего мне нельзя задавать эти вопросы? Это угрожает мне? Чем?
Профессор Воронин позволил себе улыбнуться.