К этому времени технический отряд подготовил две высокие башни на колесах, покрытые свежими шкурами быков. Началось постепенное продвижение их к стене недалеко от восточных ворот. Башни были опять обстреляны горящими стрелами. Шкуры опять поливали водой, а лучники затеяли перестрелку с крестоносцами. Башни удалось продвинуть до самого рва, так что лучники, находящиеся на верхнем этаже башни, не позволяли никому выйти на стену на этом участке. Под защитой башен началось возведение вала прямо за рвом крепости. За этим валом мы могли уже накопить своих пехотинцев. В общем, шла рутинная работа по осаде крепости.
И тут произошло событие, которое подорвало боевой дух защитников. Подошедшую еще одну колонну кавалеристов я направил к замку Атлит. В окрестностях Атлита уже были наши кавалерийские разъезды, которые беспокоили гарнизон замка. Но они были весьма немногочисленные. Вероятно, командир гарнизона решил направить подкрепление защитникам Кейсарии, а заодно очистить окрестности замка от наших разъездов. Из ворот замка вышла группа воинов: человек сорок кавалеристов и пять рыцарей. Они напали на один из разъездов, которые уже знали о подходе нашей новой колонны. Разъезд стал отступать в сторону колонны и вывел крестоносцев прямо на нее. Произошел бой, в котором большая часть легковооруженных всадников противника погибли, только немногие смогли ускакать к замку. Погибли и все пять рыцарей. Тела всех погибших, в том числе и рыцарей, подвезли к крепости и предложили забрать. Это произвело очень сильное впечатление на крестоносцев.
На следующий день из крепости вышел парламентер, сказавший, что граф Миклаш предлагает барону Роману Клопофф встретиться лично, без посторонних, и обсудить ситуацию. Естественно, я согласился. К вечеру мы встретились недалеко от восточных ворот, без сопровождающих. Граф сразу предложил сдать крепость на почетных условиях, которые, как заявил он, я предлагал с самого начала. Я попросил его перечислить условия. Он указал три условия: он сдает ключи от города; все находящиеся в городе получают право беспрепятственного выхода с оружием и перехода в замок Атлит; имущество гарнизона вывозится на тех повозках, которые имеются в крепости.
Я возразил:
– Имеется еще одно прежнее условие: вы выдаете нам убийцу графа Вальтера. Кроме того, обстоятельства изменились, я потерял немало солдат, затрачено много средств. Поэтому я требую дополнительно выдачи всех пленных и захваченных жителей Кейсарии и окрестностей. Вывозиться будет только личное имущество солдат и рыцарей. Выйдут только воины-крестоносцы, члены их семей и слуги, пожелавшие уйти с рыцарями. Все остальные должны быть оставлены. Если хотя бы часть из них будет убита, я не гарантирую неприкосновенность выходящей колонны.
Граф пытался возражать, но я отверг все возражения.
– Я свои условия менять не буду. Или вы принимаете их, или я возобновляю подготовку к штурму. Но тогда пощады не будет никому. Это я могу гарантировать. Ответ вы должны дать сегодня, до наступления вечера.
Граф подтвердил, что ответ будет дан сегодня. Кстати, до захода солнца оставалось не больше двух часов. Но через час из замка снова выехал парламентер, сказал, что гарнизон принимает мои условия. На сборы гарнизон просит время до двенадцати часов следующего дня. Посланный мной офицер подтвердил парламентеру, что я согласен.
На следующий день в девять утра из крепости вывели солдата. Это был простой деревенский парень, не понимающий ни французский, ни английский язык, с ужасом оглядывающий окружившую его толпу. Я спросил его:
– Это ты убил графа Вальтера?
Ему перевели. Он несколько раз кивком головы подтвердил это. Я спросил сопровождавшего его рыцаря, чем он может доказать это. Рыцарь показал на руку солдата и сказал, что тот хвастался кольцом графа. Я потребовал отдать мне кольцо. Это было простое железное кольцо. На нем были герб и девиз. Но я ведь не знал, как выглядит кольцо графа. Я спросил присутствующих, может ли кто-нибудь подтвердить это. Подошел один из слуг замка и подтвердил.
– Граф и графиня были мои друзья. Я не могу оставить в живых убийцу друга.
Взмах меча, и туловище солдата развалилось на две части. Голова и правая рука с плечом отлетели в одну сторону, остальное упало на месте. Кольцо осталось у меня. Я ушел.
С десяти часов утра из крепости потянулась колонна солдат и повозки, на которых сидели женщины и дети, лежал скарб. Мои люди опрашивали каждого гражданского, по своей ли воле он уходит с крестоносцами. Колонна выходила из крепости почти три часа. Следом за слугами в крепость въехал эмир, сопровождаемый моими офицерами и приближенными. Слуги быстро подготовили эмиру резиденцию во внутреннем замке. Хотя графу Вальтеру пришлось почти заново восстанавливать замок, он уже был достаточно оборудован. Потом я ввел в крепость технический отряд и пехотинцев, которых разместили в казармах. Кавалерию отрядил сопровождать крестоносцев. Мне не хотелось раньше времени вводить ее в город, так как я боялся грабежей, насилия, всего того, что бывает, когда кавалерия врывается в город.
А потом началась рутина. Граф сдержал слово, жителей и пленных не тронули в последний день. Я поставил Шаддада разбираться со всеми гражданскими делами, а сам отправился к эмиру. Эмир встретил меня не очень приветливо:
– Почему ты разрешил крестоносцам уйти из города? Даже выкуп не взял?
– Разве они были побеждены? Они могли сопротивляться еще не меньше пары месяцев. Сколько солдат потеряло бы ваше величество? Сколько времени мы простояли бы под стенами? Кроме того, крестоносцы могли бы подвести за это время армию из Акры. А наше преимущество и так не было слишком большим. Мы оказались бы меж двух армий.
– Ты вечно находишь аргументы, чтобы не воевать.
– Мой эмир, вы сами говорили, что я не должен себя вести как командир отряда, желающий только подраться. Вы сами говорили, что я должен заботиться о судьбе армии, о войне, а не только об очередном сражении.
– Да, мне уже рассказали, как ты заботишься обо всем. Мне рассказали, как ты разрубил солдата.
– Он убил человека, который мог быть моим другом. Я не мог это оставить без последствий.
– Ты на все находишь оправдания. Смотри, каким дипломатом ты у меня стал. Я возьму руководство армией в свои руки. А ты поезжай в Египет послом к моему братцу. Посмотри, что там и как. Завтра тебе подготовят грамоты для предъявления ал-Камилу.
– Моя судьба в ваших руках, эмир.
Я попятился к выходу, подчеркнуто низко склонившись. Эмир рассмеялся:
– Обожди. Не переживай, это тоже почетное назначение. Смотри, чтобы братец не вытребовал у тебя слишком много денег. Не будь слишком угодливым там. Конечно, он старший брат и султан, но я независим от него. Не забывай это. Поедешь через Дамаск. Можешь провести там три недели. Не спеши. Ты должен привести свой гардероб в порядок. Деньги на представительство в Египте получишь по дороге в Караке. Выезжаешь послезавтра. Теперь можешь идти.
Следующий день начался с того, что я сдал дела младшему брату эмира, назначенному командующим вместо меня. Потом я прощался с командирами отдельных частей. А затем ко мне неожиданно зашел эмир Шаддад и сказал:
– Тут я нашел среди рабов какую-то женщину. Она уверяет, что ее мальчик сын графа Вальтера. Привести ее к вам?
– Да. Но только с мальчиком. Сколько ему лет?
– Наверное, десять-одиннадцать.
– Хорошо. Но приведи сегодня. Завтра я уже уезжаю.
Через час Шаддад вернулся с каким-то торговцем, женщиной в старой грязной одежде и мальчиком. Мальчик подрос, но я сразу узнал Жака.
Я спросил Шаддада:
– Сколько хочет торговец за этих людей?
– Женщина почти ничего не стоит. Дирхемов пятьдесят – сто. Но за мальчика он хочет триста дирхемов. Клянется, что сам отдал за него такую сумму.
– Женщина меня не интересует, но пятьдесят дирхемов могу за нее дать. А за мальчика, скажи торговцу, дам не больше двухсот дирхемов.
Шаддад объяснял что-то торговцу, но я не понимал. Кажется, разговор шел на армянском языке. Торговец клялся, божился, заламывал руки. Мне это надоело. Я сказал Шаддаду:
– Скажи ему, что, если не продаст эту пару за двести пятьдесят дирхемов, я найду основания посадить его в тюрьму, а всех рабов, в том числе и этих двух, отниму.
Шаддад начал переводить торговцу. Тот ужаснулся, так как прекрасно понимал, что такой большой начальник, как я, действительно может сделать с ним в военное время все что угодно. Да и вид у меня был свирепый, я действительно был рассержен на все и вся. И на эмира, и на себя, что не сдержался при людях и зарубил несчастного солдата, и на этого торговца. И репутация у меня была среди крестоносцев и всех, кто с ними общался, очень плохая. Торговец замахал руками и согласился на все, что будет благородному эмиру угодно. Так перевел мне его слова Шаддад. Я передал Шаддаду, а он торговцу, пятнадцать динаров. Это было больше двухсот пятидесяти дирхемов. Низко кланяясь и пятясь задом, торговец выбрался из комнаты.
Я обратился к мальчику:
– Жак, ты меня помнишь?
– Да, господин барон. Я хорошо запомнил тот день, когда мы с отцом и с вами катались на лошадях.
Женщина бросилась мне в ноги, умоляя спасти сына. Она все время повторяла:
– Спасите мальчика. Он ни в чем не виноват. Он сын графа Вальтера.
– Хорошо, хорошо. Я заберу его с собой. У него есть родственники по отцу?
– Есть, но они не признают его и никогда не согласятся признать. Ведь он для них конкурент.
– А как относилась к нему графиня?
– Графиня Маргарет никогда не упрекала меня. Она не вмешивалась в воспитание Жака, но ни его, ни Франца не обижала.
– Франц – это младший сын? Где он?
– Его убили вместе с графом.
– Ладно, я заберу Жака и напишу Маргарет. Может быть, она захочет воспитать его. У нее нет собственных детей. Жак, ты поедешь со мной?
– А как же мама?
– Маму не захочет, наверное, взять госпожа графиня. Но она получит свободу. Я дам ей немного денег. Она устроится. Я не могу ее взять с собой, уезжаю в Дамаск. Оттуда, может быть, тебя отвезут в Бейрут к графине Маргарет. Если она не захочет тебя взять, ты останешься в моем доме в Дамаске. Решай все сейчас.
Жак посмотрел на мать. Она залилась слезами, но твердо сказала сыну:
– Конечно, поезжай с господином бароном. Граф очень хорошо отзывался о нем. Обо мне не беспокойся. Я останусь здесь или где-нибудь рядом. Вырастешь, приезжай, заберешь меня к себе.
Я попросил Шаддада одеть прилично Жака, передал его матери десять динаров и несколько дирхемов, которые у меня оказались под рукой, и отпустил их всех.
Конец дня прошел в каких-то хлопотах. Шаддад занимался мальчиком, не обременяя меня. Только поздно вечером он пришел ко мне и сказал, что с мальчиком все в порядке. Он накормлен, одет-обут, простился с матерью, которую Шаддад отправляет в услужение своему знакомому в Лидде. Там ей будет спокойно. И Жак сможет написать ей, когда где-то осядет. Хоть эта забота свалилась у меня с плеч.
На следующее утро я попрощался с Шаддадом, Мухаммадом, Ахмадом и другими командирами, с которыми воевал вместе в этих местах. Мне выделили конвой в десять человек, который должен был сопровождать меня до Наблуса.
Дорога до Наблуса заняла два дня. Жак отлично держался в седле, с ним вообще не было хлопот. Пережитые страдания наложили на него отпечаток. Он был молчаливым: не вмешивался в разговор, если его не спрашивали, отвечал на вопросы очень коротко. Я тоже не навязывался ему в друзья. Помню, только раз, в первый же день перехода, когда мы поздно вечером сидели у костра, Жак спросил меня:
– Господин барон, вы действительно разрубили убийцу отца?
– Да, Жак. Я не мог отпустить убийцу графа. Мы с твоим отцом и графиней могли быть хорошими друзьями.
Мальчик придвинулся ко мне. Через одежду я почувствовал его плечо. Потом он задумчиво произнес:
– Отец уважал графиню, но любил только Франца и маму Франца.
– А Маргарет? Маргарет как относилась к вам с Францем?
– Франца она баловала, он маленький. А мы с графиней почти не встречались. Я уже большой, проводил время со слугами отца. Иногда он брал меня с собой, как тогда, когда он познакомил меня с вами. Но это было редко. И ни разу, если приезжали его родственники.
Я не удержался, прижал его к своему плечу и погладил по голове:
– Не переживай, все будет хорошо. Ты вырастешь, станешь воином. Я это чувствую.
Он прижался ко мне и какое-то мгновение всхлипывал. Этого я не ожидал. Я растерянно снова погладил его по голове. У меня не было опыта общения с ребенком. Я не говорю о Максиме. Максим еще слишком маленький. С ним все легко и просто. А здесь быстро взрослеющий мальчик. Через несколько лет это будет уже солдат. Как себя вести с ним? Но Жак быстро успокоился, наверное, ему стало неловко за проявленную слабость. Он отвернулся, отодвинулся от меня и сказал:
– Простите, господин барон. Больше это не повторится.
Я не знал, что ответить, и промолчал. Потом мы улеглись около костра. Солдаты тоже легли спать, почти все, кроме двух дежурных.
На следующий день, к вечеру мы приехали в Наблус. Нас встретил комендант и устроил отдыхать в своем доме. Я отпустил конвой, началась цивилизованная жизнь. Через четыре дня привез Жака к себе домой, представил Зое и Марии. Они захлопотали вокруг него, а я прошел в комнату Максима. Ему уже три года. Он редко видит меня, но ему часто рассказывают о том, что папа на войне, воюет с врагами. Он не знает, к счастью, что такое враги, но гордится папой. Мы с ним сидим, он рассказывает, как он вчера видел черепаху, какая она смешная. Я смотрю на его маленькую комнатку, заставленную дешевыми игрушками, и начинаю смутно понимать, что я что-то недодаю своему сыну. И не только внимание, заботу, общение с мужчиной. Этот домик мал для моей семьи. Нужно купить новый, побольше. Иначе зачем у меня столько денег? Нужно позаботиться, но когда?
Я переговорил с Зоей, но она сказала, что привыкла к нашему домику, что он ее полностью устраивает. Ладно, вернусь из Египта, перестрою полностью нашу жизнь. А пока я дал ей деньги, много денег по нашим прежним понятиям. Ведь теперь я не командир маленького отряда, все время рискующий головой. Теперь я посол великого эмира.
Глава 8
Посол
1219 – 1220 годы
На следующий день я явился к визирю. Визирем был в это время эмир Кутуз, маленький евнух из тюрок. Он был приветлив со мной.
– Мы почти не встречались. Теперь будем чаще видеться или хотя бы переписываться. Мне нужно ввести вас сейчас в курс дел в Египте.
– Да, эмир. Я хотел бы подробнее узнать, как там обстоят дела. Не началась ли подготовка к миру. Ведь война идет слишком долго. Гибнут люди, тратятся деньги.
– Большие деньги, слишком большие. В каждом письме и наш благородный султан, и его визирь постоянно требуют и просят деньги. А наши доходы очень снизились из-за войны. И содержание армии тоже требует много денег. Нам деньги нужны самим.
Чувствовалось, что о деньгах он может говорить бесконечно. Но я прервал его, может быть, несколько бесцеремонно:
– А как идет война?
– Война ведется плохо. Мы только что послали султану хорошее подкрепление: более пятисот всадников. А он сразу послал их штурмовать лагерь крестоносцев, окруживших Дамиетту. Без подготовки, без поддержки. И практически все погибли. Менее десятка всадников добрались до крепости. А мы ведь полностью оплатили всех. Выдали деньги за три месяца.
И опять он о деньгах. Впрочем, наверное, так и должно быть. Кто-то должен думать о деньгах. Но он продолжал:
– И вот Дамиетта пала.
– Как пала? Такая крепость?
– Все просто. Нет продовольствия, болезни, у солдат нет сил сопротивляться. Султан отступил вглубь Египта, основал новый лагерь. По существу, новый город Мансурия. Теперь вам придется ехать в Мансурию.
– С чем я еду? Будут ли со мной войска?
– Нет, только конвой. Но придется снова брать деньги из казны в Караке. Который раз берем там деньги. Султан думает, что у нас бездонная казна?
– Сколько денег я должен получить? На что я имею право их тратить?
– Тридцать тысяч динаров вы можете в два-три приема выдать султану. Пять тысяч – это ваши деньги на представительство. Больше мы в этом году не можем выделить. Конвой, пятьдесят кавалеристов, возьмете частично в ал-Шаубаке, частично в Караке. Конвой ни в коем случае не передавайте султану. Он не умеет беречь войска. Сто тысяч дирхемов на содержание конвоя получите тоже в Караке. Этого должно хватить более чем на год. Других денег раньше чем через год вы не получите. Донесения мне посылайте не реже одного раза в месяц. Да, еще. Дом нашего посла находится в Каире. Вы займете его. Вам придется бывать и в Каире и в Мансурии. В Мансурии поставите хороший шатер. Я не знаю, построены ли там уже дома. По-моему, еще нет.
– Понятно.
– Да, я слышал, ваша невольница и сын живут в неподобающем вашему положению доме. Эмир дарит вам в Дамаске дом бывшего посла в Египте. К сожалению, его уже нет с нами. Аллах прибрал его к себе. Бумаги на дом вам выдаст мой секретарь. Он ждет внизу.
– Я благодарен эмиру. Передайте ему мою благодарность. Но я не ожидал этого.
– Вы сами сможете благодарить эмира. Он возвращается на днях. Я думаю, вам стоит дождаться его возвращения.
– Да, конечно.
Я откланялся. На первом этаже меня ждал секретарь с бумагами на дом. Мы поехали смотреть дом. Он мне показался слишком большим. Что там будет делать Зоя с Марией и детьми? Если я уезжаю в Египет, им, а тем более мне, этот дом не нужен. Я решил при встрече с эмиром отказаться от дома. Поэтому попросил секретаря повременить с документами на дом до приезда эмира.
Вечером я написал письмо графине Маргарет:
"Дорогая графиня Маргарет. Я вспоминаю дни Вашей свадьбы, когда я впервые увидел Вас и был покорен Вашей красотой, Вашей мудростью, Вашим благоразумием. Тем более мне было очень тяжело узнать о Вашем несчастье. Мне кажется, что мы с графом Вальтером могли бы быть друзьями, и я имел бы счастье временами видеть Вас. Но рок, увы, иногда наказывает нас, и наказывает незаслуженно. Я скорблю вместе с Вами.