Что ж, это даже хорошо. Столкнуться с неприятелем в поле – лучше, чем штурмовать такой значительный город, как Сполето. Для этого у меня не хватило бы сил. Но где здесь найдешь достойное поле, придется сражаться в горах. Я сразу же выехал к передовому отряду, захватив с собой еще пять сотен всадников. На месте был уже через час. Барон Феликс – а командовал войском Сполето, безусловно, он – выбрал прекрасную позицию. Левый фланг у него прикрыт замком, возвышающимся над небольшим холмом, сам он оседлал единственную дорогу, ведущую к Сполето; за ней густой лес. И оборонять ему только две с половиной сотни метров между замком и лесом. А главную дорогу он прервал глубоким рвом. Но он настроен обороняться, это видно по его позиции. Значит, не уверен в своих силах. А может быть, еще не избавился от синдрома проигравшего прошлое сражение. Нужно только серьезно надавить, и он побежит под защиту городских стен. Но нужно ли мне это? За городскими стенами он будет в безопасности.
Я еще и еще раз осматривал окрестности в поисках решения. Слева от меня девственный лес, конница, может быть, с трудом и пройдет, но выйдет из него в беспорядке. За лесом поля, тянущиеся на километр влево. Справа, за замком, тоже виднеются поля. Там какая-то проселочная дорога. Послал разъезд посмотреть, что там, дальше, можно ли по ней обойти замок и выйти в тыл неприятеля. Через час доложили, что обойти можно, но на виду у замка. Все просматривается, кроме небольшого ущелья, по которому пройти нельзя, но если двигаться по руслу ручья, текущему во время дождей, то можно выйти на поляну, не просматриваемую со стороны замка. А потом уже выйти за замок. Но русло ручья забито упавшими деревьями.
Решение возникло почти сразу. Я послал полсотни солдат расчищать русло, стараясь не производить много шума. При этом устроил выезд на открытое место перед фронтом неприятеля двух сотен всадников, чтобы отвлечь внимание. Всадники гарцевали вне полета вражеских стрел, но все взгляды были прикованы к ним. К вечеру мне донесли, что путь расчищен. К этому времени подошло ополчение моего графства, две сотни всадников и две сотни лучников. Сотня всадников осталась охранять медленно движущийся обоз.
Под утро пять сотен мусульманских всадников и полсотни лучников прошли по расчищенному ущелью и появились в тылу противника, захватывая его обоз. В стане противника смятение или хотя бы смущение. Часть рыцарей отправилась в тыл, смотреть, что там происходит. И в это время я поднял в атаку всю сотню рыцарей, за которыми следовали семь сотен мусульманских всадников и полтораста лучников. То есть бросил все, что у меня имелось в наличии. Лучники засыпали сполетинцев стрелами, рыцари прорезали наспех организованный строй, и сполетинцам пришлось отступить в поля по их правую руку. Отступление назад, вдоль дороги, было невозможно из-за захваченного обоза. Схватка была жаркая, но по рыцарям у нас явное преимущество, а пехота, которой у нас практически нет, в такой стычке не играет никакой роли: разрезается рыцарским клином и отбрасывается в разные стороны. Теперь противник отрезан и от обоза, который практически захвачен моими всадниками, и от замка, с защитниками которого ведут перестрелку мои лучники. Неприятель рассечен надвое, но и мои силы разобщены, пространство между основными войсками и пятью сотнями всадников, захвативших обоз, простреливается из замка. Мои камнеметы еще не подошли, вечером можно ждать попытку сполетинцев прорваться. Ведь они уже поняли, что находятся в мешке: с территории полей нет выхода, кругом холмы, густо заросшие лесом. Можно только пытаться пробираться через густой лес на север, к Сполето. Но барон Феликс колеблется и не разрешает пробираться через лес отдельными группами.
Пришлось организовать новую атаку, чтобы отодвинуть сполетинцев еще на полторы сотни метров. Появилось прикрытое лесочком пространство, по которому мои две части войск могут сообщаться, не опасаясь выстрелов из замка. Обоз сполетинцев переводят в мой спешно организуемый лагерь, и я посылаю по дороге вперед две полусотни, чтобы контролировать попытки сполетинцев вырваться из мешка отдельными группами. Да и за дорогой на Сполето нужно следить, вдруг оттуда будет подходить подкрепление.
Наконец все успокоилось, оба лагеря готовятся к отдыху, только дозорные не дремлют. А утром появился парламентер барона. Предложил пропустить сполетинцев к городу без боя. Естественно, я отказался, сказав, что такой вопрос может быть решен только после совместного обсуждения командирами войска. Через полчаса появился барон Феликс. Мы сели с ним в моей палатке. Он нисколько не изменился с тех пор, как мы сражались год назад. Все такой же мощный и высокий. Высокий по сравнению с другими итальянцами, но не выше меня. Нудная беседа, не окончившаяся ничем. Я не соглашался выпустить войско, но согласен был отпустить его одного в Сполето, чтобы известить архиепископа. Мои условия были простые, по существу, я повторял то, что говорил епископу Терни, только требования по деньгам были более жесткими. Кроме того, я требовал сдачи замка Стреттура со всеми его запасами, разрешив только выход солдат с оружием.
Переговоры ни к чему не привели, и барон уехал к себе в лагерь, если можно так назвать то, что они соорудили. Пришло время заняться замком. В разговоре барон упомянул, что замок принадлежит трем братьям Сальваджио, которые не подчинятся, даже если им прикажет архиепископ. У них достаточно продовольствия и воды, да и лучников достаточно.
Не было времени строить осадную башню, я приказал построить таран с высокой острой крышей, прикрывающей солдат, двигающих все сооружение, а позднее сам таран от стрел и камней. С дороги такое сооружение подойти к замку не могло, мешал небольшой овраг. Пришлось двигать таран с юга, причем немного в гору. Сменяющие друг друга полусотни лучников не давали лучникам врага чрезмерно мешать движению тарана. Враг пытался поджечь крышу тарана стрелами с горящим веществом, но у него ничего не получилось. К вечеру таран уже встал напротив ворот замка, пробивая их. Я насчитал двенадцать ударов тарана, когда ворота наконец поддались. Защитники замка сгрудились в воротах, пытаясь остановить наступающих, но под крышей тарана было почти сто человек, сопротивление защитников было смято, и мои солдаты ворвались во внутренний двор замка. Еще полчаса бойни, и все закончилось. Над замком взвилось императорское знамя.
Потом были длительные переговоры с бароном Феликсом, который все же уехал на следующий день в Сполето для консультаций с архиепископом. Я не двигался дальше, так как не видел смысла в осаде Сполето. Выпускать осажденное в мешке войско не хотелось, а снова терять людей в атаках не имело смысла. Архиепископ был вынужден подписать в конце концов требуемое письмо императору и выплатить мне солидное возмещение: восемнадцать фунтов золотых монет и сундучок серебряных. Это включало в себя и плату за замок, который я передал его представителям. Кстати, раньше он не мог добиться от покойных братьев Сальваджио полного подчинения. Десять фунтов золота и сундучок с серебром я отправил в войсковую казну, остальное положил в серьезно потяжелевший собственный ларец. Войско Сполето было выпущено из мешка, правда, там оставалось уже не больше четверти солдат, остальные просочились через леса. Рыцарей в войско я от него не потребовал. Это было бы уже оскорблением. Все-таки он очень влиятельная особа.
На следующий день мы отправились назад, к Терни. Кавалерия дошла до Терни за два часа, но две сотни я оставил для охраны обоза. Ведь он у нас сильно увеличился за счет захваченных повозок сполетинского войска с провиантом, фуражом и прочими воинскими припасами. По соглашению со Сполето я оставил это все у себя. Послал нарочного в Терни, что мы проходим мимо по северной дороге к себе в Тоди. И это была правда. До Орвието две дороги, но наиболее удобная, не выводящая из пределов Умбрии, проходит через Тоди. Мы могли бы дойти до Тоди к вечеру, но не хотелось излишне отрываться от обоза, поэтому остановились около Акваспарты.
Приятно сознавать, что не нужно заботиться о пропитании войска: еще не закончились наши припасы, да и в захваченном обозе найдено много съестного, до Тоди хватит. Простояли у Акваспарты целый день, дожидаясь отставшие повозки, можно двигаться дальше.
В Тоди прибыли до обеда, радостно встречаемые жителями. Я посылал гонцов с известиями, но одно дело гонец, совсем другое – прибывшее с победой войско. Прошло меньше десяти дней, а мы уже выполнили треть работы. Впереди теперь Орвието и северные окраины Умбрии. Неясно только, что делать с Перуджей. О Перудже ни в указаниях канцелярии, ни в письме графа Альберто не было упоминаний. Ясно, что я с моим войском Перуджу не возьму, даже если простою перед городом целый год. Впрочем, Орвието тоже невозможно завоевать, но по Орвието точно указано, что нужно сохранить добрые отношения. Перуджа, хоть и поддерживает пап, недаром они в случае волнений в Риме укрываются в ней, не управляется ни папой, ни императором. Независимая республика, управляемая избираемым приором.
Решил не думать пока о Перудже, сосредоточившись на Орвието. На Орвието идти с войском бесполезно. Мне рассказывали достаточно много о городе, чтобы понять: штурмом его взять невозможно. Когда римляне лет за триста до нашей эры захватили город, это удалось сделать после двух лет осады. После этого никто не мог силой захватить его. На длительную осаду нужны гигантские деньги. Где их взять? Можно, конечно, осадить, разорить окрестности. Ну и что получишь от этого? Ничего, кроме ненависти. Зачем это мне? Решил поехать в Орвието с нашим епископом и несколькими сопровождающими.
От Тоди до Орвието тридцать километров, мы прошли их за пять часов, не очень спешили. Дорога почти все время шла по живописным берегам Тибра, только последние шесть километров мы ушли от него в сторону скалы, на которой расположился Орвието. Подходя к нему все ближе, я понял, почему он считается неприступным: отвесные скалы открывают доступ в город только с южной стороны. А до этого места нужно долго ехать по медленно поднимающейся в гору дороге, огибающей город и натыкающейся на массивные стены с крепкими воротами. Вдоль дороги несколько мест, где со скалы вниз можно расстреливать поднимающихся солдат или просто сбрасывать на них камни.
В городе нас уже ждали, приближенный к архиепископу монах-доминиканец встретил нас на дороге, у самого начала подъема в гору. А в воротах навстречу к нам вышел и приветствовал комендант города. Нас проводили в предоставленный архиепископом большой дом, где уже был приготовлен для нас обед. Доминиканец объяснил, что встреча с архиепископом состоится у него в новой резиденции. Оказывается, совсем недавно архиепископ переехал из старой резиденции, построенной около ста лет назад, в новую, недалеко от планируемого собора.
После обеда и отдыха мы наконец отправились в резиденцию архиепископа, которая была в двух кварталах от нашего дома. Он встретил нас на ступенях своего внушительного дворца, которым, кажется, не прочь похвастаться. Фасад производит сильное впечатление: могучие бронзовые двери содержат сцены, связанные с чудесами святых. Я не разбираюсь в этих изображениях, но наш епископ сразу назвал святых на двух, самых больших из них. У церковных вельмож завязалось обсуждение этих сцен, а я рассматривал фреску над дверью, где хороший мастер изобразил сцену поклонения волхвов. На самом деле я меньше смотрел на фреску, чем на архиепископа.
Его высокопреосвященство архиепископ Орвието Джованни Строцци был из уважаемой флорентийской семьи. Семья готовила ему карьеру законоведа, но он совсем молодым человеком бежал из семейного замка. Несколько лет принимал участие в военных кампаниях: в низинах Валь-д’Арно, в долине Валь-д’Эльса и во взятии Семифонте. Возглавил большой отряд, но в тысяча двести седьмом году, когда был избран первый подеста Флоренции Гуалфредотто из Милана, его отряд, как и многие другие, был распущен. Джованни стал кондотьером, то есть организовал новый отряд, который будет служить любому правительству, достойно платящему за службу и готовность пролить кровь. Но после серьезной раны, полученной в одной из битв в Романье, неожиданно посвятил себя церковному служению. Благодаря своим способностям был замечен и обласкан в Риме, быстро прошел все ступени церковной иерархии и несколько лет назад был назначен в Орвието. Все это мне рассказал наш епископ по дороге из Тоди.
Его высокопреосвященство провел нас в просторный кабинет, вероятно служивший ему и библиотекой, так как одна стена была закрыта полками, на которых громоздились папки с рукописями. Наш епископ и хозяин подошли к полкам и начали обсуждать небольшую рукопись, которой хозяин явно гордился. Потом он резко оборвал разговор, усадил нас вокруг невысокого столика.
– Думаю, что мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать прелестные строки Вергилия. Дорогой граф, что привело вас в наш город?
Прямота архиепископа сбила меня с первоначального плана. Никаких дипломатических вступлений, сразу берет быка за рога.
– Ваше высокопреосвященство, наш высокочтимый император поручил мне в преддверии похода на Святую землю удостовериться, что все владетели Умбрии с пониманием отнесутся к его длительному отсутствию и проявят себя верными подданными. Кстати, я пока не утвержден императором в графском достоинстве.
– Полно вам дипломатничать, граф. Император, безусловно, утвердит вас во всех правах, платите только денежки. А удостоверяетесь вы в благонадежности городов весьма оригинально. Мне известно, какие методы вы применяли в Терни, Риети и особенно в Сполето. Удивительно, как это вы пришли к Орвието без своей сарацинской армии.
– Ваше высокопреосвященство, разве я мог заявиться к вам с солдатами? Я хорошо помню, как вы, вместе с нашим почтенным другом, благословляли нас с Франческой.
– Полно тебе: "ваше высокопреосвященство", "ваше высокопреосвященство". Меня зовут в миру Джованни Строцци. Пока мы за столом, зови меня Джованни. А я буду тебя звать Роман. Договорились?
– Я польщен, Джованни.
– Так, давай, Роман, без выкрутасов: с чем приехал?
– Мне нужно представить канцелярии императора свидетельства верноподданнических чувств владетелей Умбрии. Я понимаю, что император не верит никаким грамотам, доверяет только хорошей армии и аргументам мешка с золотом. Но эти умники в канцелярии требуют красивых бумаг с солидными печатями.
– Сочувствую, но ничем не могу помочь. Ты, думаю, знаешь, что я стараюсь держаться подальше от этих склок между императором и папой. Зачем же мне сознательно подставлять спину, а может быть, и голову под удары этой камарильи, которая вертится около папы. Расскажи лучше, зачем ты отдал свою родственницу этому бандиту – Ринальдо из Кастелло Лупи? У него слишком плохая репутация. Говорят, к тому же, что ты дал большое приданое за ней. Это что, Роман, покрываешь свои амурные похождения?
Я обернулся к епископу, и он путано объяснил архиепископу причины, по которым мы решились на эту сделку.
– Жалко, что вы не нашли другую кандидатуру. Епископ Читта-ди-Кастелло писал мне, что он на твои деньги нанял отряд головорезов и теперь бесчинствует в округе, прикрываясь, кстати, и твоим именем. Ты должен при случае приструнить его, раз он стал твоим родственником.
– Я не знал этого. Будет случай, прищемлю ему хвост. Боюсь только, что уже поздно.
– Хорошее дело сделать никогда не поздно. Очень жаль, что не могу тебе помочь. Впрочем… – Архиепископ внимательно оглядел меня. – Ты вроде мужчина крепкий. Хочешь побороться со мной?
– Не понял, Джованни. Что ты имеешь в виду?
– Что здесь понимать? Станем на ковер, посмотрим, кто из нас крепче. Я хоть старше тебя лет на пять, но еще не так стар. Поборемся, разомнем мышцы и кости.
– Зачем, Джованни? Бороться с архиепископом? Проклянешь еще меня, если я уложу тебя на лопатки.
– Не с архиепископом, а с Джованни Строцци. Сначала уложи, не так это просто. Но если не хочешь, неволить не могу. Впрочем, смотри, если поборешь меня, я тебе напишу твою грамоту. А если я тебя уложу… Что бы с тебя взять?
– Хорошо, если я проиграю, буду целый год честно ходить на все воскресные мессы.
– Ладно, хоть это.
Наш епископ всплеснул руками, думал, что мы шутим. Но Джованни провел нас в небольшой зал, в котором посредине лежали одно на другом два больших одеяла. Молчаливый служка невозмутимо, как будто ему приходится делать это каждую неделю, принес нам два халата. И вот мы стоим друг перед другом. Он ниже меня сантиметров на пять, но коренастее. Когда переодевались, я заметил, что у архиепископа совсем нет живота. Не то что у нашего епископа. И плечи, и мышцы рук произвели на меня впечатление. Несладко мне придется. Сколько же я лет не стоял на матах? Лет двадцать пять? Помню ли я что-либо из вольной борьбы? Но размышлять времени нет. Я только успел спросить:
– А что запрещено?
– Ничего, только кулаками не драться. Главное, уложить тебя на обе лопатки.
И мы сошлись. Архиепископ, вероятно, надеялся уложить меня сразу. Сначала он попытался просто обхватить меня у пояса и бросить через плечо, но я вовремя ушел под его руку. Попытался схватить мою левую ногу за голень, встав на колено, но неудачно приподнял таз, поэтому я охватил его ногу обеими руками, просунув одну руку между ног, и свалил на бок. Я провел прием неточно, и мы снова поднялись. Теперь он стал осторожнее. Мы покружились, делая ложные выпады. Я пытался вспомнить хоть что-нибудь из того, что нам вдалбливали на занятиях в школе, но тщетно. Время идет, архиепископ, несмотря на свой возраст, дышит свободно, так что надеяться на его усталость нельзя. И я воспользовался приемом, который помогал мне на улице. Обеими руками охватил его левую руку, правой ногой сделал подножку под обе ноги и бросил на ковры. Осталось только дожать ошеломленного противника. Простейший прием, единственное, что вспомнили мои руки и ноги. Архиепископ встал, недовольно посмотрел на меня:
– Ты занимался борьбой?
– Нет, это случайно.