- Если сынок пошел в нее, то я уже почти влюбился.
- Ладно, клоун, давай на три щелчка по лбу. На четыре страшно, еще подохнешь, меня совесть потом замучает. Ну ты, Веснушка тощая, за что тебя к нам отправили? Стащила с прилавка леденец на палочке?
- Да сколько уже можно повторять?! - нервно произнесла Миллиндра и, не отрываясь от раскрытого судового журнала, протараторила: - Незаконное проникновение, взлом, попытка кражи летающего питомца, сопротивление при задержании, нанесение телесных повреждений, попытка убийства.
Бвонг захохотал так, что жир на брюхе заколыхался, а из носа свесилась зеленая сопля. Небрежно смахнув ее ладонью, спросил:
- Ты там кого убить пыталась? Клопа постельного? Муху зеленую? Вот ведь умора!
- Ты удивился, так что подставляй лоб, пока я тебя за долги не порезал, - потребовал Драмиррес.
- Смотри только палец не сломай, хлюпик.
- Не сломаю, не надейся. Раз щелчок, два…
- Айлеф, а тебя за что? - спросил Трой.
- Судя по крестьянской морде, корову украл или овцу, - предположил Бвонг, без эмоций расплачиваясь за проигранный спор.
- Вообще-то я сено воровал, - вздохнул светловолосый здоровяк с простецким лицом.
Бвонг опять захохотал, но тут же осекся:
- За сено в ящик сажать не станут, ты нам что-то не договариваешь. Некрасиво это, будь хоть с нами честен.
- С сена все только началось, - признал Айлеф. - Мы попались управляющему, и он ударил моего младшего брата. Я не знаю, как так вышло, но я тоже его ударил.
- Брата? - впервые за все время отозвался избитый Бвонгом Стрейкер.
- Нет, управляющего.
- И что же было дальше? - спросил Трой.
- Ну и все. Ничего не было. Убил я его.
- Управляющего?
- Ага.
- Одним ударом?! - с недоверием спросил Бвонг.
Ничего не ответив, Айлеф поднялся, подошел к заколоченным дверям, взял одну из неиспользованных досок, удерживая за один конец, уперся другим в стену, вскинул руку над головой, сжал в кулак, опустил будто молот.
И доска с треском разлетелась на две части.
Все загалдели на разные лады, удар вышел с виду неуклюжим, но это не уменьшало его зрелищность. Корабельные доски тонкими не делают, и пусть эта не самая серьезная, хлипкой ее не назовешь.
Айлеф, отбросив оставшуюся в руке половинку, пояснил:
- У нас семья такая. В каждом поколении силач с мощным ударом рождается. Мне бы в кузнецы, как дед, но где уж теперь…
- Ты последний, с кем я решу подраться, - с уважением произнес Бвонг. - Но знаешь, зря ты нам про сено рассказал. Тебе теперь все будут его припоминать. В том числе и я. А ты, белобрысая, за что тут? Кого-то пришила, или за другие дела? Думаю, пришила, по глазам видно, взгляд мертвецами набит. Одного? Двух?
- Многих, - равнодушно ответила Айриция.
Она вроде бы за все время ни разу не отвернулась от моря, так и смотрела на то место, где в пучине скрылись два тела.
- Расскажи, всем очень интересно.
- Я попала в трюм за непристойное поведение, приставание к мужчинам и соучастие в многочисленных убийствах.
- Ну ничего себе! Так ты продажная женщина?! - нездорово оживился Драмиррес. - А в кредит можно? Если так, нам надо срочно обсудить кое-какое взаимовыгодное дело.
- Остынь, северянин, я первый в очереди, - важно заявил Бвонг.
- Да, все верно. Я продажная женщина, ведь так сказали церковники. А то, что ни один клиент так и не довел меня до кровати, - суду такие мелочи неинтересны.
Драмиррес повернулся к Бвонгу и озадаченным тоном произнес:
- Так как ты первый в очереди, не хочешь ли прямо сейчас выяснить, по какой причине ее клиенты останавливались на полдороге? Мне очень хочется это знать, я чувствую какой-то недобрый подвох.
Бвонг почесал подбородок, умопомрачительно скривил нижнюю губу, кивнул:
- Да, я думаю, что мне тоже следует это узнать. Говори, падшая женщина, мы хотим услышать, что приключилось с твоими клиентами.
- Старые мужчины любят молоденьких девочек. И у старых мужчин часто водятся деньги, потому они не скупятся на угощение. Всего несколько капель в их бокалы, и забвение наступает очень быстро.
- Так ты отравительница? - удивился Храннек. - Я видел отравительницу, она совсем на тебя не похожа. У той был нос крючком, хоть землю паши, а ты красивая.
- Обычно я их просто усыпляла, все остальное делали мой отец и братья. Но иногда сонного зелья оказывалось слишком много, и сердце не выдерживало. У старых мужчин оно слабое.
- Так это у вас семейное ремесло? - понимающе уточнил Драмиррес.
- Да, семейное. Мы потеряли ферму из-за старых долгов, отец и до этого баловался торговлей дурной травой, а после совсем голову потерял. Хотел все вернуть, и плевать каким способом. Он потерял последнее, моей семьи больше нет, братьев и отца казнили. Для мужчин возраст казни - семнадцать лет, для женщин - восемнадцать. Если казнить раньше, это станет прямым нарушением всеобщей хартии прав и вольностей. Поэтому они мертвы, а я оказалась в ящике.
- Так я не понял, ни один клиент не добрался до твоей койки? - спросил Бвонг.
Айриция впервые за время разговора повернулась, бледно улыбнулась, еле заметно покачала головой:
- Так уж получилось, что у меня очень строгий отец. Никакой свободы до замужества.
- Угу. Не повезло тебе с ним. Сплошные недостатки.
- Но я все же попала сюда в том числе за приставания к мужчинам и непристойное поведение. Я и правда падшая женщина.
Бвонг опять рассмеялся, похоже, здоровяку для этого много не надо. И, явно увлекшись процедурой знакомства, повернулся к злящемуся на него Стрейкеру:
- А ты никогда не лезь, когда я с дамами общаюсь. И ни к кому не лезь, а то так и будешь ходить поколоченным. За что тебя сюда?
- Воровство.
- Ты всего лишь вор? - спросил Драмиррес. - За кражу на Крайний Юг не отправляют, что-то темнишь.
- Отправляют. Если украл у церкви.
- Ты обокрал церковь?! Круто!
- Не однажды, - польщенно заявил Стрейкер.
- Со взломом? - с интересом спросил Бвонг.
- Я забираюсь в любое окно, на любой высоте. В любую погоду, днем или ночью. Могу в такую щель пробраться, куда кошка едва помещается. Вы знаете, почему она пролазит в самые узкие места? Потому что у нее нет ключиц. У меня они есть, но я все равно куда хочешь заберусь. Открываю изнутри двери сообщникам, бывает, работаю сам. У церкви всегда есть чем поживиться.
- Но надо быть совсем уж отмороженным, чтобы красть у клириков. - Драмиррес покачал головой.
- Ага. Как схватили, так первым делом это сказали.
- Всегда воров уважал, - заявил Бвонг. - У них свои законы, они понятные и правильные. Не то что у судей, там хрен догадаешься, что и как. Что ты ни делай, все равно виноватым выставят. Ты не серчай, не хотел я тебя так сильно отоварить, но рука у меня слишком тяжелая. Лучше бы ты на мачту забрался, раз такой ловкий, тебе в драку встревать нельзя, слишком щуплый. А ты, мелкий, за что сюда угодил? Небось шестеркой при бандитах был и заодно с ними под раздачу попал?
Храннек за словом в карман не полез:
- А разве ты в четырнадцать был главным бандитом рынка?
- Да уж покруче тебя.
- Я, между прочим, украл кошелек у городского судьи.
- Лучше бы ты у него судебную печать украл - тема выгодная.
- Нет, правда, я ловко это умею. Вот что хочешь в карман положи, береги всеми способами, но еще до темноты оно станет моим.
- Поспорил бы я с тобой на щелчки по лбу, да только тебя такой проигрыш точно прикончит. Так что живи, мелюзга. А ты, Трой? Небось мечом покрошил кого-то? Разбойничал? Ловко ты этой штукой машешь, будто из благородных. Только благородных в трюм не отправляют, куда нам, черным простолюдинам, до голубых кровей.
- Я единственный честный человек среди вас, - усмехнулся Трой.
- Да что ты говоришь? А я тогда святее всех святых, задницей Драмирреса клянусь, верьте мне все.
- Можешь почитать в списке, за мной ничего не числится.
- Я разве похож на того, кто читать умеет? Просто так на Крайний Юг не отправляют. Не знаю, что там в ваших списках, но ты крепко набедокурил. Рассказывай давай, здесь все свои, и мы о себе все рассказали. Так нечестно.
- Да я бы с радостью, вот только мне нечего рассказывать.
- Только не надо пушистой овечкой прикидываться, а то я сейчас тоже начну плести всякие небылицы. Скажу для начала, что мать моя была честной женщиной, а отец начальником рыночной стражи. Кто в такое поверит? Вот и мы тебе не верим.
- Жирный, за всех не говори, - отозвалась Миллиндра.
- А то что? Веснушка с ушами, я так и не понял, каким ветром такую скромняшку сюда занесло, а ты теперь еще и этого прикрываешь. Снюхаться успели?
- Я тогда тоже прикрываю, - сказал Драмиррес. - Трою и правда нечего рассказывать.
- Вы что?! Все сговорились?!
- Расслабься, он просто стертый.
- Стертый?!
- Ему стерли память, - пояснила Миллиндра. - Вообще ничего не оставили из прошлой жизни. Он даже имя свое не смог вспомнить. В списках только оно и написано, и еще буква "С" на табличке, что на груди. Наверное, сокращение от "стертый". И больше ничего. Мог бы и сам догадаться, будь у тебя мозги.
Все с интересом уставились на Троя, толстый здоровяк не отреагировал на выпад, и даже в отрешенном взгляде Айриции что-то прояснилось.
- Тогда извиняюсь, - с нетипичной для него неловкостью произнес Бвонг, добавив: - Лучше уж башку с плеч, чем такое. За что?
Трой покачал головой:
- В списках не написано, а сам я ничего не помню. Так что могу с чистой совестью называть себя самым честным из всех.
- Ага, конечно, так мы все и поверили, - осклабился Драмиррес. - Да, чтобы память стерли, ты должен был соблазнить прабабушек всех членов Конклава Четырех, а потом продать их некромантам для темных ритуалов. За меньшее стиранием не накажут. Жаль, что ты ничего не помнишь. По всему видать, что повеселился неплохо, такое интересно послушать.
- Это вам не сено воровать, Айлефу не понять, - поддакнул Бвонг.
Стрейкер неожиданно рассмеялся - громко, искренне, с шумными хлопками по коленкам - и, даваясь словами, произнес:
- Ой, не могу! Не могу! Клирики засунули сюда честного человека! - Чуть успокоившись, спросил: - Вы разве не поняли? Трой и правда честный. Ведь стертых не отправляют на каторгу, считается, что после стирания они становятся новыми людьми, максимум, что им грозит, - ссылка.
- То есть его не должны были сюда посылать? - уточнил Драмиррес.
- Конечно, не должны, ведь считается, что на юг отправляют самых отпетых. Вот только я украл несколько подсвечников, но почему-то здесь. Тоже еще, великий преступник. На отборе видел парня, на котором два доказанных трупа и четыре под сомнением, но он не попал в трюм. А я никого не резал, но почему-то сижу здесь. И Трой здесь, и мелкий Храннек. Понимаете? Церкви плевать на то, как сильно ты виноват. Они выбирают лучших из тех, кто есть, и гонят их на убой в Краймор. Там ведь всего несколько безопасных территорий, а на остальные нормальные люди не очень-то суются. Надо чем-то заполнять пустоту, вот они и заполняют - нами. Может, еще раз молитву повторите? Ну так без меня, могу рассмеяться, испорчу момент. Плевал я на все ваши молитвы.
- Есть церковники, а есть церковь, есть нормальные клирики, а есть грязь, - заявил Драмиррес. - Не надо все смешивать в кучу.
- Грязь? Да ничего вы не поняли - вся церковь грязь, раз у нее политика гробить таких, как мы. Выбирают не просто тех, которые редко перерождаются, а тех, кто не перегрызется из-за гнилого сухаря, кто согласен подставлять свою шкуру за их интересы.
- По-моему, мы уже начинаем грызться… - рассеянно заметила Миллиндра.
- Ты прочитала судовой журнал? - спросил Трой.
Та покачала головой:
- Его долго вели, там много записей, целого дня не хватит все прочитать. Первые вообще пропустила, в конце смотрю, самое главное там.
- Посмотри прямо сейчас, а мы сходим на камбуз за едой. Надеюсь, никто не откажется от солонины и сухарей?
- Видал и получше угощения, но не откажусь, - ответил Драмиррес.
- Вот и решено. Пожуем немного, помянем парней и послушаем Миллиндру. Пора узнать, что же тут произошло и что нас ждет дальше. Так что не отвлекайся на начало и середину, читай последнее, там и правда должно быть самое важное.
Глава 5
Затянувшийся рейс
Солонина оказалась так себе. А сухари почти все развалились, мешок был набит трухой и жалкими огрызками крепких корок. Запивали все это противной на вкус водой, такую с трудом проглотить можно, в нее будто мыло добавили. При такой еде не до застольных разговоров, так что все помалкивали, поглядывая на Миллиндру. Но та, слегка поклевав, не спешила удовлетворять всеобщее любопытство. Отнекивалась и просила дать ей немного времени. Дескать, записи в журнале запутанные, почерк скверный, местами очень трудно его разобрать.
Трой, пользуясь случаем, спросил:
- Пока Миллиндра занята журналом, может, просветите меня немного? А то ведь я многое позабыл.
- С радостью, дружище, - ответил Драмиррес. - Ты только спроси, что тебе интереснее всего.
- Хорошо, пусть мы преступники. Но почему нас перевозят так странно - в ящиках. И почему мы в них не задохнулись, ведь там почти нет воздуха.
- Прежде чем заколотить крышку, нам дают алхимическую гадость, от которой тело как бы замораживается. Это выгодно, так можно перевозить кучу народа и при этом груз не надо ни кормить, ни поить. Набил полный трюм - и отправляй куда надо.
- У вас что, всех пассажиров так перевозят?! - поразился Трой.
- Вряд ли. Разве что самых нищих и таких, как мы. Кому какое дело до преступников? А то, что долгая заморозка может убить, тоже никого не волнует. Рассчитывают рейсы покороче, без лишнего риска, а там как получится. С нами, как видишь, не получилось.
- Почти все люди в ящиках или мертвы, или взбесились. Что произошло?
Драмиррес пожал плечами:
- Я уже всю голову поломал, но так и не понял. Может, Миллиндра расскажет. Получается, что нас почему-то слишком долго держали замороженными. Пропустили отведенный срок, а так делать нельзя, очень опасно, можешь не разморозиться.
- Из-за этого они так взбесились? Почему мы нормальные, а они такие?
- Ты задаешь слишком много вопросов.
- Ну так я не знаю ничего.
- Давай вернемся к самому началу.
- Давай.
- Памяти у тебя нет, но все, что не относится к тебе, ты помнишь. Или почти все. Все верно?
- Да.
- Это хорошо, потому что некоторых стирают так, что они не могут даже штаны расстегнуть без посторонней помощи. Мы осуждены церковными судами, нас специально отобрали из толпы преступников. Тебе что-нибудь говорит слово "рашмеры"?
- Совершенно ничего.
- Странно, ведь о них почти все знают. Ты должен был его слышать.
- У меня, понимаешь, с памятью не все в порядке…
- Но это знание не относится к тебе напрямую. Ты же знаешь многое о кораблях, так что должен был сохранить память и об этом.
- Но не сохранил.
- Ладно, понял. Тогда придется говорить много.
- Сколько надо, столько и буду слушать.
- Храннек, сбегай посмотри остальные двери, вдруг кто-то начал ломиться.
- Я тоже хочу послушать!
- Так ты быстро сбегай и много не пропустишь. Давай-давай, не медли!
- Так что там насчет рашмеров? - спросил Трой.
- Все мы выбраны в рашмеры. Ты, я, все шестьсот два пассажира в трюме. Нас выбирают из осужденных, по своей воле на такое мало кто рискнет пойти. И только церковники могут это делать, на них почти все суды завязаны. У них почти по всему миру монополия на отбор кандидатов из осужденных. Они отбирают тех, кому больше четырнадцати и меньше двадцати. Осматривают их, отбраковывают негодных. Но всех отбраковать не получается, всегда затесываются те, кто не может стать рашмером. Тем, кто прошел отбор, в кровь вливают пепельный яд.
- Пепельный яд?
- Ты и про пепел юга не знаешь?
- Нет.
- Ну ты даешь, об этом все знают.
- Кроме меня.
- Ребята, и как же ему тогда хоть что-то объяснить? До вечера придется языком молотить, а я в этом деле не мастак.
- Я бы такое послушал, - сказал Айлеф. - Я про пепел и южные страсти люблю слушать. В детстве мне много сказок про это рассказывали.
- И я бы послушал, - присоединился Бвонг. - Все равно делать нечего. Чем я хуже сенного вора, я тоже такие сказки слышал. Давай уже, рассказывай, не ломайся.
- Ладно, - сдался Драмиррес. - Но, Трой, это длинная история, если где-то что-то знаешь, сразу говори, буду ее сокращать.
- Хорошо.
И Драмиррес начал рассказывать. Начал он не с чего-нибудь, а с древнейшей истории мира. Одно это доказывало, что говорить придется долго. И что память Троя, по-видимому, повреждена куда серьезнее, чем считалось, раз он забыл то, что в той или иной мере знакомо каждому.
Когда-то, в незапамятные времена, мир имел форму шара с двумя высокими конусами на полюсах. То есть, если встать на экваторе и полететь высоко-высоко, после чего глянуть вниз, можно было увидеть что-то похожее на неровный ромб, посреди которого тянется выпуклый пояс горного хребта, разрезающего планету на две ровные половинки.
Срединный хребет сам по себе не из низких. Вершины его уходят на такие высоты, что даже перевалы невозможно преодолеть: человек там задыхается от нехватки воздуха, у него лопаются сосуды, легкие заполняются кровавой слизью. Но в сравнении с полярными исполинами он вообще не смотрелся. Они возникли из-за каких-то аномалий в поле силы тяжести планеты. Пытаясь прояснить этот момент, Драмиррес безнадежно запутался, выдав свое поверхностное знакомство с темой.
В те же стародавние времена случился катаклизм, едва не уничтоживший мир. Что там произошло, как, когда - неизвестно или скрыто от несведущего народа. Могущественная цивилизация древности погибла так стремительно, что не успела подготовиться, не сохранила великие знания. Той, что со временем возникла на осколках мира, удалось сберечь лишь крупицы былого, практически все восстанавливали заново, лучшие умы юга занимались этим тысячелетиями и продолжают заниматься.
То, что изначально земли Краймора были лишь подножием Полярной горы, - как раз из сохранившихся крупиц старого знания. Потому что при катастрофе великая вершина погибла. От нее осталось лишь основание, жалкий обломок - горная система и прилегающая к ней относительно равнинная территория.
Катастрофа изуродовала Крайний Юг, досталось и суше, и воде. Побережье испещрила система узких извилистых фиордов-трещин, некоторые из которых разрезали сушу так далеко, что едва не доставали до полюса. Рельеф стал непредсказуемым, доходило до того, что идеально плоская равнина могла безо всякой прелюдии смениться карликовой горной системой. И карликовая вовсе не подразумевала незначительность, ведь ее вершины могли доставать до небес, утопая в вечных снегах, но вершин этих две, три и обчелся, а далее начинается все та же сглаженная низменность.