Бронепоезд этот состоял - кроме бронированного паровоза - из нескольких вагонов. Командирский вагон, в котором располагался штаб, радисты и медпункт, два усиленных пехотных вагона, имевших по шесть пулемётов на бортах и по два миномёта. Но главная ударная сила - четыре пушечных вагона, которые имели на крышах танковые башни от "Пантеры" - с 75-миллиметровыми пушками.
На обоих концах поезда были бронеплатформы с зенитными автоматами "Эрликон". Замыкали концы поезда бронированные дрезины. Каждая из них имела по четыре пулемёта и обладала своим мотором. Они могли действовать самостоятельно, в качестве посыльных или разведывательных, но шли в сцепке с поездом. В случае повреждения паровоза дрезины своим ходом, хоть и медленно, но выводили бронепоезд из-под огня.
Из-за весенней распутицы немцы пользовались железной дорогой активно. Наши железнодорожники не могли использовать их дороги, так как в Германии колея была узкой, европейской.
Батарея с ходу проскочила несколько пустых немецких деревень - при приближении советских войск жители покинули дома. Собственно, и деревнями назвать их было нельзя: улицы вымощены булыжником, дома из кирпича, крыши перекрыты красной черепицей. Прямо не дома, а игрушечки с картинки.
Павел побывал в таких после. Что его удивило - так это то, что на домах не было видно водосточных труб. Как же так? Немцы - хозяева рачительные, и вдруг такой промах! Но оказалось, что свинцовые трубы были упрятаны в стены домов и зимой не замерзали.
По рации Павлу передали приказ - остановиться и начать обустраивать засаду, поскольку железнодорожные пути лежали в двух сотнях метров от них.
Боевые машины прошли через переезд, а самоходка Павла осталась в деревне. Взяв автоматы, члены экипажа обошли все дома в деревне. Не хватало только, чтобы здесь укрывались фрицы и в разгар боя подожгли самоходку гранатами.
А Павел присматривал место для засады. Лучшее место, на небольшом возвышении, вроде холмика, было за кирпичным сараем, возле крайнего дома. Павел даже запасную позицию присмотрел - за соседним домом. Оттуда железная дорога хорошо видна, а большая часть самоходки будет прикрыта домом. За сарай самоходку и загнали, заглушили двигатели. А чего попусту топливо жечь, когда неизвестно, через сколько часов будет этот бронепоезд, и будет ли он вообще?
Однако час шёл за часом, одолевала скукота, а вокруг - никакого движения.
- Хорошо, что грязь! - неожиданно для всех сказал Иван Иванович.
- Это почему же? - удивились все.
- Попробуйте угадать. Даю каждому одну попытку.
Экипаж задумался.
- Местных жителей нет, и нас никто не сдаёт - ну, что мы в засаде, - рискнул первым Василий.
- При чём здесь грязь? - отбил предположение Иван Иванович.
- После выстрела не поднимается пыль, не демаскирует, - сказал Павел.
- Вот! - механик поднял палец. - Потому он командир, ну а вы - только экипаж.
- Это нечестно, мы знали! - запротестовал Анатолий.
- Тогда почему молчали? Командир, что там по рации слышно? Может, уже раздолбали наши поезд?
- Молчат, - вздохнул Павел.
- Жрать охота, аж под ложечкой сосёт, - вздохнул заряжающий.
- Тебе всегда охота, думай о чём-нибудь другом, - заметил наводчик.
- Командир, может, я по домам пошарю, что-нибудь съестное найду?
- А если поезд?
- Так его же за километр слышно будет! Он же поезд!
Павел немного поколебался, но есть и в самом деле хотелось.
- Давай! Только автомат возьми, и недолго. Если услышишь, что поезд идёт - стрелой к машине, - разрешил Павел.
- Давно бы так!
Василий закинул автомат за плечо и неловко выбрался через кормовой люк в рубке.
Минуты складывались, прошло уже полчаса. Пора бы заряжающему и вернуться.
По броне громыхнули сапоги, и в открытый люк сначала упал мешок, затем влез Василий. Вид у него был запыхавшийся.
- Командир, похоже - поезд.
- Похоже или поезд? Ну-ка, дыхни!
- Да не пил я! Вроде паровоз где-то пыхтит - слева.
Павел высунулся в люк и стянул с головы шлемофон - в нём ничего не слышно. Вроде какое-то пыхтение и в самом деле доносится.
- Заряжай бронебойным!
- Это мы мигом! - Василий подхватил с боеукладки снаряд и вогнал его в казённик.
Павел захлопнул за собой люк.
- Ты чего принёс?
- Окорок, самый натуральный! В подвале висел. А запах!
Из мешка ничем не пахло.
Павел приник к смотровым приборам. Что за ерунда? Такое впечатление, что по рельсам вдали остров плывёт. Натурально: ветки видны, даже ветром колышутся.
- Бронепоезд, твою мать! К бою! Иваныч, заводи мотор!
Взревел дизель. Для самоходки двигатель - это не только подвижность в бою, но и возможность горизонтальной наводки.
Павел вызвал по рации комбата и доложил о приближающемся поезде.
- Ты только не торопись, - ответил комбат. - Подпусти его поближе и бей в первую очередь по паровозу, чтобы хода лишить. А мы к тебе на помощь, только задержи его!
Бронепоезд шёл медленно, километров двадцать в час, и потому почти бесшумно, лишь изредка вздыхая паровой машиной. Тогда над ним поднималось облако пара.
Вот он появился в смотровых приборах весь, от головы до хвоста. До чего же огромен и устрашающ! Да на нём пушек больше, чем у них в батарее!
Насыпь с рельсами была на одном уровне с самоходкой, а башни с пушками - метров на четыре-пять выше. Павел сразу сообразил, что это хорошо для них. Полевые артиллерийские орудия, танковые пушки всегда имеют большой угол возвышения для стрельбы навесным огнём и очень маленькие углы склонения, иногда один-два градуса. Иначе говоря, они не предназначены для стрельбы вниз. И их самоходка вполне могла попасть на такой маленькой дистанции в мёртвую, непростреливаемую зону.
- Готовы? - выдохнул Павел.
- Готовы, командир.
Павел сам навёл прицел на паровоз, шедший в середине состава. Он помедлил секунду, размышляя, куда стрелять - в будку машиниста или прикрытый бронёй паровой котёл? Пожалуй, в котёл. Тогда паровоз ход потеряет, да и промахнуться в цель такого размера невозможно. И Павел выстрелил в середину парового котла.
Паровоз сразу окутался паром - так, что на несколько секунд совсем скрылся из глаз.
- Бронебойный!
Василий загнал снаряд в пушку. Теперь Павел выстрелил по броневагону с башнями - главная угроза для самоходки исходила именно оттуда.
- Бронебойный!
Пока немцы обнаружат самоходку, у них есть фора - минута-две, не более. Надо стрелять в темпе, успеть как можно сильнее повредить бронированную махину.
Экипаж успел сделать за минуту шесть выстрелов, перекрыв норматив. Каждый понимал, что от слаженности, плотности и скорости стрельбы зависит исход поединка.
- Иваныч, давай задним ходом! Меняем позицию.
Павел обернулся назад, давая команду механику. С его водительского места обзора назад не было и вовсе никакого.
Только самоходка заползла за заранее выбранный Павлом дом, как на прежнем месте, где они только что стояли, взорвались два снаряда, вдребезги разнеся сарай.
Один из пушечных броневагонов дымил, но открытого огня не было видно.
Сильно парил паровоз, пар и дым сносило ветром в сторону, прикрывая, как дымовой завесой, состав.
Самоходка успела выпустить по составу ещё два снаряда, только разглядеть попадания не удалось из-за пара и дыма.
Бронепоезд ответил огнём из башенных орудий. Снаряды угодили по крыше и чердаку, на самоходку посыпалась черепица и обломки досок.
Павел приник к прицелу и не поверил своим глазам. Бронепоезд медленно, почти незаметно начал двигаться назад. Как так? Паровоз повреждён, поезд на месте должен стоять?! Откуда экипажу было знать, что маломощный двигатель дрезины начал уводить поезд из-под огня самоходки!
И комбат молчит. Далеко ли помощь? От места, где был Павел, до засады пары самоходок вроде бы и недалеко, километров семь. Только по грунтовке максимальную скорость не разовьёшь, а бой всего-то шёл пару-тройку минут.
Бронепоезд начал двигаться быстрее, вот он уже идёт со скоростью пешехода.
Павел озадачился. Как же поезд двигается, если паровоз разбит? Нельзя его упускать, немцы могут заменить паровоз на любой станции - пусть и не на бронированный, и тогда он снова будет в строю.
- Иваныч, вперёд, на насыпь!
Самоходка дёрнулась, объехала дом, за которым укрывалась, и взобралась на насыпь. По рубке сразу же, как горохом, звонко ударили малокалиберные снаряды от зенитной установки на поезде, не причинив, впрочем, особого вреда.
- Иваныч, разворачивайся на путях!
Самоходка со скрежетом развернулась на рельсах.
- Бронебойный!
- Уже в стволе!
Почти не целясь, Павел выстрелил в хвостовую бронедрезину. Что уж там взорвалось, непонятно, но из дрезины вырвался после взрыва огненный шар, а стенки её разошлись в стороны, как лепестки цветка.
- Ага, не нравится! - закричал наводчик.
Следующей за дрезиной шла бронированная платформа, откуда расчёт зенитного малокалиберного "Эрликона" стрелял по самоходке. Борта у платформы были высокие, метра по полтора, скрывающие расчёт по плечи. Эх, сейчас бы сюда шрапнель, только такие боеприпасы давно не производились.
- Осколочно-фугасный! - приказал Павел.
- Готово!
Павел поймал в прицел платформу и выстрелил. Борта платформы, как и броневагонов, имели толщину брони 20–25 миллиметров, защищавшую команду бронепоезда от пуль крупнокалиберных пулемётов и лёгкой артиллерии. Противостоять 100-миллиметровому снаряду весом в пуд они не могли.
Разрыв получился объёмным, после чего "Эрликон" больше не стрелял. По большому счёту это малокалиберное, 20-миллиметровое автоматическое орудие швейцарского производства повредить самоходку не могло. Её 120-граммовые снарядики с четырьмя граммами взрывчатого вещества для самоходки - что для слона дробина. Но повредить оптику прицелов они могли запросто, потому и поплатились.
Поезд медленно двигался по рельсам, а самоходка тряслась по шпалам, догоняя его. Башенное орудие последней башни стрелять не могло - самоходка была слишком близко.
- Вася, давай тупоголовый!
На самоходке было четыре типа снарядов: бронебойные остроголовые, бронебойные тупоголовые, обладавшие несколько большей бронепробиваемостью, осколочные гранаты и осколочно-фугасные.
- Готово.
- Иваныч, остановка.
Самоходка замерла. Павел навёл прицел немного выше бортов платформы, в торцевую стену броневагона, и нажал на спуск.
Все бронебойные снаряды имели на донце трассер, и Павел увидел, как снаряд точнёхонько угодил немного ниже крыши. И через несколько секунд увидел, как из пробоины пошёл дым.
- Иваныч, вперёд!
- Командир, мы от тряски на шпалах развалимся, ходовая не выдержит! - взмолился механик-водитель.
Он прав. Павел раздумывал. Ехать по рельсам вдогон - самоходку угробить можно. Съехать с рельсов и гнать вдоль путей - по немцам стрелять невозможно: они не на танке, нет поворачивающейся башни, а угол поворота орудия по горизонту всего восемь градусов. Да и съехав на грунт, они подставят себя под огонь пушек бронепоезда.
Павел искал и не находил выход, упускать же такую добычу не хотелось.
- Командир, смотри вправо! - закричал водитель.
Павел приник к смотровым приборам командирской башенки. Прямо по полю, прямиком на бронепоезд неслись две самоходки. Из-под гусениц летела грязь, самоходки делали короткие остановки и стреляли. Ура, помощь пришла!
- Иваныч, обходи поезд слева!
Павел рассудил, что немцы заметили приближающиеся самоходки и всё внимание переключат на них. Башня не может одновременно стрелять по обе стороны. Потому надо воспользоваться моментом.
Ревя мотором, самоходка перебралась через рельсы, нырнула с насыпи вниз и рванулась вперёд. Вот она сравнялась с серединой поезда.
- Бронебойный!
- Готово!
- Иваныч, поворот направо и остановка!
СУ-100 круто развернулась и замерла. Самоходка влепила снаряд в бронированный бок пушечного вагона, который шёл в десяти метрах от боевой машины. Удара с такого расстояния не выдерживал даже "Тигр".
Из вагона полыхнуло, стрельба прекратилась.
- Анатолий, бей по вагонам!
Выстрелы громыхали один за другим. Даже доворачивать гусеницами самоходку не приходилось - вагоны бронепоезда сами медленно проплывали мимо, подставляясь под выстрелы. Вероятно, были попадания и от двух других наших самоходок, поскольку дымили почти все вагоны.
Павел включил рацию на передачу и вызвал комбата.
- Да, мы видим бронепоезд и видим огонь. Только он всё равно двигается, как заколдованный.
- Я в паровоз дважды стрелял, сам не пойму.
- Догони его, разбей первый вагон, бей по колёсам, сбей с пути!
- Понял! - Павел отключился.
- Иваныч, газу!
Самоходка рванулась вперёд, раскачиваясь на неровностях. Вот они почти поравнялись с зенитной платформой. Борта её были разодраны, зенитное орудие сорвано с тумбы - кто-то из самоходчиков угодил. А впереди платформы - бронедрезина, из выхлопной трубы которой шёл сизый дым и надсадно ревел двигатель. "Так вот почему поезд идёт!" - дошло до Павла.
- Осколочно-фугасный!
- Готово!
- Иваныч, разворот вправо на сорок пять и тормози!
Самоходка крутанулась на одной гусенице и встала. Павел тут же выстрелил.
Тонкая, противопульная броня не выдержала попадания снаряда и проломилась. Внутри дрезины полыхнул взрыв.
Поезд прошёл по инерции ещё с полсотни метров и остановился.
- Иваныч, разворачивайся!
Самоходка взревела, развернулась, и Павел выстрелил по бронепоезду ещё раз. По другую его сторону слышались хлёсткие выстрелы других самоходок.
Внезапно стрельба прекратилась, зашипела рация: комбат спрашивал, всё ли в порядке.
- В полном, командир!
- Прекращай стрельбу. Немцы с нашей стороны выкинули белый флаг, сдаются. Ты со своей стороны присмотри, чтобы не сбежали.
- Есть!
Павел приказал Василию взять автомат, сам тоже подхватил ППШ. Они открыли люки, высунулись из рубки.
В стенке вагона открылась дверь, и из неё выглянул немец.
- Цурюк! - крикнул Павел и угрожающе повёл стволом автомата.
Немец скрылся в чреве вагона.
- Командир, ты чего - немецкий знаешь?
- Да как и ты, - слукавил Павел. - "Хенде хох", "хальт", "цурюк". По-моему, эти слова все фронтовики уже знают.
- Это больше в пехоте, да в разведке. Я вот, например, не знаю.
- Плохо, в школе надо было учить язык врага.
- Зачем он мне?
Снова заработала рация.
- Сазонов, перебирайся на нашу сторону.
Самоходка переехала железнодорожные пути.
Перед бронепоездом выстроилась вся его команда - человек около ста. Павел полагал, что немцев должно быть больше.
СУ-100 подъехала к своим. Павел выбрался из рубки и подбежал к машине комбата.
- Товарищ капитан! Ваше приказание выполнено, бронепоезд подбит.
- Молодец, лихо поработал! И бронепоезд задержал. Вот что, бери свой экипаж и пройди по поезду - не спрятался ли кто? Заодно посмотришь, чего мы там натворили.
- Есть.
Иван Иванович остался в самоходке, а Павел с заряжающим и наводчиком забрались в бронированный вагон. Здесь как будто бы Мамай прошёлся: пулемёты были сорваны с креплений, коробки с лентами валялись на полу. И трупы, трупы… Везде было полно крови. Вот почему так мало пленных.
На стенке вагона Павел насчитал три пробоины, все - с правой по ходу поезда стороны. Стало быть, не его попадания, а его товарищей по оружию.
Через тамбур они перешли в пушечный вагон. На обеих стенках его зияли пробоины, следы пожара, валялись пустые огнетушители - немцы пытались сбить огонь, и им это удалось. Но и здесь было не меньше десятка погибших.
Павел осмотрел и пощупал бортовую броню. Точно, миллиметров двадцать пять, не больше. Стало быть, пробить стенку вагона можно было из их орудия даже издалека, километров с полутора. А он-то, наивный, думал, что у бронепоезда толщина брони, как у танка. Будь так, рельсовый путь не выдержал бы такой тяжести.
Павел с экипажем прошли остальные вагоны, и везде встречали примерно одинаковую картину разрушений. Второй пушечный вагон выглядел даже ещё хуже, он почти выгорел изнутри.
Павел со своими людьми выбрался из поезда и подошёл к комбату.
- Одни убитые.
- Ну да, осколки от внутренних стен отражаются, потому всех наповал. Возись теперь с пленными! - недовольно бросил он. - Переведи им: пусть строятся и идут за нами. Кто не может идти - пусть на моторные отсеки садится.
Павел подошёл к немцам. Все они были одеты в чёрную танковую форму.
- Кто старший?
- Заместитель начальника поезда обер-лейтенант Ферлах! - чётко доложил офицер.
Павел с интересом оглядел его форму. Это была уже знакомая ему форма танкиста - чёрная, с розовыми кантами на маленьких погонах.
- Сдать личное оружие! - распорядился Павел.
Унтер-офицер и офицеры сложили в кучу пистолеты.
- Раненые есть?
- Есть, господин лейтенант.
- Выйти из строя.
Немцы медлили. В строю стояли солдаты с бинтами на руках, ногах, головах. Но Павел видел в их глазах страх. Немцы боялись выходить, думая, что русские сразу их расстреляют.
- Раненым сесть на самоходки, остальные пойдут пешком. Ни один из вас не будет убит, ваша война закончилась, - успокоил их Павел.
Раненые вышли из строя на три шага.
- Идите к самоходкам. Остальным - направо, шагом марш! Ферлах, командуйте своими людьми. Только без попыток к бегству, сами понимаете, чем это чревато.
- Слушаюсь, господин танкист!
Ферлах громко отдал команду. Строй повернулся и замаршировал.
Павел подбежал к комбату.
- Ты что им сказал? - поинтересовался комбат.
- Раненым на самоходки, остальным - идти.
- Ну да, правильно. Тогда уж езжай впереди, а мы сзади, вроде как в охранении. Доведём до пехоты, сдадим под расписку.
- Слушаюсь.
Павел забрался в свою самоходку. Раненые немцы боязливо рассаживались по боевым машинам - на каждую влезли по десятку. Понятно, что многие из них пешком не дошли бы - Павел видел, как их вели под руки и подсаживали на броню их сослуживцы.
Самоходки стали медленно сопровождать колонну.
Идти немцам пришлось часа два, и всё это время самоходки ползли черепашьим шагом. Идти по раскисшей земле было тяжело - на сапогах немцев налипло по здоровенному кому грязи. Но самоходчики довели колонну пленных до пехотного полка, и комбат сдал их контрразведчикам под расписку. Уже в полку комбат, радостно потирая руки, сказал:
- Ну Сазонов, коли дырку в гимнастёрке!
- Зачем?
- Для ордена. Представления на тебя и экипаж писать буду. Бронепоезд мы уничтожили? Уничтожили! Команду его в плен взяли? Взяли - аж девяносто шесть человек!
Через две недели Павел и в самом деле получил награду - орден Красной Звезды, а члены экипажа - медали "За отвагу".
Обмывали награды всем экипажем.
Подвыпив, Анатолий потёр медаль рукавом комбинезона.
- Будет с чем с войны вернуться, пусть завидуют. Жалко, Игорь не дожил.