Планета Мелаквин - мир, откуда не возвращаются живыми. В качестве сопровождения опального адмирала Чи, сосланного на эту планету, вместе с ним сюда направляют двоих разведчиков - Фестину Рамос и Яруна Дериху. Оба они из "обреченных", из тех, кого называют "расходным материалом", - за их физическое уродство, из-за которого потенциальная гибель этих людей не воспринимается особенно остро. Но, попадая на планету, они оказываются в эпицентре событий, грозящих уничтожить не только жителей этого мира, но и ставящих под удар саму Землю.
Содержание:
ЧАСТЬ I НОЧЬ 1
ЧАСТЬ II МИССИЯ 4
ЧАСТЬ III ПЛАНЫ 7
ЧАСТЬ IV НАБЛЮДЕНИЯ 12
ЧАСТЬ V ВЫСАДКА 15
ЧАСТЬ VI ПРОБУЖДЕНИЕ 18
ЧАСТЬ VII ВОСХОД ЛУНЫ 21
ЧАСТЬ VIII ЗНАКОМСТВО 22
ЧАСТЬ IX АДАПТАЦИЯ 24
ЧАСТЬ X ИНФОРМАЦИЯ 27
ЧАСТЬ XI ПУТЕШЕСТВИЕ 30
ЧАСТЬ XII КОЖА 33
ЧАСТЬ XIII МНОГОЕ ПРОЯСНЯЕТСЯ 37
ЧАСТЬ XIV ПРЕВРАЩЕНИЕ 39
ЧАСТЬ XV КРАСАВИЦА 44
ЧАСТЬ XVI МАНИЯ 49
ЧАСТЬ XVII СТОЛКНОВЕНИЕ 53
ЧАСТЬ XVIII КОГДА ИЗ ЯИЦ ВЫЛУПЛЯЮТСЯ ПТЕНЦЫ 58
Примечания 61
Джеймс Алан Гарднер
Отряд обреченных
ЧАСТЬ I НОЧЬ
Я НАСТРАИВАЮСЬ НА ВОСПОМИНАНИЯ
- Меня зовут Фестина Рамос, и я очень горжусь своей внешностью.
(Снова.)
- Меня зовут Фестина Рамос, и я очень горжусь своей внешностью.
(Снова.)
- Меня зовут Фестина Рамос, и я очень горжусь своей внешностью.
(Снова…)
МОЯ ВНЕШНОСТЬ
Меня зовут Фестина Рамос, и когда-то в Технократии обладатель подобной внешности не стал бы ею гордиться.
Каждое утро я неукоснительно принимала душ, мыла голову, выдергивала лишние волоски и опрыскивалась дезодорантом. Ничто не могло помешать утреннему ритуалу, ни похмелье, ни руки любовника, манящие обратно в постель. Дисциплина и порядок прежде всего.
Я тренировалась больше сорока часов в неделю: боевые искусства, бег, гимнастика, тай чи, даже альпинизм, если предоставлялась возможность.
Никаких лишних жировых прослоек - ровно столько, сколько нужно для здоровья. Люди говорили, что завидуют моей фигуре. Насколько я могла судить, они не врали.
Гражданскую одежду я выбирала с тщательностью готовящегося к выступлению эстрадного артиста. Однако даже наша черная форма, по словам моих товарищей-офицеров, сидела на мне хорошо.
Вот как они об этом говорили:
- Фестина, эта форма сидит на тебе хорошо. Почему бы не сказать:
- Фестина, ты выглядишь хорошо.
Меня зовут Фестина Рамос, и, еще не обретя имени, я получила в дар родимое пятно цвета портвейна, скрывающее правую половину лица от виска до подбородка. Прошли годы, прежде чем я научилась гордиться своим уродством.
ВРАЧИ
Все они начинали с бодрого сообщения о том, что мой дефект можно скорректировать. Как именно? Вариантов множество: и электролиз, и лазер, и криоген, и пластическая операция, и "сложные биоактивные агенты, применяемые в программе восстановительной терапии". Некоторые врачи даже назначали дату начала лечения.
Однако потом все отменялось. Иногда доктор извинялся лично, придумывая какую-нибудь отговорку. Иногда же это была просто записка от секретаря.
Существует очень важная причина, по которой багровое родимое пятно на моем лице бросает вызов медицине двадцать пятого века: оно имеет военную ценность.
МОЕ ЖИЗНЕННОЕ ПРИЗВАНИЕ
Мое жизненное призвание - высаживаться на потенциально враждебные планеты.
Я осуществляю первые контакты с чужеземными культурами.
Я иду туда, где никто, даже Адмиралтейство, не знает, какого черта там можно ожидать.
Официально я принадлежу к корпусу разведчиков. Неофициально мы, разведчики, называем себя РМ - сокращенно от "расходный материал".
ПОЧЕМУ
На самом деле это знают все РМ.
В Технократии насильственная смерть - редкое явление. У нас нет войн, низкий уровень преступности и практически отсутствует необходимость применять смертоносное оружие. Если происходит несчастный случай, его жертв почти всегда удается спасти в местном медицинском центре, оснащенном по последнему слову техники.
Но…
На неисследованных планетах нет медицинских центров. Смерть может обрушиться не тебя с первобытной внезапностью или же принять облик незаметно подкравшейся чужеземной болезни. В обществе, где люди живут долго и знают, что в преклонном возрасте их ожидает сравнительно легкий, безболезненный уход в небытие, мысль о том, что кто-то запросто может погибнуть во цвете лет, выбивает из колеи. Если речь идет о знакомом человеке, последствия могут оказаться весьма разрушительными.
Если только… погибший человек не такой, как все остальные.
Два столетия назад Высший совет Адмиралтейства провел засекреченные исследования и выяснил, что смерть одних вредит моральному состоянию флота больше, чем смерть других. Если пострадавший пользуется популярностью, всеми любим и, что немаловажно, физически привлекателен, товарищи переносят его гибель крайне тяжело - их производительность может упасть на тридцать процентов. Друзья погибшего нуждаются в длительном психологическом лечении. Те, кто послал человека на смерть, иногда не могут избавиться от чувства вины до конца своих дней.
Однако если жертва не столь популярна, не столь всеми любима и уродлива… Что ж, всякое бывает, нужно жить дальше - такова общая реакция.
Никто не знает точно, с каких пор Высший совет в своей политике стал принимать в расчет человеческую реакцию именно такого рода. Постепенно, однако, корпус разведчиков превратился из команды здоровых, ясноглазых добровольцев в нечто менее фотогеничное.
Потенциальные рекруты были "мечеными" с самого рождения. Дефективные. Уродливые. Странные. Если физические проблемы ребенка означали его недееспособность или если у него не хватало ума и силы воли, чтобы стать хорошим разведчиком, все новейшие достижения медицины бросались на то, чтобы помочь ему стать как можно ближе к норме. Однако если ребенок обладал способностями и недостатками, так сказать, "в одном флаконе", если он был достаточно умен, чтобы удовлетворять требованиям разведки, но в то же время достаточно иным, чтобы восприниматься не совсем нормальным человеком…
…тогда в будущем его ждала черная форма разведчика.
МОИ ОДНОКУРСНИКИ
Я пишу все это, глядя на фотографию нашего курса перед выпуском. В первом ряду сидят те, чьи проблемы камера уловить не в состоянии: заика Томас, Феррагамо, голос которого остался детским, даже когда он вырос; моя соседка по комнате Уллис Наар, обычно конвульсивно мигающая каждые две секунды, но во время съемки сумевшая удержать глаза открытыми; Тент, постоянно громко пускающий газы… Ну кто мог воспринимать это посмешище всерьез? Конечно, не товарищи по команде. Когда во время первого же контакта дикари живьем содрали с парня кожу, его коллеги несколько дней притворно погоревали, а потом и думать забыли о нем.
Система работала.
Возвращаюсь к фотографии. Значит, за внешне нормальными разведчиками выстроились мы - с выпученными глазами, трехпалые, страдающие ожирением, с дефектами лица или тела. Никто не улыбается, многие пытают спрятаться за теми, кто сидит впереди.
Какой бездумный чиновник заставил нас позировать для этого снимка? Мне не раз говорили (самодовольным тоном), что наше общество оставило далеко позади дни, когда уродцев выставляли напоказ.
Большинство моих товарищей современная медицина могла бы излечить. Ни для кого это не было секретом. Кто из нас не захаживал в медицинскую библиотеку и не искал там материалы, где описывался его случай? Кто из нас не знал имена по крайней мере пяти специалистов, способных превратить его в нормального или почти нормального человека? Однако закон защищал право Адмиралтейства оставлять нас такими, какие мы есть. Зачем, посылая нас на опасное задание, лишать кого-то сна?
Чтобы выносить мудрые решения, адмиралы должны хорошо высыпаться.
МОИ ОБЯЗАННОСТИ
Большую часть своего времени я рецензировала отчеты других разведчиков. На наш бортовой компьютер каждый день поступали самые свежие данные и сохранялись на жестком диске, пока я не изучу их. По большей части они представляли собой просто текущие комментарии, обязательные для всех разведчиков, высадившихся на незнакомой планете. (По окончании учебы всем разведчикам вживляли в гортань передающее устройство. С близкого расстояния оно было отчетливо различимо, но никого не волновало, что на шее и без того уродливого разведчика торчит какая-то шишка.)
Иногда комментарии, которые я слушала, резко обрывались. Такие трансляции мы называли "Ох, дерьмо", потому что разведчики часто выкрикивали эту фразу за мгновение до того, как их микрофон умолкал навсегда. Что такое они увидели, прежде чем передача прервалась, - узнать это удавалось редко.
Слушая отчет кого-то, знакомого по Академии, я иногда спрашивала себя, окончится ли он упоминанием дерьма. Далекий голос говорил и говорил в тишине моей каюты, и каждое слово могло оказаться последним. Иногда по полчаса я слушала лишь пустую тишину, не желая верить, что это все.
Адмиралтейство никогда не применяло к разведчикам термин "погибшие". Нас относили к числу потерь - словно старые туфли, которые можно неожиданно найти во время весенней уборки дома. Между собой разведчики использовали другое выражение, говоря о своих друзьях: "Ушедшие в "Ох, дерьмо".
МОЙ СТИЛЬ ЖИЗНИ
На борту нашего корабля я держалась от других обособленно и надеялась, что они рады этому. Я-то точно была рада.
Иногда я обедала в общем кафетерии, чтобы продемонстрировать, что ничего не боюсь. Стоило мне с подносом войти в зал, как разговоры стихали и все провожали меня взглядами, когда я направлялась к какому-нибудь столику. Случалось, что я так и оставалась в одиночестве. Бывали дни, когда меня приглашали за тот столик или за этот. Время от времени я сознательно подсаживались к тем, кому хотела испортить аппетит; однако спустя несколько месяцев службы мне надоела эта "забава".
Чтобы разобраться в сути тех, кто был вроде бы ко мне расположен, времени понадобилось больше. В отношении некоторых, впрочем, все было ясно с самого начала; я имею в виду тех, кто так и светится религиозным сочувствием. По какой-то причине улыбчивых новообращенных тянуло ко мне, как жуков к падали. Может, они считали, что, желая разделить с кем-нибудь свое отчаяние, я приму все, что угодно, и завербовать меня ничего не стоит. Не исключено также, что эти одержимые верующие думали, будто общение с парией просветляет их души… нечто вроде самобичевания. Как бы то ни было, во время обеда мне не раз жужжали в уши, обещая духовное совершенство - если только я буду регулярно посещать собрания Братства.
Некоторые заговаривали со мной с целью переспать. В конце концов, такая женщина, как я, должна быть легкой сексуальной добычей: тут же повалюсь, задрав лапы, словно пес, которого приласкали. И разве в темноте мое лицо будет помехой?
Черт меня дернул пустить к себе в постель кое-кого из этих расчетливых соблазнителей! Мне казалось, будто я использую их. Со временем, однако, все чаще возникал вопрос: а кто, собственно, кого обманывает? В итоге я пришла к выводу, что воздержание проще и лучше.
Некоторые искали моей дружбы в надежде, что это поможет их карьере; в конце концов, я была разведчиком I класса и в звании уступала только капитану. Напрасный труд - мне никогда не доверили бы командовать космическим кораблем, да я и понятия не имела, что заставляет его двигаться вперед. Личное выживание - вот в чем я была экспертом.
Хотя бы раз меня пригласил пообедать человек без скрытых мотивов, тот, которого бы интересовала я лично - не мое тело, не то, что, как он думал, я могу для него сделать, но я сама? Нет. Никогда. Никто не знал и не понимал меня.
Спустя несколько месяцев я оставила попытки вступить хотя бы в подобие контакта с другими членами экипажа и с тех пор обедала - и завтракала, и ужинала - в одиночестве, в своей каюте. Что ни говори, высокое звание имеет свои преимущества.
МОЯ КАЮТА
Я проводила в своей каюте большую часть времени. Необходимость покидать ее возникала редко, да и чувствовала я себя здесь спокойнее всего.
В традиционном понимании моя каюта была лишена всякого убранства. Когда я получила назначение на этот корабль и квартирмейстер предложил мне стандартные портьеры - "чтобы было уютнее", - я отказалась. Так же категорично я приняла предложение о стеклянных статуэтках, которые с помощью магнита можно прикрепить к любой плоской поверхности. Это были либо абстракции, лишенные для меня всякого смысла, либо - что еще хуже - кошечки, мышки и дети с большими глазами.
Итак, в моей каюте были: практичный письменный стол, практичный картографический стол, три относительно практичных кресла и абсолютно непрактичная кровать - двуспальная, с множеством движущихся частей, под игривым названием "Услада". Я выбрала ее в минуту помутнения рассудка, почему-то решив, что, если найду подходящего мужчину, это ложе придаст мне уверенности.
Позволит чувствовать себя более подготовленной.
Ощущать, что я могу вести себя как…
Нет, не могу найти нужных слов. Я испытываю чувство унижения, когда думаю об этом.
МОЯ КОЛЛЕКЦИЯ
В моей каюте не было украшений, зато в запирающемся металлическом ящике я хранила свою коллекцию. У большинства разведчиков есть коллекции. Платят нам хорошо, а пороков, требующих больших денег, у нас сравнительно немного.
Я коллекционировала яйца. Многим это казалось смешным: надо же, Фестина Рамос коллекционирует яйца! Наверняка их воображению представлялась каюта, набитая белыми куриными яйцами - целые полки яиц, корзины яиц, загромождающие все свободное пространство! Никто никогда не видел моей коллекции. Они смеялись за моей спиной над тем, чего не могли даже рассчитывать когда-нибудь увидеть.
В самом начале пребывания на этом корабле я, опрометчиво забыв об осторожности, рассказала о своей коллекции во время общей трапезы, упустив из вида, какой эффект мой рассказ может произвести. Мне так хотелось поболтать о чем-то помимо профессиональных дел!..
Конечно, все начали смеяться, и, желая, чтобы они поняли, я попыталась объяснить, какие красивые бывают яйца. Всех цветов радуги, бледно-голубые, нежно-оранжевые, золотисто-желтые… Всех размеров, самой разной формы. У некоторых скорлупа тонкая, как папиросная бумага, а у других настолько твердая, что ее не разбить, как ни старайся. Яйца насекомых, маленькие и черные, похожи на перец. Яйца земноводных, точно цепочки студенистых глаз, висящие в воде. Яйца внеземных созданий, каждое из которых уникально, подобно снежинке. Прозрачные, словно стекло, обжигающие при прикосновении…
Никто ничего не понял, а большинство даже и не пытались. Один-два с умным видом закивали:
- Как интересно!
Именно они больше других заставили меня почувствовать себя круглой дурой.
После этого случая я никогда не обсуждала свою коллекцию с другими. Не пыталась описывать ее, понимая, что не сумею. И никому не показывала, зная, что меня лишь разозлит вежливое внимание людей, так ничего и не понявших. К чему мне их притворный интерес?
Яйца представляли собой независимый, замкнутый мирок, совершенный и внутренне самодостаточный. Яйца есть на любой планете, где существует жизнь. Куда ни пойди, рано или поздно непременно наткнешься на яйца. Мои товарищи разведчики обнаруживали их снова и снова. И если из какого-нибудь отчета я узнавала, что на той или иной планете найдены яйца, то обращалась с просьбой достать для меня образец. И почти всегда получала желаемое - у разведчиков принято помогать друг другу.
Заполучив яйцо, я несколько дней решала, какого "обрамления" оно достойно: деревянной подставки, фарфоровой плошки, куска ткани. Получить новое яйцо - это такой праздник! Вынув из упаковочного ящика, я баюкала яйцо в ладонях, восхищалась его хрупкостью, или прочностью, или теплотой. Иногда я не расставалась с яйцом целый час, представляя себе, будто контактирую с отложившей его матерью или зародышем, для которого оно было родным домом.
Однако ни из одного яйца в моей коллекции никто не мог вылупиться - некоторые даже не были оплодотворены. Остальные же были облучены по приказу Адмиралтейства, с целью убить все, что находится внутри; транспортировка чужеземных организмов - вещь опасная.
По ночам, если мной овладевала бессонница, я сидела среди своих яиц и вслушивалась в их молчание.
ВЫЗОВ
Тот вечер был похож на все остальные. Тихий вечер, когда я сидела в своей каюте, глядя на список отчетов, которые предстояло изучить. По корабельному времени было уже поздно. Я гордилась тем, что работаю допоздна. Конечно, время в космосе - вещь относительная; и все же мне было приятно думать, что я бодрствую, когда все остальные спят. Внезапно в тишине каюты негромко загудел сигнал вызова. Я нажала кнопку:
- Рамос слушает.
На экране возникло лицо лейтенанта Хакви, помощника капитана. Он был обладателем непринужденной улыбки и смазливой внешности рубахи-парня; все это позволяло ему одерживать победы над людьми, хотя в нем не было и намека на подлинное очарование, одно сплошное самодовольство.
- Капитан хочет видеть вас, разведчик.
- Да?
- В конференц-зале. Немедленно.
- Она хочет, чтобы я пришла с Яруном?
- Я уже переговорил с ним. Конец связи. Экран опустел.
Типично. Ничего другого и не следовало ожидать от этого типа. Если бы я вздумала оспаривать правильность действий Хакви, он ответил бы, что просто избавил меня от необходимости звонить своему подчиненному. Я вздохнула, поднялась и направилась к двери.
Свет на письменном столе погас у меня за спиной. Автоматически. Это так быстро происходило, что всякий раз заставляло думать: наверное, лампа страстно желает, чтобы я поскорей ушла.