- До чего ты вредная девчонка. Ну, погоди! Доберусь до тебя! - притворно заулыбался Каруву. - Ладно, сегодня я тебя отпускаю. Делай что хочешь. Только есть одно условие. Вытащи из него сверх прочего десять сиклей.
- Да как же я… - Аннитис едва не потеряла дар речи.
- А вот это не мое дело. Мне ли всему тебя учить? Не маленькая. Как-нибудь сообразишь. А как ты хотела? Какой мне резон отпускать служанок развлекаться с гостями? Будь иначе, так вы бы разорили меня давно и все бы прахом пошло. Да, и не ходи на кухню. Сам распоряжусь.
Каруву удалился, а девушка едва не расплакалась от обиды. Как ей заработать проклятые десять сиклей? Пойти за советом к Тесмус, служанке, готовой раздвинуть ноги перед первым встречным и за медное кольцо? Или зарезать какого-нибудь пьяного гуляку? Обокрасть купчишку, соблазнив того плодами юности? Чем она лучше других? Ни она первая, ни она последняя. Честной и праведной не заработать такую сумму и за полгода. Или побираться у храмовых ворот? Все равно Каруву запишет серебро на нее. За неуплату ее отдадут в долговое рабство. Нет, лучше о том и не думать. Но и от управителя не отвертеться. Для него собственная прибыль куда важнее девичьей чести. Почему так несправедливы боги? За что даруют злую судьбу? Да боги ли в том виноваты? Ненасытные Лахху и Каруву! Вот кто за все должен ответить! Нет у нее силы богини. Не то поломала бы она им позвоночники словно тростник, ветром развеяла богатства, распугала, рассеяла как птиц, как пустые горшки разбила бы их дома…
- Да ты и вправду оглохла, - окрик Каруву вывел Аннитис из оцепенения. - Никак плакать надумала? Не смей. Я ведь тебя не в пасть льва отправляю. Неси вино гостю.
И впрямь она едва не разрыдалась. Сквозь пелену набежавших слез с трудом разглядела поваренка с глиняным блюдом и Каруву с кувшином.
- Ну же, иди. Да помни о нашем уговоре.
Девушка дрожащими руками приняла от управителя посудину с темно-красной ароматной жидкостью. Невольно показалось ей, что то вовсе не вино, а жертвенная кровь. Одна слезинка сорвалась со щеки и угодила прямо в кувшин. Аннитис вздрогнула. Она принесла богам жертву и отдала на их милость собственную судьбу.
Ноги не слушались чашницу. Она едва не споткнулась. Перед глазами в безумном хороводе завертелись горящие факелы, столы, слуги, пьяные бородатые лица заезжих купцов и местных богатеев. Хотелось умчаться прочь, обернуться быстрокрылой птицей, раствориться в ночном небе, стать одной из звезд, отправиться к чертогам богов и вымолить у них прощение. Но либо глухи они к мольбам смертных, либо заняты куда более важными делами. Внемлют плачу только те, кто готовит силки, строит западню, промышляет человечьими душами.
Поваренок торопился поставить перед гостем блюдо с ароматным мясом. Суетилась и служанка, не забыв о лепешках и кубках.
- На столе хлеб и вино да будет сладким. Ешь, пей, насыщайся, веселись душою, - молвила Аннитис. Она наполнила один кубок и застыла с кувшином в руках.
Салативар небрежным жестом приказал мальчишке убираться восвояси.
- Второй кубок пуст. А как же моя просьба? - недовольно проговорил чужестранец.
- Как будет угодно светлому господину, - выдавила из себя Аннитис.
- О, да ты смущена? Или опечалена? Не я ли тому виной? Молю тебя, не стой храмовым обелиском. Сжалься, сядь подле меня, - игриво начал застольную беседу Салативар.
Девушка подчинилась и присела на край рубленого табурета. Гость попытался взять инициативу в собственные руки и наполнил второй кубок.
- За что хочешь выпить? - не унимался иноземец. - За удачное разрешение моего дельца? Нет, едва ли оно придется тебе по душе. Лучше выпьем за тебя, за молодость и красоту, за счастливые перемены в судьбе.
- Пусть будет так, - равнодушно ответила девушка.
Кровь ударила ей в виски. "Десять сиклей, десять сиклей… " - проклятая надоедливая мысль едва не разнесла череп, отозвалась нестерпимой болью.
- Верь, так и будет, - Салативар в несколько глотков осушил кубок. - Недурное вино. Такое не подают в придорожных харчевнях. Пей же и ты!
Аннитис подчинилась. Вино и вправду оказалось отменное. Терпкое, с легкой кислинкой, почти черное, как застывшая на алтаре кровь жертвенного быка. Теперь она узнала, чем потчуют толстосумов. Попробовал бы кто-нибудь из прислуги украсть у хозяина на пробу! Засекли бы до полусмерти. Не зря за вином присматривал сам Каруву.
Аннитис сделала всего пару глотков, а покой и умиротворение легкой теплотой разлились по жилам. Собственное будущее более не казалось таким мрачным как рисовалось накануне. Ну и пусть она попадет в долговое рабство! Взамен хоть один вечер проведет как настоящая госпожа. Или, быть может, у нее получится соблазнить чужестранца и заработать. Вдруг не десять сиклей, а все двадцать. Тогда она утрет нос заносчивому Каруву. Пусть вспомнит, как хотел ее высечь. Сильно он о том пожалеет. Еще будет искать ее расположения, в ногах валяться, да только она не услышит мольбы несчастного. А иноземца непременно надо соблазнить. Отчего не соблазнить? Она юна, красива, грудь так и рвет платье. Да и бедра хороши. Она умеет любить. И он ей мил. Не чета местным. Напьется он порядком. Уже опрокинул целый кубок…
- Прошу тебя, угощайся, - глаза Салативара таинственно блестели, в зрачках плясали отблески факелов. - Отведай мяса. Полагаю, оно не хуже вина.
- И отведаю, - бойко ответила девушка. Плевать ей теперь на Каруву, Киллу и самого Лахху. Она живет только раз. Хватит трепетать в страхе.
- Вот это мне определенно нравится, - загадочно улыбнулся Салативар. - О, мясо бесподобно!
- Угу, - кивнула девушка. Сочный кусок так и таял во рту.
- Полагаю, за это следует выпить, - чужеземец наполнил свой кубок и долил Аннитис. - Пусть жизнь твоя будет такой же сладкой как вино и мясо. Но никогда, слышишь, никогда не попадай на место несчастного ягненка! - в голосе Салативара послышалась скрытая угроза.
"Ягненок. Мы еще поглядим, кто из нас ягненок", - хмель ударил в голову. - "Погоди немного. Вот тогда и посмотрим".
- А ты ведь родом не из Каркемиша, - вино развязало девичий язык.
На этот раз Салативар ограничился половиной кубка. Неспешно сделав несколько глотков, он наслаждался дарами виноградной лозы, мало обращая внимания на слова собеседницы.
- Твоей проницательности позавидуют многие, - мужчина оставил кубок и взялся за очередной кусок мяса.
- Не моей. Каруву.
- Ах, вот оно что. Конечно, мог и сам догадаться.
- И я могла. Тут, в Канише, разноплеменного народа в достатке. Кого только не встретишь. Из Каркемиша тоже захаживают. Я и сама поняла, да не придала тому значение.
- Он прав, твой управитель. В Каркемише я держу контору, а родом из иных земель. Да ты о них и не слыхала. Впрочем, оно тебе и не интересно.
- Не держи меня за дуру. Все вы мужчины думаете, если смазливая, то обязательно дура… - Аннитис не увлекали пустопорожние разговоры. Вино пробудило голод. Только теперь она вспомнила, что целый день почти ничего не ела. Устоять перед аппетитным мясом у нее не хватило сил.
- И вовсе я так не думаю, - Салативар громко рассмеялся.
- Знаю, думаешь.
- Не злись попусту. Мы сидим за одним столом, пьем и едим, а я до сих пор не знаю твоего имени.
- Аннитис. Меня зовут Аннитис. Служу здесь старому Лахху, хозяину этой забегаловки.
- Что так? - удивился Салативар. - Совсем недавно я слышал иное. Приличное заведение…
- А то как же? - девушка без приглашения сделала несколько глотков. - Посмотри вокруг. Собирается здесь всякий сброд. Торговцы, мошенники, беглые преступники… Все дороги ведут в Каниш. Думаешь, царь правит городом? Как бы ни так! Карум! Вот настоящий владыка!
- Ты, как я погляжу, девушка неглупая и наблюдательная, - уже серьезно продолжил Салативар. - Что знаешь о каруме?
- Да что? Как все. Поговаривают, карум выполняет волю Ашшура. Но это истинно лишь отчасти. Ашшуру нужен свинец, медь и серебро. И он получает все сполна. Сюда везут ткани и золото. Тут оно вдвое дороже, - Аннитис чувствовала, что не остановится. Едва ли ей теперь по силам затащить чужеземца в постель. А тот, как назло, ни в одном глазу. Эх, плакали ее десять сиклей. - Ты не смотри, что город заполонили ассирийцы. Хатти здесь тоже хватает. Местные имеют некоторые привилегии и права. Все они, здешние, пришлые, и составляют карум. Во главе стоит совет из сорока восьми самых богатых и знатных. Каждый торговец вносит взнос в казну карума. Без этого никак. В противном случае ты и дня не простоишь на рынке. Карум же тебя защитит от особо ретивых сборщиков пошлины, даст ссуду, а если очень захочешь, то и вооруженную охрану. С глиняной табличкой карума ты спокойно доберешься до любого города Хатти и Ассирии. А если вдруг случится беда, и попадешь под арест, то даст залог за тебя. В суде твое дело беспроигрышное. И это еще что?! Поговаривают, некоторые умники, слишком снижающие цену, исчезают бесследно вместе с товаром и серебром. Или взять железо…
- Железо? Откуда ты все знаешь? - удивился Салативар.
- Ой! - вскрикнула Аннитис и закрыла рот рукой. - Проговорилась!
- Тише! Не то нас услышат. Не бойся и расскажи все как есть. Откуда такие сведения?
- Поневоле наслушаешься. Не знаю, правда ли, но завсегдатаи болтают всякое. Иные поговаривают, якобы карум тайно помогает контрабандистам. А железо, сам знаешь, в сорок раз дороже золота! Так что есть ради чего рисковать.
- Знаю. С кем нужно договориться?
- Я и так наболтала лишнего. А всему виной твоя щедрость.
- Так выпей еще, - Салативар поторопился до краев наполнить кубок Аннитис. Та сделала несколько глотков для храбрости и продолжила:
- Захаживает к нам иногда некий Интил. Торговец он никудышный. Думает только о пиве да женщинах. Но вот его отец, Шулабум…
- Ну же, говори! - сгорал от нетерпения Салативар.
- Отец его, Шулабум, один из богатейших купцов Каниша и уважаемый член совета карума. Вот о нем-то и распускают сплетни злые языки. Но никто ничего наверняка не скажет. Даже не надейся. Жизнь всем дорога. А ты что, хочешь заняться контрабандой?
- Скажем так, есть кое-какие мыслишки, - уклончиво ответил чужеземец.
- Ладно, дело твое. Да только я тебе ничего не говорила, а ты ничего не слышал. Через сынка легко выйти на папашу. Не жалей вина и серебра. Надеюсь, оно водится у тебя?
- А ты впрямь умна и наблюдательна. Серебро водится. Это правда. Спасибо за помощь. Сколько я задолжал твоему хозяину за ужин?
- И это все? - в голосе Аннитис послышались печальные нотки.
- Ты разочарована?
- Нет, но…
- Сколько я задолжал хозяину?
- Пять сиклей.
Салативар извлек из кошеля, висевшего у пояса, несколько металлических слитков.
- Здесь ровно пятнадцать.
- Ты не ошибся?
- Нет, не ошибся. Я хорошо умею считать, - чужеземец встал из-за стола и направился к выходу.
- Салативар! - Аннитис невольно вскрикнула.
- Что еще?
- Мы… никогда… , - спазмы сжали девичье горло, глаза заблестели влагой.
- Теперь всегда. Завтра вечером я вновь окажу честь старому развратнику Лахху. До свидания, Аннитис.
Глаза чужестранца вспыхнули двумя факелами, белоснежные зубы сверкнули в полумраке. Так сверкают драгоценные камни перстней царей и владык в полуденный час. Девушка вздрогнула. Страх и тревога проникли в юное сердце. Мысль о десяти сиклях и последних словах гостя едва не свела ее с ума. Слезы брызнули сами собою. В смятении она вовсе не заметила, как чужеземец махнул на прощание рукой и скрылся в клубящейся ночной тьме.
Глава 6. Крах управителя
- Как прошел ужин? - Каруву распирало от любопытства, хотя он и пытался не подавать виду.
- Чтоб ты лопнул, ненасытный боров! Подавись своими десятью сиклями! - Аннитис зло стрельнула глазами, разжала ладонь и бросила на глиняный пол металлические слитки.
- Хвала небесам! Ай да Аннитис! - управитель подобрал длинные шерстяные одежды и брюхо, нажитое непосильными трудами, кряхтя и охая, опустился на колени и принялся жадно собирать серебро. - Пять, десять, пятнадцать! Эй, Аммуну!
На зов управителя из недр кухни выскочил перепуганный поваренок.
- Помоги подняться.
Мальчишка шустро подлез под руку толстяку. Но вес раскормленного пятидесятилетнего мужчины оказался ему не по силам. Малец краснел от натуги и едва не упал под непомерной тяжестью. Но все же, Каруву кое-как поднялся. Тяжело дыша, утирая пот со лба, он расплылся в довольной улыбке.
- Теперь никто не скажет, что ты нахлебница и сидишь у меня на шее. Вот тебе награда, - Каруву выбрал самый маленький слиток и протянул его девушке. - Бери, не брезгуй. Тебе сгодится. Обменяешь в лавке на какую-нибудь безделушку.
Аннитис медлила. Взять или отказаться? Отчего не взять? Она честно заработала.
- Так и быть, уважу, - она выхватила кусочек металла из толстых потных пальцев и спрятала в складках пояса.
- А ты, Аммуну, чего стоишь? Убирайся на кухню, - прикрикнул распорядитель на поваренка. Тот, не желая испытывать судьбу, шмыгнул носом, окинул всех взглядом затравленного звереныша и проворно скрылся в дверном проеме.
- Но это не все, - продолжил Каруву. - Помни мою доброту. На сегодня ты свободна. До завтрашнего вечера. А сейчас ступай, не мозоль глаза.
Не поблагодарив за невиданные щедроты, Аннитис стрелой вылетела из душного зала. Миновав колоннаду, она оказалась посреди просторного двора, пробежала мимо хлева, гончарной печи, проскочила между вооруженными стражниками, карауливших у массивных ворот кипарисового дерева всеобщий покой, и скрылась в темноте ночных улиц.
Дом Аннитис находился в нескольких кварталах от "Обители благочестия". Но путь тот показался девушке самым длинным в ее короткой жизни. Бежала она что есть сил, да только заветная цель не становилась ближе. Порою ей и вовсе казалось, что ноги не касаются мостовой, а отчаянно месят воздух и летит она среди звезд, а те беззвучно проносятся мимо. Чудилось ей, будто Алалу, Эа, Ану и Энлиль потрясли небесами как платьем, встряхнули их, перемешав людей и светила. Все в мире сдвинулось с привычных мест, потеряло первозданный смысл и значение. И нет более опоры человеческой душе, ведь добро обратилось во зло. Стены рухнули, развалины исчезли. Таблички древних слов разбились. Ветер занес их песком. Те, кто знал прошлых времен дела, ушли вместе с богами. Солнце и вовсе исчезло. И никто не вершит более суд над собакой, над свиньей, над зверем диким и человеком. Сгинули боги, люди обратились в прах. Всюду царствует тьма. И пришел тот, кто день дурной породит. Многоликий и тысячеименный. Никому от него нет пощады и само время не властно над ним. Исполнился срок пророчествам. И в тех пророчествах уготована ей, Аннитис, бедной дочери воина и ткачихи, иная судьба.
Вот и до боли знакомый с детства дом. Руки коснулись деревянной калитки. Та скрипнула, пропуская хозяйку в уютный дворик. Девушка остановилась, перевела дыхание. "Спать, спать, спать" - приказывала она сама себе.
Войдя в комнату, не зажигая светильника, сбросила одежды, на ощупь нашла шерстяную накидку и забралась на лежанку.
Сон долго обходил Аннитис стороною. Ей мерещились странные картины, смысл которых она так и не смогла понять. То она видела себя царицей на железном троне, то нищенкой, ползающей по городской свалке в поисках отбросов. Воображала она себя могущественной воительницей, повелевающей многотысячной армией. Насладившись зрелищем битвы, испив вражеской крови, она неслась среди звезд, пролетая над морской гладью и спящими городами.
Молнии разорвали небеса и те разродились ливнем. Аннитис стояла на вершине горы, мокрая до нитки, и нежилась в холодных потоках. Дожди не могли напоить мертвую землю, и чаншница мчалась дальше, погоняя черную как ночь лошадь.
Всюду в тех видениях девушка чувствовала незримое присутствие загадочного купца из Каркемиша. Салативар не шел у нее из головы. Тонкий нос и губы, карие глаза, прямые волосы до плеч, распаляли фантазию. Да не влюбилась ли она? Подобные мысли Аннитис гнала прочь от себя, ведь нет ничего ужаснее безответной любви. Она ему не пара. Он богат и знатен, а она простолюдинка. Да и что в ней мог найти тот, кто потерял счет серебру? Если он только пожелает, то все девицы Каниша с радостью сбегутся на его зов. Аннитис никак не могла разобраться в собственных желаниях. Она хотела поскорее увидеть Салативара, и в то же время боялась новой встречи. Мечтала о его поцелуе, но страшилась грубого слова. Жаждала уснуть в его объятиях, но опасалась холода и отчуждения.
Ближе к утру, не в силах более сопротивляться сну, она отдалась на милость богам и собственной судьбе. Пусть будет то, что суждено. Пусть небожители скажут свое слово.
Аниитис проспала почти до полудня. Спину ломило, словно кто огрел ее мешком с мукой. Голова гудела. Что послужило тому причиной - выпитое вино или ночные фантазии, выяснять не стала. Мысленно она торопила время, с нетерпением ожидая вечера. Очистившись, взялась за мелкие домашние дела, да только все валилось из рук. Размышлениям своим она не могла придать обычный ход. Все путалось в голове, мечтания чередовались с картинами привычного быта, желания сливались с полуденным зноем и звуками города. Людская речь, крики ослов и погонщиков, змеей заползали в окно, опутывали тело и душили. Все опостылело Аннитис в одночасье. Хотелось бросить дом, работу в "Обители благочестия" и бежать, бежать куда глаза глядят. И только мысль о вечернем свидании удерживала ее от сумасбродного поступка.
Но все в этом мире имеет конец. Ничто не длится вечно. Видимо, в том есть тайный смысл.
Аннитис приготовила лучшее платье. За одну только ткань она отдала заезжему торговцу двадцать сиклей. Натерла тело ароматическим маслом и примерила наряд. Долго рассматривала себя в зеркало, наводила румяны, поправляла непослушные волосы. Шею украсила бусами из стекловидной пасты. На запястье надела серебряные браслеты.
- Теперь пора, - скомандовала сама себе, глянув напоследок в полированную бронзу зеркала. Показалось, что и впрямь в последний раз. Впрочем, она о том нисколько не сожалела.
"Странное дело, - думала Аннитис, направляясь в "Обитель благочестия" - Откуда Салативар узнал о Лахху? Я ведь ничего такого не рассказывала. Нет, я точно дура. Он мог расспросить прислугу или случайно услышать на рынке. Народ вечно болтает всякую чушь и разносит слухи словно проказу".
Постоялый двор жил привычной жизнью, следуя неписаным правилам, заведенным более двух столетий назад. Пастухи пригнали с пастбища животных, рабы чистили стойла, повара и чашники сновали на кухне, встречали первых посетителей. Каруву, как обычно, свысока наблюдал за суетой и подгонял нерадивых, кого словом, а кого и подзатыльником.
- Приветствую, Аннитис, - расплылся он в довольной улыбке, увидев девушку. - Надеюсь, принесешь и сегодня хороший барыш.
- Ты, верно, шутишь? - брезгливо ответила служанка. - Каждую ночь гну на тебя спину, ублажаю публику, так тебе и того мало. Платишь сущие пустяки. Чего ради должна лезть вон из кожи?
- Ладно, не кипятись. О, смотри, а вот и наш вчерашний гость пожаловал.
Девушка вздрогнула. Сердце судорожно забилось, все внутри похолодело. За столом, в самом углу просторного зала, на прежнем месте, сидел Салативар. Сидел, словно и не уходил никуда.