Завещание ночи - Кирилл Бенедиктов 6 стр.


- Нет, это чаша, - он как-то странно выговорил слово "чаша". - В дальнейшем, однако, будем называть это просто "раритет". Вы согласны?

- Да называйте, как хотите, - огрызнулся я. - Мне-то что?

- Я не об этом, - вмиг помертвевшим голосом произнес лысый.

- Согласны ли вы достать для меня эту вещь?

Пора было как-то отбрыкиваться, но так осторожно, чтобы не схлопотать пальцем в селезенку. Я заныл, прикидываясь идиотом:

- Не понимаю, почему вы думаете, что я способен на такие вещи… Я и на дачу-то полез просто посмотреть, не собирался я там ничего брать… И вообще моя работа - охранять, а не воровать, это вам кто угодно подтвердит. Ну, какой из меня вор, ну, посудите сами…

- Достаточно, - прервал он меня. - Я в полной мере оценил ваше актерское дарование. А теперь позвольте мне объяснить вам две простые вещи. Первое: в отличие от Лопухиных, я не переоцениваю ваших способностей даже в весьма деликатной сфере взлома. Я рассчитываю на то, что вы сможете воспользоваться вашим положением друга Лопухина-младшего и узнаете, где спрятан… э-э, раритет. По причинам, которые вы знать не обязаны, вам это сделать будет проще, чем мне. Второе: за работу вам будет заплачено. Причем так, как вы и не в состоянии себе вообразить. Сколько вам обещали Лопухины за… м-м, предмет?

- Трояк на опохмелку, - сказал я зло. Больше всего я злился сейчас на самого себя - не согласился бы тогда на предложение ДД, загорал бы сейчас в Крыму, а не на заблеванном ковре под взглядом этой костлявой сволочи.

- Я могу предложить вам гораздо больше, - спокойно сказал он. - Вот, ознакомьтесь на досуге, это образец.

Он презрительно-брезгливым жестом швырнул в меня чем-то тяжелым. Я инстинктивно уклонился (тут же заныл бок), предмет пролетел мимо и глухо ударился о ковер за моей спиной. Я не стал смотреть, что это.

- Предположим, я откажусь, - еще больше злясь на себя за банальность текста, сказал я. - Что тогда?

Он снова ухмыльнулся.

- Ну подумайте сами, Ким. Неужели так сложно еще раз прийти к вам в гости? Не воображаете ли вы, что у человека только одно уязвимое место?

Он расцепил руки и поднялся. Мне казалось, что он должен обязательно заскрипеть при этом всеми своими суставами, но он не заскрипел.

- Впрочем, я не тороплю вас, Ким, - задумчиво произнес он, глядя на меня сверху вниз, - теперь я видел, что росту в нем под два метра, по крайней мере, был он не ниже ДД. - У меня в запасе достаточно времени. Во всяком случае, больше, чем у вас.

На этой зловещей ноте наш разговор завершился. Он легко перешагнул через вылитые мною на ковер остатки ночного пира и вышел из комнаты. Я слышал, как хрустит под его тяжестью паркет в прихожей, затем скрежетнул замок и хлопнула дверь. Официальный визит каменного гостя закончился.

Через полчаса после его ухода я обнаружил, что могу встать. Воспользовавшись открывшимися перспективами, я добрался, цепляясь за стены, до кухни, открыл бар и, не помышляя более о коктейле, влил в себя стакан коньяка. Стало намного лучше, и я потащился обратно в комнату, дабы убрать все следы битвы (или, если быть до конца безжалостным к себе, того, чем кончилась битва). Это заняло у меня больше часа, но в конечном итоге комната снова стала такой, какой она была до появления лысого громилы. Протирая напоследок ковер влажной тряпкой, я неожиданно наткнулся на твердый холодный предмет и догадался, что это, очевидно, и есть та самая штука, с которой мой вежливый визитер рекомендовал мне ознакомиться на досуге. Что ж, если считать уборку квартиры досугом, то сейчас было самое время.

Это оказалась небольшая, размером с пол-ладони, статуэтка, схематично изображавшая ламу. Такого рода статуэтки здорово умели делать веков шесть назад мои любимые инки. Правда, их сохранилось очень немного, так как большая часть была переплавлена испанцами.

Я покачал статуэтку в руке. Судя по тяжести и буро-желтому оттенку металла, она была сделана из чистого золота. Я швырнул ее на тахту, проковылял в кухню и налил себе еще один стакан коньяку. Мне было плохо.

6. МОСКВА, 1991 год. ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ.

С вечера я предпринял кое-какие меры предосторожности: заблокировал дверь обрезком железной трубы, закрыл все форточки, сунул под подушку пистолет, а под тахту - на всякий случай - нунчаки. Спал я чутко, приготовившись ко всякого рода сюрпризам, и не слишком удивился, когда обнаружил, что сижу голый около заливающегося телефона с пистолетом в отведенной руке. Ночной морок никак не хотел отпускать меня, но я все же сообразил, что трубку надо взять, поднес ее к раскалывающейся голове и тупо сказал:

- Алло!

В трубке были слышны далекие шумы и помехи, что-то потрескивало и пищало, и я хотел уже буркнуть "перезвоните, пожалуйста", как вдруг откуда-то из-за этой шумовой завесы пробился тонкий знакомый голос, безнадежно повторявший:

- Алло, алло, алло…

- Наташа! - заорал я, машинальным жестом смахивая со своей сонной морды остатки наваждения (при этом я больно расшиб себе бровь пистолетом). - Наташа, я слышу тебя, говори!

Несколько секунд трубка пищала, потом слабый Наташин голос сказал:

- …из Новосибирска, у нас тут пересадка… Я сегодня буду в Москве, смогу позвонить тебе после двух часов дня… Ты будешь дома?

- Да! - прокричал я в ответ. - Конечно, обязательно! Какой у тебя рейс?

- Что? - переспросила она, и тут нас разъединили. Минуту я бессмысленно вслушивался в короткие гудки, потом положил трубку и швырнул пистолет на раскиданную тахту.

- Ох, - сказал я, с силой проводя ладонью по вялому со сна лицу.

- Ну и жизнь пошла…

Было девять утра - время для меня довольно-таки раннее. При других обстоятельствах я бы с удовольствием поспал еще пару часов, но приезд Наташи делал мои обстоятельства чрезвычайными. Поэтому я кряхтя поднялся и поплелся в ванную - приводить себя в чувство.

Кряхтел я скорее для проформы - боль после укусов и побоев, как ни странно, почти прошла, хотя ощущение разбитости в теле оставалось. Я ненавижу такое состояние. Я привык чувствовать себя молодым, здоровым и сильным, а не такой старой развалиной, как сейчас. Но для того, чтобы перестать быть старой развалиной, мне следовало, как минимум, принять контрастный душ, а на мне места живого не было от всех этих повязок, бинтов и пластырей.

Поразмыслив немного, я содрал с себя все повязки, рану на ноге замотал полиэтиленовым пакетом и включил воду. Ощущения были своеобразные, я стонал и повизгивал, но через пятнадцать минут старая развалина превратилась в покрытого шрамами, закаленного в боях ветерана. Я критически оглядел себя в зеркале, налепил пару пластырей на особо неприглядные царапины, накинул пушистый пакистанский халат и пошел на кухню варить кофе.

Душ сделал меня человеком, а две чашки кофе - человеком разумным. Я позвонил в справочную Аэрофлота и узнал, какие рейсы прибывают в первой половине дня в Москву из Якутска через Новосибирск. Рейсов таких было два, и, проведя несложные подсчеты, я установил, что Наташа прилетает в 13.30.

За все время нашего с ней знакомства мне еще ни разу не доводилось ее встречать - она, как правило, звонила мне уже из Москвы. Я представил себе, как она удивится и, возможно, обрадуется, и улыбнулся широкой глуповатой улыбкой. Когда дело касается Наташи, я всегда становлюсь немного глуповатым.

Я прикинул, сколько у меня в запасе времени. Времени было совсем немного. Я вихрем, так, что заныла укушенная нога, пронесся по квартире, пытаясь привести ее в тот образцовый порядок, который всю жизнь остается для меня недостижимым идеалом, застелил тахту, протер стекло телевизора, убрал из прихожей лишнюю обувь, вынес мусор и перетащил в лоджию немалое количество стеклотары, замаскировав ее вьетнамской циновкой. Заглянул в холодильник - там было, пожалуй, пустовато, но на яичницу с ветчиной и помидорами - коронное мое блюдо - компонентов хватало. Я быстренько пропылесосил ковер, по которому топтался вчера в своих ублюдочных ботинках лысый хмырь, и снова взглянул на часы. До прибытия рейса 1241 оставалось два с половиной часа.

В такие моменты я остро жалею, что у меня нет машины. Теоретически я мог бы ее купить, зарабатываю я достаточно, но практически на нее все-таки нужно копить (хотя бы пару месяцев), а это занятие мне противопоказано. Кроме того, с машиной нужно возиться, ее надо чинить и вообще понимать, а я как-никак гуманитарий, хотя и заблудший. Поэтому мне пришлось ловить такси.

И вот уже брызнул в глаза многократно отраженный окнами высоток на проспекте нестерпимый солнечный свет, и такси вонзилось в город, как раскаленная игла в золотистую глыбу масла, и взревела вокруг июньская, обезумевшая от жары Москва. Водила, постоянно поправляя сползаюшие со своего носа темные очки-капельки, делавшие его похожим на Сильвестра Сталлоне, весело болтал о каких-то пустяках и совершенно не следил за дорогой. Звали его Серегой, он успел расказать мне о своей первой жене, с которой развелся полгода назад, пожаловаться на женщин вообще, вспомнить о какой-то потрясающей девчонке, с которой был знаком еще до армии, после чего беседа плавно переключилась на близкие сердцу любого мужчины военные темы. Ненароком выяснилось, что мы тянули лямку почти в одних и тех же местах, только он был на год моложе. Мы обсудили службу с непременным выяснением, кого и где старики гоняли больше, но за всем этим трепом я ни на секунду не забывал о главном, о том, что впереди - встреча с Наташей, а значит, надо быть предельно собранным, как перед схваткой, и готовым к любым неожиданностям, и не потерять голову, и не показаться смешным, и не сморозить какую-нибудь глупость, и вообще быть неотразимым, умным и уверенным в себе, но главное - не сморозить какую-нибудь глупость!

Разумеется, я с того и начал. Я стоял сбоку от стеклянных дверей зала для встречающих, вращая в руках дурацкий букет вялых, замученных жарой роз, и Наташа проскочила мимо, даже не посмотрев в мою сторону. Я догнал ее, забежал вперед и, сунув ей розы, сказал:

- Ну, ты, родная, совсем ослепла, что ли, своих не узнаешь?

Подозреваю, что более всего я в этот момент напоминал радостного идиота.

- Ой, Ким, - воскликнула Наташа (от неожиданности она пропустила мою блестящую приветственную речь мимо ушей). - Привет, как здорово, что ты меня решил встретить… Спасибо, розы замечательные… А как ты узнал, каким рейсом я прилетаю?

- Работа у нас такая, - важно ответил я, целуя ее. - У тебя багажа много?

Она засмеялась.

- Боишься надорваться? Узнаю гигантского ленивца Кима. Только этот баул. Ну, пошли на автобус?

- Обижаешь, - я взял ее сумку. - Мы на автобусах не ездим. Нас ждет pоллс-pойс.

Сумка была нетяжелая, отсутствие другого багажа наводило на мысль, что визит планировался краткосрочный. Жаль, подумал я.

Мы вышли из зала ожидания и двинулись к стоянке такси. Сталлоне был тут как тут, пил газированную воду из личного раздвижного стаканчика. Этим он мне понравился еще больше.

- Сергей, - позвал я его. - Мы уже здесь, можно ехать.

Он обернулся и подавился водой. Я довольно оскалился - мне нравится, как окружающие реагируют на Наташу.

- Ага, - произнес он, наконец. - Вот, значит, в чем дело было…

- А ты думал, - гордо сказал я. - Ну, погнали.

Обратная дорогa показалась мне намного более рискованным предприятием, потому что Сталлоне то и дело смотрел не на дорогу, а в зеркальце, которое, в свою очередь, повернул так, что в нем отражалась исключительно Наташа. При этом он непривычно долго молчал, и я даже заинтересовался, что же он собирается такое выдать, чтобы завоевать расположение своей пассажирки.

- С югов вернулись? - разродился он, наконец.

- Что? - переспросила Наташа, отрываясь от созерцания пейзажа.

- Говорю, с югов, наверное, вернулись? - с готовностью повторил Сталлоне. - Загарчик-то какой фирменный…

- Якутский, - улыбнулась Наташа прямо в зеркальце (машина вильнула). - Там днем на солнце до пятидесяти градусов доходит.

- Ничего себе, - удивился Сталлоне. - Вы что же, живете там? Даже несправедливо как-то… Такая девушка красивая, а живет где-то в тундре…

- Работаю, - поправила Наташа. - Я геолог.

Сталлоне тонко улыбнулся и снова поправил очки.

- Издеваетесь? - кротко спросил он. - А то я геологов не видел…

Он был, в общем-то, прав. До встречи с Наташей у меня было достаточно стереотипное представление о девушке-геологе: невысокое, коренастое создание с огрубевшими чертами обветренного лица, не выпускающее изо рта сигарету. Наташа соответствует этому стереотипу с точностью до наоборот.

- Никто не верит, - пожаловался я. - Все думают, что она манекенщица.

Сталлоне восхищенно помотал головой. По-моему, в горле у него застряли какие-то слова типа "ну ни фига ж себе", но он сдержался.

- И что же вы там делаете, в своей Якутии? - спросил он. - Нефть, наверное, ищете? Или золото?

- Алмазы, - снова улыбнулась Наташа. Я взял ее руку в свою.

- А вот теперь она обманывает, - сказал я. - Она ищет мамонтов в вечной мерзлоте. Огромных, костлявых мамонтов, замерзших в глыбах прозрачного льда, они растапливают лед горелкой, мясо едят сами, а бивни продают японцам за валюту. Правда?

Я заглянул в ее смеющиеся глаза. Мне было хорошо, очень хорошо. Вот ради таких мгновений стоит жить, подумал я.

Серега высадил нас во дворе моего дома, взял точно по счетчику, пожелал нам приятно провести время и уехал, чуть не сбив спокойно пересекавшую наш уютный тихий дворик Пашкину бабушку. Я взял Наташу за руку, и мы гордо прошествовали в дом мимо оккупированной пенсионерами нашего подъезда лавочки. С большинством из них я в хороших отношениях, поэтому на Наташу они смотрели вполне доброжелательно.

- Вот и занятие старичкам, - усмехнулась Наташа, - обсуждать твою новую пассию…

- Кто сказал, что новую? - вывернулся я из хитрой ловушки. - Мы с тобой уже полтора года знакомы…

За эти полтора года, однако, вряд ли набралось две недели, когда мы были вместе. Обычно Наташа вырывалась из своей вечной мерзлоты на день-два, а когда она единственный раз уходила в отпуск, я лежал в больнице одного далекого южного городка с тяжелым сотрясением мозга, но она об этом, к счастью, не знала.

- Надолго ты приехала? - спросил я ее в лифте. Мы стояли, прижавшись друг к другу, я чувствовал ее твердую маленькую грудь под туго натянутой майкой, и мне хотелось, чтобы лифт поднимался до восьмого этажа не меньше суток.

- Навсегда, - ответила она хрипловатым голосом и облизнула пересохшие губы. Я был настолько заворожен этим зрелищем, что не сразу понял, что она мне сказала.

- Как - навсегда? - пробормотал я ошеломленно. - Ты что же, уволилась?

Она согласно прикрыла веки.

- Кажется, да…

Наступает светлая полоса, подумал я, не зря меня били и кусали…

Пашка по-прежнему торчал на боевом посту. Если бы утром я не видел, что дверь его квартиры заперта, можно было бы подумать, что он не покидал позиции со вчерашнего дня.

- Познакомься, - сказал я Наташе. - Это Пауль, мой сосед. Прошу любить и жаловать. Пауль, это Наташа. - Пашка застеснялся и отвернулся, сосредоточенно ковыряя носком сандалии кафельный пол.

- Смешной, - сказала Наташа, когда мы зашли в квартиру. Тут меня вдруг осенило, и я бросился обратно в коридор.

- Пашка, - спросил я строго, - ты здесь вчера долго стоял?

- До-олго, - задумчиво ответил он.

- Ты видел человека, который выходил из моей квартиры после того, как я вернулся?

- Не-а, - уверенно сказал Пауль.

- А ты не видел, никто ко мне не заходил, пока меня не было?

Он помотал головой - мой допрос его явно утомлял - и вдруг спросил:

- Ким, а это твоя любовница? - последнее слово далось ему с трудом, но он мужественно его выговорил.

Я обалдел.

- Что ты, Пауль, - пробормотал я, - что ты, где ты слов-то таких нахватался? Это моя девушка, понял?

По выражению лица юного энциклопедиста трудно было определить, уловил ли он разницу.

- Красивая, - флегматично сказал он и полез пальцем в нос.

- Мне тоже нравится, - признался я. - Ты, Пауль, если что, приходи к нам вечерком чай пить, не стесняйся. Лады?

- Лады, - вяло отозвался он. Пашка у нас - любимец всего подъезда, и, поскольку он вечно торчит, как беспризорный, его постоянно зовут в гости и угощают конфетами. От этого он избаловался и постоянно ходит с какой-то сыпью.

Я подмигнул ему и ретировался из коридорчика в квартиру. Наташа стояла перед зеркалом и вертела в руках обломок трубы, на который я запирал дверь.

- Это что, - спросила она, - вроде дубинки для непрошеных гостей? Открываешь дверь - и по башке?

- Какие у тебя фантазии мрачные, - сказал я смущенно. - Это я, знаешь ли, водопровод все никак починить не могу - труба у меня в ванной течет. Все течет и течет…

- Ага, - понимающе отозвалась она и, легкомысленно помахивая трубой, прошла в комнату. Я бросился за ней, обнял и заглянул через плечо ей в лицо. Лицо у нее было недовольное.

- Ким, - сказала она. - Я с дороги, я устала и проголодалась. Тебе не кажется, что ты очень торопишься?

- Нет, - ответил я, - мне кажется, что я безумно по тебе соскучился. Мы не виделись почти четыре месяца. Сто шесть дней, я считал. Каждый день из этих ста шести я помнил о тебе и хотел быть с тобой. Теперь ты приезжаешь и говоришь, что я тороплюсь.

Она засмеялась.

- Ты все врешь. У тебя здесь миллион женщин, и ты не вспомнил обо мне ни разу. Каждый раз ты думаешь только о той, которая с тобой в данный момент. Я ведь достаточно хорошо знаю тебя, Ким…

Я не люблю оправдываться и не люблю врать. Я развернул ее лицоми к себе и не без труда сомкнул свои руки у нее на спине.

- В Москве четыре миллиона лиц женского пола, - нудным голосом сказал я. - Если отбросить малолетних и старух, остается где-то миллиона два. Исходя из твоей логики, среди моих женщин есть косые, слепые и горбатые, не говоря уже о парализованных и страдающих болезнью Дауна. С полным основанием заявляю тебе: это клевета.

Она отстранилась.

- Ты и вправду думаешь, что это смешно?

Итак, это была не дежурная подколка. Просто она хотела выяснить отношения - сразу и круто, вполне в ее стиле.

- Бог с тобой, - вздохнул я. - Я пытался только объяснить тебе, что ты не права. Все сто шесть дней я помнил о тебе. Я ждал тебя, я звал тебя, я хотел тебя. И вот ты здесь, и я счастлив, я совершенно ошалел от своего счастья и несу какую-то околесицу. Так что не принимаей мой бред близко к сердцу, родная, а лучше скажи, какой коктейль ты предпочитаешь в это время суток? Или, подожди, что же это я, ты же хочешь есть, правда?

- Хочу, - быстро ответила она и улыбнулась. У меня отлегло от сердца - хитрый Ким опять вывернулся из всех расставленных на его пути силков.

- Яичницу с ветчиной и помидорами. Можно?

- Запросто, - отозвался я и поцеловал ее в ухо. Она недовольно дернула головой. - Ты пока развлекайся тут, как можешь, хочешь, вон в компьютерные игры поиграй, там на дискетках написано, где какие, хочешь, мультики посмотри, вон кассета валяется, знаешь, как включать?

Назад Дальше