Лишь перед рассветом я задремал, по вскоре почувствовал, что меня трясут за плечо.
- Вставай, начальник!
Я с недоумением раскрыл глаза. Уже рассвело. Снега в верховьях Кафандара золотисто блестели, освещенные утренним солнцем. Длинные синие тени лежали по склонам.
Широкая зеленая долина, влажная от росы, дышала свежестью.
- Ну, кого подстрелил ночью? - спросил я Ивана, вылезая из спального мешка.
- Никого не подстрелил, и следов не видать.
- Значит, никого не было.
Иван буркнул что-то, сделав вид, что занят открыванием консервной банки.
Завтракали в молчании. После завтрака, условившись с Иваном о месте втречи, я сразу ушел в маршрут.
Чудеснейшее настроение не покидало меня всю первую половину дня. Словно не было бессонной ночи, тревог и страхов. Легко и бодро прошел я километров пятнадцать, останавливаясь время от времени, чтобы осмотреть выходы горных пород и сделать записи. В полдень, пересекая бесконечную известняковую осыпь, я заметил на берегу Кафандара две движущиеся точки Иван перекочевывал на новое место, ведя в поводу лошадь.
Тревога вернулась неожиданно. Я добрался уже до самых верховьев долины и находился в маленьком боковом сайке над Кафандарским ледником. Место было на редкость мрачное и дикое. Узкий скалистый сай, почти расселина, расширяясь, образовывал небольшой цирк, площадка которого казалась повисшей над хаотическим нагромождением глыб кафандарской морены. Черные стены цирка, иссеченные трещинами, отвесно поднимались вверх, откуда нависали огромные камни. Ни одного кустика зелени, только черные зубцы, колонны и карнизы, напоминающие фантастические развалины города гигантов. Холодом и жутью повеяло на меня из этого мрачного места.
Быстро осмотрев доступную часть обрывов, я присел на камень записать наблюдения. Внезапно мне стало не по себе. Показалось, что кто-то смотрит мне в спину. Я быстро обернулся. Ни души. Цирк был пустынен, как и вся долина. Я продолжил запись, повернувшись лицом в ту сторону, откуда мне почудился взгляд. Проклятие! Теперь с другой стороны кто-то смотрел мне в спину, смотрел тяжело, настойчиво, злобно.
Я попытался взять себя в руки и прогнать страх. Тогда стало казаться, что кто-то приближается ко мне. Я не выдержал и снова оглянулся. Никого. Вдруг сзади зашуршали падающие камни. Я вскочил. Камнепады часты в горах, но этот камнепад окончательно вывел меня из равновесия. Я выхватил из кармана револьвер и выстрелил туда, откуда сыпались камни и где среди черных зубцов скал поднималось облачко пыли. Выстрел прогрохотал многократным эхом, и в наступившей тишине со всех сторон послышался шорох падающих камней. Падение их, вероятно, было вызвано сотрясением воздуха при выстреле, но мне стало вдруг так нестерпимо жутко, что я стремительно схватил рюкзак и бегом начал спускаться по крутому склону на кафандарский ледник. Лишь у подножия осыпей я остановился и перевел дыхание. Цирк, из которого я так стремительно бежал, и снизу выглядел мрачным и таинственным. А окружающий ландшафт был еще мрачнее и грандиознее. В косых лучах заходящего солнца блестели исполинские черные стены, замыкающие большой цирк кафандарского ледника. На них белели полосы снега. Черными застывшими волнами лежала морена. Трудно было вообразить более дикое и величественное место.
Солнце скрылось за зубчатой стеной километрового обрыва. Надвинулась тень, и повеяло пронзительным холодом. Нужно было торопиться. Беспокойно оглядываясь по сторонам, я двинулся вдоль края морены вниз к лагерю.
Отыскивая его глазами, я с удивлением заметил дым, поднимающийся почти вертикально в неподвижном вечернем воздухе. Неужели Иван нашел топливо в этой зеленой пустыне? Стараясь избегать открытых мест, я направился в сторону дыма. Догадка оказалась справедливой. Выглянув из-за последнего холмика, закрывавшего источник дыма, я увидел в двухстах метрах от себя пасущуюся лошадь, разложенные спальные мешки и брезент. Ярко горел костер. Иван что-то рубил возле него. Я с облегчением вздохнул, почувствовав, что возвратился домой.
- Откуда дрова? - был мой первый вопрос, когда я подошел к лагерю.
Иван ухмыльнулся.
- Я да не найду! Да я тут, Владимир Лександрыч, целое открытие сделал. Поглядите!
Я взглянул в указанном направлении. Невдалеке от лагеря на холме виднелось строение - желтоватая хижина с плоской крышей. Около нее торчал длинный шест.
- Что это такое?
- Мазар вроде. В нем дверь была деревянная. Я ее - на дрова. И палку эту, - он указал на шест, - тоже заберем. Костер будем ночью жечь...
Мазар в верховьях Кафандара, всего в двух километрах от ледника. Любопытная находка! Что за отшельник погребен здесь?
- Пойдем посмотрим, - сказал я. - Заодно оттуда шест захватим.
- Не находились за день? Хоть бы поели...
Я махнул рукой.
Недовольно ворча, Иван вытащил из костра горящую головешку и пошел следом за мной.
Мазар оказался глинобитным строением кубической формы высотой около трех метров. Окон в нем не было, только вход чернел узкой прямоугольной щелью. Густая трава буйно росла вокруг. Видно, давно здесь никто не бывал. Едва ли и пастухи знали о существовании этой могилы.
Снаружи на стенах не было заметно никаких надписей - одна шелушащаяся глина. Мы забрались внутрь. Импровизированный факел осветил пустые стены, глиняный пол, большой неотесанный камень посредине. Камень был удлиненной формы и напоминал гроб. Сдвинуть его нам не удалось.
Мы вылезли наружу. С холма, на котором стоял мазар, открывался вид, величественный и прекрасный. В вечернем сумраке гигантскими ступенями уходила вверх морена. Она упиралась в исполинскую стену хребта. В глубине цирка, где ступени морены сливались с хребтом, белели снега и неясные синеватые массы льда. А внизу, у подножия холма, уютно поблескивал огонек нашего походного "дома".
- Хорошо! - вырвалось у меня.
- Хорошо-то, хорошо, - согласился Иван, взваливая на плечо вывороченный шест, - а по мне во-о-н там всего лучше.
Он указал на еле различимое пятно перевала, через который мы пришли.
Мне вдруг стало легко и весело при мысли о завтрашнем возвращении. С особенной теплотой подумал я о наших товарищах в нижнем лагере. Как-то они там сейчас? Наверное, тоже смотрят на перевал и говорят о нас. Мы сели ужинать. Сочный плов и горячий чай показались роскошным пиршеством после двух дней "сухоедения".
- Будем сегодня сторожить? - спросил я после того, как с пловом было покончено.
- А что сторожить? - захрабрился Иван. - Тут пусто, как в голодном брюхе. Я за целый день ни одной птицы не видел, не то что зверя какого-нибудь.
- И я не видал... Странно. Какие пастбища - и ни козлов, ни других животных. Даже уларов и кекликов нет. Понять не могу, почему...
Иван вопросительно посмотрел на меня, но, видя, что я продолжать не собираюсь, занялся чаем.
Стемнело. Мы привязали лошадь поближе к лагерю и забрались в спальные мешки. Иван лег возле самого костра. Я расположился рядом с ним.
Засыпая, Иван пробормотал:
- Завтра чуть свет встать надо. До жары на перевал влезть...
Я не спал довольно долго. Дважды вставал, поправлял костер.
Проверил, заряжен ли карабин. Засунул глубже под спальный мешок револьвер. Было тихо. Пряный запах каких-то цветов густо насыщал неподвижный воздух. Лошадь спокойно щипала траву.
Я лежал, вспоминая сегодняшний маршрут: в общем, верховья Кафандара не дали интересных находок, кроме вчерашней фауны в известняках. Руды здесь нет. Но белое пятно теперь будет закрашено. Северно-восточный угол планшета закончен... Однако что за чертовщина приключилась со мною в том сае? Никогда еще я так не трусил в горах. Нервы начинают сдавать...
Незаметно я заснул.
Проснулся я от какого-то резкого движения рядом со мной. Костер догорал. Была глубокая ночь. Инстинктивное чувство опасности заставило меня вскочить. Я повернулся к Ивану и замер, почувствовав, как колючими иглами пронизывает все тело леденящий холод.
Иван, неестественно скрючившись, старался подняться, опираясь левой рукой о землю и наполовину высунувшись из мешка. Правую руку с растопыренными пальцами он протягивал перед собой, словно защищаясь от кого-то. Лицо у него было перекошено, в глазах, устремленных в темноту поверх моей головы, застыло выражение дикого ужаса.
Он силился что-то сказать и не мог; все тело его сотрясалось, как в лихорадке, лицо было покрыто крупными каплями пота.
Что видел он там, в темноте, за моей спиной?
Инстинктивно прикрыв рукой голову, я оглянулся. Догорающий костер освещал небольшую площадку вокруг лагеря. На этой площадке никого не было.
Пронзительный крик заставил меня снова повернуться к костру. Иван уже сидел на траве около спального мешка. Глаза его были по-прежнему устремлены в темноту позади меня, а в руке покачивался револьвер, направленный мне в грудь. Он с усилием нажимал пальцем на спусковой крючок. Сведенная судорогой рука плохо повиновалась. Однако я успел заметить, что курок взводится.
"Сейчас выстрелит", - мелькнуло в голове.
Я отпрянул в сторону и успел оттолкнуть направленный на меня ствол. Пуля тонко свистнула совсем близко. Я был оглушен, но все-таки успел схватиться за револьвер, прежде чем был сделан второй выстрел.
Иван закричал пронзительно и страшно и, рванувшись назад, мешком осел на землю. Револьвер остался в моей руке.
Я вскочил, озираясь. Никого не было поблизости. Лошадь, испуганная выстрелом, раздувала ноздри и косилась на меня. Я вытер со лба холодный пот и вдруг сразу почувствовал слабость, почувствовал, как от резкой, прерывистой дрожи подкашиваются колени. Кровь оглушительно стучала в висках.
Иван лежал неподвижно. Я склонился над ним. Он еле дышал и, по-видимому, был в глубоком обмороке. Я зачерпнул кружкой остывшего чая и вылил ему на голову. Пришлось повторить эту операцию несколько раз, прежде чем он шевельнулся и с усилием открыл глаза.
Я положил ему на лоб мокрый платок и возможно спокойнее сказал:
- Ну-ну, все в порядке, Иван.
При звуках моего голоса его лицо приняло осмысленное выражение. Он сбросил платок и сел. Боязливо покосился по сторонам; помолчав, хрипло спросил:
- Ушел?
- Кто?
- Да этот... из мазара...
- Что ты выдумал! В мазаре никого не было.
- Были... Много их там...
Мне стало не по себе; я невольно взглянул в сторону мазара.
- Ушел? - полувопросительно повторил Иван.
Поймите мое состояние в тот момент. Теперь мне самому смешно при мысли, какой вздор мог так сильно перепугать двух взрослых мужчин, не раз встречавшихся лицом к лицу с реальной опасностью. Но тогда... Глубокая, непроглядная ночь. Глухое пустынное место, окруженное ореолом какой-то неопределенной тайны и связанных с нею страхов. Нервное напряжение, не покидавшее нас двое суток... Наконец, дикий бред моего спутника... Все это, вместе взятое, лишило меня самообладания.
- Что ты мелешь? - грубо закричал я. - Приснилось что-то, и ты раскис, как старая баба. Ты чуть не застрелил меня!
- Я в него стрелял, - виновато пробормотал Иван, - выстрелил, а он схватил меня...
- Это я тебя за руки схватил, хотел револьвер вырвать...
Иван всхлипнул.
- Ты, начальник, не серчай. Страшно мне... Слыхал про снеговых шайтанов? Тьфу, не будь ночью помянуты... Здесь их край. Потому и зверья здесь нет. Всех сожрали окаянные. И нам с тобой голов не унести отсюда...
- Что ты мелешь? - резко перебил я его. - Какие шайтаны? Опомнись!
- Эх, не знаешь ты ничего! - махнул рукой Иван. - И зачем только я поехал с тобой?..
Он наклонился к самому моему лицу, и на меня пахнуло густым водочным перегаром.
- Да ты пьян, Иван! - вырвалось у меня.
- Чуток хлебнул на ночь для храбрости, - сокрушенно признался он, да, видно, не помогло. Боязно мне, начальник.
- Понятно, - холодно сказал я. - Так вот почему ты чуть меня не застрелил. С пьяных глаз за снегового шайтана принял.
- Не смейся, начальник...
- Какой смех! Чуть не убил.
- Наваждение яманское! Как это я в вас бабахнул?
- Тебе лучше знать, как.
- Да я вас и не видел. Вы спали вроде...
Он вдруг замолчал и принялся тревожно озираться, всматриваясь в темноту.
Я тоже оглянулся.
- Что там, Иван?
- Лошадь чего-то беспокоится. Уши навострила!
- Ложись-ка ты спать, - посоветовал я. - А то тебе с пьяных глаз еще чего-нибудь почудится. Ложись, я посторожу.
Иван отрицательно покачал головой.
Некоторое время мы молчали. Потом Иван подбросил еще топлива в костер и, уставившись на колеблющиеся языки пламени, от которых отрывались и улетали в темноту искры, продолжал:
- Ты что ни говори, начальник, нечистое тут место. Ты где слыхал, чтобы так цветы пахли? От одного их запаха голова кругом идет и в глазах мутится. Опять же мазар... Зачем он тут? Не людских это рук дело. Это снеговые шайтаны, начальник.
- Заладил - "нечистое", "не людских"... Да пойми ты, дурная твоя башка, что если даже эти, как ты их называешь, "снеговые шайтаны" где-нибудь действительно существуют, так ведь это же обезьяны, самые обыкновенные обезьяны... Ты в зоологическом саду был?
- Ну, был.
- Обезьян видел?
- Видел.
- Так вот это и есть "снеговые шайтаны".
Лицо Ивана выразило неописуемое изумление.
- Скажи, пожалуйста, - протянул он, - а я думал, обезьяны - это вроде зверей. И какой пакости на свете не бывает. Ай-я-яй, тьфу, прости господи!
До меня не сразу дошло, что Иван спьяну понял меня совсем не так, как следовало.
Продолжая покачивать головой, он поднял на меня глаза и хотел еще что-то прибавить, как вдруг гримаса ужаса исказила его лицо.
- Вот они! - исступленно закричал он, уставившись в темноту над моей головой. - А-а-а!...
Испуганно заржала и заметалась на привязи лошадь.
Нервы мои не выдержали. Сперло дыхание. Ледяным обручем сдавило голову. Мелькнула мысль, что не хватит сил оглянуться. Я тоже закричал, сам не зная почему.
Лошадь продолжала отчаянно биться. Потом я услышал, как лопнул аркан и лошадь, не переставая ржать, умчалась прочь.
До боли стиснув зубы, чтобы оборвать крик, я закинул руку с револьвером за спину и выстрелил несколько раз. Только после этого заставил себя обернуться. На площадке, освещенной костром, никого не было. Эхо отгремело, и я услышал уже издалека топот нашей лошади. Время от времени она ржала. В ее ржанье слышались испуг и боль.
Меня трясло, как в сильнейшей лихорадке. Зубы стучали так, что звенело в ушах. Колени дрожали. Я начал тереть лоб, чтобы освободиться от ледяных тисков, сжимающих голову. Рука коснулась стоящих дыбом, словно наэлектризованных, волос. Я с ужасом ее отдернул.
Прислушиваясь и всматриваясь в темноту, я кружил около костра. Чувствовал, что едва держусь на ногах, и не мог заставить себя сесть. Иван лежал неподвижно. Вероятно, он снова был без сознания.
Что увидел он в темноте за моей спиной?.. Кто напал на лошадь?..
Кажется, я громко повторял эти вопросы, бегая вокруг костра и озираясь во все стороны. Мне чудилось, что кто-то готовится прыгнуть на меня из темноты.
Ощущение это стало совершенно невыносимым, когда, окончательно обессилев, я опустился на колени возле самого огня. Это был уже не страх, а какой-то приступ безумия. В ушах звенело, голова кружилась.
Потом перед глазами мелькнуло лицо Шоды, и я вспомнил...
Стал судорожно шарить по карманам. Нашел маленький узелок. Попытался развязать его, не развязал и весь целиком бросил в костер. Узелок вспыхнул зеленоватым пламенем и мгновенно окрасил огонь костра в ярко-зеленый цвет. Вокруг распространился резкий, острый запах, напоминающий запах камфоры.
Странно, я почувствовал успокоение. Голове стало легче. Дрожь утихала. Мысли прояснились. Незаметно я пришел в состояние полнейшей апатии и какого-то удивительного покоя. Все стало безразличным. Кто бы ни появился сейчас около лагеря, я не моргнул бы и глазом.
Было очень тихо. Светлым зеленым пламенем горел костер. Цветы уже не пахли так одуряюще. Звезды казались совсем близкими. Потом они померкли, я впал в забытье.
Солнце поднялось высоко и немилосердно пекло, когда я открыл глаза. Оглядевшись, с удивлением обнаружил, что лежу одетый поверх спального мешка. Костер уже не дымился, и Ивана в лагере не было.
Постепенно я стал припоминать события минувшей ночи. Сном или явью были они? Привстал, пошатываясь от слабости, разыскал шляпу и нахлобучил ее на голову, чтобы защититься от солнца. Заметил отсутствие лошади, оборванный аркан. Отошел в сторону и увидел валяющийся в траве котелок.
Вернулся к лагерю; спальный мешок Ивана был залит чаем. Конечно, не сон! Вот так история!...
Куда же делся Иван? Я начал искать бинокль. Бинокля тоже не оказалось. Некоторое время я сидел неподвижно, соображая, что делать.
- Ого-го! - донеслось издали.
Иван шагал к лагерю. Когда он подошел близко, я заметил, что он очень бледен и расстроен. В руках у него был бинокль.
- Дело дрянь, Владимир Лександрыч, - лошадь проспали...
Я молчал, испытующе вглядываясь в него. Он продолжал, заметно волнуясь:
- И спать-то я не спал, а вот когда лошадь ушла, не слыхал. Ходил искать; следы к перевалу идут. Домой, видать убежала...
- Разве ты не просыпался ночью? - удивленно спросил я.
- Просыпался, щепок в костер подкладывал. Лошадь тут была.
- И ночью все спокойно было?
- Спокойно. А что?
- Ничего... бредил ты ночью, - сказал я, исподтишка наблюдая за ним.
Он пожал плечами.
- Снилось что-то. А вот что, - не помню. Дрянь какая-то. Жарко было. Я к утру сверху мешка лег. Да и вы тоже на мешке спали.
Я закусил губы. Иван, должно быть, не помнил ночных видений.
- Что ж, - сказал я, вставая, - надо двигаться. Придется на себе груз тащить. Донесем?
- Два мешка да седло, да камни? Я один донесу...
- Иван, а почему ты весь в чаю? - не выдержал я. - Вон сколько на лице чаинок прилипло.
- Пил ночью, котелок опрокинулся... А вы ночью, видать, костер подправляли. Лицо у вас вроде в копоти.
Я вздрогнул, вспомнив, как он выстрелил в меня.
- Да, верно, руками перемазал. Пойду умоюсь...
Прохладная вода Кафандара полностью возвратила мне силы. Вспомнилась старая истина: "Хорошо то, что хорошо кончается". Надо скорее уходить отсюда, а впредь подобные места посещать большим отрядом.
Через несколько минут, нагруженные нашим несложным скарбом, мы шагали к перевалу. Пологий подъем одолели легко и в полдень уже стояли на седловине. Полоса примятого лука указывала чей-то след. Мы тщательно осмотрели его. Нашли отчетливые отпечатки подков. Лошадь была здесь ночью. Глубокие вмятины в рыхлой почве показывали, что испуганное животное мчалось галопом.
В тени скалы на снегу, рядом с отпечатками подков, мы нашли еще след, большой и глубокий.
- Барс, - сказал Иван, выпрямляясь. - Ух, и здоровый черт! От самого лагеря гнал. На спуске, верно, прикончил.
- Он еще с первой ночи за ней охотился, - заметил я. - А мы с тобой хороши, нечего сказать...
Иван уныло покачал головой.