Женщина, хоть и дикарка, освоилась на удивление быстро. У Лавона возникло странное, немыслимое подозрение, что он уже когда-то встречался с ней - не то чтобы с ней именно, но с такой же высокой, обманчиво беспечной рыжеватой блондинкой; разумеется, то была женщина из другого мира, и все же…
Она засунула нож обратно в глубь своих светлых спутанных волос - ага, отметил Лавон не без смущения, вот трюк, про который не стоит забывать, - и покачала головой:
- Нас мало. Всееды повсюду. Скоро они прикончат последних из нас…
Ее фатализм был столь непоколебимым, что казалось - подобная судьба ее вовсе не заботит.
- И вы не пробовали объединиться против них? Не искали союзников?
- Союзников? - Она пожала плечами. - Все вокруг беззащитны против всеедов. У нас нет оружия, убивающего на расстоянии, как ваше. И даже оно уже не спасет нас. Нас слишком мало, всеедов слишком много.
Лавон выразительно покачал головой.
- У вас есть оружие. Единственно ценное оружие. И всегда было. Против этого оружия бессильны легионы всеедов. Мы покажем вам, как им пользоваться, и, может статься, у вас это получится еще лучше, чем у нас. Только попробуйте…
Женщина опять пожала плечами.
- Мы всегда мечтали о подобном оружии, но так и не нашли его. А вы не обманываете? Что это за оружие?
- Разум, конечно, - ответил Лавон. - Не один отдельно взятый ум, а коллективный разум. Много умов вместе. Умы во взаимодействии.
- Лавон говорит правду, - вдруг донесся голос с палубы.
Пара чуть-чуть шевельнулся. Женщина уставилась на него широко раскрытыми глазами. Тот факт, что Пара заговорил человеческим языком, произвел на нее впечатление куда больше, чем корабль со всем экипажем.
- Всеедов можно победить, - продолжал слабенький, слегка картавый голос. - Наши сородичи в этом мире помогут вам, как мы помогли людям там, откуда прибыл наш корабль. Мы выступали против путешествия в пространство, мы отобрали у людей важные записи, но люди совершили это путешествие и без записей. Больше мы никогда не станем возражать людям. Мы уже побеседовали со своими близкими в этом мире и сообщили им главное: что бы ни задумали люди, они добьются своего независимо от нашей воли.
Шар, твои металлические записи здесь. Они спрятаны в самом корабле. Мои братья покажут тебе где.
Данный организм умирает. Он умирает во всеоружии знаний, как и подобает разумному существу. Этому тоже научили нас люди. Нет ничего… неподвластного знаниям. С их помощью… люди пересекли… пересекли пространство…
Голос угас. Поблескивающая туфелька внешне не изменилась, однако что-то внутри нее потухло безвозвратно. Лавон посмотрел на женщину, их взгляды встретились. Он ощутил непривычную, необъяснимую теплоту.
- Мы пересекли пространство, - тихо повторил он.
Шар произнес шепотом, слова пришли к Лавону будто издалека:
- Неужели правда?
Лавон все глядел на женщину. Шару он не ответил. Вопрос мудреца, казалось, утратил всякий смысл.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ. ВОДОРАЗДЕЛ
1
Шепот недовольства среди команды РКК "Неоспоримый" - капитан Горбал, будучи человеком военным, называл это "нелояльностью" - достиг уровня, когда игнорировать его стало невозможно. Это произошло задолго до того, как расстояние до цели полета стало меньше пятидесяти световых лет.
Раньше или позже, но этот проклятый морж об этом пронюхает.
Капитан Горбал не знал, будет ли он рад, либо наоборот, сердит, когда это произойдет и адаптант узнает о сложившейся ситуации. В чем-то тогда станет проще. Но момент будет очень неприятный и щекотливый и для Хоккеа, и для всей команды. Да и для самого Горбала. Может, лучше сидеть на клапане безопасности, пока альтаирцев не высадят на… как эта планета называется… опять забыл… Да, на Землю.
И команда, кажется, явно не собирается позволить капитану так долго оттягивать этот момент.
Что касается Хоккеа, то в его мозгу явно не было центра, который позволил бы заметить то, что заметил бы всякий. Эмоциональный оттенок недружелюбия причинял ему некоторые неудобства, как и слишком разреженная атмосфера на борту ригелианского линкора. Облаченный для безопасности в мягкую тонкую оболочку, большую часть корабельного дня он проводил в оранжерее, наблюдая, как впереди по курсу увеличивается звезда, называемая Сол.
И он разговаривал. Боги всех звезд! Какой это был болтливый пассажир! Капитан Горбал успел узнать об истории самого древнего этапа программы звездного посева больше, чем он вообще хотел знать. Но своей очереди ждали новые массивы информации. К тому же программа "Семя" не была единственной любимой темой Хоккеа. Делегат Колонизационного Совета получил образование вертикальной ориентации - по контрасту с образованием самого Горбала, знания которого по горизонтали располагались по курсу космических полетов и даже мимолетно не касались других предметов.
И похоже, Хоккеа как раз занялся расширением познаний капитана Горбала, не спрашивая, желает ли последний их расширить.
- Например, сельское хозяйство, - говорил он в этот момент. Планета, которую мы собираемся засеять - отличный пример, показывающий необходимость дальновидной сельскохозяйственной политики. Раньше там были джунгли и планета была плодородна. Люди начали заселять ее, будучи фермерами. Они широко использовали огонь, и огнем же и погубили себя.
- Каким образом? - рефлекторно спросил Горбал. Сохранять молчание не имело смысла. Хоккеа все равно бы не остановился. А быть невежливым с членом Колонизационного Совета - дело невыгодное.
- В предыстории этой планеты, за пятнадцать тысяч лет от момента "ноль", участки для земледелия расчищались с помощью огня. Потом сажали какие-то однолетние растения, типа кукурузы или зерна, снимали урожай и позволяли джунглям вернуться на прежнее место. Потом снова выжигали джунгли, и цикл повторялся.
Таким способом хозяйствования они уничтожили большую часть дичи на Земле.
Но учли ли они свои ошибки? Нет. Даже после начала космических полетов этот тип хозяйствования остался обычным для районов джунглей. Хотя кое-где уже проглядывала голая скала.
Хоккеа печально вздохнул.
- Теперь там, конечно, нет больше джунглей, нет морей. Ничего нет! Ничего, кроме пустыни, голого камня, ледяной и разреженной атмосферы - во всяком случае такой бы увидели Землю люди, если бы снова на ней оказались. И виной, конечно, не только способ ведения хозяйства методом "выжженной земли".
Горбал украдкой бросил взгляд на ссутулившуюся спину лейтенанта Авердора, его адъютанта и навигатора. Авердор ухитрился за все время полета не обратиться ни единым словом ни к Хоккеа, ни к любому другому пантропологу. Он, конечно, и не должен был по своей должности взваливать на себя тяжесть дипломатии, которая была тяжким крестом Горбала, но напряжение, которое требовалось для искусного уклонения от любых контактов с моржом - историком сельского хозяйства Земли, начало на нем сказываться.
Рано или поздно Авердор непременно взорвется. И виноват в этом будет он сам, только пострадают, и это ясно, все находящиеся на борту, а это печально.
Включая Горбала, который потеряет первоклассного навигатора и помощника.
Но приказать Авердору разговаривать с Хоккеа Горбал тоже не мог - это было вне пределов его власти. Он мог только намекнуть Авердору, что для блага всего экипажа ему следует уделять внимание хотя бы некоторым механическим формулам вежливости. Единственная реакция - самый каменный, упрямый взгляд, когда-либо виденный капитаном даже у Авердора, с которым капитан летал уже тридцать галактических лет.
И самое худшее, что Горбал как человек был полностью на стороне Авердора.
- Через определенное количество лет, - захлебываясь от самодовольства, вещал Хоккеа, - условия на любой планете меняются, на ЛЮБОЙ планете. - Он помахал ластообразными руками, заключая в дугу все светлые точки далеких миров, сиявших за стенами оранжерей. Он опять садился на любимого конька - идею звездного сева. - И совершенно логично предположить, что вместе с планетами должен изменяться и человек. Или, если он не в состоянии измениться сам, он должен переселиться в другую среду обитания. Допустим, были колонизированы планеты с условиями, похожими на земные. Но даже эти планеты не ВЕЧНО будут оставаться землеподобными. В биологическом смысле.
- Но почему мы должны ограничивать себя только землеподобными мирами? - спросил Горбал. - Я лично мало что знаю об этой планете, но по описанию место далеко от оптимального.
- Конечно, наверняка, - сказал Хоккеа, и как всегда Горбал не понял, с каким конкретно местом его фразы соглашается пантрополог. - С точки зрения выживания нет никакого смысла пригвождать расу навечно к одному месту. Разумнее продолжать эволюционировать вместе со Вселенной, чтобы сохранить независимость от таких неприятных и неудобных процессов, как дряхление и умирание миров, взрывы новых и сверхновых звезд… И взгляните на результаты! Человек теперь существует в таком разнообразии обличий, что в случае необходимости всегда есть возможность и место, куда укрыться несчастным, потерпевшим катастрофу. Это великолепное достижение, и что в сравнении с ним давний спор о целостности и первичности формы!
- Да, в самом деле, - сказал Горбал, но в глубине его сознания второе "я" Горбала говорило: "А он в конце концов почуял враждебное отношение! Чертов адаптант, ты все борешься за равноправие с первоначальной формой человека. Напрасно, моржовый ты бюрократишка. Можешь спорить до скончания веков или своей жизни, только когда ты рассуждаешь вслух, усищи твои всегда будут болтаться!"
"И совершенно очевидно, рассуждать ты никогда не перестанешь".
- И будучи военным, вы первым оцените военные преимущества, капитан, - добавил честный Хоккеа. - Используя технологию пантрогенетики, человек захватил в сферу своего влияния массу планет, доселе ему недоступных. Это чрезвычайно увеличило наши шансы стать повелителями Галактики. Занять большую ее часть, причем, не отбирая ни одну планету силой. Оккупация без насилия, без лишения законного хозяина его собственности - и к тому же безо всякого кровопролития. Но если какая-то раса вдруг обнаружит имперские амбиции и попытается отобрать у нас одну из планет, то окажется, что мы численно превосходим их в громадное число раз.
- Это верно, - согласился Горбал, помимо своей воли заинтересовавшись рассуждениями адаптанта. - И нам повезло, что мы первыми придумали пантропологию. Как же это получилось? Мне кажется, что первой расой, придумавшей пантропологию, должен быть народ, такой способностью изначально обладавший… Вы понимаете, о чем я?
- Не совсем, капитан. Если вы приведете мне пример…
- Однажды мы исследовали планету, где когда-то обитала раса, и причем сразу на двух планетах - но не одновременно, - сказал Горбал. - Их жизненный цикл составляли две фазы. В первой они зимовали на внутренней планете. Потом их тела трансформировались, и они, в чем мать родила, пересекали космическое пространство. Без кораблей. И остальную часть года проводили на своей основной, внешней планете. В новой форме. Потом снова трансформация в первую фазу, переселение и зимовка на более теплой планете. Это трудно описать. Но только самое интересное в том, что эту способность они не вырабатывали, она была у них с самого начала. Они так эволюционировали. - Он снова посмотрел на Авердора. Навигация в том секторе была хитрым делом, особенно когда они начинали собираться в рой.
Но Авердор на приманку не клюнул.
- Я понимаю - это хороший пример, - сказал Хоккеа, кивая с преувеличенной гротескной задумчивостью. - Но позвольте вам заметить, капитан, что если раса обладает какой-то способностью, она может и не задумываться над необходимостью эту способность совершенствовать. Да, я знаком с расами вроде той, что вы описали: полиморфные расы с сексуальными альтерациями поколений, метаморфозами наподобие жизненных циклов насекомых. Есть одна планета под названием Лития, примерно в сорока световых годах отсюда, где разумная раса подвергается полному повторению эволюционных форм ПОСЛЕ рождения особи, а не ДО, как у людей. Но почему эти расы должны считать трансформацию форм чем-то насущно необходимым и стремиться к ее совершенствованию? Ведь это всего лишь рядовой факт из их жизни, не более.
В оранжерее послышался тихий звон. Хоккеа тут же поднялся - он двигался с точной грациозностью, несмотря на внушительную плотность тела, напоминающего моржа или морского котика.
- День истек, - жизнерадостно заключил он. - Благодарю за честь, капитан.
Переваливаясь, он направился прочь. Завтра, естественно, он снова будет на старом месте.
И на следующий день.
И через день тоже. Если только экипаж не вываляет их всех в смоле и перьях.
Если бы только, - расстроенно размышлял капитан, - эти чертовы адаптанты так не спешили злоупотреблять своими правами. Будучи делегатом Колонизационного Совета, Хоккеа был важной персоной, ему нельзя было запретить посещение оранжереи, если не считать моментов аварии или чрезвычайного положения. Но неужели он не понимает, что нельзя ежедневно пользоваться привилегиями на корабле, где экипаж состоит из людей базовой формы, которые вообще в большинстве своем не могут побывать в оранжерее без специального на то приказа капитана.
И остальные пантропологи были не лучше руководителя. В качестве пассажиров со статусом людей они могли свободно передвигаться по кораблю. И так они и поступали, держа себя наравне с командой. С точки зрения закона все было правильно, но разве они не имели понятия о такой вещи, как предрассудки? И о том, что среди рядовых космонавтов предрассудки по отношению к адаптантам балансировали на грани фанатизма?
Послышалось слабое гудение - энергокресло Авердора развернулось, и теперь навигатор сидел лицом к Горбалу. Как и большинство ригелианцев, он обладал продолговатым худым лицом, словно у религиозного фанатика древности, с резкими угловатыми чертами. Звездный свет в оранжерее нисколько не смягчал эту угловатость. Но теперь капитану в чертах Авердора виделось что-то отталкивающее.
- Итак? - спросил он.
- Думаю, что этот урод по горло вам надоел, - без преамбул начал Авердор. - Что-то надо делать, капитан, пока команда не распустится до того, что придется сажать людей в карцер.
- Я не люблю всезнаек так же, как и вы, лейтенант, - мрачно сказал Горбал. - Особенно, когда они несут чепуху. А половина его рассуждений о космических полетах - сущая чепуха. В этом-то я уверен. Но он делегат Совета, и имеет право приходить сюда, когда захочет.
- Когда объявлена тревога, в оранжерею не пускают даже офицеров.
- Я не понимаю, как у нас может быть объявлено состояние тревоги, сухо сказал Горбал.
- Мы в опасном секторе Галактики. Во всяком случае, потенциально опасном. Сюда не заглядывали уже тысячи лет. У звезды, к которой мы направляемся, девять планет и еще масса спутников всевозможных размеров. Допустим, на одном из них кто-то вдруг потеряет голову и неровен час пальнет в нас ракетой.
Горбал нахмурился.
- Это натяжка. К тому же недавно этот сектор прочесывался. Иначе нас бы здесь не было.
- Поверхностная работа, эти прочесывания. К тому же никогда не помешает прибегнуть к предосторожности. И очень рискованно иметь адаптанта, существо второго сорта, в оранжерее, когда вдруг начнется атака.
- Все это чепуха.
- Черт побери, капитан, неужели вы разучились читать между строк? - хрипло произнес Авердор. - Я так же хорошо, как и вы, понимаю, что никакие опасности нам здесь не грозят. И если что-то случится, мы всегда с этим справимся. Я просто пытаюсь подсказать вам предлог, как приструнить этих моржей.
- Я слушаю.
- Отлично. "Неоспоримый" - образцовый корабль ригелианского флота. Наша команда - почти легенда, наш послужной список кристально чист. Мы не можем портить парням биографию из-за глупых предрассудков, пусть даже их собственных. А до этого дойдет, если моржи вынудят парней забыть дисциплину. К тому же они имеют право выполнять работу, не оглядываясь на усатые рыла моржей, которые не перестают заглядывать им через плечо.
- Возможно, придется все это объяснить Хоккеа.
- Не придется, - сказал Авердор. - Вместо этого вы можете им сказать, что корабль до посадки переходит на чрезвычайное положение. Это означает, что пантропологи как пассажиры будут обязаны оставаться в своих каютах. Все очень просто.
Да, все было довольно просто и весьма соблазнительно.
- Все-таки мне это не нравится, - сказал Горбал. - К тому же пусть Хоккеа не всезнайка, но он не полный идиот. Он все это довольно быстро раскусит.
Авердор быстро пожал плечами.
- Команда в наших руках, - сказал он. - Но я не понимаю, что он сможет сделать, если и поймет, что его провели. Все будет в соответствии с инструкциями и занесено в бортовой журнал. И Совету он сможет изложить только свои подозрения. А они их, скорее всего, не примут во внимание. Все знают, что типы второго класса склонны повсюду подозревать расовое преследование. И у меня есть теория - их и в самом деле преследуют, потому что они на это напрашиваются.
- Не понимаю вас.
- Человек, под командой которого я служил до того, как попал на "Неоспоримый", - сказал Авердор, - был один из тех людей, что не доверяют даже себе. Они от каждого ждут ножа в спину. И всегда находятся люди, которые считают чуть ли не делом чести их этим ножом ткнуть. Потому что они сами на это напрашиваются. Капитаном он долго не продержался.
- Теперь понимаю, - вздохнул Горбал. - Что ж, я все обдумаю.
2
Во время следующего корабельного дня, когда Хоккеа вернулся в оранжерею, Горбал все еще не принял определенного решения. Сам факт того, что все его чувства были на стороне Авердора и команды не облегчал положения, а только вызывал подозрения к "легкому" выходу из ситуации, что предложил Авердор. План был достаточно соблазнительный, чтобы усыпить поддавшегося искушению, сделать его нечувствительным к ошибкам, которые он выявил бы сразу.
Адаптант устроился поудобнее и принялся сквозь прозрачный металл стены рассматривать окружающее корабль пространство.
- О, - сказал он наконец, - наша цель заметно увеличилась в размерах. Не правда ли, капитан? Подумать только, всего через несколько дней мы окажемся в историческом смысле дома!
Опять загадки!
- Что вы подразумеваете под словом "дома"? - спросил Горбал.
- Простите, я думал, вы знаете. Земля - родная планета человечества, его, так сказать, колыбель. Отсюда началась волна звездного посева. Здесь эволюционировала базовая форма, к которой принадлежите вы, капитан.
Горбал молча обдумывал эту неожиданную новость. Даже если и допустить, что информация верна - вероятно, так оно и было: Хоккеа должен был знать подобные вещи о планете, к которой направлен - особым образом ситуации это не меняло. Но Хоккеа не без причины вывел эти сведения на свет именно сейчас. Но ничего, скоро и причина объявится. Лаконичными альтаирцев еще никто не называл.
Тем не менее, он решил, что нужно включить экран и рассмотреть планету с увеличением. До этого момента он не испытывал к ней никакого интереса.