– Да?! – тот, кого назвали Затворником, крайне удивился. Метнулся ко мне, поднес к лицу свечу и принялся жадно меня рассматривать. Где-то под ногами продолжала позвякивать цепь… – Как интересно…
Захотелось немедленно, с воплем броситься наутек. Вместо этого заставил себя улыбнуться
– Ты не похож на слабака… – оскалившись плохими зубами, сказал Затворник.
– А вы… Вы не похожи на анимала… – я просто заставил себя произнести эти слова. Мне казалось, что этот странный человек сейчас вцепится мне в шею.
– Хорош… – одобрительно произнес Затворник и подмигнул завхозу. – Все-таки, нашли такого…
– Да, повезло, – отозвался Матвеич, – Близнец, сними ты, наконец, этот рюкзак! Чего встал, как столб?
Не сводя взгляда с обитателя подземелья, стянул рюкзак, опустил на пол. Заодно глянул на ноги Затворника. Их скрывал длинный темный балахон – то ли халат, то ли ряса. Из-под него в темноту ползла длинная, довольно толстая цепь.
– Вы… Прикованы…
Затворник тихо рассмеялся и направился в глубину кабинета.
– Чего только не сделаешь ради науки. Ради такой редкой возможности приобщиться к тайне… Иди сюда… как там тебя?
– Близнец.
– Иди сюда Близнец. Вот она…
Ничего не понимая, пошел следом. Позади тихо следовал Матвеич. Только теперь я разглядел странную металлическую конструкцию, занявшую треть огромного кабинета.
Невероятно запутанное переплетение потемневших от времени медных трубок, шаров, цилиндров. По обе стороны от стола высились высокие, похожие на колонны, железные ящики, обильно покрытые грубыми заклепками, обвитые все теми же медными трубками. Странное сооружение всем своими видом кричало о дикой древности, седой старине, преданной анафеме лженауке, мрачных алхимиках и беспощадных изуверах-инквизиторах…
В центре всего этого дикого клубка находилось кресло. Просто удивительно, как его удалось туда запихнуть. И еще удивительнее – как на это самое кресло можно пробраться. Непосредственно перед креслом, на столе лежало нечто прозрачное…
Нет, не лежало – парило! Похожий на огромную, приплюснутую стеклянную каплю, предмет плавно покачивался над толстым, позеленевшим от патины медным кольцом. И этот, черт возьми, кусок стекла, хрусталя или бог весть чего, светился изнутри совершенно чуждым этому миру зеленоватым огнем! Где-то внутри прозрачной субстанции происходила какая-то собственная, загадочная жизнь: колкие цветные огоньки переливались, собирались вместе и рассыпались, будто бы намекая на что-то неуловимо знакомое… Но совершенно непонятное.
– Это еще что такое?! – обалдело проговорил я.
Затворник, видимо, довольный произведенным эффектом, ответил, с удовольствием поглаживая бородку:
– Это она и есть – Штука…
12
Давным-давно, лет эдак семьсот назад, а может, и тысячу – никто не скажет точнее – пришел в наш мир великий мечтатель. По-правде говоря, мир и сейчас не шибко комфортабельное место. Но тогда, в разгар средневековья, жизнь в Европе для подавляющего большинства была настоящим испытанием. Мор, голод, бесконечные войны, мракобесие и беспросветность. Что уж говорить о существовании нашего брата-слабака? Толпы нищих, голодных, с рождения обреченных на муки, бродили по городам и весям, своим жалким видом доставляя огромное удовольствие жестоким анималам, узурпировавшим власть и богатство. Ну, чего рассказывать – все это известно по учебникам истории.
А вот, о чем не пишут в учебниках.
Жил в те давние времена великий мечтатель. Он никоим образом не относил себя к слабакам. Более того, несомненно, был личностью сильной, волевой и целеустремленной. Только оказался наделенным от природы одним странным даром (а, может, и не даром вовсе, а болезнью, проклятьем?).
Дар этот – сострадание. Умение чувствовать острую, невыносимую жалость к несчастным и слабым.
Говорят, на Землю уже приходил такой человек – готовый принять страдания за все человечество, собрать в себе всю жалость мира. Только был это Сын Божий. А потому на его стороне было чудо: своей видимой слабостью, абсолютной покорностью судьбе он умудрился завладеть сердцами миллионов.
Наш мечтатель был обыкновенным человеком. Но мысль о том, что с помощью простых человеческих чувств – жалости, сострадания – можно изменить мир, не давала ему покоя.
Никто не помнит истинного имени этого человека. Да он и не стремился к славе: инквизиторы и просто завистники к его таланту кружили вокруг, как голодные гиены. Клан сохранил только тайное прозвище.
Послушник.
То ли он действительно был монахом, то ли все дело в его умении прислушиваться к чувствам окружающих – неизвестно. Имя великого мечтателя, ученого, мастера менялось вместе со сменой стран, эпох и мировоззрений. Может, и не так его звали вовсе, почем нам знать?
Дело совсем не в имени позабытого гения. А в том, чему он посвятил свою жизнь.
Вот я пялюсь, как баран на эту совершенно немыслимую машину, и понимаю, что современная наука, подарив нам атом, космос и сотовый телефон, ВТО же самое время увела нас куда-то в сторону от других, не менее удивительных знаний. Потому что это устройство, то ли в шутку, то ли всерьез, прозванное Штукой, просто невозможно было создать. Особенно в те глухие, темные века. Великий мечтатель, наверное, мыслил совсем другими категориями, ныне забытыми и проклятыми наукой официальной. Наверное, много мог бы поведать об этих материях не менее великий мистик Ньютон, но и он свои самые сокровенные оккультные тайны унес с собой в могилу.
Так или иначе, но Штука была создана. Возможно, это произошло в одном из вольных городов Центральной Европы. Как этот артефакт оказался в Москве? Можно предполагать многое. Например – реальная угроза со стороны инквизиции с одной стороны, и более мягкая позиция московских князей по отношению ко всяким богопротивным чудачествам – с другой. А может – это всего лишь копия еще более древнего оригинала.
Это также не имеет особого значения. Главное, чтобы Штука работала, и работала непрерывно.
Именно она создает то невидимое… назовем его полем, что приводит в действие все Накопители, метрономы ловцов, точечники и прочие штуковины, дающие Клану его тайную власть.
История умалчивает о том, что было раньше – Штука или Клан, как слабаки собрались вокруг мистической Штуки, как все начиналось. Но этот вопрос сродни тому, что касается первородства яйца и курицы. За сотни лет произошло столько событий, столько бед потрясали Клан! Столько ломтей было отхвачено от общего пирога, что остается только удивляться: как до сих пор живет эта кучка хиляков, да еще и умудряется дергать за свои тоненькие ниточки, подправляя ход истории, придерживая Великих в извечной тяге к самоуничтожению…
Просто Штука работала – и мир становился чуточку мягче, чуточку добрее. И это огромное счастье, что таинственная машина действует и сейчас…
Подозреваю, что Затворник получил свое прозвище по аналогии с легендарным Послушником. Только себе он поставил совсем другую цель: разгадать, наконец, тайну Штуки. Много лет назад он был поставлен перед выбором: обменять собственную свободу на шанс прикоснуться к величайшей тайне. Клану был нужен ученый, способный поддерживать работу Штуки, ее хранитель и защитник. Среди слабаков не было и нет достаточно светлых умов – иначе они не были бы слабаками. Так уж повелось с самого начала: умный и сильный анимал допускался в святая-святых, в Сердце Клана и… сажался на цепь. Это действительно сродни монашескому обету.
Клан уважал и боялся своего цепного анимала – как все слабаки боятся сильных. Но обычно в выборе не ошибались: интерес к столь потрясающей тайне для настоящего ученого куда сильнее банальной свободы.
Такова история цепного Затворника и предмета его научных вожделений, бесконечного романа с тайной, не желающей взаимности…
Мы сидели за длинным столом, я опасливо косился в сторону Штуки, а Затворник продолжал свой тихий рассказ.
Он, несомненно, романтик, этот странный человек, отказавшийся от солнечного света ради великой цели. Это не та романтика, которой сыплют кино и телесериалы. Это позабытая уже романтика мечты, романтика научного поиска – того, с чего, наверное и началась когда-то история Клана. Сейчас все светлое, как ни странно, сосредоточено в этом подземелье. Ведь Клан как таковой не интересует ничего, кроме выживания, им движут совсем другие силы: страх и желание выжить. Впрочем, именно ради выживания слабых и трудился Послушник, а сейчас – работает Затворник…
– Но как же вы изучаете эту… Штуку? – решился я задать вопрос. – Где ваши приборы, инструменты? Я думаю, Клану доступна вся мощь, э-э, современной науки. Ведь все это – посерьезнее атомной бомбы будет, как мне кажется…
– Мне тоже так кажется, – кивнул Затворник. – Кое-какие приборы у меня есть. Кое-что мне регулярно доставляют, что-то есть и в рюкзаке, что ты принес. Но дело как раз в том, чтобы отказаться от так называемой "мощи современной науки", понимаешь? Сотни лет назад и науки-то как таковой не было. Натурфилософия, не слишком систематизированное собрание разрозненных знаний – вот и все! И я, как раз, считаю, что именно отсутствие научных догм помогло Послушнику. Он был не ученый, он был… романтик!
– Романтик… – как эхо повторил я. Надо же, Затворник будто прочитал мои мысли.
– Именно! И я, опытный физик, остепененный, даже основавший собственную школу, вынужден отказаться от всего, чему меня учили! Если хочешь – предать анафеме!
– Я не хочу…
– Потому-то здесь нет электрического света, компьютеров и прочей ерунды, что отвлекает от чистой мысли! Я хочу научиться мыслить как он, понимаешь?
Я медленно кивнул. Все-таки, очень трудно понять человека, променявшего синее небо, солнце, ветер, на поиски истины, которые вряд ли увенчаются успехом. Ведь это пока что никому не удавалось…
– Мне другое интересно… проговорил я. – Что хотят найти здесь ваши друзья-анималы?
Завхоз толкнул меня локтем в бок. Наверное, я сказал бестактность. Но упрямо продолжил:
– Если они прознали про Штуку – зачем она им?
На лице Затворника показалась скука. Будто он вдруг потерял интерес к разговору.
– Ну, зачем людям нужно что-то, способное влиять на других? – бесцветно сказал он. – Снова деньги, снова власть. А журналисты будут прыгать вокруг, как обезьяны и наперебой спорить: "кто же все это придумал – инопланетяне или жители Атлантиды?!" Штуку продадут друг другу, заработают еще больше денег. Потом заставят ученых разобрать ее по винтикам, попытаются поставить ее производство на поток – и завалят мир дешевыми подделками. Ни чем не разберутся – и погубят величайшее творение человеческого гения. Но, скорее всего – ее разворуют по частям, растащат, даже не успев вынести на свет…
– И нам, слабакам – "крышка"! – устало добавил Матвеич. – Без Штуки и ее поля Клан не долго протянет. Ну, а следом…
Матвеич мрачно засопел. Затворник невесело усмехнулся, тоскливо глядя в темноту.
– Что – следом? – спросил я.
– Ну, а что было до Штуки? – сказал Затворник. – Мрак, хаос, право грубой силы. И все начинай заново…
В какой-то момент меня посетило сомнение. Что-то мне не очень нравилось во всей этой стройной истории…
– Погодите, – проговорил я. – То есть вы хотите сказать, что только эта странная штуковина поддерживает в человечестве человеческое?
– Получается, так! – Затворник развел руками. – Во всяком случае, только с созданием Штуки заговорили о гуманизме, общечеловеческих ценностях, и человечество стало постепенно выбираться из варварства…
Мне стало страшно. Неужели весь привычный мир зависит от сохранности всех этих колбочек, трубочек, хрупких кристаллов?
– …А что здесь такого? – пожал плечами Затворник. – Наш мир – вообще очень хрупок. Наша жизнь зависит от стольких факторов, что диву даешься, как мы до сих пор живы. Исчезни, к примеру, самое обыкновенное магнитное поле Земли – и мы сгорим в потоках солнечного ветра. Стань озоновый слой толще или тоньше – и мы погибнем то ли от жары, то ли от жесткого излучения. Перечислять можно долго – и Штука всего лишь одно звено в этой длинной цепочке…
– Только создано оно человеком, – буркнул я. Мне стало вдруг ужасно неуютно здесь – словно я внезапно вспомнил о том, что нахожусь в дальнем конце огромного лабиринта. Ни Затворник, ни Матвеич, ни Штука не были причиной моего внезапного смятения. Дело только во мне самом.
– Что с тобой, мил человек? – поинтересовался завхоз. – Тебя что-то смущает?
Вместо ответа я полез в сумку, изрядно помятую под рюкзаком. Затворник издал странный звук, но секундой позже заголосил Клоун:
– Что? Где я?!
– В Сердце, – сказал я. – Мне нужен совет…
– В Сердце?! – вскрикнул Клоун. Его затрясло, и эта тряска передалась через руку всему телу. – Как – в Сердце?! Зачем в Сердце?!
Чертова кукла извивалась, будто из нее изгоняли злого духа. Маленькие стеклянные глазки полны ужаса. И как только они передают человеческие эмоции? До сих пор не пойму и не привыкну…
Клоун скукожился в кулак, перешел на бессвязное бормотание. Затворник тихо рассмеялся:
– Это у него ты хотел совета спросить?
Я судорожно кивнул.
– Ну, надо же! – Затворник покачал головой и рассмеялся снова.
Клоун закрыл голову ручками и теперь тихо всхлипывал. Бубенчики жалобно позвякивали. Да, не время просить у него совета…
– Что с ним? – спросил я завхоза.
– Это у него спроси, – Матвеич кивнул в сторону Затворника.
– Побочный вариант эксперимента с альтернативными чувствами, – туманно пояснил Затворник. Достал из глубины балахона пачку сигарет, откинулся на стуле и прикурил от свечки в тяжелом подсвечнике. Окутавшись клубами дыма, пояснил:
– Очень странный опыт был. Хотел выяснить – только ли жалостью может управлять Штука. Решил попробовать с интуицией. М-да… Страшная оказалась вещь – интуиция. А дайте-ка мне это…
Я не сразу понял, что Затворник говорит о Клоуне. С трудом стащил его с руки – ее прямо свело, кулак не хотел разжиматься. Протянул через стол, как обмякшую тряпку. Затворник взял Клоуна, посмотрел на него странным взглядом, сказал:
– Это ведь простая игрушка была… Кукла моей дочки. На память взял сюда. А тогда зачем-то надел на руку, приблизил к Оку…
– Оку?
Затворник указал на мерцающую стеклянную каплю. Проговорил мрачно:
– Интуиция… Клоуну ее не занимать. Очень проницательное получилось чудовище… Как давно это было…
Я вглядывался в лицо Затворника, и не мог определить его возраст. Мне даже подумалось, что таинственное устройство продляет жизнь своего раба, словно добавляя ему мучений. Отчего-то не хотелось больше задавать вопросов. Наверное, я чувствовал, что Затворник сам не знает на них ответа. Загадочная Штука просто смеялась над своими исследователями.
– Замысел Послушника направлен против законов природы, – сказал Затворник. Он встал, подошел к железной колонне и тихонько погладил ее. На поверхности остался темный след. Теперь мне казалось, что металл покрыт инеем.
Затворник коснулся пальцами одной из трубок и медленно повел по ней, следуя замысловатым изгибам:
– Это ведь заложено самой Природой: выживают сильнейшие. Слабаки должны уходить со сцены и не давать потомства. Это же ясно, как божий день!..
Пальцы достигли Ока, чуть толкнули его – и прозрачная капля брызнула спектром разноцветных огней, от которых больно кольнуло в глазах. Само Око закачалось, будто на волнах над медной подставкой, а Затворник заворожено уставился на это зрелище, будто видел его впервые. Продолжил задумчиво:
– Иногда мне кажется, что этот "черный ящик" из меня самого уже сделал слабака, – задумчиво сказал Затворник. – Откуда он черпает энергию? В пергаментах Послушника сказано: "в мировом эфире". Что это, черт возьми такое – "мировой эфир"?! Я подозреваю, Штука просто питается нашей силой, как вампир. Понимаете? Она ведь и сильных делает чуть слабее – в угоду слабым. Но и слабаки не получают так нужной им силы духа… Эта тварь живая, да, да! Я понял это давно, а когда появился Клоун, все стало яснее ясного. Она живая! Но есть ли у нее душа – вот в чем вопрос!
Глаза Затворника горели болезненным огнем, уставившись в темноту за моей спиной. Я с опаской посмотрел на Матвеича. Тот сделал знак: "Спокойно!" В общем-то, ничего удивительного – спятить в этой одиночной камере, да еще наедине с такой адской машиной. Кто его знает, что именно она излучает в "мировой эфир"? А жить рядом с ней – все равно, что прямо под телебашней: сначала выпадут волосы, потом нехорошая сыпь по коже…
Затворник вдруг вскочил со своего места, поманил нас за собой в самый дальний и темный угол. Я осторожно последовал за ним, Матвеич остался на месте.
– Еще один забавный опыт, – хихикнул Затворник, склоняясь. Мятые пряди волос, падали на лицо, он нервно убирал их худыми ладонями. – Смотри!
В свете свечных огоньков я не сразу разглядел тонкие веточки с маленькими листьями. Поднял с пола толстую свечу с уродливыми наплывами по бокам, поднес ближе.
Роза. Красивая, полная жизни, насыщенного багрового цвета.
– Здесь никогда не бывает света, понимаешь? – хихикнул Затворник, – Кроме свечек, конечно. Знаешь, какие нужны условия, чтобы такое выросло? А я только поливаю. Она цветет уже полгода…
– Не может быть!
– Вот именно. Если бы я поставил себе целью не искать ответы, а наоборот – коллекционировать вопросы, то, наверное, гораздо больше преуспел в этом…
– А может, это и есть правильный путь? – проговорил я, любуясь странным цветком. – Быть может, мы просто неправильно ставим вопросы?
– Что? – Затворник вздрогнул, посмотрел на меня воспаленными глазами. Похлопал по плечу – то ли одобрительно, то ли, напротив, утешающее. Сник, сгорбился и побрел вдоль стола, уткнувшись взглядом в пол и медленно растворяясь во мраке
– Я уже думал об этом, – донеслось из темноты. – Кому нужны эти ответы? Зачем она – истина? Главное, чтобы все работало, и слабаки чувствовали себя в безопасности. Для того я посажен на цепь, для того я тружусь, а семья моя до конца своих дней обеспечена и ни в чем не знает отказа.
Затворник рассмеялся, только смех его не показался мне веселым.
– Все, – решительно сказал Матвеич и поднялся со своего места. – Засиделись мы у тебя, Затворник, а у нас дел невпроворот. Я лучше позже зайду…
– Пока… – равнодушно бросили из темноты.
Мы направились к выходу. Прошли через "тамбур" из двух дверей перед кабинетом. Скучная приемная с обыкновенным электрическим светом показалась мне раем.
Я начинал понимать, отчего Клоун не любит подземелья…
Я очень устал, хотел спать, а медленный перестук колес действовал, как крепкое снотворное. Дрезина катила в обратном направлении. Я не знал, сколько времени мы провели в глубине. Показалось – вечность.
Тайком достал талисман – открытку в мятом прозрачном файле. Когда я читаю эти строчки, чувствую, что, хотя бы, половина меня все еще живет и отчаянно цепляется за жизнь. Почему я не показала эту открытку Затворнику? Уверен, у него нашлись бы ответы на многое…
Спрятал открытку за пазуху, перевел мутный взгляд на попутчика. Матвеич, однако, выглядел бодрячком. Вот уж, кто совсем не похож на слабака! Чтобы хоть как-то взбодриться, спросил: