Штука - Выставной Владислав Валерьевич 2 стр.


На приборной панели, под стеклом действительно лежит маленький мятый свиток. Я скосился на Хиляка, взял бумажку, глянул. Разобрал только адрес. Прочие каракули не имеют для меня никакого смысла. Все-таки, я новичок и не слишком разбираюсь во всей этой казуистике. Сплошная секретность, доходящая порой до абсурда. Вот, скажем, зачем нам гонцы, оставляющие бумажки, когда можно просто позвонить?

Ехали молча. Вырулили на Ленинградский проспект, очень удачно проскочили, не встряв в пробку, свернули в арку большого дома вычурной сталинской постройки. Вылезли из машины, вошли в мрачный подъезд. Поднялись на лифте. Такое ощущение, что в этой кабине однажды заперли черта, и тот отчаянно пытался вырваться наружу – стены, потолок, кнопки этажей закопчены и обуглены самым варварским образом…

Хиляк не стал звонить в дверь. Вместо этого постучал витиеватой комбинацией. Дверь открыл незнакомый парень. Как скупо объяснил Хиляк – не Ловец. Из параллельной системы – Блюститель. Я никогда не сталкивался с Блюстителями. Выглядел он хмуро и впустил нас, вроде бы с неохотой. Но я знал: полномочия Хиляка позволяют многое.

В зале с лепниной на высоком потолке, со старой потрепанной мебелью, на рассохшемся паркете лежал человек. Лежал на боку, скрючившись, как от боли, и самое неприятное – уставившись перед собой широко раскрытыми газами.

– Сам? – быстро спросил Хиляк.

Блюститель покачал головой:

– Похоже, его пытали. Следы побоев здесь, здесь…

– Отчего умер?

– Точно узнаем позже – задействуем Контур, кто там у нас при морге… Но я и так могу сказать: он умер от страха.

Хиляк присел на корточки рядом с трупом, вздохнул судорожно, закрыл глаза.

– Все мы умираем от страха… – проговорил он.

Резко поднялся, приказал мне:

– Пойдем!

– Я вызываю милицию! – бросил вслед Блюститель.

– Да, да… Как обычно, – отозвался Хиляк.

Уже в машине, совершенно сбитый с толку, спросил Хиляка:

– Кто этот человек? Почему он умер? И кто его пытал?

Хиляк скосился на меня, словно раздумывая – отвечать или нет. Сказал:

– Думаю, это снова чужак.

– Чужак убил нашего?

– Вряд ли он хотел его убить. Слабак есть слабак – просто не выдержал давления…

– Но зачем он сдался чужаку? Я ничего не понимаю…

– Тот парень, Блюститель, тоже не понимает, – медленно произнес Хиляк. – Потому, что ему не положено понимать. А ты понимать должен.

Хиляк сделал паузу и сказал, будто решившись:

– Мертвец знал… Знал, где находится Сердце.

2

Все началось с глупости. Точнее – глупость стала последней каплей.

Хотя, кто возьмется искать каплю в мерзкой струе неудач? Всем известно: сильный всегда и везде высматривает удачу. Его бьют по морде – а он улыбается, сплевывает кровь и прет вперед, на танки. Потому что у сильного впереди всегда – светлое будущее. Слабак же видит вокруг себя все, что угодно, кроме позитива. Этим мы и различаемся…

Итак, все началось с открытки. Совершенно дурацкой открытки.

Той, что я послал самому себе.

Ее просто некому было послать из Буэнос-Айреса, куда меня занесло совершенно случайным образом. С Надей я тогда уже расстался и решил, уехать куда-нибудь подальше, что называется, развеяться. Честно говоря, все равно можно было послать ей эту открытку с пестрыми видами злачного квартала Ла Бока. Настоящий мужик так бы и поступил: "мало ли, что потом будет, может, что и выгорит?"

Но слабаки любят становиться в позу.

Тогда я еще многого не знал про самого себя. А потому, наклеивая марку на картонку с экзотическими видами, был озабочен думами – мрачными и нелепыми. Иначе откуда взялась эта идея – так пошутить над самим собой?

Помню, как, сидя в открытом кафе под знойным солнцем, обтекая потом в душном ватном воздухе, щелкнул сувенирной ручкой и, тихо посмеиваясь, принялся выводить:

Дорогой друг!

Сейчас, когда ты читаешь это послание, меня уже нет в живых…

Честно говоря, вынимая из почтового ящика открытку, что тащилась через моря и океаны долгих два месяца, не думал, что она произведет на меня такое впечатление.

Но читал изрядно потертую проштампованную карточку и медленно холодел от ужаса.

Согласись, это странно: ты читаешь это письмо – а меня уже нет. Я писал самому себе, но ведь ты – это уже совсем не я… Помнишь, как в том кафе ты смеялся, воображая, как будешь все это читать потом, когда меня уже не будет?

И как? Тебе смешно?..

Смешно мне не было совершенно. Даже, несмотря на полное отсутствие логики в этом дурацком послании. Самым диким образом я купился на собственный розыгрыш! Мне действительно удалось убедить себя, что я, прежний, тот, что писал эти строки в тропическом бреду, уже умер. И получил от самого себя письмо "с того света".

Мнительность – не самое лучшее из моих качеств. При желании, наверное, я смогу убедить себя перестать дышать – не дай бог возникнет такая навязчивая идея.

В том, что я умер, нет твоей вины. Так вышло. Ты – в настоящем, я в прошлом. И еще… Ради твоего же блага – не пытайся узнать, как я покинул этот мир.

Просто постарайся прожить свою жизнь, лучше, чем я…

Стоит ли удивляться, что с этого момента я день и ночь мучался вопросом: как я, тот, что послал открытку, ушел из жизни? Где произошло разделение – меня, умершего в прошлом, и меня, живущего в настоящем?

Дошло до того, что я стал сниться сам себе в кошмарах: то стоял, мрачно, ухмыляясь, в тени каких-то развалин, то с выпученными глазами рвал себе вены авторучкой, а однажды даже принялся сам себя душить. Честно говоря, мне до сих пор интересно: что было в голове у того придурка, который перед смертью отправил мне эту идиотскую открытку? То есть, у меня в голове…

Это я с виду самоуверенный красавчик. Иногда я даже не узнаю себя в зеркале. Потому, что внутри меня – мрак, хаос, помойка из сопливых рефлексий и никому не нужного философского нытья. Сейчас уже все улеглось, но тогда…

Тогда я случайно столкнулся на улице с Надей. Не помню, о чем мы говорили. Помню только, что ныл и заискивал, теша себя какими-то иллюзиями, не понимая, что тем самым загоняю крепкий осиновый кол в остатки отношений. Похоже, она даже обрадовалась поводу легко, чуть небрежно бросить напоследок: "Тряпка…"

Это вышло особенно эффектно на фоне хорошо одетого, крепкого мужчины средних лет. Он терпеливо ждал в сторонке, насмешливо поглядывая на нас и покуривая в кулак. Он никуда не спешил, ни в чем не сомневался и, вроде бы, даже ничуть не ревновал. Уверенный в себе на сто процентов, добротно скроенный анимал. К таким, в конце-концов, уходят все женщины – как бы ты ни старался, сколько бы ты не покупал им шмоток, в какие бы страны ни возил. Чем они притягивают к себе? Видимо, больше всех прочих благ женщины ценят спокойную, размеренную силу и стабильность.

Что было после – помню лишь рваными кусками.

Вот тупо пялюсь в собственную открытку, пытаясь разобраться, кто я: живущий здесь и сейчас, или тот, исчезнувший при загадочных обстоятельствах?

Вот бреду куда-то по вечерней улице, а прохожие с опаской поглядывают на меня, невольно уступая дорогу: видимо и с лицом у меня не все в порядке…

Вот я на крыше какой-то многоэтажки. Даже не помню, как попал сюда – все словно в горячке, и тяжело дышится… Подхожу к самому краю, смотрю вниз. Там, на крохотной детской площадке хохочут дети. Только мне не до смеха. Снова, щурясь, вглядываюсь в невнятный текст, и мне кажется, что я нашел ответ. Надо сделать всего один шаг – и увижу того себя – ушедшего чуть раньше. Он встретит меня, все разложит по полочкам – и наступит покой…

В какой-то миг понял: мне осталось совсем немного до последнего шага. Я уже готов…

– Развлекаешься? – насмешливо окликнули сзади.

Досада – первое, что я почувствовал. Ведь это так непросто – подойти к последней черте! Зачем же мне мешать?!

Вдруг отчетливо понял, что стою над пропастью, и ощутил ужас – ведь я почти уже сделал шаг!..

Отшатнулся, попятился назад, споткнулся и упал на пыльный рубероид – неуклюже, позорно. И только после этого взглянул на незнакомца.

Больше всего тот напоминал вешалку, на которую небрежно накинули мятый серый плащ до пят, да напялили широкополую шляпу. Из-за этой шляпы он сразу показался мне странным и даже загадочным – разве в наше время нормальные люди носят шляпы?

Незнакомец ухмыльнулся, неловко присел на корточки рядом со мной. Принялся разглядывать, как экзотического зверька.

Так в мою жизнь вошел Хиляк. Вместе со своей уродливой и потрясающей тайной.

– Смотрю я на тебя и удивляюсь, – сказал он. – Никогда еще не видел, чтобы слабак так здорово маскировался…

– О чем вы? – пробормотал я, медленно приходя в себя. – Кто это слабак?

– Выглядишь крутым парнем, а внутри – труха, мусор… – задумчиво сказал мой таинственный собеседник.

И я даже не обиделся. Потому, что тот сказал правду. Попал в самую точку.

Ну а потом Хиляк предложил:

– Раз ты все равно должен лежать там, на асфальте, значит, у тебя полно свободного времени? Пойдем, пройдемся. Мне кажется, нам есть, о чем поговорить…

3

…Мы ушли не так уж далеко. Устроились на маленькой железной карусели – прямо под домом, с которого я собирался спуститься со скоростью свободного падения. Детей поблизости уже не было – слишком поздно. В окнах горел свет, давая вполне сносное освещение. Меня тихо колотило – сказывался стресс, Хиляк курил, глядя в сторону.

Думаю, Хиляк – а он сразу так и представился – специально притащил меня сюда. Чтобы обстановка на меня давила. Это я потом понял, что мой неожиданный спаситель сам чувствовал себя неуютно: моя внешность действовала ему на нервы. Он привык иметь дело с обычными слабаками, чья сущность прекрасно прописана на физиономии.

– Как вы узнали, что я собираюсь прыгнуть? – спросил я.

– Долго шел за тобой, – пояснил Хиляк. – Все никак не мог поверить своей удаче.

– Удаче? – я озадаченно пожал плечами.

– Именно, – сказал Хиляк. – Такой, как ты, очень нам нужен.

– Кому – нам?

– Клану.

Я ощутил смешанное чувство интереса и разочарования. Похоже, что этот парень – псих. Но с другой стороны, он спас мне жизнь…

– Клану, значит… – мрачно проговорил я. – Вы что, в секту меня вербуете?

Хиляк захихикал и довольно мерзко. Шляпа, видимо была не по размеру – она подпрыгивала в такт содроганиям его тела.

– Не вижу ничего смешного, – сказал я и поглядел наверх: вон с того края крыши я должен был отправиться в последний полет.

Меня передернуло. Даже слегка затошнило.

– Ладно, я пошел, – стал слезать с карусели. Это было непросто: я довольно плотно уселся в маленькое железное креслице.

– Суровый мужчина! – насмешливо сказал Хиляк. – Прямо, тайный брат Джеймса Бонда. Близнец-неудачник… О, вот тебе и ник нашелся…

– Какой еще "ник"?

– Обыкновенный. У каждого в Клане есть прозвище. С этого дня нарекаю тебя Близнецом!

– Не смешно, – сказал я, и был оборван новой волной мерзкого Хилячьего смеха.

Может, он и прав, и я действительно близнец-неудачник какого-нибудь подлинного героя. Только все равно не люблю, когда мне лапшу на уши вешают. Слез с карусели, повернулся…

– Сядь! – приказал Хиляк.

Внутри похолодело. Это действительно был приказ. И я с удивлением понял, что не в силах ему противиться. Медленно вернулся на неудобное сиденье. С тоской уставился на Хиляка, ожидая продолжения.

– Теперь ты понял? – криво улыбнулся Хиляк. – Ты – слабак. Когда тебе приказывают – ты повинуешься. Или прыгаешь с крыши – в знак протеста. Больше ты ни на что не способен.

Я чувствовал, как на меня накатывается волна безысходности. Хиляк видел меня насквозь. И это делало меня совершенно бессильным – при всей моей внешней уверенности.

– Расслабься, – уже мягче сказал Хиляк. – Я тоже из слабаков. Только знаю чуть больше.

– Вы умеете манипулировать людьми? – бесцветно поинтересовался я. Не столько из любопытства, сколько желая слышать собственный голос. Мне казалось, что я попал в какую-то другую реальность, что все это происходит не со мной. Может, я, действительно, прыгнул с крыши? Я мертв, а все происходящее – просто посмертные метания души…

– Людьми? – переспросил Хиляк и покачал головой. – Нет. Только слабаками. Такими, как ты.

– Почему вы все время зовете меня слабаком? – спросил я. Мне вдруг стало ужасно обидно, до слез.

Не хватало только разреветься. Но я знал, что на моем лице сейчас – презрительная улыбочка. На время она обманет кого угодно. Только не Хиляка.

Хиляк смотрел на меня одобрительно: наверное, он ждал этого вопроса.

– Потому, что все люди делятся не только на мужчин и женщин, и не только на белых и черных. Все делятся на сильных и слабых. На тех, кто лезет наверх, набивая шишки, кто хочет управлять другими, кому нужно все и сразу. И тех – кто сдался. Сразу и навсегда. Кто на всю жизнь останется исполнителем чужих решений, кому просто на роду не написано добиться хоть чего-то в этой жизни. Вот мы-то и зовемся слабаками.

– Разве вы – слабак? – не поверил я.

– Конечно, – солидно сказал Хиляк, слегка приподнимая шляпу – будто представился только что доктором юриспруденции. – Слабак – это, как клеймо. От него не избавишься, накачай хоть груду мышц. Можно быть жалким уродливым коротышкой – и при том обладать огромной жизненной силой, харизмой лидера. Наполеон, Сталин, Гитлер… Примеров тьма… А слабаки встречаются и среди хорошо сложенных, обаятельных красавчиков, вроде тебя. И, поверь мне – ничего с этим не поделаешь. Ты всегда будешь в проигрыше – так уж устроен мир…

– Но вы… Вы не похожи на слабака… – проговорил я.

Хиляк важно поднял к небу указательный палец.

– Для того-то и создан Клан, – сказал Хиляк. – Мы слабаки лишь в среде более многочисленных анималов…

– Кого?

– Анималов. Так мы называет нормальных людей – сильных и не очень. Тех, кто не родился законченным слабаком… В том-то и заключается маленькое, но светлое чудо: в среде себе подобных слабак чувствует себя совсем иначе. Ему хочется жить, бороться, побеждать – других слабаков, конечно. Среди нас появляются свои лидеры, свои успешные люди…

– Свои слабаки… – вставил я.

– Близнец! – восхищенно произнес Хиляк. – Ты все видишь в мрачном свете! Впрочем, ты прав. Есть такая категория слабаков, которые все время поглядывают в сторону намыленной петли. Между прочим – это идеальные камикадзе…

– Вы – террористическая организация? – я напрягся.

– Упаси бог! – замахал руками Хиляк. – Мы – Клан слабаков. Террор не для нас – в нем мы можем быть только исполнителями. А главное – большинство из нас очень хочет жить. И жить лучше, чем в обычном человеческом обществе. Для этого и создан Клан…

Продолжить Хиляку не дали. В нашу сторону направлялись какие-то неулыбчивые подростки. Головы накрыты капюшонами, под которыми тлели огоньки сигарет, с их стороны неслась агрессивная музыка – наверное с мобильника. В общем-то, обычные ребята, которых, я, на всякий случай предпочитаю обходить стороной. Впрочем, меня такие не трогают – спасибо "правильной" внешности.

Но Хиляк оборвал свою тираду и суетливо сполз с каруселей. Дернул меня за рукав. В этот момент он, пожалуй, вряд ли смог бы мною командовать. Я даже не успел поразиться такой перемене – просто последовал за новым знакомым.

Теперь мы в каком-то невзрачном, задымленном сигаретным дымом кафе – будто вынырнувшем из начала девяностых. Полуподвальное помещение, каменные своды, столы с грязноватыми скатертями. Похоже, Хиляк здесь уже бывал. Теперь он напротив – так и сидит, не снимая дурацкой шляпы, словно боится выйти из придуманного себе образа.

Едва мы уселись, рядом возникла потасканного вида официантка. Даже не глянула на Хиляка – обращаясь исключительно ко мне, она изо всех сил старалась выглядеть милой:

– Здравствуйте, э-э… Чего-нибудь желаете? Вот, меню, пожалуйста! Как что-то выберите – дайте знать. Я буду у стойки… Может, воды, сока? Кофе?

Я неопределенно дернул плечом. Официантка, улыбаясь, попятилась к барной стойке. Под полками с нехитрым выбором напитков маячила рожа, вполне достоянная заведения, – жаль, что ее не видел Родригес, когда искал образ бармена для своего кино. Поймав мой взгляд, рожа приветливо оскалилась.

Да, выпить не помешало бы…

Хиляк нервно огляделся и сказал:

– Теперь понимаешь, зачем ты нам нужен?

– Нет, – сказал я. – Не понимаю.

– Тебя все принимают за мачо.

– За кого?!

– За эдакого самоуверенного брутала. За анимала, черт возьми! Не спорь – это же очевидно! Ты нравишься женщинам – правда, тебя быстро бросают. Тебя охотно берут на работу – и сразу же стараются повесить на тебя всех собак или уволить… Что, угадал, ха-ха?

Смех у Хиляка вышел какой-то нервный.

– Вы что, досье на меня собрали?

– Просто я хорошо знаю слабаков… – загадочно сказал Хиляк и поставил на край стола, предмет, название которого я вспомнил не сразу. Только, когда послышалось негромкое, размеренное тиканье, я вспомнил, что это за предмет.

Метроном.

Я слишком много пережил за этот вечер, чтобы интересоваться странной причудой Хиляка, потому сразу же перестал обращать внимание на это ровное "так-так-так".

Взяли по чашке эспрессо. Кофе оказался подстать заведению: я с сомнением глядел в чашку, не решаясь допивать до конца. Поймал себя на мысли, что продолжаю находиться в полубредовом параллельном мире. Почему я все еще сижу рядом с этим психом, который рассказывает мне небылицы, заставляет пить отвратительный кофе и дышать сигаретным дымом, который он не стесняется пускать мне в лицо? Только ли потому, что недавно остановил меня на краю пропасти?

Нет, дело в другом. Просто я вдруг почувствовал надежду.

Надежда – вот, товар, который пытается всучить мне этот мошенник. И я не только повинуюсь его непреодолимой воле.

Я хочу ему верить.

Жестом подозвал официантку, попросил коньяку. Вспомнил про местный кофе – и попросил водки. Посмотрел на Хиляка. Тот покачал головой.

Выпил пятьдесят грамм, закусил кружком деревянной колбасы. Подумал – выпил снова.

– Расскажите об этом… Клане, – попросил чуть севшим голосом.

Хиляк окинул меня долгим, задумчивым взглядом, вздохнул, словно снова приступал к важному, но изрядно поднадоевшему делу.

– Все началось давным-давно, – грустно улыбаясь, заговорил Хиляк. – Так давно, что никто и не помнит когда. Ведь сильные и слабые были всегда. И никогда у слабаков не было шансов. Но жить-то они хотели не меньше, чем те, что покрепче. И, по возможности, жить не хуже… Помнишь, как в сказано в Библии – "блаженны нищие духом"…

– Так, все-таки, религиозная секта?

Назад Дальше