Мы смогли. Кто еще? Наверное, выжившие есть, так как высокий правый берег очищен от леса, и бревенчатая стена спускается к реке. Еще одно вольное княжество? Скорее всего. Там, где когда-то был парк "Швейцария", он же "имени Ленинского комсомола", деревьев почти нет, а на террасах склона разбиты огороды. Но испытывать гостеприимство больше не хочется. Хватит, попробовали уже.
Но пройти мимо и не поздороваться - невежливо. И потому включаю ревун. Тут же между уложенных у кромки воды мешков с песком расцветает огненный цветок - линия фонтанчиков дает понять, что нам совсем не рады. Неужели господин Негодин и здесь успел наследить? Скорее всего так. Тогда не будем испытывать судьбу - вслед за автоматными очередями вполне может прилететь подарок из гранатомета. Я бы, во всяком случае, запулил обязательно, просто для профилактики.
- Вызвать? - Андрей достал "Моторолу". - У них наверняка есть рации.
- И что им скажешь? Не стреляйте, я хороший и добрый?
- Ну да. А хрена ли сразу лупить?
- Мы с тобой, стараниями покойного Михал Сергеича, на этом кораблике везде нежеланные гости.
- Да я понимаю. Но все равно обидно.
Обидно ему… обидно будет, когда к стенке поставят за чужие грехи, не спросив имени-отчества. А остальное перетерпим. Имидж местного пугала даже на руку - меньше найдется желающих познакомиться поближе. А я не Дед Мороз со Снегурочкой, чтобы всем помогать и сделать счастливыми, сытыми и довольными. Я злой и нелюдимый дядька Чертобой, которому и надо-то всего чуть-чуть - чтоб дочка улыбалась чаще да люди с голоду не пухли. Но свои люди. А чужой… он, в лучшем случае, равнодушный. Чаще же всего - враг.
К набережной у мельзавода подхожу осторожно, на самых малых оборотах подрабатывая против еле заметного течения. Не хватало еще налететь днищем на затопленный парапет в двух шагах от заветной цели. А галерея, вот она, уходит в воду до половины расположенных в торце ворот. Внутри должен быть транспортер - на него зерно выкачивали из барж чем-то вроде гигантских пылесосов. А может, и как-то иначе, но в памяти отложился именно этот способ. Да и неважно, нам лишь бы пробраться к емкостям - поставленным торчком трубам высотой и размером с космический корабль. Я тут не был ни разу и как хранится хлеб, совершенно не представляю. Знаю одно - он здесь есть.
На берегу пусто, улица Черниговская и в лучшие времена не славилась многолюдностью. Исключение составляли кришнаиты в оранжевых простынях, облюбовавшие здесь место под штаб-квартиру, и приезжающие их бить скины. Думаю, что в желудках у тваренышей и те и другие наконец-то помирились.
- Готово! - Андрей, как ковбой, забросил швартов на торчащий из стены галереи здоровенный железный крюк. - Крепить?
- Давай! - Я еще чуть-чуть подработал машинами и с облегчением выключил их. Приехали…
Впереди два дела, большое и маленькое. Нет, наоборот, сначала малое - найти и погрузить хлеб на толкач, а потом большое - как-нибудь доставить найденное в Дуброво. Ну и, по умолчанию, остаться при этом целым и невредимым. Не хочу быть мертвым героем. Каюсь, честолюбив, но памятник иметь лучше всего при жизни. Когда-нибудь потом, в отдаленном будущем. И от улицы имени себя не откажусь. Звучит же - улица Николая Саргаева. Хоть фамилию свою вспомню, когда буду гулять по ней с внуками. А то все по позывному - Чертобой-старший.
Тьфу, совсем замечтался, старый черт, уже не слышу, как что-то говорит вернувшийся в рубку сын.
- Да, Андрей?
- Когда пойдем?
- Прямо сейчас и выходим. Чего оттягивать удовольствие?
- Оружие какое брать?
- Как в обычный рейд.
- А гранаты?
Хм… я тоже без чего-нибудь взрывающегося чувствую себя немного неуютно.
- Гранаты обязательно.
Навьючились капитально, ишаки обзавидуются. Вместе с бронежилетом килограммов на тридцать вытянет. В том смысле - мы вытянем. А куда деваться? У нас, как у той собаки, - попала лапа в колесо, пищи, но беги. Или это не про собаку? Плевать, все равно деваться некуда и лишнего на нас нет.
Мы стояли на роге толкача, одном из двух, которыми он и должен упираться в баржу, и держали наготове алюминиевые сходни. Застекленное окошко галереи оказалось как раз напротив, вот-вот рукой подать.
- На счет три?
- Давай.
- Раз, два, три, бросаем!
Стандартную сходню бы не добросили. А эта, сделанная из раздвижной лестницы и нескольких дощечек, летит, как таран, в городские ворота. Долетела, выбила стекло и легла на металлическую оконную раму. Выдержит? А черт ее знает, пробовать нужно. На всякий случай обвязался веревкой - внизу вода, а в своем снаряжении, если упаду, не выплыву. Так хоть Андрей вытянет. Наверное, вытянет - лось здоровый.
Господи, благослови! Делаю первый шаг, лесенка слегка прогибается, но складываться пополам не собирается. Еще шаг… и еще… держит нормально, но с мешком муки или зерна уже не пройти. Ладно, будем решать вопросы по мере их возникновения. Нам же сейчас в ту сторону, а не в обратную, так чего зря забивать голову? Пройдем, не пройдем… куда на хрен денемся?
Окно широкое, только низкое, пришлось встать на четвереньки и задницей вперед спускаться вниз, в проход между стеной и транспортером. Внутри тишина, нет даже голубей. Или они выше? Посмотрим.
- Эх, красота! - Андрей спрыгнул следом и огляделся. - Только мрачноватая красота, как в компьютерной игрушке.
- Ага, а вон там, на самой верхотуре, босс уровня поджидает.
- Режим бога включать? Только я не помню, где у меня эта кнопка.
- Сказал бы… Пошли. Стой! В сторону!
Я рыбкой нырнул на транспортерную ленту и, чуть не до скрипа в связках и сухожилиях, выдернул туда зазевавшегося сына. Мимо нас на большой скорости, громыхая в прыжках по доскам настила, пронеслась покрышка от грузового автомобиля. "Камазовская", не меньше. Если бы не успели убраться с дороги, то в лучшем случае могла переломать кости, а в худшем… Про худшее думать не хочется - железная воротина, в которую попала эта дура, выгнулась наружу пузырем. Откуда она взялась? Лежала несколько лет, чтобы в один прекрасный момент покатиться? Сама собой? В леших с Бабой-ягой могу поверить, в такие совпадения - нет.
- Андрюш, внимательней посматривай, не нравится мне эта хрень.
- Я, что ли, в восторге? - улыбнулся сын. - И это, пап… спасибо!
- Да ладно, сочтемся. - Напоминать про то, что он не раз снимал с моей спины вцепившихся тваренышей или тащил раненого больше тридцати километров, не буду. Мы же свои.
Следующим сюрпризом стала съезжающая по транспортеру бочка. Пришлось прыгать в проход, благо она предупредила о своем приближении стуком ребер жесткости о ролики. Что там за маньяк вверху сидит? Поймаю, лично ручки-ножки повыдергиваю. В том, что это дело рук человеческих, сомневаться не приходилось - кто же еще? Ставлю автомат на одиночные и стреляю, больше для вида, и чтобы пуля рикошетила от стен и потолка. Десять шагов - выстрел, еще десять - выстрел. Подниматься метров триста, как раз дороги на один магазин. Но неведомый враг не испугался и не сдавался, в нас полетели обломки кирпичей и обрезки арматуры.
- У, черт! - Андрей из-за моей спины дал длинную очередь и только потом схватился за рассеченную голову. - Больно-то как! И что мы каски не захватили?
Да, армейская полусфера сейчас точно бы не помешала. Но у нас их нет, правда, на толкаче в машинном отделении видел строительные пластмассовые. И они бы пригодились.
- Перевязать?
- Само подсохнет. По макушке вскользь задело. Вот он! Вижу! - Еще одна очередь в метнувшуюся поверху неясную фигуру. - Промазал…
Ясен пень, тут и ворошиловский стрелок промахнется. Сколько уже в белый свет, как в копеечку высадили? По магазину каждый? А взяли всего по четыре. Ну погоди, гнида, подберусь к тебе на гранатный бросок - мало не покажется. А потом повыдергиваю все, что останется. Или я это уже говорил? Повторюсь, ничего страшного.
- Пап, прикрой! - Еле успеваю ухватить рванувшегося по ленте Андрея.
- Куда? Подвигов захотелось, твою мать?
Сын виновато шмыгнул носом и размазал по лицу кровь, не забывая при этом поглядывать наверх. Эх, сейчас бы винтовку с оптическим прицелом, пусть даже обыкновенную "мосинку" образца девятьсот забытого года, выкурил бы гада. А так, наверное, сидит за какой-нибудь железной конструкцией и швыряет вниз что под руку попадется. Сто метров для него не расстояние - кирпичные половинки прыгают по замысловатой траектории практически от любого, самого слабого броска, да еще разлетаются мелким крошевом не хуже картечи. Только успевай глаза прикрывать. Опять мелькнул… очередь… Да что он, заговоренный? Нет, тут и винтовка не поможет, не успеешь прицелиться. Рассказать кому, не поверят - один безоружный человек уже двадцать минут держит двоих автоматчиков. Ох уж эти сказки, ох уж эти сказочники!
Неожиданно обстрел прекратился, сменившись напряженной тишиной, разрываемой нашим хриплым дыханием. Готовит что-то новое? Думать некогда, ноги сами несут вперед и вверх, только бешено колотящееся сердце мешает легким протолкнуть в горло очередной глоток воздуха. Кажется, еще чуть-чуть, и выплюну его, изжеванное ноющими от недостатка кислорода зубами.
Первым выскакиваю на площадку и тут же спотыкаюсь о лежащее за высоким порогом тело. Под ним темная лужа - все же зацепили, держался сколько смог, а потом… Потерял сознание или умер?
- Пап, живой?
- Не знаю, посмотреть нужно.
- Да я не про этого. - Андрей пинком перевернул человека и вздрогнул, натолкнувшись на полный ненависти взгляд. - Чего это он так смотрит? Как Ленин на буржуазию.
- Не обращай внимания - обычная нелюбовь оседлого жителя к кочевникам.
- Мы разве кочевники?
- В данный момент, пожалуй, да. Мы же не заботимся, как этот мельзавод будет дальше существовать, твоя задача взять добычу и уйти. А потом - хоть трава не расти. Похоже?
- Ага, бредуны - изгои тьмы, - согласился сын. - Ну что, пойдем дальше?
- Погоди, раненого перевязать нужно.
- Зачем?
Ну как объяснить? Десять минут назад готов был задушить противника голыми руками, а сейчас не могу. Было в его взгляде что-то такое… мешавшее просто добить выстрелом в голову. Тоска? Безнадежность? Та же ненависть? И почему она, если видит нас в первый раз?
Не дождавшись ответа, Андрей пожал плечами, достал запакованный в плотную бумагу бинт, а пропитавшуюся кровью куртку просто разрезал ножом. Пуля вошла под левую ключицу, скорее всего от рикошета, так как выходного отверстия не было. Неприятно - представляю, что мог натворить этот смятый комок металла, попади он в живот. Точно намотал бы на себя половину кишок. Да и сейчас не намного лучше.
Раненый с удивлением на худом, заросшем седой щетиной лице следил за нашими действиями и молчал. Не знаю, что ожидал, но явно не оказания первой помощи. Плотно сжатые губы побелели.
- Андрюш, тащим его на толкач.
- Зачем?
- Честно? Не знаю.
Сын хотел что-то сказать, открыл рот, но, подумав, махнул рукой:
- Потащили.
- Так что вам еще повезло, что не пошли через главные ворота.
- Если бы я знал, где они…
- И говорю - повезло, - раненый вымученно улыбнулся. - Все основные сюрпризы там, а на галерее так… подвернувшееся под руку.
- А если бы убил, Иваныч? Или мы тебя? - Андрей поправил одеяло и вопросительно посмотрел на лежащего. - Легче бы стало?
Ответом все та же улыбка, на этот раз извиняющаяся:
- Людям свойственно ошибаться. Тем более что я мог подумать, увидев ваш толкач?
- Это точно, - усмехнулся сын. - Хорошо еще, у тебя оружия не было.
- Пистолет был. С одним патроном. Там, наверху, просто не успел…
Да, завела жизнь человека так, что о несостоявшемся выстреле себе в голову говорит с каким-то сожалением. И в принципе, прав. После Нашествия их осталось двадцать четыре - примерно треть ночной смены. Владимиру Ивановичу повезло - с ним работали жена и дочь, устроенная по блату на время школьных каникул. Хоть и в ночную, хоть и на оклад в три тысячи рублей, хоть и с нарушением всех КЗоТов, но для двенадцатилетней девчонки возможность заработать на велосипед…
Жили как умели, пекли хлеб, благо было из чего, раскопали маленькие заводские газоны и клумбы под огородики. Сажали в первую очередь лук и чеснок, да больше и не было ничего. Кому в голову придет брать на работу сырую картошку или огуречные семена? Из-за них, кстати, в первое же лето потеряли шестерых - только один смог вернуться из рейда на улицу Рождественскую в специализированный магазин. Километр туда, километр обратно… шестеро.
На следующий год стало полегче - наладили меновую торговлю с образовавшимися в пустом городе анклавами. Собирались на острове, отделяющем Гребневский канал от Оки. Его каждую весну полностью заливало водой, так что тваренышей можно было не опасаться. Ярмарка просуществовала ровно два месяца, а потом все смыло волной прорвавшего плотину водохранилища. Вместе с находившимися там людьми.
Рассказывая об этом, Никитин помрачнел - в тот день он потерял жену. А всего на заводе осталось девять человек. Поэтому приплывшего на толкаче Негодина встречали как дорогого гостя и долгожданного спасителя. Перспективы переселиться из опасного города в край молочных рек и кисельных берегов радовали ровно до утра - закончивших погрузку мешков с мукой местных поселенцев расстреляли тут же на набережной. Зачем? Этого Владимир Иванович не знал. Сам он уцелел случайно - подвернул ногу, проверяя, плотно ли закрыты люки бункеров, и спуститься вниз не успел. А потом сжимал кулаки в бессильной ярости, провожая взглядом судно, на котором увозили его дочь Наташку.
Троих охранников, оставленных Негодиным сторожить хлебное месторождение, он сжег вместе с караулкой на проходной в первую же ночь, облив бензином деревянную пристройку. А решетки на окнах и подпертая снаружи дверь не позволили никому уйти от возмездия. Справедливого или нет? Никитин считал, что справедливого. И, наверное, был прав.
Из Павлова приплывали еще дважды и оба раза уходили с большими потерями. Попытки обойти завод посуху и штурмовать со стороны горы тоже провалились - оголодавшие твареныши стали неожиданными союзниками. А с реки…
- А с реки я все заминировал. Где растяжки поставил, где "вьетнамские самострелы" закопаны, волчьи ямы еще… Там вода почти к забору подходит, на нем колючая проволока и "егоза", а внизу на ширину три метра все сплошняком…
- Ты где столько гранат нашел? Не поверю, будто они вот просто так везде кучами лежали и тебя дожидались.
- Сделал.
- Сам?
- Ну… я же инженер-механик, а не хрен собачий. Селитру из магазинов таскал, кое-какие химикаты… Запалы терочные.
- А в магазин как, пешком?
- Ползком.
Способ, изобретенный Владимиром Ивановичем для путешествий по городу, отличался простотой, наглостью и безумием. Обыкновенный деревянный ящик, размерами и формой напоминающий крышку гроба, переворачивался и ставился на колеса от детского велосипеда. Маленькие такие, боковые. И вот в этом танке можно было вполне передвигаться по улицам на четвереньках. Правда, очень медленно, постоянно приходилось пережидать, когда привлеченные движением твареныши успокоятся и разбегутся. Я бы так не рискнул - сутки добираться до площади Горького и обратно. Когда-то на это уходило минут двадцать-двадцать пять, только подняться по Похвалинскому съезду.
Выговорившись, Никитин как-то обмяк, будто выдернули из человека тот стержень, что помогал жить и держаться. И огонек в глазах, загоревшийся было от подробностей захвата дебаркадера и "РТ-300", погас. Погас и больше не загорался.
- Я помогу вам.
- Чем? - Андрей скептически оглядел беспомощно лежащую в кровати фигуру.
- Ну-у-у… чем сумею.
ГЛАВА 9
К вечеру самочувствие нашего гостя, не пленником же его называть, резко ухудшилось. Поднялась температура, вся левая сторона груди опухла и покраснела, а от раны пошел тяжелый запах.
- Сдохнет же, - шепнул Андрей, опасаясь, что иногда приходящий в сознание Никитин сможет услышать.
- Угу, резать надо. А ты хирург?
- Нет, я больше по компьютерным внутренностям.
- То-то и оно, у меня руки тоже под другое заточены.
- Жалко мужика, пап.
- Мне, что ли, радостно? Резать будешь?
- Не умею.
- Про что и говорю.
Ситуация - хуже некуда. Ладно бы пуля навылет прошла, так нет же, попала вся искореженная рикошетом, да еще забила в рану грязь и нитки с промасленной спецовочной куртки. И застряла внутри, каким-то чудом не задев крупные кровеносные сосуды. Что там еще есть, ребра? Хрен с ними, срастутся как-нибудь, а вот если не вытащим свинцовый подарочек… К утру не к утру, но к следующему вечеру кони двинет обязательно. Так бы, конечно, и подольше мог продержаться, но общее состояние организма оставляло желать лучшего. Иваныч и живой мало чем от покойника отличается. Значит… значит, остается одно…
- Тащи водку в кают-компанию и приготовь там стол.
- Но…
- Вот заодно и приберешься.
Андрей ушел, тихонько прикрыв за собой дверь, и я поднялся следом. Тоже пора заняться делом. Мне в машинное отделение, где стоит верстак с тисками и закрепленный к стене наждак. Сооружу что-нибудь похожее на скальпель из ножовочного полотна. Моим ножом, конечно, людей резать можно, но… как бы сказать… одноразово. Придется самому изобретать хирургический инструмент. Точнее - малый набор палача-любителя. А куда деваться, если в корабельной аптечке из всего медицинского только рулончик лейкопластыря и два пузырька настойки боярышника? В случае удачной операции - оба выпью лично.
- Иваныч, пей! - Но Никитин упрямо мотает головой и здоровой рукой пытается оттолкнуть стакан. - Пей, говорю, а не грабками маши! Сейчас ведь зафиксирую.
Заканчивалась вторая бутылка водки, а пациент никак не хотел отключаться. Мы привязали его к столу, оставив свободной только правую руку и голову для удобства принятия анестезии внутрь.
- Иваныч, давай еще, а? Пока добром прошу.
Раненый пьяно отмахивался - от солидной дозы без закуски боль поутихла, и он чувствовал себя более-менее сносно. Но мозги уже не работали, и потому, забыв о предстоящей операции, Никитин сопротивлялся дальнейшему накачиванию.
- Андрюш, вяжи!
Дальше заливали насильно - один держал, другой заливал прямо из бутылки. Половина проливалась на пол и на руки, но это нормально, будем считать дезинфекцией. Оказалось, что не хватало совсем немного - после нескольких глотков Иваныч отключился, безвольно повернув голову набок. Он готов, а я? С чего начинать? Ни хирургических перчаток, ни толкового инструмента, ни хрена лысого… Самоучитель бы какой, что ли. Весь опыт заключается в наложении швов. Кривых.
- Обрабатывай вокруг раны.
- Много?
- Лей больше, не ошибешься.
Странно, руки дрожат. Резать насмерть - не дрожат, а вот тут на тебе… Спокойно, Михалыч, ты сможешь. Спасибо, Михалыч, - благодарю сам себя за поддержку. Начали?
- Скальпель.
- Какой?
Ах да, он уже у меня в руке. Делаю надрез. Не поцарапать стол - краем сознания пробегает глумливая мысль и тут же исчезает, испугавшись вида крови. Еще глубже… Ни хрена не видать.
- Лей воду.
- А можно?
- Откуда я знаю? Лей!