- Не нужно, - отстранила кружку Катрин. - Это было необходимо сделать...
Весь вечер и ночь она проспала как убитая. Страшненькое сравнение, учитывая, как прошло начало дня.
Весной шумно праздновали присоединение Австрии. Аншлюс! Аншлюс! - неслось со всех сторон. В составе курсантов нашлись два австрийца - пили три дня без просыпу. Ближе к лету появились устойчивые слухи, что рейхсфюрер готовит приказ о создании резервных войск СС. Все понимали, что слово "резервные", как и прочие оговорки, придуманы для отвода глаз, чтобы не злить лишний раз высший генералитет. Вермахт не желал иметь под боком вторую армию. Но это никого не смущало, рыцари "Чёрного ордена" потирали руки, уже представляя себя собственные полки и дивизии.
Вся эта кутерьма почти не коснулась Катрин. У неё была своя программа: с "мёртвой головой" ли на рукаве, или с руной "Тир" на платьице - она должна стать Валькирией, да такой, которой не будет равных. Чтобы дрогнули враги нации! Сейчас агент Гондукк уделяла больше внимания стрелковой подготовке и действиям в прифронтовой полосе. Для этих целей примерно в километре от лагеря был обустроен полигон. Бетонные и бревенчатые сооружения, имитировавшие дома, - целые и повреждённые бомбёжкой. Развалины, блиндажи и подвалы. Между ними - канавы и рытвины, заполненные водой из ручьёв. Несколько танков и грузовиков устаревшей конструкции. Разведчики устраивали здесь настоящие бои, штурмуя и захватывая сооружения. Катрин же подбиралась к объектам скрытно, используя рельеф местности. Закладывала взрывчатку, училась нейтрализовать часовых.
Наставником и помощником частенько выступал опытный Стефан Кляйн, показывая, как правильно нужно делать и то, и другое. Иногда по вечерам у костра Катрин рассказывала молчаливому Стефану немного о себе. Не о "Программе Л", и не о Кнохенхюте. Информация была строго секретной, и Катрин весь этот период жизни старалась вычеркнуть из памяти. Рассказывала о детстве, о Берлине, о своих мечтах стать сильной и красивой, как Валькирия. Слёзы уже не душили от мысли, что доля её навсегда остаться такой как есть, была лишь тихая грусть о несостоявшемся будущем. Кляйн молча слушал, у него отчего-то подрагивали руки...
А в начале лета неожиданно приехали несколько грузовиков. Крайний барак освободили от бойцов, кого-то перевели в другие помещения, кого и вовсе отправили из лагеря. Территорию вокруг барака огородили и принялись выгружать и заносить тяжёлые ящики. Никто ничего толком не знал, все строили догадки одну нелепее другой, а комендант Франк Шрёдер только делал значительное лицо.
Тридцать восьмой год выдался напряжённым. Присоединив Австрию, Гитлер принялся раздувать истерию по поводу притеснения немецкого меньшинства в Судетской области. То, что Чехословакия станет вторым шагом, никто уже не сомневался. Но помимо громких заявлений и оваций в Рейхстаге, помимо международных договоров и политических протестов, страна жила напряжённой внутренней жизнью. Принятый в 1936 году план развития экономики полностью перевёл немецкую промышленность на военные рельсы. Промышленные тяжеловесы - Круп и Тиссен, Сименс и "ИГ Фарбен" - все работали на армию, ковали острые когти орлу, вцепившемуся в свастику на государственной эмблеме Третьего рейха.
Экономика развивалась "вширь" - по пути расширения и модернизации имеющихся мощностей, но без упрочения "вглубь", без организации новых производственных линий и долгосрочных проектов. Германия готовилась к блицкригу в Европе, закладывала в своё ружьё единственный патрон и потому не имела права на промах. Неудивительно, что во всех отраслях, имеющих отношение к вооружениям, шла интенсивная работа, поиск новых решений, реализация смелых проектов.
Разработки учёных живо интересовали Генриха Гиммлера. Курируя, помимо Аненербе, ещё и работу научных центров, и в преддверии большой европейской войны, неотвратимость которой стала очевидной, всесильный рейхсфюрер назначил на лето инспекционную проверку своих лабораторий. Оправдывают ли учёные мужи денежки, в них вложенные?
Не забыл он и о таинственном "камне света", обнаруженном при раскопках у замка Вевельсбург, и лежащим без дела в зале исторической славы в Билефельде. Кристалл без промедления сняли с постамента, где он пылился долгие четыре года, и переправили в Северный Шварцвальд, на полигон СС. Здесь оборудовали лабораторию для изучения странного артефакта, собираясь, при случае, попробовать прожечь с его помощью что-нибудь прочное, лучше железное.
Подобрали специалистов, составили программу исследований и приступили к работе, соблюдая, впрочем, все необходимые предосторожности. В импровизированной лаборатории камень нагревали в тигле и охлаждали в жидком азоте, клали под пресс, облучали электромагнитным излучением в диапазоне от инфракрасного до рентгеновского. Воздействовали ультразвуком, кислотами и щелочами. Минерал оставался глухим и слепым. И немым. Он не отражал и не пропускал через себя свет или какие-либо другие излучения, не проявлялся на локаторе, не обладал свойствами магнетизма. Энергию в любом виде кристалл поглощал, но при этом не разогревался, не светился, ничего не излучал сам. С ним вообще ничего не происходило. Вывод напрашивался сам собой - поглощённую энергию артефакт преобразует в какую-то новую, иной природы. Но какую? Приборы ничего не улавливали...
До приезда рейхсфюрера оставалось совсем немного времени, а результатов не предвиделось. Учёные были в отчаянии, когда из Берлина прислали нового руководителя исследовательской группы. И оказался им ни кто иной, как Бруно Шлезвиг.
Геолог недолго собирал пробы породы в предгорьях Гарца. Благодаря заступничеству всё того же высокопоставленного родственника, скоро он был переведён в один из институтов Аненербе. Однако память об артефакте и странных событиях, связанных с ним, накрепко засели в памяти учёного. Бруно с головой ушёл в труды Карла Хаусхофера, Хильшера, Вирта, всех оккультных светил, сияющих на небосклоне Третьего рейха. Не обошёл вниманием "Тайную доктрину" Елены Блаватской, да к тому же близко сошёлся с членами "Общества ВРИЛ", влившегося к тому времени в Аненербе. Неожиданно у самого Шлезвига выявились некоторые паранормальные способности, во всяком случае, сам он в это свято верил. Со временем неудавшийся геолог стал одной из заметных фигур во внутреннем круге Аненербе, как порой называли "Общество ВРИЛ".
При этом Бруно ни на миг не забывал о кристалле. Он всё больше проникался мыслью, что судьба подарила ему уникальную возможность увидеть в действии чудотворную энергию Врил. Ту, что разлита во Вселенной, пронизывает мироздание и вбирает в себя все виды мировых взаимодействий. Превращение энергии химических связей в тепловую, тепловой в электрическую, ядерные связи и прочее, - всё начинается здесь, и, в конце концов, сюда же возвращается. То есть, источник этот неисчерпаем!
В сознании Шлезвига оформилась идея: таинственный минерал, упоминаний о котором не нашлось в самых древних документах, преобразовывает любые физические воздействия в абсолютную, "чистую" энергию Врил. И не только физические - духовные тоже, достаточно вспомнить плотника! Каким образом это происходит, является, наверное, одной из самых сокровенных тайн мироздания. И как добыть энергию из камня, тоже оставалось непонятным. Однако подобно электрическому току, который течёт от одного полюса к другому, так и здесь должен существовать некий проводник, опорная точка или направляющая плоскость, в пределах которой энергетический поток может менять направление и напряжённость. Так считал Бруно Шлезвиг.
Во внутреннем круге широко обсуждалась находка у замка Вевельсбург и его дальнейшая судьба. Медиумы и мистики открыто насмехались над учёными, на их взгляд, изначально не способных разобраться в тонких материях, связанных с артефактом. Разговоры эти не прошли мимо Бруно. Он составил отчёт, отразив свои соображения, и пробился на приём к генеральному секретарю Аненербе Вольфраму Зиверсу. К тому времени Гитлер отлучил от "Общества изучения наследия предков" первого руководителя Германа Вирта, а Гиммлер, воспользовавшись ситуацией, полностью подчинил Аненербе "чёрному ордену". Поэтому вопрос решился быстро - Бруно Шлезвиг получил карт-бланш в исследованиях по загадочному минералу и звание оберштурмфюрера СС в придачу.
Прибыв на место, и внимательно ознакомившись с отчётами учёных, Шлезвиг уверился в своих предположениях: минерал усваивает любые виды излучений и воздействий, аккумулирует их энергию, но имеет при этом ещё и связь с тончайшими эманациями человеческих чувств и эмоций. Более того, высвобождение энергии возможно только при проявлении сильных чувств - любви или ненависти, творчества или страдания. То есть, дело упиралось в человеческий фактор - кристаллу нужен оператор.
Собрав группу, он доложил о своих выводах. Учёные угрюмо молчали, всё это казалось им совершенно ненаучным. Отчётливо попахивало метафизикой и махровым шаманизмом. Но и возразить никто не осмелился. Этому свихнувшемуся геологу вручил полномочия сам рейхсфюрер.
- С сегодняшнего дня ищем человека, способного контактировать с кристаллом, - заключил Шлезвиг. - Я не знаю, как он выглядит, и не могу точно сказать, где его искать. Но он должен быть. Начнём с лагеря.
- Быть может, открыть тут на время бордель? - осмелился пошутить один из учёных, уловив в рассуждениях Бруно слово "любовь".
- Я имел в виду не грубое физиологическое влечение, а любовь, как возвышенное чувство, - строго поправил Шлезвиг. - К сожалению, это неуправляемый процесс и для него нужно время. Также мы не имеем в своём распоряжении Вагнера или Глюка, чтобы эти великие композиторы могли рядом с камнем творить свои гениальные произведения. Но вот с ненавистью и страданием гораздо проще. Не так ли?
- Нужно спросить командира тренировочной группы, - подсказал геофизик. - Его ребята воевали, если кто и познал ненависть к врагу и ужас близкой смерти, так это они.
Позвали Стефана Кляйна.
- Унтештурмфюрер, вы знаете своих людей, - обратился к нему Бруно. - Они побывали под пулями, теряли товарищей, сами не раз смотрел смерти в лицо. Нам нужен человек... - Шлезвиг запнулся, соображая как бы точнее выразить мысль, - с глубокой душевной раной. Уж простите за высокопарность, но так оно и есть. Человек с больной душой. Вы понимаете, о чём я?
- Мои люди - закалённые в боях солдаты, - усмехнулся Кляйн. - Здесь нет места сантиментам, мы выполняем приказы. Но я понял, о чём вы. Что ж, пойдёмте, я познакомлю вас со всеми...
Два дня Шлезвиг и Кляйн встречались с бойцами отряда особого назначения. Для этого выделили отдельное помещение: в углу за ширмой расположили кристалл, в остальной, более просторной части Бруно вёл с матёрыми боевиками длинные беседы, пытаясь вывести их на эмоции ненависти, ярости или хотя бы страха. Вызвать высокий душевный подъём. Угрюмые боевики послушно отвечали на вопросы, выполняли упражнения, но часто просто не понимали, чего от них хотят. Всплеска сильных эмоций не было, и минерал молчал - ни одного отблеска, ни малейшего свечения. Не говоря уже об эффектах...
На третий день медиум, усталый и почти разуверившийся в успехе, выходил из испытательного барака на пару с Кляйном.
- Я ведь предупреждал вас, оберштурмфюрер, мои люди - солдаты, - будто оправдываясь, бубнил Кляйн. - Для них убивать - работа...
- Согласен, лейтенант, - досадливо морщился бывший геолог. - Но как, чёрт возьми, нам найти этого...
Тут взгляд его остановился на крохотной фигурке, бредущей в лагерь в выгоревшем, местами порванном камуфляже. Катрин возвращалась на полигон из трёхдневного рейда с полным курсом автономного выживания. Лица её почти не было видно из-за низко повязанной косынки, только глаза поблёскивали из-под полоски тёмной ткани.
Шлизвиг будто споткнулся:
- Кто это?
- Агент Годндукк, - ответил Кляйн. - Девочка лет восьми, может, чуть старше. Работает по индивидуальной программе, даже трудно представить, для каких операций её готовят. Странная девочка, внутри неё словно живёт демон. Зной, стужа, усталость - всё ей нипочём, а как посмотрит... Иногда мне кажется, этой малышке лет сто. Мы зовём её Волчонком.
- Она нужна мне, лейтенант, - одеревеневшими губами произнёс Бруно. Все самые сильные медиумы в Обществе ВРИЛ были женщинами, но не это главное - от девчонки шла упругая душная волна силы. В кончиках пальцев Шлезвига появилось характерное покалывание, верный признак мощной эманации. И было ещё что-то, чему и названия не находилось, но от чего захватывало дух, и мороз пробирал до костей, невзирая на летний зной.
- Она мне нужна... - прошептал Бруно Шлезвиг.
Глава 6
1938 год. Шварцвальд. Тор
Вот уже несколько дней Катрин чувствовала смутную тревогу. Третьи сутки она жила на полигоне: днём тренировалась, ночью устраивалась в развалинах, оборудовала потаённые лежбища. Питалась сухим пайком, воду набирала в ручьях, в общем, существовала полностью автономно. И всё это время будто звучал где-то внутри неясный зов, то ли звон струны на пределе слышимости, то ли непонятная маята, потребность вдруг сорваться с места и бежать незнамо куда...
Когда программа была выполнена, и она, с трудом передвигая ноги, плелась в лагерь, мечтая помыться, пожевать чего горячего и рухнуть, наконец, на койку в блиндаже, в глаза бросилась необычная картина. У отгороженного барака, где проводились, как она слышала, какие-то испытания, стоял растрепанный бородач в потёртой ветровке с нашитыми на петлицах знаками различия оберштурмфюрера СС. За ним топтался хмурый Стефан Кляйн. Бородач уставился на Катрин горящими глазами, и, казалось, вот-вот бросится навстречу - то ли с кулаками, то ли с объятиями.
Катрин не испугалась, напротив, в груди вдруг что-то трепыхнулось, застучало часто-часто, будто открылось вдруг второе сердце, правее и ниже настоящего. И сладко заныло под ложечкой. Ей следовало повернуть налево, к своей землянке, но она продолжала идти вперёд, приближаясь к странному бородачу. Дорогу заступил Кляйн:
- Агент Гондукк, оберштурмфюрер Шлезвиг просит пройти вас...
- Я знаю... - как во сне ответила Катрин и направилась к проходу в ограде.
Шлезвиг двинулся вслед за девочкой, - та шла словно завороженная, - но, не доходя испытательной комнаты, опередил её, ворвался первым и метнулся к кристаллу, сбивая на ходу ширму. В тот момент, когда Катрин ступила за порог, минерал осветился мягким фиолетовым свечением. Бруно, не в силах выговорить ни слова, лишь шумно вздохнул. Ведь он видел уже подобный свет, спутать его с чем-либо было невозможно!
- Что это? - спросила Катрин, будто освобождаясь от чар.
- Возможно, это твой новый друг, Волчонок, - расцвёл в улыбке Шлезвиг.
- Или меч Валькирии... - сумрачно добавил от дверей Кляйн.
Для отдыха после рейда на полигоне ей дали сутки. Потом Бруно полностью забрал агента Гондукк в своё распоряжение. Он заводил Катрин в комнату, сажал рядом с кристаллом и по отработанной методе пытался вызвать у девочки сильные эмоции. При появлении Катрин артефакт исправно наливался глубоким, мягким свечением, но не более того. Честно говоря, Шлезвиг представления не имел, как установить контакт между загадочным минералом и оператором. Появление света было несомненным шагом вперёд, но от артефакта требовалось совсем другое. Как минимум, вышибить кусок крыши в бараке. Но день проходил за днём, а ничего похожего не происходило.
Не шла из головы история с отрезанным пальцем плотника из Билефельда. Боль, кровь - это ли не страдание в чистом виде? И эмоции - ярче некуда! Но как воспроизвести подобную ситуацию? Отрезать кусочек плоти - у кого? Можно, конечно, выписать заключённых из концлагеря, но для этого должно быть серьёзное обоснование. По человеческому материалу ведётся специальная отчётность, если нужно для дела - пожалуйста, а под туманные предположения и догадки могут и не дать. Необходим был эксперимент, и Бруно придумал, как его провести. Метод предполагался не самый гуманный, но это не слишком заботило пытливого исследователя.
Шёл очередной сеанс. Катрин сидела подле кристалла, пытаясь сосредоточиться. Шлезвиг стоял рядом, привычно увещевая:
- Волчонок, сосредоточься. Может, ты услышишь какие-то звуки, может, изменится температура рядом с кристаллом? Думай об этом, представляй как можно ярче! Мысль материальна, она должна пробудить в артефакте дремлющие силы. А силы эти существуют, я тебя уверяю!
Катрин кивала в такт словам, губы крепко сжаты - старается изо всех сил. По жаркому времени она надела лёгкую блузку, одну из немногих штатских вещей, сохранившихся после франкфуртского периода жизни. В остальном девушка носила перешитую камуфляжную форму разведчиков. Кивала русая головка с короткими волосами, заколотыми на висках заколками в форме руны "зиг", постукивал по полу башмачок маленького размера (обувь тоже шили на заказ). В момент наибольшего сосредоточения подопечной, Бруно подошёл к ней вплотную и с силой воткнул в худенькое плечико швейную иглу.
Девочка вскрикнула, отшатнулась, зажав ладошкой повреждённое место, но её негромкий писк перекрыл громогласный рык экспериментатора. Игла в пальцах Шлезвига сразу после укола неимоверно раскалилась, причинив болезненный ожог своему обладателю. Бруно отбросил окаянную железку, но игла, упав на пол, продолжала нагреваться, наливаясь алым цветом. Доски под ней начали дымиться, вот уже показался язычок пламени, пока крохотный, словно крылышко мотылька...
Катрин зачарованно смотрела на разгорающийся пожар, так и не встав со стула и потирая место укола. Шлезвиг попытался затоптать огонёк, но тот гаснуть не спешил. Под подошвой сапога пламя скрывалось, но стоило убрать ногу, и оно появлялось вновь. Пока Бруно не догадался - девочка неотрывно смотрит на иглу, светящуюся ярким малиновым светом, в этом всё дело! Одним ударом он выбил из-под девочки стул, схватил за шкирку и выволок из комнаты...
Катрина дико закричала, забилась в руках Бруно, словно пойманная птица. На переполох к исследовательскому бараку уже бежали дежурный по лагерю и дневальный. Шлезвиг, понимая, что оператор в истерике, отвесил ей крепкую затрещину, потом ещё нахлестал по щекам. Катрин расплакалась, уткнувшись лицом ему в грудь. Бруно крепко прижал девочку к себе, нашёптывая какую-то успокоительную чепуху.
- Проверьте барак, нет ли пожара? - бросил он подбежавшим солдатам.
Дневальный доложил, что в помещении пахнет дымом, но огня нет. Катрин увели в блиндаж, продолжать опыты в таком состоянии она не могла. Шлезвиг направил к ней врача (помимо всего прочего в лагере имелся лазарет), а сам вошёл в исследовательскую комнату. Артефакт был холоден и тускл, но на досках пола виднелась отчетливая пропалина. Сама игла почернела, а когда Бруно попытался взять её в руки, рассыпалась темным порошком окалины. Стальная игла. Сгорела. В считанные секунды.
Это был уже не просто шаг вперёд, а прыжок в нужном направлении.