И вообще, помимо внешнего сходства существует ещё и сходство внутреннее. Это Катя понимала. Фрау Гросс, например, никак невозможно было сравнивать с Валькириями. И не только из-за возраста и фигуры. Многих других виденных женщин, более молодых, стройных и красивых, тоже нельзя. Чего-то не хватало, хотя девочка и не могла толком объяснить - чего. Но вот эту новую Терезу, ту, что носит костюм, более похожий на военный мундир, и значок со свастикой на груди - можно.
Дочь офицера, Катя с раннего детства научилась различать: кто есть военный, и кто есть не военный.
И сейчас она потянулась к этой сильной, волевой женщине, своей Валькирии. Потому что папы рядом не было, и детской своей душой Катя отчётливо понимала - стряслась беда. Страшная беда, страшней которой не может быть ничего!
Детские глаза спрашивали и молили.
Но фрау Зобель ответила взглядом холодным и строгим.
- Ты уже большая, Катрин, - сказала она скрипучим, чужим каким-то голосом. Тереза всегда называла её на немецкий манер, но таким голосом никогда ещё не разговаривала. - Ты должна быть мужественной и сильной. Весь наш народ терпит унижение и стойко переносит лишения. Будь достойна миссии великой Германии, будь достойна памяти своего отца. Да, его больше нет с нами.
- О, Господи! - выдохнула фрау Гросс и тяжело опустилась на тахту.
- Все утренние газеты пестрят этим, - резко обернулась к ней Тереза. - Тело Артемия нашли на улице, неподалёку от Тирпарка. Он застрелен. Убийца уже схвачен, это русский, некто Анохин. Анархист-революционер, а это почти то же, что большевик. Наймит Коминтерна. - И вновь резкий поворот в сторону Кати: - Твоего отца убили люди, с которыми он боролся всю свою жизнь. Убили подло, в спину, потому что в открытом бою были бы повержены и уничтожены! - Голос Терезы звенел. - Помни это, девочка. Ты вырастишь, станешь взрослой и отомстишь за него! И сделать это можно только вместе с Великой Германией, великой нацией, взявшей на себя грандиозную миссию - навести порядок в этом несовершенном мире! Мы восстановим справедливость, расставим народы по местам, ниспосланным свыше, построим новое общество. И пусть каждый получит своё!
Катерину душили слёзы. Маленькое сердечко, казалось, вот-вот разорвётся в груди, но где-то на дне сознания вызревала мысль, почти крик - да! она отомстит за отца! Валькирия права, враги получат по заслугам многократно. Только бы вырасти, стать большой и взять в руки меч!
А Тереза вдруг нагнулась, заглянула в глаза и сказала почти человеческим голосом:
- На, возьми. Его нашли рядом с телом отца. Наверное, он нёс тебе в подарок...
И протянула смешного плюшевого медвежонка. Правое ушко его было слегка испачкано придорожной грязью.
Похороны Катерина почти не запомнила. Всё было как в тумане: приходили какие-то люди, говорили слова, смысл которых до неё не доходил. Впрочем, все речи были обращены к Терезе, а Катю лишь изредка трогали за щеку или плечо. И она была благодарна этим незнакомым людям за то, что её ни о чём не спрашивают, не ждут ответов, не беспокоят. Дают проститься с папой. Спасибо вам, люди добрые, всплыли вдруг в памяти слова отца. Так он порой говаривал...
А сейчас лежит в гробу строгий и недосягаемый. Руки скрещены на груди по здешним обычаям. Пастор бубнит молитву. Папа, папочка! Как же я теперь?! Без тебя?..
Через день после похорон Тереза сказала:
- Собирайся, мы уезжаем. Много вещей не бери, там, куда мы едем, есть всё необходимое.
- А куда едем? - спросила Катя.
- Я решила отдать тебя в школу. Очень хорошую школу для девочек, для особенных девочек. Это не здесь, но там обеспечат тебе отличные условия и научат многим полезным вещам. А я буду наезжать, проведывать тебя. Так будет лучше для всех. Пойми, Катрин, я не могу постоянно оставаться рядом. Партийные дела требуют всего моего времени и всех сил без остатка! И потом, - голос её стал строже, - ты ведь не отказалась от мысли отомстить за смерть отца?
Катя только покрутила головой. Отказаться от такого?! Да пусть лучше она умрёт!
- Ну вот, в этом тебе помогут тоже. В общем, собирайся. Отъезд через два часа. - И неожиданно добавила совсем другим тоном: - Ты даже не представляешь, дорогая, какая это возможность! Другой такой не будет...
С собой Катерна взяла кофточку, что связала для неё фрау Гросс, и плюшевого мишку. Того, которого нёс папа в день её рождения. А больше ничего. В закрытую школу в предгорьях Гарца прибыла уже не Екатерина Соболева, а Катрин Зобель. Так её впредь все и называли...
(1) - Карл Хаусхофер - немецкий географ и социолог, основоположник германской школы геополитики.
Глава 2
1932 год. Гарцкий горный массив, Германия
Дорога оказалась утомительной. Вначале они сели на поезд, ехавший до Магдебурга. Состав делал массу остановок, и в пункт назначения Катрин с Терезой прибыли только ночью. Оттуда другим поездом добрались до Брауншвайга. Поспать толком не удалось, и Катрин откровенно клевала носом, когда пришлось сделать ещё одну пересадку в маленьком городке, названия которого она не запомнила.
Наконец ранним утром, после ночи, показавшейся бесконечной, прибыли в Бад Харцбург. Спать хотелось неимоверно. Катрин думала, что путешествие окончено, но не тут-то было. На вокзале их встретил мужчина, на лацкане пиджака блестел такой же как у Терезы значок со свастикой. Вообще-то, Катрин знала как выглядит пиджак, папа носил такие, а на мужчине был френч со стоячим воротником и накладными карманами. Но сейчас ей было не до таких тонкостей. Только заметила, что не только значок, но и взгляд у мужчины такой же, как у Валькирии. Военных от невоенных Катя отличала влёт.
- Фрау Зобель? - учтиво спросил встречающий. - Прошу в машину.
Большой чёрный автомобиль принял путешественниц в свой салон, пропахший табаком и дорогой кожей. И ещё чуть-чуть, бензином. Как-то вкусно пахло, Катрин понравилось. Сидения были такими мягкими, а машина тронулась столь плавно, уютно заурчав мотором, что её почти сразу сморило. Девочка спал на заднем сидении, ей снилось море.
Она никогда не бывала на побережье, но не раз разглядывала картинки с морскими видами. Этого оказалось достаточно, чтобы увидеть себя на гигантском белоснежном лайнере, величественно уплывающим в неведомую голубую даль океана. Дым валил из труб где-то высоко-высоко, почти под небесами. За кормой бурлила прозрачная вода, взбитая лопастями винтов, и расходились шикарные "усы", как называют след на воде моряки. Над бортом, призывно крича, проносились чайки, а на капитанском мостике стоял папа. В фуражке с "крабом", в белом кителе и со своей любимой трубкой в руке. Он улыбался: "Всё будет хорошо, дочка!.."
Дорога петляла между пологих склонов предгорий, покрытых пихтовыми и буковыми лесами. Покачивался, амортизировал на мягких рессорах чёрный, блестящий лаком автомобиль "Майбах", чуть кренился на крутых поворотах, взрыкивая мощным двигателем. Мужчина во френче и с нацистским значком на груди держал руль крепкими руками. Молчала Тереза, вглядываясь в приближающиеся очертания Гарцких хребтов, будто хотела разглядеть на их вершинах будущее своё и падчерицы. Шляпка её слегка покачивалась в такт движению.
На кожаном сидении спала девочка, не ведающая своей будущей судьбы.
Они проехали берегом водохранилища Экер, солнечный свет преломлялся в мелкой волне, выстреливая неожиданными острыми лучиками всех цветов спектра - оранжевым, изумрудно-зелёным, пронзительно голубым. Шоссе заметно поднималось в гору. За окном всё реже попадались желтеющие буки, зато чаще мелькала тёмная хвоя елей, начали попадаться и голые скалы. Не прямая и прежде, теперь дорога и вовсе делала прихотливые извивы. Однако опытный водитель легко справлялся с управлением, машина быстро продвигалась вперёд. Но вот остановились. Катрин проснулась.
Её глазам предстал настоящий средневековый замок. Окружённый широким рвом, он словно вырастал из озера. Несмотря на громадные размеры и тяжеловесные очертания, создавалось впечатление, что строение свободно плавает на водной глади. Через ров к воротам вёл мост, и Катрин не удивилась бы, окажись он подъёмным, а ворота - старинными, тяжёлыми, с чудовищным засовом изнутри. И открывали бы их люди в старинных доспехах с помощью здоровенных воротов, с ужасающим скрежетом и грохотом цепей.
Высились над крепостной стеной округлые угловые башни со стрельчатыми крышами, за стенами просматривался величественный четырёхугольный донжон, возвышающийся над всей крепостью. Узкие окошки, серый камень, потемневшая черепица крыш. И стылая, будто свинцовая вода во рву.
Вдали, на заднем плане, просматривалась пологая вершина, прикрытая туманной дымкой, словно вуалью. И странное дело, очертания замка на фоне этой горы светились в каком-то радужном ореоле, будто каждый камень испускал маленькие радуги. Не будь этого странного свечения, крепость смотрелась бы совершенно угрюмой, даже зловещей.
- С прибытием вас в школу Кнохенхюте, дамы, - проговорил водитель. - Если верить летописям, замок построен в начале семнадцатого века, прямо у подножия вершины Брокен. Вон она виднеется, вся в дымке. Туман там висит большую часть года, это самая высокая гора Гарца. Знаменитая гора. По преданию именно здесь по весне собираются на свои шабаши ведьмы всего мира! Ты не испугалась, малышка? - повернулся он к Катрин и улыбнулся.
Но девочку занимал другой вопрос. "Кнохенхюте" в дословном переводе - Костяной Приют или Приют Костей. С чего бы это? Или сказки дядечки о ведьмах не совсем сказки? Водится тут нечистая сила и объедает маленьких девочек до костей. Папа рассказывал про домовых, леших и кикимор, но те все были добрыми. Ну, попугают детей немножечко, пощекочут, да и всё. А тут как?
Папа же возил Катрин в прошлом году в Потсдам. Там тоже были замки, но... весёлые какие-то. Праздничные. Дворцы, парки, аллеи - всё утопало в зелени, и казалось, было создано исключительно для балов, музыки и развлечений. Для нарядных дам и их элегантных кавалеров. Резиденция прусских королей, так говорил папа. Величественно и строго смотрелись только ворота, Бранденбургские и Науэнские. Так и те внушали уважение, но не страх. А тут и прям какое-то мрачное место. Приют Костей - бр-р-р!
- Она не боится, - ответила тем временем за Катрин Тереза. - Ведьмы ныне служат Великой Германии. С нами Бог, но и все потусторонние силы тоже.
- Не смею спорить, фрау Зобель, - согласился шофёр.
Фраза Терезы не показалась водителю пустыми словами. Он знал, что девочкам в Кнохенхюте преподают не совсем то, что необходимо обычным школьницам. К тому же, в учебных классах обосновались люди из оккультного общества "Туле", занимающегося вроде бы изучением древнегерманских мифов и легенд, но детей эти педагоги учат и вовсе уж непонятным штукам. Тут и до ведьм недалеко. Однако вслух ничего этого не сказал. Нельзя подобное рассказывать, запрещено. И подписка в сейфе директора лежит тихонько, словно свернувшаяся клубком гадюка...
Автомобиль подъехал к мосту. Конечно, он оказался никаким не разводным, а самым обыкновенным, сложенным из тёсаного камня. И ворота были вполне современные, створчатые, и даже, похоже, раздвигались с помощью моторчиков. Во всяком случае, ни сторожа, ни кого-либо другого, кто мог бы распахнуть створки, Катрин не заметила. Машина заехала в просторный внутренний двор, и ворота закрылись следом сами собой.
Водитель подрулил к донжону, рядом виднелись ещё какие-то постройки, но ниже и меньше размерами. Быть может, какие-то подсобные помещения. Покинув своё место, водитель проворно открыл дверцы со стороны пассажиров. Подал руку Терезе, потом помог выбраться Катрин и улыбнулся. Улыбка Катрин понравилась.
- Проходите, дамы, вас ждут внутри.
Тереза повела Катю за руку, они прошли по широкой недлинной аллее. Поднялись по ступеням, ноздреватый и потёртый камень будто нёс на себе печать прошедших столетий. Лишь приблизились к высокой двустворчатой двери, как та растворилась. Мачеха и падчерица шагнули за порог.
За дверью располагался просторный пустой холл со сводчатым потолком. У входа их поджидали двое. Рослый мужчина с резкими чертами лица и жидкими, зачёсанными назад волосами с проседью. Высокий лоб, покрытый сетью мелких морщин, переходил в глубокие залысины. Женщина - невысокая, кряжистая, с вытянутым лицом и опущенными книзу уголками рта, что придавало ей унылый, скучающий вид. И бесцветные рыбьи глаза, ничего не выражающие.
- Фрау Зобель? - шагнул навстречу мужчина. - Директор Нойер, к вашим услугам. А это, - лёгкий кивок в сторону женщины, - старшая воспитательница фройляйн Циге. Девочка, позволю себе предположить, наша новая воспитанница фройляйн Катрин?
- Да, герр Нойер, - подтянулась Тереза. - Я слышала о вашей школе самые лучшие отзывы. Вам должны были сообщить о нашем приезде...
- Мне сообщили, - мягко, но решительно перебил директор. - Вы хотите познакомиться со школой? С воспитателями, посмотреть на условия, в которых мы содержим воспитанниц?
- Не в этот раз, герр директор. Рекомендации исходили от людей, которым я полностью доверяю. И, к сожалению, я спешу. Хотела бы тут же отправиться обратно.
- Что ж, Франц доставит вас на вокзал. Уверяю, можете ни о чём не беспокоится. Катрин попала в надёжные руки.
- Не сомневаюсь, герр директор. С вашего позволения, я приеду позже, как только дела партии дадут мне такую возможность. - И вскинула руку в партийном приветствии: - Хайль Гитлер!
Нойер поднял согнутую в локте правую руку: "Хайль!"
Тереза обернулась к Катрин:
- Будь умницей, девочка. Здесь о тебе позаботятся и всё будет хорошо. Я навещу тебя обязательно и постараюсь сделать это побыстрее. Но сейчас мне необходимо ехать...
Только теперь Катрин поняла в полной мере - она остаётся одна. В этом незнакомом, страшном месте, с неизвестными людьми. Дрогнуло сердце, предательски защипало в глазах. Но в ушах раздался голос: "Ты ведь хочешь отомстить за смерть своего отца? Там тебе в этом помогут". И значит, плакать нельзя, и тянуть руки к Терезе тоже нельзя! Ничего сейчас нельзя! А нужно быть сильной. Нужно быть взрослой, достойной памяти папы. И оправдать доверие Валькирии.
Нужно вырасти большой и взять в руки меч!
- Хорошо, - тихо ответила Катрин и посмотрела в глаза мачехи. Что-то там мелькнуло, в её глазах, какая-то мимолётная тень, но что именно, девочка не рассмотрела. Не поняла.
- Фройляйн Зобель, - послышался высокий голос старшей воспитательницы, - пройдёмте со мной. Будете звать меня госпожа Циге.
Крепкая неженская ладонь цепко ухватила её за руку и потянула, повела в новую, незнакомую жизнь...
Первым делом Катрин отвели в душ. Все её вещи забрали, включая привезённую кофточку и плюшевого медвежонка. Игрушку было особенно жаль - ведь папин подарок! Но строгая женщина, забиравшая вещи, была непреклонна. Обмолвилась, правда, что, мол, потом всё вернут. После помывки дали свежее бельё, шерстяные чулки и серое платье из недорогого полушерстяного сукна, а к нему тонкий ремешок и тёмные туфли на упругой подошве. Вдобавок, воспитательница Циге выдала прямоугольник плотной ткани с вышитым знаком, напоминающим стрелку. Такие иногда расставляют на улицах, чтобы обозначить направление движения. Объезд, например. Только оказалось, это вовсе не обычная стрелка.
- Руна Тир, символ воинственного непримиримого духа и нашей школы, - поясняла воспитательница, подчёркивая слова взмахами длинного пальца, словно забивала невидимые гвозди в голову воспитуемой. - Нашить её следует на платье, слева на груди. Над сердцем. Острие должно быть направлено вверх. Также подошьёшь белый воротничок. Он всегда должен быть свежим, меняй хоть по два раза на день. Запас найдёшь в тумбочке, в своей комнате.
Следом Циге повела девочку в помещение, где, как оказалось, расположился парикмахер: с принадлежностями, разложенными на небольшом столике, с креслом для клиентов и зеркалом на стене. Тут Катрина надула губки и попятилась. Расставаться со своими чудесными косами ей вовсе не улыбалось. Но наткнулась на костистое, твёрдое как доска тело воспитательницы и покорилась неизбежному.
- Стричься обязательно, - проговорила та за спиной своим высоким, без интонаций голосом. - Сама потом спасибо скажешь.
Из парикмахерской Катрин вышла остриженной "под мальчика". Вместо роскошных длинных волос цирюльник оставил лишь короткую чёлку.
Циге повела её сводчатыми коридорами. На стенах горели тусклые лампочки. Двери встречались изредка - тяжёлые, дубовые, без всяких обозначений. Перед одной такой дверью воспитательница остановилась.
- Это твоя комната. Номер семь. Надписей нет, запоминай расположение помещений и переходов, держи план донжона - так называется это здание - и всего замка в голове. Так полезно. В первое время поможет соседка.
И ушла. На ней были такие же туфли на упругой подошве, как и на самой Катрин, потому ступала она совершенно бесшумно. А может, виной всему была особая, скользящая походка? Катрин несмело постучала и вошла.
За дверью оказалась тесная комнатка. Две кровати с тумбочками, платяной шкаф, на противоположной от входа стене - узкое окошко под потолком. Лампочка под дешёвым абажуром. Даже днём здесь было сумрачно, потому горел электрический свет. Посреди комнаты стояла девочка. Выше Катрин на голову, шире в кости, круглое лицо в веснушках. Остальное: платье, причёска, тонкий поясок и руна на груди - всё так же как и у неё самой, только незнакомка была на несколько лет старше.
- Новенькая? - спросила девочка.
- Да.
- Как зовут?
- Катрин Зобель.
- Зобель? Немка?
Катрин задумалась, как назваться: русской, как есть, или немкой, как теперь считается? Но девочка не слишком ждала ответа и продолжала:
- Зобель, по-польски будет Соболе, по-русски - Соболь... Селят тут по двое, при этом чаще славян со славянами. Полька с русской, чешка с украинкой и так далее. Значит, будешь Соболёк! - И рассмеялась резким неприятным смехом. - Мы тут все носим зверушкины фамилии. Я, например, Беата Пьес. Это с польского - пёс, собака. А Беата - благословенная. Благословенная псина, смешно, правда? - и вновь рассмеялась.
Почему-то Катрин стало тревожно от этого неестественного смеха. Позже она узнала, что Беата так хохочет всегда, но в тот момент стало неприятно.
- Хорошо, Соболёк, - продолжала между тем соседка по комнате, - можешь говорить по-русски, по-немецки, а хоть на польском или английском, если умеешь. Мы тут многие языки учим. Запомни другое, ты сегодня дежуришь по столовой. Скоро обед, после него ты останешься и перемоешь тарелки и баки для готовки. Там будет тётка Хильда, она покажет тебе, где и что.
- Ты - старшая? - робко спросила Катрин. - Назначаешь дежурных?
Она успела год проучиться в немецкой школе. Папа настоял, говорил, что дети должны учиться независимо от того, где живут и на каком языке говорят. Там тоже были дежурные: помыть доску, прибрать в классной комнате после уроков и прочее, но их всегда назначал учитель. Катрин считала, так будет и здесь, распоряжаться должны взрослые, а не соседка по комнате...
- Старшая, ага... - нехорошо усмехнулась Беата. - А для тебя так уж точно. Что скажу, то и делать будешь. Ещё вопросы есть?
- Я думала...
Маленький, но твёрдый, словно из железа, кулачок впечатался ей в левую скулу. Катрин отбросило на застеленную кровать, из рассечённой губы брызнула кровь. А из глаз - слёзы.
- Ты!.. Ты что?! - задохнулась она.